Хочу быть рядом

— Нет, — Олег выглядит уставшим, однако его голос всё равно остаётся уверенным. — Да ты послушай. — Нет, — повторяет он, не повышая тона, но делая его более жёстким, словно закручивающим и так плотно сидящие гайки — не оставляющим места никаким компромиссам. — Ты даже договорить не даёшь, — ворчливо возмущается Игорь и недовольно поджимает губы. — Мне и не нужно этого делать, потому что мой ответ — нет. И точка. Это слишком опасно, — предпоследнее слово слегка срывается, подскакивая вверх, однако Олег моментально берет себя в руки, возвращая непоколебимый вид: пусть, по его мнению, этот спор уже выигран, и все же это не значит, что Игорь так просто собирается сдаться. — Да не опасно! — Игорь безуспешно пытается заглянуть отвернувшемуся Олегу в глаза (кажется, тот всё же понимает, что против его щенячьего взгляда может и не выстоять) и мягко кладёт ладонь поверх чужой напряженной и проводит большим пальцем по побелевшим костяшкам в мимолётной ласке. — Нормально всё будет. Опустив веки, Олег глубоко вдыхает и с выдохом открывает их, пытаясь сохранить ровное дыхание и последние крохи спокойствия: крики в их отношениях ни разу ни к чему вразумительному не приводили — только к хлопающим в гневе дверям и в редких случаях дракам. Поэтому он сосредотачивает всё своё внимание на поглаживаниях мозолистой подушечки и считает. Раз. Два. В голове немного проясняется и огрызнуться в ответ на упрямство Игоря хочется уже чуть меньше, чем пару секунд назад. Три. Четыре. Пять. В конце концов Игорь ведь может не осознавать все риски. Точнее не воспринимать их всерьёз. С его-то работой несколько дней в компании оборотня уже не кажутся такими уж рискованными. Тем более с оборотнем, которого он знает («Которого любит», — думает Олег с нежностью, но не без горечи от того, что он не тот человек… не то существо, которое стоит любить). Шесть. Но Олег-то всё осознаёт. Он понимает. Действительно понимает то, чем всё это может обернуться. И это будет выше его сил, если он вдруг укусит Игоря в полнолуние. Ему не хочется обрекать Игоря на то, с чем он вынужден жить (а порой был вынужден и выживать) сам в мучениях и ежесекундной душевной (а порой и физической) боли от одной только мысли, каким монстром, каким чудовищем является. Это невыносимо, но он терпит и держится, потому что его жизнь наконец-то хоть кому-то нужна, и Олег не вправе погубить чужую: Игорь стал слишком важен и ценен — жизнь Игоря стала слишком важна и ценна, и Олег не позволит ни себе, ни ему рисковать ею, рисковать устоявшимся покоем только из-за прихоти Игоря быть рядом с ним во время полной луны, когда кости плавятся и ломаются под давлением и тяжестью его ноши. Семь. Восемь. Девять. Почти успокоившись, Олег неожиданно ощутимо вздрагивает и едва не подскакивает на месте от пронзившей его мысли, однако силой заставляет себя остаться на месте и не дёргаться, позволяя лишь горькой морщине залечь над его застывшими в болезненном изломе бровями. Игорь, кажется, все же замечает его изменившееся состояние и немного усиливает давление на ладонь, но Олег уже слишком взбудоражен собственными страхами, чтобы обратить на это внимание. Он ведь… Он ведь может случайно убить Игоря. Просто перегрызть его жилистую крепкую шею, оторвать голову от тела, впиться зубами в сочащуюся кровью мякоть, как одичавшая собака, наконец-то поймавшая свежую дичь, а не очередную сгнившую падаль на помойке, и наслаждаться этим вкусом и стойким запахом железа и сырого мяса, пока солнце не покажется на горизонте, пряча за своими тёплыми, согревающими лучами луну, пока в его мысли не вернётся разум вместе с осознанием, а также бесконечным сожалением и ненавистью к себе. К горлу Олега подступает тошнотворный комок желчи, который он едва может сглотнуть. Ослабевшее из-за голода, зелья и предстоящего обращения тело сковывает отвращением, но в голове четко и звонко по кругу бьётся одно и то же: если Олег хоть как-то навредит Игорю в полнолуние, то просто не даст себе больше жить. Не позволит. Не допустит, чтобы такое убожество, не способное посадить себя и своё мерзкое нутро на цепь, существовало. А там уже не важно как: может, вздернется на петле, или выпьет яд, или всадит себе несколько пуль прямо в лоб — с оружием простецов он научился обращаться ещё в армии. Десять. Олег вытаскивает ладонь из хватки, скрещивает руки на груди и откидывается на спинку дивана, чтобы хоть чуть-чуть отдалиться от Игоря. — Ты вообще можешь понять, что я тебе говорю? — Олег сипит, почти шепчет, пытаясь не допустить ни капли дрожи в собственном голосе. — Нет. Я говорю тебе нет. Несмотря на зелье, я всё равно могу быть опасен для людей, — проглотив «опасен для тебя», он зажимает