И заплакали иконы!..
Константин Ступин – Когда я умер
Братик, не лезь в три места: душу, очко и бумажник
Слава КПСС, Джигли – ATLANTIDA
Человек любит надеяться, что самое тяжёлое – позади... Трудно сказать, что хуже: остаться без настоящего, или остаться без прошлого. Но мне – мне суждено было потерять прошлое и настоящее разом.
Михаил Веллер "Колечко"
________________________________________
– "Ты эгоист"! Я не эгоист. Я устал. Бессмертным быть сложно, ты же знаешь это так, как никто другой. Отчего же ты задаёшь мне такие вопросы? – Азазелло чистил ствол револьвера, любовно натирая металл тряпочкой. – Быть бессмертным сложно, но не забывай, что... – Фагот внезапно замолчал, словно подавился. – Что? – револьвер блестел в тонких лучах каминных свечей, тон голоса демона был несвойственным ему: слишком любопытным. – Ничего, – Коровьев тоже в этот вечер был другим, он был серьёзен; вокруг него появилось дрожащее марево, словно в жаркий день от разогретой крыши. Хотелось сбежать от полуслепого, но пристального взгляда, но носитель этого взгляда сделал это раньше: – Ну-ну, я пошёл тогда. – Азазель, я влюблён в тебя. – А я бессмертен, дорогой Фагот, и от того, стало быть, я эгоистичен. – Азаз... – Но поверь словам демона-убийцы хоть раз за своё скудное существование. Я всегда верен тебе, Фагот. Эгоистично. Бессмертно. Вечно. Я верен. Но сейчас мне пора, – и не дослушав нового, как он считал, нытья Коровьева, Азазелло шагнул прямиком в ближайшую стену, тут же сразу и исчезая.***
– Фагот? – Бегемот лишь спустя полчаса тишины за закрытой дверью и отсутствия шорохов, стука шагов, возгласов и брани за ней, осторожно просунул в щель усатую морду. – Рыцарь? Всё в порядке? Регент сидел на ковре, на полу, рассматривал холодную сталь в руках своих. В комнате было морозно, темно и пахло гнилью. – Он ушёл, – Бегемот шагнул в помещение. – А ты? – кот опустился на все свои мягкие лапы у длинных ног. – А я здесь. – Где он? – А я не знаю. Можно я лучше тебя поглажу, Бегемот? Кот ты, чёрт тебя дери, или нет в конце-то концов?! Бегемот пожал плечами и лёг круглой мордой на чужие ладони. В комнате было морозно, темно и пахло гнилью. Но Фаготу казалось, что шерсть в его руках была тёплой, или это осторожно, еле ощутимо, нагревался у бедра забытый револьвер.***
А через пару дней их товарищеский союз с Бегемотом распался. Всем он говорил, что они просто не поделили мнения при выполнении очередного поручения. И только приближенные из свиты недоверчиво посматривали на них, Гелла хихикала, Воланд свысока придирчиво посматривал, а Азазелло так и не появился. Мессир знал об этом, знал где он и с кем, но не раскрывал карты перед Фаготом. И вот на третий день их обоюдного молчания Бегемот вдруг пошёл в наглое наступление. Был тихий московский вечер. Скоро и ночь уже должна была опуститься на город. Они все собрались в общем зале. Они все отдыхали после тяжёлого "трудового" дня. Было по-бытовому обычно. Немного скучно. Гелла перешёптывалась с Воландом, на её фразы мессир учтиво кивал, иногда вставляя свои ёмкие реплики. Бегемот, как наглое жульё, играл в карты с Фаготом. Кот периодически наливал себе стопки водки и выпивал их. Фагот как-то слишком меланхолично вытаскивал карты из веера, покрывая ходы Бегемота или делая свои, он не замечал, что покрывает уже пятую по счету восьмёрку из обычной колоды в тридцать шесть карт. Он был далеко в мыслях, далеко от этой квартиры, а комнаты и тем более. Лишь редкие реплики диалогов выдёргивали его из забытия: – Я тогда взял её за руку, а она мне говорит, знаешь что? – это был Воланд. – Догадываюсь, мессир, – женский голос всё ещё принадлежал Гелле. – Говорит, мол, этого касания ждут все женщины мира, я тогда засмеялся... – Женщины, тьфу ты, слава богу, мы холостые, да Фагот? – спросил Бегемот, в ответ он услышал целое ничего, но продолжил. – Громкие. Резкие. Нервные. Вечно недовольные. Алчные. Касания ещё эти. То ли дело... а что такое, милый друг? Что за выражение на твоём лице? — кот чуть припал к столу, пытаясь заглянуть в лицо Рыцаря и выяснить, что там происходит после его нелестных фраз. – А-а, некому твоего лица коснуться руками, да, Фагот? – Бегемот язвительно осклабился, глаза регента остекленели, карты в руке начали извиваться и дрожать, он махнул головой, теперь, словно водная гладь, задрожала уже вся комната. – Быстро же он сбежал от нас, грязный