Связь

Квартира Якова Николая, пожалуй, не удивила. Он бы, наверно, именно так её и представил — утонченно, со вкусом и очень дорого. Там явно было много комнат, но Николаю мало что удалось рассмотреть — Гуро завел его в одну из них. К ней примыкало немаленькое помещение с ванной. Хозяин квартиры отдал распоряжение слугам нагреть воду и предложил гостю чай и легкие закуски. От закусок Гоголь отказался — монстр из подземелья до сих пор стоял перед глазами, напрочь отбивая аппетит. Слуга помог Николаю смыть с себя краску, и он с удовольствием отметил, что крайне неприятное ощущение стянутости кожи наконец-то прошло. На этом можно было и остановиться, но Яков настоял на принятии ванны, и Николай не смог отказаться — уж очень хотелось залезть в горячую воду и позволить ей забрать все ужасы этого дня. Оставшись один, он с блаженством откинулся на бортик. В воду, видимо, добавили какое-то ароматическое масло — она очень приятно пахла травами, успокаивая и помогая расслабиться. Николай погрузился в легкую дремоту. Разбудил его Яков, положивший руку ему на плечо: — Николай Васильевич, вода скоро остынет. Так и замерзнуть можно. Николай почувствовал невероятную благодарность к Гуро. Как он мог думать о нём плохо? Яков так добр к нему, несмотря на то, что он доставил проблем. Гоголь коснулся пальцев Гуро и улыбнулся ему. Тот среагировал несколько странно — вздрогнул и застыл, пристально глядя на него слегка расширившимися глазами. Николай забеспокоился: — Что-то не так, Яков Петрович? Гуро опустился на колени и оказался на одном уровне с Николаем. — Я сегодня очень испугался за вас, Николай Васильевич. И еще больше убедился в том, насколько вы мне не безразличны, — Яков посмотрел на него долгим выразительным взглядом. Его лицо выглядело несколько растерянным — он будто сомневался в правильности своих действий. Николай хотел ответить, но Гуро внезапно подался вперед и оказался к нему совсем близко. «Видение, похоже, начало сбываться», — подумал Николай. Он застыл, не зная, что предпринять. Сердце стучало часто-часто, возможно, настолько громко, что и Гуро мог услышать. Гоголь был скорее смущен, чем напуган. Инстинктивно он выставил ладони вперед и упер их Якову в грудь. Тот обхватил пальцами его запястья, еще больше прижимая его руки к себе. Николаю не хотелось быть грубым и отталкивать Гуро после того, что тот для него сделал. — Яков Петрович, что вы хотите? — вопрос прозвучал глупо, но ничего более оригинального Гоголь придумать не сумел. — Вас… — хрипловато ответил Яков, пожирая его взглядом. Сомнения явно уступили место уверенности, и он, очевидно, больше не собирался раздумывать. Останавливала его только неясная реакция Николая. — Но я же мужчина, как я могу вызывать у вас подобный интерес? Гуро отпустил одну руку Николая и провел ладонью по его волосам, скользнул на шею, задержавшись немного, затем мягким касанием достиг плеча. В движениях чувствовалась скрытая сила, но сейчас он был нежен. У Николая перехватило дыхание. Пожалуй, адресованный Якову вопрос он мог задать и себе. К Гуро его тянуло с первого дня их знакомства. Еще бы, настолько неординарная, интересная, яркая личность. Такой аристократически-красивый. И он имел на Николая прямо-таки гипнотическое воздействие — именно к его мнению хотелось прислушиваться. Хотелось понравиться, произвести хорошее впечатление, увидеть одобрение в его глазах. Тем больнее было после того, как правда открылась. Но сейчас, похоже, Яков начал восстанавливать свое влияние. Возможно ли было ему сопротивляться? — Вы так прекрасны, — с нескрываемым вожделением проговорил Гуро. Он был словно натянутая пружина — Николай ощущал напряжение его мышц сквозь одежду. Не встречая активного протеста, Яков обнял его и поцеловал, настойчиво, властно и несколько грубо, нагло вторгшись своим языком ему в рот. Гоголь не стал сопротивляться. Гуро покусывал его губы, заставляя их припухнуть, и все больше сжимал объятия, сдавливая крепкими пальцами чувствительную кожу. Голова слегка кружилась от невозможности сделать нормальный вдох. Все в этот момент казалось нереальным. Согнутыми руками Николай продолжал упираться Якову в грудь, но это не могло стать преградой для проснувшейся страсти. Поцелуи Гуро плавно перешли на шею Николая. Шумно дыша, Гоголь запрокинул голову, ощущая нарастающее возбуждение. Может, остановить Якова, пока не стало слишком поздно? Гуро слегка отстранился, после чего поднялся на ноги, аккуратно взял Николая под локти и помог ему встать. — Здесь нам будет не особенно комфортно. После горячей воды воздух показался прохладным, но замерзнуть Гоголь не успел — Яков тут же закутал его в большое полотенце и начал растирать. — Яков Петрович, да… я сам могу… — попытался запротестовать Николай. — Позвольте