Как выбить финансирование

      Панталоне знает, кто это, едва слышит шум в коридоре — только Дотторе вламывается в его кабинет без предупреждений или хотя бы стука. Подавив вспышку глухого раздражения, Панталоне переворачивает лист со сметами, отодвигает от края стола все папки с документами и ждет.       Дотторе вваливается в кабинет через пару секунд — нетвердой походкой, вертя очередную пробирку меж пальцев, проскользнув по нему равнодушным взглядом. Панталоне улыбается как может сладко.       — Какими судьбами?       — Дай денег.       В этом Дотторе никогда не стеснялся.       Он бесцеремонно усаживается на стол, смотрит свою пробирку на свет — Панталоне невольно прослеживает его взгляд и тоже разглядывает бирюзовую жидкость, — и ждет ответа так, будто Панталоне ему тут должен. Например, за то, что он сам пришел, а не клона очередного прислал. Раздражает.       — С какой радости? — ласково интересуется Панталоне, откидываясь на стуле и оглядывая Дотторе сверху вниз. Рубашка, брюки, жилет, даже лабораторный халат — все это было бы почти элегантным, если бы пятен и выжженных дыр не было.       Дотторе прокручивает пробирку в пальцах и невпечатленно смотрит на него. Против воли Панталоне чувствует себя придавленным к стулу одним только невыспавшимся взглядом.       — Потому что деньги мне нужны? — предполагает Дотторе.       — Они всегда тебе нужны, Фатуи скоро работать будут только для вас с Чайльдом.       Охреневшему мальчишке он выскажет всё, что о нем думает, как только он вернется из Лиюэ. К счастью, за Дотторе далеко ходить не надо. К сожалению, он сам приходит.       — Какая жалость, — он пожимает плечами, — но Фатуи существуют на мои исследования?       У Панталоне лицо от улыбки сводит.       — Да неужели?       Он спрашивает вежливо. Он едва ли не цедит сквозь зубы.       Губы Дотторе трогает улыбочка.       — А нет? — взгляд спускается ниже, туда, где поблескивал Глаз Порчи. Панталоне вежливо напоминает:       — Это не только твоя заслуга.       Дотторе тихонько смеется.       — Моя, моя, — он то ли бормочет, то ли шепчет. От этого несет одержимостью. — Знаешь, что моя, и бесишься.       Красноватые глаза опасно блещут в полумраке, Дотторе прикладывает ладонь ко лбу, но спустя секунду выпрямляется как ни в чем не бывало и беспечно повторяет:       — Так дай денег.       Панталоне длинно выдыхает.       — Я спросил: за что. Ты так и не ответил. Ты уже получил месячное содержание. Самое большое, между прочим. Хочешь еще денег — убеди меня, что они тебе нужны.       Дотторе мягким жестом склоняет голову к плечу. Светло-голубые волосы скользят по белой ткани халата, и Панталоне почему-то цепляется за это взглядом, хотя стоило бы смотреть в краснющие глаза. Рубиновая радужка, красные прожилки по всему белку — интересно, на чем Дотторе сидит, что ему удается столько не спать. Или как-то клонами своими отсыпается?       Панталоне как-то пропускает момент, когда длинные ногти царапают шею сзади.       — Убедить? — с придыханием интересуется Дотторе. В этом слышится почти угроза.       — Руки убери, — чеканит Панталоне. — Убедить результатами твоих исследований. На что ты потратил деньги за месяц? Двойную сумму за предыдущий? Я хочу видеть результат.       Дотторе растягивает губы в улыбке, обнажая острые акульи зубы.       — Результат? — медленно переспрашивает он и гортанно смеется. — Ты хочешь… ты хочешь видеть? результат?       От его рваной речи в голове шумит, вообще от него всего в голове шумит, Панталоне бы предпочел, чтобы его просто не было, особенно в своем собственном кабинете.       — Деньги на улучшение слуха я тебе выделить могу, — с улыбкой обещает он.       Дотторе хрипло хохочет в голос.       — Ох, Панталоне… — бормочет он сквозь смех завораживающе низким голосом. — Ты такой шутник, ужас, ты…       Он обрывает сам себя и впивается в него голодным взглядом.       — Да, у меня есть результаты, — напрягающе спокойно говорит он и спрыгивает со стола.       — Что ты-       Панталоне порывается обернуться, но Дотторе ловко скользит ему за спину и тяжело опускает руки на плечи.       — Тихо-тихо-тихо, не дергайся, — шепчет он ему на ухо. Тело реагирует мурашками, хотя всё, чего сейчас хочет Панталоне — съездить наглому докторишке по роже. — У меня есть результаты. У меня есть охренительно интересные результаты. Я покажу, раз ты так хочешь увидеть.       «Тебе лучше поторопиться», — мрачно думает Панталоне, а через секунду чувствует прохладный укол на шее.       Он же не мог.       Нет.       Нет блять нет.       Панталоне вскакивает на ноги, едва не опрокидывая стол, и дикими глазами смотрит на Дотторе, который начинает надсадно хохотать. Он выглядит то ли как безумец, то ли как ребенок, чья шалость удалась, но глаза сверкают таким расчетливым интересом, что Панталоне отчетливо чувствует шевелящийся внутри легкий ужас.       И ярость. Бешеную ярость.       — Какого хуя ты творишь? — орет он, наверное, на весь дворец.       Дотторе присаживается на его кресло, закидывает ногу на ногу и скучающе подпирает подбородок ладонью.       — Показываю тебе результаты исследований? Ты же просил, — губы растягиваются тонкой ухмылкой, обнажая острые зубы.       — Что ты мне вколол?       — Шшш, — Дотторе прикладывает палец к губам. Они в мелких шрамах, зачем-то отмечает Панталоне, чувствуя, как в кабинете вдруг становится жарче. — Сейчас поймешь.       От вкрадчивого голоса по загривку ползут мурашки.       — Я не хочу ничего понимать, тупой ты обмудок, верни все как было, сейчас же!       — Нужно быть осторожнее со своими желаниями, — обманчиво равнодушно отмахивается Дотторе и впивается в него взглядом.       Он смотрит, не отворачиваясь, пока у Панталоне медленно перехватывает горло. Становится сперва просто тепло, потом — труднее дышать. Пока он пытается справиться с этими ощущениями, тепло медленно разбегается по телу, оседая внизу живота. Панталоне злобно выдыхает:       — Серьезно? Так банально?       Дотторе отмахивается.       — А что тебе не нравится?       — Это и есть… — он на секунду запинается, чтобы перевести дыхание. Возбуждение нарастает. — Твои блестящие результаты?       — О любопытных свойствах потом слушать будешь, — хмыкает Дотторе и снова скалится. У Панталоне от этой ухмылки желудок ухает куда-то вниз.       Черт бы побрал Дотторе с его идиотскими идеями.       — Деньги тебе теперь не светят.       — Еще как светят. Сияют, — хрипло обещает он и манит его рукой. — Сюда иди.       — Обойдешься.       Дотторе пожимает плечами.       — Дальше будет только хуже. Если не хочешь, чтобы прислуга видела тебя ползающим по дворцу в таком виде, сюда иди.       Панталоне его ненавидит. Он все его мерзкие острые зубы выдернет, как только придет в себя, и оставит еще шрамов вокруг прокусанных губ, всё лицо исполосует-       Он выдыхает от злобного бессилия, потому что от этих фантазий член каменеет только сильнее. Медленно, буквально переступая через себя, он делает шаг к Дотторе.       (в жизни себе не признается, что только этого сейчас и хочет)       Тот наблюдает за ним с легкой усмешкой. Как только Панталоне оказывается достаточно близко, он притягивает его к себе за рубашку, и, лениво хмыкнув, рывком усаживает к себе на колени.       «Это унизительно», — мелькает последняя яркая мысль, прежде чем Дотторе медленно проводит языком по его шее, выбивая все остальные мысли. Панталоне дергается всем телом — даже такой простой жест ощущается слишком сильно, заставляя трястись. Когда Дотторе прикусывает кожу на шее, изо рта вырывается позорный скулеж.       Дотторе негромко смеется ему в шею и принимается стаскивать рубашку.       Панталоне злобно выдыхает и отворачивается, пытаясь сохранить остатки достоинства. Это сложно, когда голова как в тумане, все плывет, а член ноет от возбуждения — приходится бороться с желанием поерзать у Дотторе на коленях, и ни на что другое сил не остается. Мелькают смутные картинки: о том, что можно было бы воспользоваться элементальной энергией, отбиться, самому выебать этого выблядка, но драться с Дотторе и в нормальном состоянии никогда не было хорошей идеей, а уж сейчас…       — Каждый раз одно и то же, — скучающе тянет Дотторе, сжав его пах. Панталоне вскрикивает. — Ломаешься так, будто тебе за это платят.       