душегуб, – Коровьев тихо заскулил, протирая пальцами глаза свои. Бегемот вдруг зашипел, ощетинился, потирая лапами затылок, что заболел от фантомного удара. Кот проскрипел с обидой: – Я тебя не трогал! Разнылся он. Чего ты сразу в драку да ещё и на любимого-то друга. Неуважение, стало быть. – Милый-милый, Бегемот, ты крупно ошибаешься, – Фагот захихикал, – получил ты за надо, а чтобы заставить меня по-настоящему плакать, надо очень, поверь мне, душенька, очень постараться. Я не плачу, а смеюсь над тобой, дураком, – и кинул на стол двух карточных королей, кот забрал их себе на руки, – а всё, стало быть. Я выиграл. – Признаю. Чего ты хочешь от меня? – Ничего, давай лучше выпьем вина, – он махнул рукой над столом, и карты уступили место пыльной бутылке и двум гранённым стаканам, – извиняйте, но посудку пришлось брать из запасов этой квартиры. – Всё в порядке, милый друг, наливай, выпьем за прекрасный вечер,– Бегемот радостно похлопал по столу, повертел хвостом, но мимолётно посмотрев за спину оппонента, умолк, поджал уши. Фагот заметил изменения и с интересом обернулся. В углу комнаты, около открытой балконной двери с ворохом тюля, на тёмном кожаном кресле, сидел Азазелло. Он прикуривал сигарету, передвигая её между зубов. – Азазелло, выйди из комнаты, не нарушай покой стен табаком, – Воланд поморщился. – Слушаюсь, мессир, – глухо ответил демон и затушил папиросу о подлокотник. – А вообще, я вас всех распускаю, на сегодня настало время отдыха, – Воланд поднялся с дивана, Гелла встала вслед за ним, и накинув на плечи ему халат, собралась провожать мессира до спальни. Но тот все так же стоял около дивана. – Ты со мной? – Бегемот схватил со стола бутылку, надел на её горлышко стакан. – Нет, друг мой, я ужасно устал, – Фагот нервно крутил в руках второй стакан. – Ну тогда до завтра. Прощайте, мессир, Гелла. До встречи, Азазелло, – и кот растворился в воздухе. Плакало коровьевское вино! – Мессир, вам не нужна моя помощь? – Рыцарь покорно, с опущенной головой, ждал поручений. Так было всегда, у него не было свободных ночей, что он мог провести наедине с собой. Всегда мессир отправлял его на какие-нибудь встречи с глупой нечистью. Но не сегодня, ведь: – Нет, Гелла поможет мне. – Хорошо, мессир. До свидания, – Фагот мельком глянул в сторону балкона, кресло было пустым. – Приятного вам вечера. – Благодарю, мессир.***
Он нашёл его быстро. Он курил на крыше того же дома, где была их квартира. Он стоял к нему спиной, луна светила на его лицо. Скорее всего, оно было уставшим: под глазами залегли морщины от отсутствия сна, брови были надломлены, губы крепко сжаты. Ему вдруг до ужаса захотелось посмотреть в это лицо, словно за время разлуки он забыл что-то из его черт. Но он стоял, боясь приблизиться. Он смотрел. Ночной тёплый ветер подул чуть сильнее, и волосы на его неприкрытой голове чуть приподнялись. Луна подсветила их, и ему на мгновение показалось, что запахло огнём. Он не выдержал. Он подошёл к нему сзади, возвысился над ним, наклонился в объятиях. И плечи его дрогнув, опустились, он выкинул сигарету, провожая взглядом маленький огонёк, слетевший с крыши в кусты под домом. Он выворачивается в его объятиях, чуть отталкивает его, заставляя посмотреть на себя. Чувствует, мерзавец. Рыцарь смотрит на него. И действительно, брови его надломлены, под глазами морщины, а ещё правый глаз красный, воспалённый, а левый полузакрыт, он осторожно дует ему в область переносицы, и взгляд его проясняется. Он такой же как и был. Ну конечно. Что же могло с ним произойти за четыре дня? Это просто он накрутил себя. Глупец. Он же вернулся. К нему. Вернулся. Рыцарь держит его за плечи и опускается лицом в рыжие волосы, он целует его в лоб, щёки, нос, сжатые губы; на губах, правда, задерживаясь чуть дольше, дожидается, когда ему ответят, а ему и отвечают, стряхивая с носа пенсне, развязно улыбаются и лезут руками под пиджак. Но ему не хочется так, потому он отстраняется и тянет его за собой, дергает протянутую в доверии руку и утягивает в какое-то помещение прямо с крыши дома. Помещением этим оказывается номер в гостинице "Интурист", ему не хотелось выдумывать хоромы, ему хотелось тепла. И вот уже стоя посреди комнаты, он слышит и чувствует, как прогадал: за дверью слышится возня горничных, за стенами громко работают радиоприёмники, весёлый гомон доносится с нижних этажей. Но посмотрев на демона, он успокаивается. Его демон смотрит на него с доброй надеждой в заплывших пеленой глазах, и он снова чувствует промашку, он лишь успевает подставить длинные руки, как на них опадает коренастое тело. Рыцарь по старой привычке теряется, пугается и ещё не весть чего, но успокаивает себя их общим существом, отсутствием смерти, и измученным видом его на крыше, кровавым глазом и косящим бельмом. Где бы не был демон, он очень сильно устал, значительно израсходовав свои и без того неважные силы.***