за вами поухаживать, Николай Васильевич, — улыбнулся ему Гуро. Он взял его на руки, отнес в комнату и уложил на кровать. Николай тут же юркнул под покрывало, внимательно наблюдая за Яковом. От волнения он начал дрожать. Гуро сел на краешек кровати и обнял его, привлекая к себе. Николай сжался и обхватил колени руками. — Мой хороший, если вы не хотите, скажите об этом. Я ни к чему не буду вас принуждать. Не бойтесь меня, — попросил Яков. Хотел ли Николай прекратить происходящее? Яков желал его. Он кожей чувствовал исходящую от него страсть. Вся мощь и сила этого человека собрались в едином порыве, превратив его в звенящую струну. Куда только делось прежнее самодовольство — Гуро буквально был у ног Николая. Но стоило ли вступать с ним в такие отношения? За подобными действиями могли стоять не чувства, а банальная похоть. И потом могло стать больно, очень больно. Гораздо хуже, чем тогда, в Диканьке. Но запретный плод так и манил своей сладостью. Яков посмотрел ему в глаза: — Ну что, радость моя, какое ваше решение? — он мягко сжал ладонь Николая в своей. Гоголь вздрогнул, но руку убирать не стал. Он промолчал, но для себя уже все решил. Гуро прочитал это в его взгляде и явно обрадовался: — Я хочу, чтобы вам было максимально хорошо. Первое, что я сделаю — постараюсь вас расслабить, — Яков встал с постели и направился к застекленному шкафу со всякими диковинными вещами. Оттуда он вытащил тонкую ароматическую палочку и подставку для неё. Соединив их, Гуро разместил полученную конструкцию на столе. После поджигания палочки, комната наполнилась терпким сладковатым ароматом. -Что это, Яков Петрович? — спросил Николай. — Миндаль. Его запах разжигает чувства, а это именно то, что нам с вами и нужно. Николай смущенно опустил глаза, но вскоре поднял их снова — Яков что-то еще выискивал в своем шкафу. В этот раз он извлек флакон и какой-то предмет продолговатой формы. Последний особенно заинтриговал Николая: — А это что такое? — Вы такой невинный, Николай Васильевич. О назначении этого предмета вы узнаете совсем скоро. Яков снова устроился рядом. Его пальцы мягко легли Гоголю на плечи и начали совершать круговые движения, надавливая на определенные точки. Он слегка развернул Николая, оказавшись у него за спиной. Теплое дыхание ветерком пробегало по коже, вызывая дрожь. Легкий поцелуй в затылок — и Яков скользнул ниже, касаясь губами каждого позвонка. Он погладил сложенные на коленях руки Николая и аккуратно развел их в стороны, убрав первую преграду. Гоголь понял, что с остальными Якову будет еще проще. Сладкий аромат миндаля путал мысли, пьянил чувства и заставлял раскрываться все больше. Яков был уже перед Николаем и, поддавшись обоюдному порыву, они слились в долгом поцелуе, завершившимся тем, что Гуро легким движением заставил Николая лечь на спину. Стыдливость, воспитание, устои — все в Гоголе боролось с таким простым, но таким сильным желанием ощутить любовь этого человека. Он знал — сейчас все помыслы Якова сосредоточены исключительно на нем, и ему это нравилось. Николай робко коснулся пуговиц на его рубашке, и Гуро понял это как призыв к более активным действиям — моментально сбросив с себя одежду, он проворно нырнул под покрывало. Дальнейшее размылось в памяти Николая среди множества эмоций, до того сильных, что от них было даже больно, и ощущений, прежде не знакомых его неопытному телу. Кажется, он исцарапал Якову спину своими короткими ногтями, которые, закусив губу, все глубже и глубже вонзал ему в кожу. Кажется, на Якове остались следы его укусов, после того, как он, не в силах совладать с чувствами, несколько раз вцепился зубами в первое, что оказалось поблизости. Яков же только гладил его по голове, шептал на ухо что-то нежное и с каждым движением все больше подстраивался под своего партнера, изучить которого ему не составило никакого труда. После всего, засыпая у Якова на груди, Николай чувствовал себя абсолютно счастливым. А проснувшись, и нашарив рукой остывшую подушку, понял, что он один. Боль, словно горькое похмелье, сжала сердце. Гоголь медленно сел. В комнате было тихо, прохладно и пусто. Сколько таких же, как он, побывало здесь? И где они сейчас? Яков был опытным, невероятно опытным. Ревность, такая наивная и глупая, захлестнула Николая. Сколько может продлиться интерес Якова, прежде, чем он захочет отправится на поиски новых развлечений? Как Николай мог так опрометчиво поступить? И что ему теперь было делать с любовью, распустившейся в его душе за эти несколько часов? Любовью к человеку, который едва ли придавал серьезное значение этому чувству. Нужно бежать, пока ему окончательно не разбили сердце. Но как это сделать, когда так не хочется? Николай спрятал лицо в ладонях и застыл, не зная, что делать дальше.