зудящие уголки глаз пальцами и жмурится. — Если… если ты хоть как-нибудь пострадаешь, — резко бросив на Игоря короткий взгляд, Олег снова закрывается, — то я себе этого не прощу. Ты понял? Дернув уголком губ в тихой усмешке, Игорь подаётся вперёд и кладёт ладонь на шею Олега, без труда нащупывая участившийся пульс, прежде чем подтянуть его ближе к себе и легонько боднуть лбом в висок, а затем коснуться губами едва заметно покрасневшей мочки. — Со мной ничего не случится, — Игорь тоже опускается до шёпота и упрямо фырчит ему прямо в ухо. — Игорь… — устало выдохнув, Олег весь будто обмякает и, качая головой, снова пытается отстраниться: разве может Игорь понять, что он чувствует? — Ты подожди со своим Игорем, — хватка на шее усиливается, не давая Олегу двинуться с места. — Дай закончить. Игорь вновь насмешливо фыркает, и в этот раз борода приятно щекотит Олегу щёку, поэтому он, сдавшись, кивает. — Короче, — бодро продолжает Игорь, — нихрена со мной не случится, потому что я не буду в человеческом облике. Оборотни же с другим зверьём не цапаются. Да и, будь добр, не обесценивай силу зелья: оно, вообще-то, не хухры-мухры, а за кучу золота куплено и из-за бугра привезено — и не таких буйных утихомиривало, а ты просто хороший большой пёсик, лежащий в кроватке. Да-к какие с тобой могут быть проблемы? А, серый волчище? Удивлённо взглянув на Игоря, Олег едва не сталкивается с ним носами и даже не поправляет по привычке, что он, вообще-то, чёрный, а вместо этого спрашивает: — Ты анимаг? — Ага, — Игорь довольно щурится, и Олег уже может представить себе радостно виляющий собачий хвост или довольно топорщащиеся кошачьи усы. — Серьёзно? — Олег даже слегка улыбается, робко приподнимая уголки рта. — Один из лучших мракоборцев Санкт-Петербурга Игорь Гром незарегистрированный анимаг? Я бы удивился сильнее, если бы это не было настолько в твоём стиле. — Эй! — Игорь выглядит почти возмущенным. — Вообще-то, не один из лучших, а лучший. И, вообще-то, зарегистрированный. Просто не афиширую: мало ли где понадобится. Большие дяденьки все в курсе, а остальным знать не обязательно. Прокопеныч постарался. — То есть мне знать не обязательно? — ухмылка на лице Олега становится более явной. — Я такого не говорил, — Игорь мимолётно целует Олега у кромки волос, наблюдая за вздыбленными из-за мурашек волосками. — Просто к слову не приходилось. Как ты себе это представляешь? Сидим мы такие, ужинаем, и я вдруг среди разговора: «недавно к нам в управление ведьму одну привели: хотела она себя, значит, на костре сжечь, чтоб узнать, как её прапрапрапрапрапра — короче, ты понял — развлекалась. Ну ты знаешь эти идиотские средневековые забавы: попасться простецам и для вида на костре поорать, пока огонь пятки щекотит. Кстати, я анимаг. Ну да-к вот, и эта дура явно не дотумкала до того, что хоть сама и не сгорит, а вот одежда да. Хрен знает, кем надо быть, чтобы в такую дурь вписаться, а если и сделать это, то сунуться в простецкой одежде без мантии». Олег хрипло смеётся, облокачиваясь на Игоря и сотрясаясь всем телом, а утихнув, прячет сопящий нос в вороте чужого свитера, пропахшего ромашкой, и пытается успокоить натужное сбившееся дыхание. Близится вечер, а за ним и безумно тяжелая ночь, и его тело уже это чувствует, подавленный зельем зверь отдается в нём быстрой утомляемостью и спазмами в мышцах. — И всё равно тебе не стоит это видеть, Игорь, — Олег печально сводит брови к переносице. — Правда не стоит. Это не то, на что действительно хочется смотреть. Олег ненадолго замолкает, но Игорь не стремится прервать тишину, давая ему немного времени на раздумья. — Это больно, — шепотом признается он. Олег не хочет, чтобы Игорь видел это. Видел то, насколько он слаб и беспомощен перед своей болью и страхом. — Я знаю. Я слышал тебя в прошлый раз. Олег смотрит на него побито, и Игорь спешно добавляет: — Всего лишь слышал. Твой вой. Да. Олег знает, как звучит: его вой — это крик боли, скулеж одиночества и зов о помощи, которой он не в праве требовать хоть от кого-то в такой момент. А Игорь его услышал. Игорь пришёл. Пришёл вместе с помощью, которую Олегу просить стыдно. Олег снова молчит — говорить продолжает Игорь: — Поэтому я и хочу быть рядом. Прямо как когда меня шибанули каким-то проклятьем. Помнишь? Олег кивает. Конечно он помнит: очередное опасное задание, сильный противник и Игорь, который слишком много думает, но при этом все равно умудряется влезать в неприятности, нередко при этом втягивая во все это и своего напарничка, только-только выпустившегося из академии. — Я блевал дальше, чем видел. Бредил, крючился от боли и разве что под себя не ссался — спасибо очищающим. И вообще не понимал, где я и что со мной