На улице затрещали кузнечики, завыли моторами машины, поливая мостовые, на чердаке спросонок завозились летучие мыши. Фагот сидел в кресле, на плечах его лежал чёрный пиджак в тонкую белую полоску, ноги были закинуты одна на одну так, что и без того короткие штаны, натянулись до середины голени, открывая вид на как никогда чистые, белые носки. На острых коленях лежал его собственный охристо-кремовый пиджак в клетку, пенсне съехало на самый кончик носа. Видно было, что он вымотался, устал; волосы его вечно находящиеся в беспорядке, сейчас были в полном хаосе, они торчали во все стороны и завивались по бокам, почти образовывая гнездо на голове. Тонкой, костлявой, но сильной рукой он подпирал щёку, поддерживая голову от падения на грудь, внимательные глаза его слипались от желаемого сна, но он настойчиво и верно продолжал хранить сон Азазеля. Но Азазелло проспал недолго, примерно через два часа в соседнем номере что-то упало, и демон открыл глаза. Он был в одной рубахе и брюках, и спал на заботливо расстеленной кровати. Голова была тяжёлой и пустой, а глаза, казалось, всё ещё жгло воздухом аммония оттуда. Демон осмотрелся, он был не в квартире-пристанище, он был где-то ещё. Здесь "где-то" с ним был и Рыцарь, он сидел в кресле напротив и кажется дремал. Азазелло смотрел на него. "Достался же ему, чёрт его возьми! Ну ничего, справимся." Фагот дёрнулся, ещё ниже опустил голову и сквозь дрёму улыбнулся. Вечно взбаламученный, юморной, весёлый, он вдруг стал ужасно хрупким и незащищённым от внешнего мира. Один из сильнейших демонов преисподней сгладил углы своей индивидуальности обычной улыбкой. Казалось, что он живой. Азазелло поднялся с кровати, хватаясь за тумбу и стул, чтобы не упасть, подошёл к креслу и опустился на колени перед Фаготом. Сначала хотел коснуться коленей, но передумал, только лишь поднял с пола так и упавшее пенсне. И когда он уже было хотел разогнуться, сверху прилетело: – Тебя достаточно долго не было. У тебя всё в порядке? – Сколько же я отсутствовал? – Четыре дня, – Коровьев принял пенсне и горько вздохнув, увёл взгляд в ночь за окно. – Ты выглядишь обеспокоенным, не волнуйся, я лишь посетил свои владения там, внизу. Неспокойное сейчас время, особенно на верхних кругах, – Азазелло тоже посмотрел на ночь. – Беспокоился. Так зачем же ты отправился туда? Тебе оно зачем? Тебя кто-то просил? – Фагот, будь спокоен, ведь я всё же здесь сейчас с тобой. Я лишь ходил на повторный суд над одним человеком...над одной душой. Душой. Ничего не изменилось всё так же третий, – и похлопал сильной ладонью по коленному мослу. – Терпеть его не могу. Ужасное место, – Коровьев, казалось, развеселел. – Полностью согласен, mio amore. У тебя всё, к слову, тихо и спокойно, насколько это может быть. В ближайшее время можешь не возвращаться. – А как там... – он вдруг замолчал, поднялся с места и встал у входной двери. В скважину пролез казённый ключ, и в номер зашла девушка-уборщица. Фагот, что стоял ближе к двери, развернулся ей навстречу, раскидывая руки в стороны: – Ба, дорогая! А вас здесь быть не должно. Мы хотим отдохнуть и уж точно не ждём гостей. Девушка закричала от испуга и начала креститься на Фагота, шептать молитву, перемежая её с бредом: – Господа, так ночная уборка же…утром сюда заедут же... Азазелло подорвался с пола, подлетел к девушке, вышвыривая её из номера: – Никто сюда не заедет утром! Ты поняла меня?! Девушка молча кивнула и вновь завела молитву. Азазелло взревел: – Я вырву тебе язык, и отрежу руку. Замолчи! Дура! Замолчи!!! Убирайся отсюда! И скрылся за дверью в номер. Фагот вновь сидел в кресле, укутанный в два пиджака, уголок его губ дёргался. – Трудный народ эти женщины! – Азазелло прошёл к кровати, сел, засунул руки в карманы и далеко вперед вытянул ноги. Коровьев хмыкнул. Азазелло настрожился: – Покажи мне себя. – Так вот же я сижу перед тобой. – Себя