Приятно наблюдать за дракой, которую устроил ты сам, при этом не участвуя в ней. Шаттэ пристроился на балконе чьего-то дома, с удовольствием глядя на результат своих действий — две городские банды собирались сразиться стенка на стенку. Всего-то надо было толкнуть участника одной из группировок, объявив себя участником враждующей, а затем тихо скрыться, позволив происходящему идти естественным путем. За такое Шаттэ могли бы изгнать из мира людей, но у него был агрумент — свою силу он не использовал. Зачем ему это было нужно? Его раздражали городские власти, заявлявшие, что побороли всю преступность и никаких банд не осталось. Пусть поработают. Ну и какое-никакое, а развлечение.
Бандиты обменивались взаимными оскорблениями, но никто из них пока не решился перейти к активным действиям. Помочь им что-ли?.. Но тут произошло нечто более интересное. Какой-то идиот в красном плаще залез на козырек над дверью одной из лавок и требовал всех разойтись, размахивая золотистой медалькой — знаком служителя закона. И как он собирается в одиночестве заставить их отказаться от драки? Шаттэ прищурился. Сейчас его просто снесут. Бандиты в единодушном порыве осыпали гвардейца потоками отборной брани. Парочка из них взобралась на козырек с целью показать, кто здесь главный, но, к удивлению Шаттэ, через пару мгновений они слетели обратно, получив несколько молниеносно нанесенных ударов. Крепких молодчиков это только распалило, и они стали активно осаждать возвышение, занятое гвардейцем, а он, словно герой эпоса, отбивался от них, что примечательно, безо всякого оружия.
«Неплохо» — подумал Шаттэ. Он внимательнее присмотрелся к гвардейцу. Совсем молод, что объясняет его безумный порыв. На нем синяя форма, которую носил специальный отряд армии, отвечающей за обеспечение порядка в городе. Только плащ полагалось носить такого же цвета, как и форма, зачем он нацепил красный? Дисциплину нарушает.
А гвардеец все сражался, но что-то пошло не так. Один из нападающих сумел столкнуть его вниз, и теперь оглашал все вокруг торжествующим криком, которому радостно вторили участники обеих банд, в то время как служитель закона получал пинки от оказавшихся поблизости. Шаттэ решил, что нашел развлечение поинтереснее, чем бандитская драка. Он вытянул руку, и позолоченная змея, кольцами свернувшаяся вокруг его запястья, пришла в движение и взлетела над толпой, значительно увеличиваясь в размерах.
— Пошли прочь! — крикнул Шаттэ бандитам, глядя на них почерневшими глазами.
В толпе раздались крики ужаса и вскоре обе банды, так и не выяснив, кто из них сильнее, покинули улицу, спасаясь от огромной, шипевшей на них змеи и жуткого демона. Шаттэ спрыгнул с балкона и приземлился рядом с гвардейцем. Тот, к его удивлению, довольно быстро поднялся на ноги, даже не нуждаясь в помощи. Тем не менее, на его красивом лице появилось несколько синяков.
— Демон! — воскликнул он и стал махать перед носом Шаттэ бумажным амулетом с заклинанием от темных сил, который моментально достал откуда-то из внутреннего кармана.
— Какое безобразие! Я тебе жизнь спас! — возмутился Шаттэ.
— Мне не нужна помощь от демона! — возглас гвардейца прозвучал несколько неуверенно, поскольку тот не мог понять, почему амулет не действует.
— Ну что ты как бабка старая бумажками размахиваешь? Ты действительно веришь в эту ерунду? — Шаттэ вернул змею обратно на руку и щелкнул пальцами. Амулет разлетелся на мелкие клочки. Гвардеец опешил, но быстро пришел в себя и схватился за рукоять меча.
— Я сейчас сделаю то же самое и с твоим мечом, — Шаттэ состроил недовольное лицо.
Парень отпустил оружие, видимо стоившее ему много денег.
— Что тебе нужно, нечистый? — угрожающе спросил он.
— Да это еще вопрос, кто тут нечистый. Интересно мне стало, зачем ты против стольких бандитов в драку полез.
— Против этих слабаков? Я бы их разогнал.
— Видел я, как ты их разгоняешь. Они бы тебя затоптали.