***

Яков не являлся большим любителем залеживаться в постели — у него всегда находилось много дел. Сегодня, правда, у него появилась причина в ней задержаться — уж очень жалко было тревожить Николая, мирно спавшего у него на груди, но привычка все-таки взяла верх. Яков аккуратно переложил Гоголя на подушку и потрепал по щеке. Тот что-то пробормотал и улыбнулся. Невольно им залюбовавшись, Гуро даже на некоторое время забыл о своих делах. Какой он все-таки хорошенький. Яков очень захотел поцеловать его, но решил не нарушать столь безмятежный сон, который, скорее всего, был редким явлением для Николая. Пусть отдыхает. Яков периодически заглядывал, чтобы проверить, проснулся ли Гоголь и, наконец, застал его сидящим на постели. Весь вид молодого человека говорил — что-то пошло не так. Гуро будто холодной водой окатило. Он знал, что своими действиями сильно поторопил события, но в тот момент остановить его могло только сопротивление Николая, которого не последовало. И вот он — итог. И винить Якову не кого, кроме себя — взрослый мужик воспользовался состоянием наивного неопытного паренька. Кто старше и умнее, тот и должен был думать. Только вот когда дело касалось Николая, Яков почему то терял свойственное себе хладнокровие и начинал совершать странные в собственном же понимании поступки. — Мой хороший, вы чем-то расстроены? — спросил он Гоголя, сев рядом. Тот не ответил, все так же пряча лицо в ладонях. Яков провел рукой по его волосам, от чего он дернулся, будто от удара. — Не надо! — воскликнул Николай, подняв голову и глядя на него широко раскрытыми глазами. Помедлив немного, он добавил: — Пожалуйста… — Я вас чем-то обидел, Николай Васильевич? — Яков постарался, чтобы его голос звучал как можно более ласково. — Нет-нет, Яков Петрович, что вы… Просто… Не надо… Яков не знал, что сказать. Так они и просидели молча какое-то время. — Мне нужно домой, — наконец нарушил тишину Николай. — А позавтракать? Вы ведь уже давно ничего не ели. — Спасибо, Яков Петрович, только не хочется пока… — Вам нехорошо? — забеспокоился Яков и потрогал лоб Николая, заставив того очередной раз вздрогнуть. — Все в порядке… Просто… пора домой. Яков понял, что убеждать его в обратном бессмысленно. Он позвал слугу, чтобы тот помог Николаю привести себя в порядок, а сам отправился подыскивать для него одежду. Вещи Гуро были Гоголю немного велики, но, в целом, смотрелись нормально. — Я все обязательно верну. Большое вам спасибо, Яков Петрович, — рассыпался в благодарностях Николай. Но Гуро нужны были вовсе не благодарности. Он понял, что совершенно не желает отпускать Гоголя. Ему захотелось прижать Николая к стене и целовать, целовать, жадно вдыхая его запах, касаясь его белой кожи, пока тот не сдастся и не обмякнет податливо у него в руках. Яков придвинулся к нему вплотную, не давая возможности ускользнуть. — Знаете, я не дам вам уйти, пока не объясните мне причину своего столь поспешного бегства. Николай замер. Его зрачки расширились, выдавая сильное волнение. — Яков Петрович… Вы ведь… даже не любите меня. Зачем тогда? Это