настоящего. Зачем ты сейчас изменяешь свою внешность? Прячешь себя. – Замолчи, Азазелло, – на плечи упали тяжёлые волосы цвета дуба, черты лица охладились, выжимая грусть из глаз, под полами и лацканами светлого пиджака блеснули латы доспехов цвета танзанита. Исчезли напускное вдохновенное веселье, расколотое стекло старого пенсне, растворились морщины от улыбки, меняясь местами с морщинами хмурого лба. – Ну вот и сразу бы так, – Азазелло подошёл к креслу, – ты прекрасен. Прекрасен в своём готическом вековом молчании. Ты красив, Фагот, посмотри на меня. Рыцарь поднял тяжёлую, смиренную голову, демон продолжал: – Ты, черт меня возьми, самый лучший мужчина в моей долгой жизни! Ты можешь прятаться всю жизнь от всего белого света, от смрада и гноя преисподней, но никогда даже не задумывайся о том, чтобы скрываться от меня, я вижу тебя, слышу тебя, я чувствую тебя. Фагот, не смей плакать. Иди ко мне. Я заберу твои печали хотя бы на этот вечер, – он протянул когтистую руку, подхватывая ею тонкую костистую, заваливая тощую фигуру на преземистую свою, развернул их к кровати, и они уже вместе опустились на неё. – Нас будут искать, – пискнул Фагот. – Пусть ищут. Надо – найдут. – И то верно, – большой тёплый локон опустился на левую холодную недвижимую часть лица напротив, смешиваясь с искрами барханов рыжих волос.***
Фагот лежал ровно, словно солдат, утопая в свежем накрахмаленном постельном белье. Сон так и не шёл. Предрассветная ночь стучала в окно луной. Она раздражала. В противовес ей тёплый сквозняк из окна приятно холодил затылок. Азазелло лежал здесь же, чуть поодаль, он так же не спал, прокручивал между пальцев золотые запонки с гранатами на чужих манжетах. Это был подарок Азазелло. Многие люди, что не в первый раз видели Коровьева или были уж очень дотошными, удивлялись этому аксессуару. В их головах не укладывалось: "Как же это так, у какого-то облезлого, оборванного мужичка с разбитым пенсне, в грязных носках и нередко с такими же грязными ладонями вдруг золотые запонки с камнями?! Непорядок. Откуда ж это он их взял? Украл. Натурально украл!" Фагот осторожно гладил щеку демона, переходя на висок, глаз Азазелло на мгновение от этих прикосновений наливался чёрной тушью, но спустя время его снова заволакивало молочной плёнкой, и тогда он закрывал его, чтобы Коровьев не видел этой извечно грязной пелены. Фагот терпеливо продолжал ласки, приближался лицом к лицу напротив и, крепко обхватив в объятиях, касался губами лба: – Спи, я буду охранять тебя. – Успокоился бы уже, – ворчал демон. – Всё в порядке. Ты устал сильнее меня. Ты забываешь, что ты не железный. – Да я всего-то на всего бессмертный. – Замолчи, дурак. – Всё. Сплю. Отстань, Фагот.***
А потом, наутро, они вернулись в квартиру, и Бегемот случайно уронил на Коровьева кастрюлю. Азазелло отошёл куда-то, и Фагот тут же ринулся к зеркалу. Он вытирал кровь рукавом перед зеркалом у стены, но кровь шла не из носа, а из рукава, и он лишь размазал её по лицу, способности не работали, он был в панике. Когда Азазелло вернулся, кровь с тёмно-фиолетовым отливом турмалина уже пропитала белую рубашку, и мокрыми, блестящими пятнами расползаясь аж до слегка засаленного рукава пиджака. Фагот закусил губу, откидывая голову назад. Завыл. – Что произошло? – Бегемот уронил на меня кастрюлю с кипятком, – он засмеялся от нелепости фразы. – Чёрт меня возьми, Фагот! Тебя же не должен брать жар. – Наверное сейчас я стал уязвим. Я не смог убрать кровь, я поломался, – он вновь хихикнул. – Несносный мальчишка, – Азазелло осмотрел руку. Кроваво-синий ожог пах углями и гноем. Это был не кипяток. – Я младше тебя всего на пару сотен лет, – шёпотом засипел Фагот, когда Азазелло чуть сильнее сжал пальцы вокруг раны, выдавливая кровь. Кровь была как смола: прозрачная, золотистая и густая. Это точно был не кипяток. Демон подул на руку, из губ его на рану посыпался песок. Рана начала вдруг шипеть, пениться, сукровицей и лоскутами окровавленной кожи сваливаясь куда-то под ноги, новая кожа подсохла и выровнялась. – Где твоё пенсне? – Причём тут оно? – устало поинтересовался Коровьев, вертя кистью из стороны в сторону. – Где? Я спрашиваю. На ладони Фагота материализовалось пенсне. Азазелло щёлкнул пальцами, и чёрная, почти стёртая до нитки цепочка, превратилась в точно такую же, но золотую, украшенную спессартином. Азазелло уместил очки на переносице Фагота, поцеловав того в нос с маленькой капелькой слезы на кончике. – Не снимай. Это оберег.***