— Подожди ты немного — увидел бы мой специальный прием. Я им сотню врагов уложить могу!
— Хвастаться ты умеешь. А со стороны все было совсем не так.
— Мне плевать на твое мнение, демон! Сейчас изгоню тебя отсюда! Уверен, эти беспорядки ты устроил.
Догадливый какой. И глаза проницательные, горят, словно два черных уголька. Парень явно умнее, чем кажется. Только ведет себя странно. Шаттэ мог бы уже уйти, а не участвовать в дурацкой перепалке с невоспитанным собеседником, но в том словно скрывалась какая-то интрига. А что еще нужно несколько заскучавшему демону?
— Демоны среди людей очень ограничены в действиях. Ничего я не делал. Звать-то тебя как?
— Лам Роу-Мон, — гордо представился гвардеец. — И моё имя ты еще не раз услышишь.
Шаттэ рассмеялся:
— Ну и дурацкое же у тебя имя!
— Твое, я уверен, еще хуже, — явно обиделся Роу-Мон. — И вообще, что ты пристал? Душу я продавать не намерен, так что убирайся отсюда!
— Воспитание явно не является твоим сильным качеством. То, что я демон, не дает тебе права мне хамить. Я здесь не для того, чтобы заключать сделки.
— А для чего же? — недоверчиво спросил Роу-Мон.
— Пытаюсь получше узнать людей.
Здесь Шаттэ почти не солгал. Мир демонов, в котором он знал практически каждый уголок, ему порядочно наскучил. Остальные заключали сделки с людьми, выполняя их желания в обмен на души. Последние даже не знали, чего лишали себя ради сиюминутной прихоти. Шаттэ сначала тоже пытался создавать подобные контракты, но ему это быстро надоело. Желания, в основном, были либо совсем неинтересные, либо настолько отвратительные, что даже демону не хотелось об них мараться. И самое главное — Шаттэ понятия не имел, что дальше делать с полученными душами. Поглощать их у него не было ни малейшего желания, держать их в своих владениях было неприятно — унылые лица грешников портили настроение. В итоге, выждав определенное время, он просто отпустил все эти души — пусть дальше перерождаются.
Некоторые демоны предпочитали жить среди людей. Каждый из них преследовал свои цели. Но здесь нужно было соблюдать осторожность — силы, защищавшие людей от происков обитателей подземного мира, не давали им особенно активно развернуться — большую часть способностей использовать запрещалось. Нарушителей выгоняли обратно в места их обитания, лишая возможности выбраться наверх на довольно продолжительный срок. Шаттэ находил это обидным — у мелкой нечисти было гораздо больше свободы в действиях, чем у высших созданий тьмы, которых усиленно пасли все кому не лень. Лазейкой были сделки — для выполнения желания можно было развернуться на полную катушку. Но в особенно специфичных случаях светлые силы вмешивались и восстанавливали баланс.
Сам Шаттэ пришел в мир людей с целью понять его странных обитателей. Его способности позволяли видеть их насквозь, и данный вид силы можно было использовать безнаказанно, но он решил усложнить себе задачу и старался пользоваться только собственным пониманием. Ему довелось пожить в разных местах, большинство из которых населяли полудикие племена, с представителями которых и поговорить-то было не о чем. И вот, наконец, он остановился здесь.
Атла-ди, «Земля Атлы» — такое название носило это государство. Согласно местной легенде Атлой звали сына бога моря и земной женщины, который и облюбовал острова посреди океана для своих владений. Идея круглой столицы, получившей имя Сиэ-Лан-То, «Город небесной синевы», как считалось, тоже принадлежала ему, но была реализована уже его потомками, когда Атла, устав от земной жизни и собственных многочисленных родственников, присоединился к небожителям. Среди обитателей неба, насколько знал Шаттэ, никого с таким именем не было. Атле, видимо, настолько хорошо удалось скрыться, что точно ответить на вопрос, существовал ли он вообще, могли лишь очень древние демоны, которых не стоило беспокоить такими глупостями.