Рука на члене заставляет задыхаться и позорно дрожать, когда Дотторе прихватывает его за подбородок и разворачивает лицом к себе. Губы кривятся в ухмылке, растягивая шрамы до маленьких темных ранок, ровные ряды белых зубов поблескивают от слюны, а красные глаза смотрят тяжело и вместе с тем так равнодушно, будто всё это не более, чем забавный эксперимент. Панталоне понятия не имеет, почему всё это туманит голову сильнее, чем афродизиак в крови. Он зачем-то наклоняется, вырываясь из цепкой хватки, и, жмурясь, целует шершавые губы, обводя языком шрамики и острую кромку зубов.       Под сжатыми веками сверкают звезды.       Панталоне целует жадно, сгорая от наслаждения и унижения одновременно. Дотторе отвечает лениво, позволяя ему вести, а сам тем временем расстегивает ему штаны, вытаскивая сочащийся смазкой член. Панталоне стискивает пальцы на его плечах до боли, оторвавшись от чужих губ, судорожно ловит воздух ртом. Голова кружится, кабинет раскачивается и съезжает куда-то сторону, тело слишком чувствительное, и ему хватает всего нескольких неспешных движений, чтобы кончить.       Панталоне будто выключает на пару секунд, а когда включает снова, легче не становится. Его мелко трясет от оргазма, но удовольствие просто примешивается к вновь растущему возбуждению.       — Надо было колоть побольше, — задумчиво роняет Дотторе, подхватывая его под бедра и поднимаясь.       Легким движением он усаживает Панталоне на стол, распахивает на нем рубашку и окончательно стягивает штаны. Панталоне может только цепляться за его плечи и путаться пальцами в волосах, пытаясь вернуть себе ощущение реальности.       Дотторе толкает его, заставляя лечь на стол, и склоняется над его телом. Рука возвращается на член, заставляя прогнуться в спине. Дотторе дрочит ему издевательски-медленно, спускаясь засосами и укусами по груди. Второй рукой он шарит по телу, безошибочно находя самые чувствительные места — то ли просто знает, то ли запомнил, Панталоне не знает, но срывается на громкие стоны почти сразу. Тело дрожит от напряжения, он вцепляется в голубые волосы и в край стола, жмурится и смотрит в потолок, по которому медленно расплываются красные круги.       Удовольствие скручивает мышцы болезненными судорогами. Дотторе почти доводит его до края, заставляя давиться раскаленным воздухом, а потом вдруг останавливается и отстраняется.       — Что ты… — собственный голос позорно срывается. Панталоне промаргивается, силясь вернуть рассудок, и видит только возвышающуюся над ним высокую фигуру. Дотторе смотрит на него горящими красными глазами, в которых плещется легкая безуминка, и Панталоне кажется, что он может кончить от одного этого взгляда.       — Повернись, — коротко приказывает Дотторе.       Панталоне приподнимается на дрожащих локтях и пытается сесть. Тело плохо слушается, сперва хочется коснуться себя и дать себе сорваться еще раз, но под внимательным прищуром красных глаз его будто парализует. Панталоне неловко сползает на край стола.       Дотторе дергает уголком губ, глядя на него, а потом в глазах вдруг вспыхивает что-то такое — Панталоне едва успевает заметить, как чужая рука вцепляется ему в волосы, дергает на себя так, что он едва не падает, резко разворачивает и почти разбивает его лицо об стол.       Панталоне отчаянно, протяжно стонет.       — Долго, — шепчет Дотторе ему на ухо низким, вибрирующим голосом. Панталоне непроизвольно дергает бедрами, и Дотторе стискивает руку в волосах сильнее. — Стой. Спокойно.       Панталоне мелко кивает — это сложно, когда в волосы вцепились так крепко. Дотторе бросает обманчиво-равнодушное «расставь-ка ноги пошире», и Панталоне подчиняется. Меж ягодиц течет что-то скользкое — любые препараты из рук Дотторе это страшно, но страх только сильнее возбуждает. Панталоне выгибается в спине и скулит, пока чужие пальцы размазывают смазку.       Панталоне хочется выть от отчаяния, а потом — от наслаждения, когда пальцы проникают внутрь. Дотторе точно знает, как сильно Панталоне хочется сейчас быстрого, резкого темпа, и мучает медленными, неспешными движениями, не давая двигаться самому. Панталоне трясет, он гнется от каждого движения, елозит грудью по шуршащим на столе документам, пока Дотторе размеренно трахает его пальцами.       — Сука-а, — отчаянно стонет он, дрожа от нетерпения, когда Дотторе во второй раз обламывает ему оргазм. Сверху доносится низкий смех, от которого возбуждение скручивается внизу только сильнее. — Блять, пожа-       Он прерывается на долгий стон от особенно удачного движения.       — Пожалуйста, — сорвано умоляет он.       — Вот видишь, просить не особо приятно, — Дотторе рассуждает ровным голосом, начиная двигать пальцами быстрее. — А я почему-то все время должен это делать, когда прихожу в этот кабинет. Тебе не кажется, что это немного несправедливо?       Панталоне едва улавливает смысл слов, сознание ускользает от надвигающегося удовольствия. Горячая волна поднимается внутри неумолимо и сокрушительно, и через пару секунд Панталоне рассыпается в оргазме, почти срывая голос на крике.       Когда он снова приходит в себя, он лежит уже на спине. Дотторе разглядывает его с какой-то лихорадочной внимательностью, сверкая глазами, а пальцы невесомо оглаживают скулу, размазывая влагу.       — Люди могут быть такими жалкими и такими красивыми, — задумчиво говорит он с тихой страстью в голосе. Эта страсть Дотторе не для людей — для экспериментов. — Забавно, правда?       Он наклоняется ниже, заглядывая в глаза, и со смешком выдает:       — В следующий раз прихвачу клонов, будет веселее.       Дотторе снова трогает его член, и Панталоне вздрагивает от болезненного возбуждения.       — Хватит, — бормочет он, как в бреду.       Дотторе вскидывает брови в притворном удивлении, мрачно сверкая глазами.       — Хватит? Ну-ну, мы только начали, — воркует он. Панталоне с тихим стоном жмурится.              — Уебок! — с чувством выдыхает Панталоне, залпом опрокидывая стакан воды.       На плечах только небрежно накинутый пиджак. Холодно, но куда отвратительнее быть почти голым перед Дотторе, чем бы они там до этого не занимались. Голова раскалывается, тело болит, раздражения прибавляет бардак на столе: видимо, того недолгого времени, когда он валялся в отключке, Дотторе хватило, чтобы переворошить все и без того безбожно смятые документы.       И теперь он сидит на стуле в уголочке, закинув ногу на ногу, крутит в руках пробирочку и делает вид, что он здесь ни при чем. Что он вообще ни при чем.       — Ты совсем охуел?       Дотторе, ожидаемо, пожимает плечами.       — Зато у тебя теперь лучше резонанс с Глазом Порчи.       У Панталоне в руках трескается стакан.       — Что?       Дотторе терпеливо повторяет:       — Препарат, который я тебе ввел, дает лучший резонанс с Глазом Порчи.       Чтобы такое осмыслить, нужно несколько минут. Нет, о том, что Дотторе поехавший, знали все Предвестники, подчиненные и далее по списку, но чтобы настолько?..       — Через секс? — уточняет Панталоне. — Ты нахуя так сделал?       — Не знаю. Мне это показалось забавным. Ты кстати первый подопытный с нормальным Глазом Порчи. Посмотрим, что с тобой будет.       — То есть у тебя еще и испытуемых до этого не было?!       Им не так уж и нужен доктор. Им не так уж и нужен доктор с идиотскими исследованиями и неуемными тратами. Если донести эту мысль до Пьеро и Царицы неспеша, со взвешенными аргументами, может, что-то и получится.       — Были, но из младших чинов. Не ной, тебе понравился секс и понравятся новые силы, а мне понравятся деньги. Дай уже денег.       — Я сказал хуй тебе, а не деньги, — огрызается Панталоне и принимается за новый стакан.       — Ты сказал убедить тебя, и я убедил.       Панталоне морщится.       — Ты как дешевая шлюха.       — Дешевым шлюхам не платят семьсот миллионов моры.       Он так и замирает, полусогнувшись над ящиками стола, забыв о том, что он голый и что у него болит задница.       — Ты хочешь сколько моры? — медленно уточняет он.       — Давай-давай.       В голове только белый шум от нарастающей злости.       — Пошел вон, — цедит он, медленно выпрямляясь. — Пошел вон, или сейчас на тебе проверим, что стало с моим Глазом Порчи.       У него буквально дрожат руки от дикой ярости.       Дотторе ухмыляется во весь рот — выбить, выбить эти мерзкие зубы, — и поднимает руки ладонями наружу.       — Ладно, пришлешь мне потом.       — Пошел-       — Уже-уже.       Он машет на прощание и исчезает в коридоре.       Панталоне думает, что убьет его.       К вечеру он выписывает ему чек на семьсот миллионов.