Он зашёл в гостиную. Бегемот играл в шахматы, с мессиром, поедая конфеты из хрустальной вазочки. – Что ты творишь, мразь?! – Обычно я починяю примусы, а сейчас обедаю, – отшутился кот. – Ну так починяй свои примусы, а не носись со святой водой вместо супа в кастрюлях. Зачем она тебе была нужна?! – А сам-то, а сам-то, посмотрите на него: по уши в крови. Ты достиг небывалых высот, просто убивая людей, не кажется ли тебе, что это слишком нечестный и лёгкий способ заслужить к себе уважение и почтение? – Слишком умный? Это моя сущность. Я был создан для этого. – Что-то я не вижу в этой комнате существ, что не смогли бы осуществлять свои дела без тебя. Ничтожный песчаный рыцарь, смотри не потеряй свой замок из песка. – Хватит заговаривать мне зубы. Отвечай: зачем тебе вода?! – Это было что-то по типу эксперимента. – Ах, эксперимент, я покажу тебе эксперимент, шапка ты блохастая. В руке доставаемый откуда-то из-под пол пиджака блеснул ствол Марин Корпса, что-то громко хлопнуло, как в ладоши в кромешной тишине комнаты, за спиной кота в брызги рассыпалось отполированное серебряное зеркало. – Имей совесть, Азазелло, друг мой! – Не смею не согласиться, Азазелло. Как-то вы в последнее время стали с Рыцарем слишком злы на нашего дорогого Бегемота, – Воланд ткнул в спину трясущуюся от страха пешку, та перебежала на другую клетку. – Не лез бы он куда не просят, – проскрипел Азазелло. Воланд посмотрел за спину злого демона и увидел за ребристым стеклом двери длинную, как жердь фигуру Фагота, что самым носом утыкался в стекло. Мессир тоже начинал злиться: – Как дети, порождения отребьев. Вышли все вон отсюда!***
А уже вечером они вновь были все вместе. То ли так влияло на них общество мессира, то ли ещё (уже Бог знает, наверное) что. Но Бегемот не замолкал и сейчас. Хотя другая сторона конфликта сидела рядом и молчала. Воланд начинал закипать. Этот цирк надоедал. – Бегемот угомонись! – Бегемот, прошу тебя, успокойся, голова и без тебя болит. – Бегемот, действительно, послушайся мессира, сил уже нет, – Гелла вернулась к обсуждению, – вот смотрите, господин, можно вот здесь, – тонкий палец её постучал по высокому зданию почти в центре глобуса. – Слушай, а что, звучит неплохо, – в последнее время, когда эти три петуха начали свои бои, Гелла стала как никогда близка к Воланду, он и раньше знал, что она была замечательным союзником, но именно сейчас девушка показала весь свой ум и тактику в ведении войн, она наставляла и отчитывала Абадонну, самого Абадонну! Эта хрупкая, хитрая, властная женщина. Воланд был восхищён. Именно это он и сказал Гелле, похлопав её по голому колену. Гелла благодарно кивнула. Позже, чуть отдохнув, мессир сквозь смех обратился к напыщенному Бегемоту, выпытывая от чего у того усы золотые, ведь бал назначен был не на сегодня. – Не понимаю, – сухо возражал кот, – почему, бреясь сегодня, Азазелло и Коровьев могли посыпать себя белой пудрой, и чем она лучше золотой? И это я ещё молчу почему это Азазелло и Фагот были в ванной комнате вместе в одно время, – Бегемот блеснул глазами в сторону замершего с бутылкой коньяка в руках Коровьева, глаза регента затряслись по помещению. Азазелло тихо возмутился, сыпля проклятиями себе под нос, чтобы не нарушить покоя молчаливого мессира. Воланд был благодарен ему и продолжал наблюдать за конфликтом свиты. – Что ты говоришь Азазелло? – не унимался кот. – Я говорю, что тебя хорошо было бы утопить, – Азазелло повернулся к Фаготу, тот заметив это натянуто нежно улыбнулся, всё также не двигаясь. – Эй, Рыцарь, тогда ты! Не расскажешь ли нам всем, дорогой друг, почему это по ночам ты встаёшь со своего поста у двери и идёшь в с... – Заткнись, дрянная шавка! – Азазелло стремглав подорвался со своего места, за два шага оказываясь около Бегемота, хватая того за ухо, выворачивая его. – Я вспорю тебе брюхо, блохастая тварь! Я сожру твою печень и не подавлюсь, я отрежу тебе твой длинный язык, – в свободной руке Азазелло сверкнул нож. В комнате стало заметно жарче и суше, казалось, что огонь из камина разгорелся прямо на столе, а по потолку ударил поток мелкого песка. Обычно немногословная Гелла ахнула, прикрывая рот рукой, Воланд, ухмыльнувшись, наконец-то отвернулся от балагана, со скукой прокручивая одним пальцем глобус, Фагот что-то