В любом случае, потомки постарались — на всем земном шаре нельзя было найти более развитого государства. На одном из соседних островов обнаружились месторождения удивительных кристаллов, которые излучали свет, а еще могли проводить энергию, что позволило использовать их в совершенно разных отраслях. В первую очередь их можно было увидеть в осветительных устройствах на улицах столицы. Сиэ-Лан-То отличался особой красотой. Власти веками не жалели средств для его украшения, поддерживая развитие всевозможных искусств. Причудливые здания из обработанного по специальной технологии камня имели множество полупрозрачных элементов, и, казалось, были созданы из тончайшего хрусталя. Их хрупкость являлась обманчивой — они были невероятно прочны.
Страна наладила торговые отношения с более-менее развитыми соседями, и те, кому удалось её посетить, возвращались домой, пребывая в полнейшем восторге. Одной из заслуг, приписываемых, как обычно, Атле, стала выборная форма власти — никакой тирании и деспотичных правителей-единоличников. Сенат, управлявший страной, располагался в центральном дворце, на башне которого, в знак уважения к жителям, размещалась смотровая площадка, куда мог прийти любой желающий. Власти хвастались тем, что практически победили преступность, и жизнь в Сиэ-Лан-То абсолютно безопасна. Конечно же, на деле все было не так идиллически. Сегодняшний пример со столкновением пары дюжин молодчиков прекрасно это доказывал.
В Сиэ-Лан-То Шаттэ прожил чуть менее полувека, изучая его жителей. И сейчас его чутье подсказывало, что перед ним очутился по-настоящему интересный экземпляр. Шаттэ испытывал какое-то странное волнение и очень не хотел, чтобы Роу-Мон уходил. Ему даже пришлось подавить желание использовать свои способности и прочитать душу этого парня в целях понимания того, что же такого загадочного в ней скрывалось. Надо самому.
— Ты хочешь получше узнать людей, чтобы потом принести больше вреда? — Роу-Мон был все так же недоверчив, но, казалось, ответ Шаттэ его заинтересовал.
— Почему обязательно причинять вред? По-твоему, все демоны только об этом и думают?
— Ну да… — на лице Роу-Мона отразилось явное замешательство.
— Ошибаешься. Мы разные, — Шаттэ скорее солгал, так как его поведение и интересы были большой редкостью, но ему очень хотелось расположить к себе нового знакомого.
— И чего же тогда тебе нужно?
— Ответишь мне на парочку вопросов? — Шаттэ очаровательно улыбнулся.
— Ну давай. Но если ты попытаешься меня обмануть, то очень пожалеешь об этом.
— Не нервничай так. Первое, что я хотел бы узнать — почему ты…
— …обязательно должны помочь ему! — резкий голос Александра Сергеевича вывел Николая из грез о двух уже знакомых ему персонажах, одним из которых был он сам. Гоголь заморгал и стал озираться. Кажется, он проспал все, что говорилось на собрании. Очень некрасиво с его стороны.
— Николай Васильевич, вы снова с нами? — улыбнулся ему Пушкин. Среди присутствующих раздались тихие смешки. — Опять все ночь не спали? Так вот, сейчас специально для Николая Васильевича, а так же для тех, кто еще не осознал сказанного, я повторю. В Петербург приехал человек, которому грозит большая опасность. Он перевозит некий ценнейший артефакт — я сам не знаю, какой конкретно, но за ним охотятся многие, включая общество Бенкендорфа. Этот человек — алхимик, и возможно, в предмете, который он держит при себе, скрыт секрет философского камня. Мой друг из-за границы передал послание с просьбой помочь господину алхимику добраться туда, куда ему нужно. Артефакт не должен попасть не в те руки. Сами понимаете, наша миссия очень опасна. Если кто-то не захочет участвовать — его право, но все сказанное здесь должно сохраниться в тайне.
Николай попытался осознать услышанное. Какой еще алхимик? Они разве сейчас существуют? Алхимию уже давно успешно вытесняла химия, тогда как адепты древней науки все больше приравнивались к шарлатанам. Еще и общество Бенкендорфа за ним охотится. Гоголь почувствовал упреки совести. Гуро с ним был довольно обходителен, так ли ему хотелось нарушать его планы? Но и Александру Сергеевичу как теперь откажешь, если обещал помочь? Николай решил разбираться в ситуации по мере её развития. Для начала нужно понять, куда хочет попасть алхимик. Об этом он и спросил у Пушкина.
— Я пока сам мало знаю. Завтра мы должны встретиться с господином Клодом Файолем — так его зовут, и он нам сам все объяснит.