происходит. А ты от меня ни на шаг не отходил. Потом вообще супчиками своими отпаивал, потому что я не жрал нихрена, а горькие зелья во мне надолго не задерживались. Помнишь? Олег кивает ещё раз. Он всё помнит: и мечущееся на скрипучей койке взмокшее тело, и потерянный взгляд, и тоскливый, скулящий голос маленького испуганного мальчишки, о котором Игорь никогда не узнает, потому что Олег понимает, как сильно его это заденет — они ведь два гордых болвана, цепляющихся за свою рожу кирпичом и твердый, непоколебимый тон, как за броню. — Вот и помни, — говорит Игорь серьезно и даже кивает. — А сейчас выкинь всю хрень из своей башки, и пошли поедим. До ночи ещё много времени. Вздохнув, Олег кивает в третий раз, поднимается с дивана и идёт на кухню, где Игорь отпаивает его ромашкой, а порывшись в шкафах, ещё и скармливает несколько шоколадных лягушек, которых к ним завозят, вообще-то, не так уж и часто. Полнолуние застаёт их где-то на третьей кружке чая и втором куске шарлотки, которую Игорю сегодня передала тётя Лена через дядю Федю и о которой он благополучно забыл, как только зашёл домой и оставил пакет на тумбе в прихожей. — Игорь, — сипло говорит Олег и прокашливается, прежде чем продолжить, — ещё не поздно уйти. Цокнув, Игорь смотрит на Олега почти безразлично: он уже все решил и отступать от своих слов не намерен. Взъерошив Олегу затылок, Игорь прижимается к его переносице в кратком поцелуе, лениво потягивается и оборачивается, легко приземляясь на все четыре лапы, а затем бодает Олега в щиколотку, подталкивая в сторону спальни. Олег особо не сопротивляется, но идёт осторожно, стараясь не наступить на петляющего между ног кота с задранным кверху хвостом. В комнате он присаживается на пол у кровати, позволяя коротко мурлыкающему Игорю вертеться рядом, напоследок зарывается пальцами в кудрявую шерсть и ждёт, чувствуя, как суставы начинают нестерпимо ныть, волоски на загривке густеют и становятся длиннее. Во рту при этом уже сухо и заострившиеся зубы чешутся — Олег кусает себя за ребро ладони, но все равно не может сдержать измученный стон, а затем заваливается на бок и едва не воет от вспыхнувшей в плече боли. Кожа на лопатках словно взрывается, и он скулит, не замечая мечущегося поблизости Игоря, который может лишь тревожно мяукать, наблюдая со стороны. Кажется, будто каждая косточка его тела ломается, а затем встаёт на другое, не предназначенное для нее место, по кусочкам, как пазл, собирая из него чудовище, жаждущее лишь жрать чью-то плоть и порождать себе подобных. Олег уверен, если бы он родился на век раньше, когда волчьего противоядия ещё и в помине не было, то точно бы утопился сразу, как его укусили. Хотя, он и так пытался — просто не успел: Вад вовремя появился и одёрнул за шкирку, как глупого щенка. Когда боль утихает, Олег даёт себе несколько минут, чтобы отдышаться, и ворчливо рычит, пытаясь улечься удобнее, и в итоге переворачивается на живот, укладывая тяжёлую волчью голову между лап. К нему тут же подбегает Игорь и снова взволнованно мяучит, прежде чем лизнуть его в нос шершавым языком и отстраниться. Этого краткого мгновения хватает, чтобы он начал скулить, и Игорь тут же возвращается обратно, продолжая вылизывать его, как котенка, пока он не перестает подвывать на каждом усталом вздохе. Успокоившись, Олег лижет Игоря в ответ, и тот даже терпеливо позволяет ему это сделать, однако потом демонстративно отфыркивается и проводит лапой по обслюнявленным ушам, приглаживая хохолок на макушке. Затем Игорь аккуратно залезает на Олега, со всей осторожностью прощупывая его тело, перед тем как сделать следующий шаг, и сворачивается клубком на покрытой густой черной шерстью спине поближе к шее и стоящим торчком ушам. На какое-то время Олег замирает в напряжении, но расслабившись, прислушивается к ровному убаюкивающему мурчанию и не может не думать о том, насколько ему повезло встретить Игоря в том лесу, где он когда-то проводил каждое полнолуние, приковывая себя цепью к дереву и оставляя рядом в кустах баклажку с водой. Игорь же той ночью выслеживал какого-то чокнутого мага, который решил, что может посжигать к чертям всех тёмных колдунов на благо городу. Игорь помог ему выйти на старых знакомых, связь с которыми Олег давным-давно потерял и не надеялся обрести её вновь, а те в свою очередь подсобили с работой. Да и жить проще, когда от него никто не шарахается, как от прокаженного, тыча пальцем в шрамы на горле. Олег скулит, и по его загривку тут же проходится шершавый язык, у уха звучит короткое мяуканье, переходящее в фырчание, и лапы с мягкими подушечками топчутся по спине. Черный хвост с кисточкой на хвосте радостно виляет. С Игорем он наконец-то перестал быть один.