пискнул, выронил бутылку и кинулся разнимать товарищей. – Азазелло, прошу, моё сердце не выдержит! Отпусти его, умоляю, – Коровьев схватившись сзади за плечи демона тряс того. Азазелло был непреклонен. Тогда Фагот опустился к его уху, заговорчески начиная: – Любовь моя, Азазель, прошу тебя, отпусти котика, – голос его был мягок и ласково струился прямо в мысли демона, регент надеялся, что эта уловка поможет, ведь с Маргаритой-то это помогало. Но Азазелло не Маргарита и уж далеко не наивная девица. Да и ещё это утреннее происшествие с водой. Сил всё ещё было маловато. Но всё же Коровьев попытался снова: – Азазель, внемли словам моим: отпусти его. Пойдём. Пойдём со мной. Ты устал, я помогу тебе. Тебе надо отдохнуть. Пойдём. Любимый мой. Азазелло не был наивной девицей, но хватка с уха пропала, нож выпал из ослабевшей руки: – Фагот, я...я так устал, – демон начал заваливаться на бок. – Прошу нас простить, мессир, – Коровьев подхватил падающее тело и вместе с ним растворился в воздухе. – Мессир! И вы это так оставите?! Вы посмотрите, что этот сумасшедший сделал со мной! Он разорвал мне ухо! А если бы он действительно отрезал его?! – кот презрительно и со страхом пнул упавший нож под кровать. – Таких как он надо изолировать! Невозможное живодёрство! – Заткнись, сыграй лучше со мной в шахматы и только попробуй жульничать, я верну Азазелло, выдам ему револьвер и зашью Фаготу рот. – Слушаюсь, мессир.***
Сначала он был счастлив, а потом настало время и о тревоге подумать. Что-то почти неощутимо надломилось, растрескалось и...
Но давайте сначала о счастье
***
Был день. Тёмная, чернильная грозовая туча двигалась откуда-то с Востока. Воздух был тяжёлым. Вязким. – Пойдём повеселимся, – сладко предложил Фагот. Он стоял в центре комнаты и смотрел на себя в отражении начищенного подноса, что он прислонил к стене. Регент похлопал себя по груди в поисках карманных часов. – Я не буду следить за тобой, пока ты бесишься, – Азазелло глядел, как сизые кольца от сигары его уплывают в воздух улицы. – Хорошо, пойдём тогда выпьем кофе! – Какой ты хочешь? – Азазелло приободрился. – Любой найду. Бразилия? Сладкий Перу? Кислый лимонный из Кении? Эфиопия? Шоколадный из Колумбии? – Я хочу в кафе и с пирожным, и чтоб пахло корицей, – Фагот наконец-то таки нашёл часы в ворохе одеял на кровати и вложил их во внутренний карман пиджака. – Пошли! Чёрт бы тебя побрал! Пошли! – Азазелло перенял его запал и выбросив сигару, засобирался на званый обед.***
Позже, через пару дней, когда милиция будет дознавать о похождениях жителей странной квартирки, объявится вдруг молоденькая официантка-повариха из уличного кафе. Она ворвалась в приёмную, была очень взбудоражена, обескуражена, выдала крепкое словцо и стала уговаривать милицейских принять заявление. А вот что происходило в тот день в кафе по её словам: "Заходит пара. Один высокий в пенсне, в светлом костюме, то ли пьяный, то ли под чем-то увеселительным. Другой низкий, рыжий, безобразный такой, с бельмом на левом глазу, хромой ещё вроде бы. Я в этот момент готовлю напиток для женщины, у меня все шумит, и чайники, и турка, и духовка, одним словом плохо слышно. Тот, что высокий начинает мне задавать вопросы, я половину не слышу, другую половину игнорирую. Отдаю заказ, начинаю принимать заказ у этой парочки, низкий вежливо..! Укажите обязательно! Вежливо заказывает холодный чай, а высокий начинает нести околесицу: – Кофе дайте. – Какой? – Я надеялся вы не спросите. Ну ладно, давайте чёрный что ли... – Обычный сахар? Ванильный сахар? – Без всего... А сигареты есть у вас, дамочка? – Нет, не продаём. Не положено. Называю сумму, он даёт мне червонец, я говорю подождать сдачу-то, а он улыбнувшись гаденько так, махнул рукой и повёл товарища за собой. Знала бы я тогда об этих червонцах! Ни за что бы не взяла! Да и в кофе бы ещё плюнула! Или в рожу ему! У меня же ребёнок маленький! Как он смел!..." Девушка заплакала. Девушку успокоили, предложили воды, она отказалась и продолжила: "Делаю им заказ, а они в это время идут к выходу на веранду, и последние слова того длинного были: – Пусть святой Георгий хранит вас, – и посмеялся опять же гаденько. Я вынесла заказ, а их уже не было, я хватилась, а и денег нету, лежат три этикетки от "Нарзана". Тут-то я и поняла что к чему!"***
А друг наш Фагот до сих пор не понял что к чему. Давайте-ка вот теперь и о грустном.