Когда все начали расходиться, к Николаю подошел один из участников братства — Андрей Сабуров, личность весьма примечательная. Этот молодой человек, на два года старше Гоголя, был известен своими постоянными конфликтами с властями, привлекая их то своими критическими статьями, то высказываниями, то буйствами во время ночных гулянок, в которых он периодически участвовал. Ему все сходило с рук — помогали богатые родственники, которые тешились надеждой, на то, что он образумится и займется службой. Андрей же вынашивал планы переустройства государства, испытывая крайнюю антипатию к тайной полиции и лично к Бенкендорфу. По крайней мере, с его слов. Николая не покидало ощущение, что за внешней эмоциональностью и несдержанностью скрывается расчетливый рассудок. Такое впечатление усиливала и внешность Сабурова — очень светлые, практически белые волосы, холодные голубые глаза, которые всегда внимательно оценивали обстановку, стройное, хорошо натренированное в постоянных фехтовальных упражнениях тело. Все знали, что Андрей прекрасно владеет шпагой и метко стреляет, поэтому конфликтовать с ним никто не хотел.
Когда Николай вступил в братство, Сабуров проявил к нему повышенное внимание, видимо, решив взять шефство над новеньким, и частенько заводил с ним разговоры. Гоголь не возражал против его общества — тот, несмотря на некоторую агрессивность, оказался вполне интересным собеседником. Николай сделал для себя вывод, что поступки Андрея — защита от неприятной для него окружающей среды, а также от антипатии к собственной семье, и мысленно жалел его.
— Как вам все это нравится, Николай Васильевич? — Андрей почему-то очень любил интересоваться его мнением обо всем происходящем внутри братства, и сейчас не отступил от своей привычки.
— Не знаю пока. Поживем — увидим, — не говорить же ему о своих угрызениях на тему того, что ему не очень-то хочется мешать Гуро. — Но очень интересно посмотреть завтра на настоящего алхимика.
— А я думаю, что он шарлатан. И, прикрываясь охотой на него полиции и всех остальных, хочет, чтобы мы его в кабак задаром сводили и жилье предоставили. А он взамен будет обещать дерьмо в золото превратить, и философский камень показать, — Сабуров расхохотался. — Вот завтра и проверим. Отведу его в конюшню и, пока она не будет полна золота, не выпущу его оттуда.
— Господин Файоль все-таки алхимик, а не маг. Насколько я знаю, для превращения берутся металлы, так что он при всем желании не сможет произвести такую манипуляцию с тем… о чем вы говорите.
Сабуров хлопнул Николая по спине:
— Да я пошутил. Мне Александр Сергеевич голову бы за такое оторвал. Но я все равно уверен, что Файоль — шарлатан.
Поговорив еще немного они разошлись, каждый по своим делам.
***
Придя домой, Николай встретил недовольного Якима.
— Барин, сегодня хозяин квартиры приходил, сказал, если не будет оплаты до конца недели — выселит нас, — мрачно пробурчал слуга.
Николай горько вздохнул. Гонорар за «Вечера» был не таким уж большим, и растаял еще быстрее, чем появился. Часть заработанного Николай отправил матери, часть ушла на оплату счетов, а то, что осталось, было потрачено на предмет невероятного возмущения Якима — бронзовый чернильный прибор. Прибор включал в себя всего три предмета — чернильницу, подставку для перьев и пресс-бювар, но стоил недешево, в частности, из-за своего оформления. Тонкий металл покрывали резные орнаменты, выполненные в готической стилистике, от которых было трудно отвести взгляд. На крышке чернильницы сидел раскинувший крылья ворон с черными камушками-глазами. Он-то и толкнул Николая на необдуманную покупку. Теперь прибор красовался на столе его квартиры и был предметом ненависти Якима, который не жалел эпитетов для высказывания своего недовольства.
Постоянный заработок являлся причиной страданий Николая. Из Третьего отделения он уволился как только вернулся в Петербург с Диканьки. Полученный расчет оказался значительно больше ожидаемого — ему выплатили жалование следователя, а не писаря, добавив еще и хорошую премию. Видимо, Гуро хотя бы здесь поступил порядочно. Только прощать его Николай все равно не собирался.