так жестоко, — сказав это, он в упор посмотрел на Якова. Этот взгляд… Его-то Гуро и боялся. Равно как и разговоров о любви. На самом деле, несмотря на свою циничность, и мнение многих о нём как о жестком бессердечном человеке, думающем только о своих интересах, он очень многое отдавал. Государству, работе и тем людям, за которых взял ответственность. Взамен Яков хотел обладать только самым лучшим — вещами, возможностями, уровнем жизни. Лучшими женщинами и мужчинами. И с ними он всегда был честен. Те, кто пользовался его расположением, получали все, что могли дать его власть и влияние. Та же самая княгиня Белозерская, с её всем известными салонами, была его творением. Еще несколько человек заняли хорошие места в правительственном аппарате. Любой из них был достоин полученного. И только одной вещи Яков никогда не обещал — любви. Не то, чтобы он в неё не верил, просто считал, что для человека его деятельности это чувство представляет опасность и делает уязвимым. Он мог вспомнить лишь одну женщину, которую по-настоящему любил. Или думал, что любит. И ей это не принесло ничего хорошего, равно как и ему. Скорее всего, она и сейчас вспоминает о нём с неприязнью. Поэтому, когда заводились разговоры о чувствах, Гуро сразу объяснял свои принципы, и, обычно, всех все устраивало. По крайней мере внешне. А в тайниках чужих душ, если того не требовало расследование, Яков предпочитал не копаться. Но Гуро понимал, что сказать Николаю то же, что и остальным, не сможет. Этот молодой человек не собирался довольствоваться какими-то жалкими благами — он хотел получить самое ценное — его душу, чтобы безраздельно воцариться в ней. Меньшее Николая не устраивало. Этим он и был опасен — ради него Якову пришлось бы дать свободу тому, что уже удалось перебороть. Или отказаться от возможности быть с ним, чего делать совсем не хотелось. — Николай Васильевич, тут все очень сложно, — проговорил Гуро. Гоголь покачал головой: — Здесь все очень просто. Простите, я должен идти. Может, и правда отпустить его? Он еще не единожды разочаруется в чувстве, в которое так верит, но, по крайней мере, не Яков будет в этом виноват. И не его Николай назовет лжецом. Нет, так дело не пойдет. Нужно дать время и себе и ему. — Я провожу вас до дома, — сказал Гуро. Николай пожал плечами. Уже хороший знак.

***

Яким был просто счастлив возвращению целого и невредимого барина домой. Он тут же усадил его за стол и сказал, что не выпустит, пока тот не поест. Николай почувствовал волчий голод и быстро расправился с выставленными перед ним нехитрыми блюдами. Яким требовал рассказать ему, где барин пропадал, но часть событий совсем не хотелось вспоминать, а про все остальное слуге и вовсе не стоило знать. Николай думал о Гуро. Вот что теперь делать со всем этим? Что может быть хуже чувств к человеку, который никого не любит, да еще и гордится этим? Но для себя Гоголь решил одно — действовать против Гуро он больше не станет. Даже если это испортит его отношения с Пушкиным. Сейчас нужно будет отправиться к нему и рассказать о произошедшем.