И начнём мы с того, что всё имеет ужасную привычку заканчиваться.
***
Был вечер того же дня. Только что отгремела гроза. Все готовились к завтрашнему Балу. Но не это было самым главным за столом. Все как никогда весело праздновали что-то важное, какую-то важную вещь оттуда. Вроде бы именно она была причиной пропажи Азазелло на той неделе. Фагот не вникал. Ему было неинтересно. Воланд по обыкновению своему рассказывал истории из веков своего существования. Гелла смеялась, высоко задирая голову, подставляя шрам на шее свету свечей. Бегемот нескончаемым потоком сметал всё со стола, даже чуть, казалось, похрюкивая. Азазелло был поистине прекрасным этим вечером. Он улыбался, смеялся, весело спорил с мессиром, поддевал клыком губу, шуточно угрожая Бегемоту. Фагот же был мрачнее тучи. Он сидел в самом углу стола, рядом с камином, его обдавало холодом, его знобило, несмотря на то, что искры от огня периодами поджигали скатерть. Он отказывался от еды. Даже фирменное мясо от его демона он хоть поначалу и принял на тарелку, но в течение вечера, скрывая от чужих глаз, аккуратно перекладывал кусочки в тарелку Азазелло. Тот всё же увидел эти коровьевские фокусы, но промолчал. Фагот только пил. Много. Водку, спирт, вино, коньяк, он отхлебнул из рюмки каждого, он был пьян, он был чертовски пьян; и когда все разбрелись по углам комнаты, занятые своим досугом, он продолжил смотреть в камин с его огнём и искрами. Ему было тошно. Но хмельная голова уверяла в обратном. Ему нужно было на пост, к своей входной двери. Но Азазелло зачем-то увёл его пьяного к себе в комнату. Азазелло был горячим и пах огнём, он светился и казалось, что вот-вот с его рыжих волос слетят искры. Но этого не произошло. Азазелло уложил пьяного Фагота на свою кровать, крепко вздохнул над ним и ушёл в коридор, к входной двери, сел на высокий табурет, поболтал в воздухе ногами и принялся читать свежую полночную газету. А Фагот спал в комнате Азазелло пьяный и счастливый. Ведь кровать скрипела песком и пахла огнём и казалось, что вот-вот с неё слетят...***
Бал отгремел ещё ночью. Сейчас было уже утро. Они были в зале под предлогом уборки. Зал был пустой, величественный, праздничный, слегка, правда, разрушенный с боков. Торчал бетон, арматуры, вот так неожиданно и странно встретились эпохи: старый, готический, бальный зал и современные стройматериалы. Но это было просто объяснить: он не смотрел в те углы во время празднования, и от того иллюзия была не точна. Зал был пустой, под ногами плескались остатки рек алкоголя, чужой крови, пороха. Но это было так неважно. Демон крепко держал его за талию, уманивал за собой, иногда чуть привставал на носки своих чёрных туфель, чтобы сменить роли и положить руки свои уже на плечи ему. Зал был пуст. Глух. Мрачен. Было тихо, но не совсем, еле различимо, но тем не менее гулко, были слышны удары их каблуков о серый камень, и его редкие как всегда наигранно-веселые реплики. – Ты такой шебутной, – демон положил ладонь свою на щеку его с мелкой щетиной. Рыцарь вновь был уставшим. – Какой есть. – А я и не говорю, что это плохо. Ты спасаешь меня своими нелепыми разговорами, mio uccello.***
– О мой друг Азазелло! Где ты? Ты не пришёл ко мне на помощь в момент неравного боя. Ты покинул бедного Бегемота, променяв его на стакан – правда, очень хорошего – коньяку! Ну что же, пусть моя смерть ляжет на твою совесть, а я завещаю тебе мой браунинг... – Он бы никогда так не сказал обо мне, – демон отпил чуть из того самого стакана, предлагая Фаготу, регент кивнул, и Азазелло аккуратно приставил сосуд к чужим губам, чуть привставая на носки. – Сейчас наш вечер, не так ли, дорогой мой? – Коровьев улыбнулся, дёргая правой рукой чуть в сторону, Бегемот-марионетка запрыгнул на люстру. – Так давай же насладимся