После того, как полученные деньги были потрачены, перед Гоголем встал вопрос, где их достать еще. Снова идти на службу не хотелось — ему нужно было много времени для писательства. На помощь пришло хорошее знание итальянского и французского языков — Николай занялся переводами. Правда, заказы были небольшие — в основном, статьи, да что-то из поэзии. Большие произведения доставались тем, кто уже имел репутацию в этом деле. Помимо переводов, Николай несколько раз в неделю заходил к одному чиновнику и разбирал его переписку. Ну и писал небольшие рассказы в журналы. Приходилось постоянно крутиться, чтобы получать новые заказы, перехватывая их у других желающих. Но в целом, доход был хоть и скромный, но стабильный. Вот только грамотно распределять его Николай совершенно не умел, что приводило к проблемам. Как сейчас.
— Мне в ближайшее время должны заплатить за пару переводов и статью в журнал. Отдадим часть суммы, а об остальном договоримся, — успокаивающе сказал он Якиму.
— У всех баре как баре, а у меня… — завел слуга любимую песню.
— Яким, я, как ты помнишь, дал тебе вольную. Ты можешь найти другого барина, который будет тебя устраивать.
— Ага, а вы тут грязью зарастете. Вон, опять каких-то бумаг нашвыряли, — ворча, Яким отправился прибираться. — Вы же себе ни воды принести не можете, ни поесть приготовить. Только знай книжонки строчите.
— Да, и сейчас я намерен снова этим заняться. Оставь меня пожалуйста, — попросил Николай.
Собравший мусор Яким вышел за дверь, все так же высказывая недовольство барином.
Усевшись за стол, Гоголь открыл ящик и с любовью достал увесистую рукопись. Он начал писать этот роман чуть больше года назад, еще не закончив полностью работу над «Вечерами». С ним Николай связывал большие надежды, как личные честолюбивые, так и финансовые. Он пролистнул страницы и довольно улыбнулся. Результат неплох, надо только подредактировать пару глав, и можно сдавать цензорам на проверку. Последних Николай опасался, но думал, что в романе нет ничего, способного вызвать их гнев. Погладив ворона по спинке, он поднял крышку чернильницы, достал чистый лист бумаги и вскоре заскрипел пером.
***
Андрей быстро продвигался по улице мимо выстроившихся в ряд извозчиков. Углядев карету с нарисованным сбоку знаком, он забрался в неё. Там его уже поджидал Гуро.
— Приветствую, Андрей Владимирович, — улыбнулся ему следователь, обнажив ряд идеально ровных зубов. — Чем порадуете?
— Наш план удался. Французским властям не удалось задержать Файоля, и теперь он приехал в Петербург. Вы не поверите — он вышел на связь с тайным братством. Я сколько ни думал об этом, до сих пор не могу понять, как такое возможно. Здесь столько организаций, в том числе самых опытных экзорцистов. Почему он выбрал их?
— Для нас это большая удача. Все могло быть гораздо хуже, учитывая, что мы практически потеряли его след.
Операцию по поимке алхимика общество Бенкендорфа разрабатывало несколько месяцев — с тех пор, как свои люди во Франции сообщили, что Файоль получил один ценнейший предмет. Планы самого Клода были туманны, но он явно считал, что никто из власть имущих не достоин стать обладателем силы, дорогу к которой мог открыть таинственный артефакт, и сотрудничать не собирался. Теперь его путь лежал через Петербург.
— Как там Николай Васильевич поживает? — поинтересовался Гуро.
— Спал сегодня на собрании. Смущает он меня, Яков Петрович, — задумчиво проговорил Сабуров. — Мне кажется, Гоголь может помешать нашему делу. Возможно, стоит его арестовать на пару дней? Поймаем Файоля и выпустим Николая.
— Нам не за что его арестовывать. Как раз если мы это сделаем, вызовем ненужные вопросы и в братстве забеспокоятся. Они не настолько глупы, что бы вы там про них не думали. Разве Гоголь стал настолько силен?
— Нет, просто смутные сомнения.
— Поздно уже сомневаться, Андрей Владимирович. Давайте лучше хорошенько подготовимся к завтрашнему дню, — Гуро сжал рукоять трости, в глазах блеснул хищный огонек. — Но за Гоголем особенно следите.
Андрей кивнул. Дурное предчувствие не покидало его.