***

— Файоль — мерзавец! Простите, Николай Васильевич. В произошедшем виноват только я, — сокрушался Пушкин. Николай не знал, что ему сказать. Ему было жалко руководителя братства, сейчас буквально раздавленного услышанной информацией. А ведь нужно было сообщить еще одно неприятное для того известие. Николай даже сначала думал повременить с этим, но потом решил, что не стоит откладывать. — Александр Сергеевич. И еще… Мне, наверно, придется покинуть тайное братство. Пушкин с болью посмотрел на него: — После случившегося? Да, я вас понимаю. — Это из-за Гуро. Я не могу идти против него после того, как он спас мне жизнь. — Я не в праве вас переубеждать. Хотя, конечно, плохо вы знаете этого человека — он ничего не сделает без выгоды для себя. Но вы сейчас, естественно, придерживаетесь другого мнения, и было бы странно для вас думать иначе.В любом случае, Николай Васильевич, я хотел бы сохранить вашу дружбу. — А я вашу, Александр Сергеевич. И если вам нужна будет помощь в борьбе с какой-нибудь нечистью, я с радостью присоединюсь к вам. На душе у Николая посветлело — он думал, что реакция Пушкина будет более негативной.

***

— Такое простое задание — поймать чертова алхимика, который сам уже шел в руки! И ты провалил его! — бушевал Бенкендорф. Яков спокойно ждал, когда буря уляжется — шеф был вспыльчив, но и отходил довольно быстро. — Мы все равно уже нашли место, где сумеем достать то, что нам нужно. — Да? И ты сможешь изгнать дух ведьмы, который там обитает? — Не в первый раз уже. — Яков, это уже второе проваленное тобой задание! Тебе не кажется, что ты расслабился? Да и убийца, которого ты пытаешься поймать, все еще ходит на свободе. Яков вздохнул. Это дело было его головной болью. Полгода назад кто-то начал убивать чиновников высокого ранга. Да так хитроумно, что сначала произошедшее принимали за несчастный случай. Но позже убийца начал оставлять знаки — специально, чтобы сделали выводы о его причастности. Ясное дело, какой-то маньяк. Но полиция пока не могла его вычислить, тогда как он расправился уже с шестой жертвой, оставив в послании намек на то, что теперь собирается удвоить количество — а убивал он до этого раз в месяц, по одному человеку. — Я найду его. Когда-нибудь он сделает ошибку. — Пока он её сделает, у нас служить не кому будет! Яков, пора бы поднапрячь мозги! — Не беспокойся. — И еще. В нашем любимом писательском братстве появился человек с особыми способностями, более того, это Темный. И он тебе хорошо знаком. Почему я узнаю об этом последним? И почему он вообще еще не работает на нас? Ты забыл, как вербовать подобных людей? Тебе напомнить? — Я решил, что к нему нужен особый подход. — Да? И поэтому он срывает наши планы? Это у тебя подход такой? — Я пытаюсь войти к нему в доверие. — Тогда делай это побыстрее, иначе я займусь им сам, и мои методы ему точно не понравятся. — Я постараюсь привлечь его к поиску «Крови стража». — Хорошая идея. — Только пожалуйста, не вмешивайся. — Мне кажется, или ты к нему неравнодушен? Впрочем, мне без разницы. Главное, чтобы ты достал то, что нужно. Закончив разговор с шефом, Яков задумчиво вернулся в свой кабинет. Скоро предстояла большая и сложная работа. И нужно было добиться помощи Николая. Только Якову хотелось обставить все так, чтобы он не заподозрил интерес общества Бенкендорфа к этому делу. Здесь поможет Сабуров. Гуро задумчиво улыбнулся. Он постарается сделать риск для Николая минимальным — нужны, в первую очередь, его видения. Ну и заклинание прочесть, с его-то силой это не проблема. А работа над общим делом сближает. И в этом у Якова уже был личный интерес.