этой сладкой долгожданной постановкой. Азазелло прижался к худому боку, носом тыкаясь в клетку пиджака, нос от вибраций хохота Фагота щекотало, но демон упорно не хотел отстранятся. Ведь, действительно, это был их вечер. – Что происходит в квартире? Мне мешают, – голос Воланда раскатом пронёсся над всеми присутствующими. Люди в сапогах и с пистолетами в руках завертели головами, Фагот сделался серьёзным, но руками двигать по воздуху не перестал, его Бегемот всё продолжал кривляться. Азазелло глубоко вздохнул и отошёл к столу, наливая себе ещё коньяку, пить он его не стал, лишь смотрел на жидкость в стакане левой руки, на правой загибал пальцы: Раз – скрипит дверь из комнаты мессира. Два – по полу тяжело грохочут казалось бы мягкие лапы. Три – к ним в комнату вваливается взъерошенный, как чумной воробей, настоящий Бегемот. Четыре – он оглядывает их с Фаготом, заостряя внимание на Азазелло, выхватывает из руки его стакан, залпом кончает его. Пять – Азазелло прикрывает глаза, морщится, сжимает кулак, Фагот с досадой опускает руки, щёлкая пальцами. В комнате с перестрелкой загорается пламя. – Нам пора, мессир, – Коровьев ободряюще сжимает плечи своего демона, – я возьму его на себя. Помоги мессиру. Азазелло кивает и растворяется под ладонями Фагота. Настоящий Бегемот разрывается диким воплем, посылая своих товарищей куда подальше, желая им чего похуже за такие проделки без его согласия, но регент как всегда использует свою способность внушать и спокойно, но всё же по-Коровьевски – залихватски, уводит друга на кутёж в Грибоедов.***
– Какой интересный город, не правда ли? – Мессир, мне больше нравится Рим. – Отчего же ты тогда здесь? Расскажи, но будь честен со мной. – Рыцарю нравится этот город. Ему здесь весело, – чуть погодя, с неохотой, ответил Азазелло. – А, вот оно как. Что ж, не хочешь ли ты тогда, чтобы я перевёл тебя на другой круг, к нему? – Нет-нет, вы что, мессир, мне и в голову не пришло бы такое просить. – О, чёрт бы меня побрал, Азазелло, ты стал так много болтать, знать это заразно, – Воланд отмахнулся от демона. – Извините, мессир. – Слушай меня: отчего же ты не хочешь стать ближе к нему? – Я боюсь этого. – Что?! – брови Его вздёрнулись в удивлении – Боюсь... – Ты?! Я не верю! Ты, Азазелло – мой самый преданный слуга! Ты был бесстрашен, да что там "был", ты и сейчас всё тот же! Не может этого быть! Азазелло молчал. – Вот скажи мне: "Смог ли ты сейчас выстрелить в человека"? – Естественно. – А в нечисть? Демон, ведьма, домовой, вампир? – Ну если мессиру захочется убить неубиваемое, то конечно. – Зарезать друга или врага? – Моя честь не позволит поднять руку на друга, но я могу. – Смог ли бы ты прямо сейчас хлебнуть святой воды? – Да, – Азазелло даже не думал. – Вздор! Ты врёшь мне, Азазелло! Ты не боясь, готов убить себя прямо сейчас самым гнусным и отвратительным способом, но говоришь мне, что боишься этого глупого шута?! Да ты натурально брешешь! – Прошу, извинить меня, но мы не можем лю... – Ты! Ты, дрянной щенок, не можешь любить! Вы связаны тысячами лет, и ты говоришь, что не можешь любить его?! Да, ты верно глуп. Бесстрашен и чертовски глуп. Иди отсюда. Помоги Маргарите с её этим Мастером наконец-то! – Слушаюсь, мессир. – И запомни: неспособность обрести счастье, всё равно что предательство.***
И вот они стояли на раскалённых камнях преисподней. Высокий, серьёзный, грустный рыцарь и низкий, но красивый, статный демон рядом. – Убери латы, они нагрелись. – А тебе зачем? Мы в аду, а ты пустынный... – Убери, я говорю тебе. Фагот щёлкнул пальцами, и металл с груди исчез. Грудь была голая, худая настолько, что торчали рёбра, с кривым кремовым шрамом над солнечным сплетением. Азазелло коснулся центра её рукой, в ответ в ладонь пару раз ударилось чужое сердце, прибавляя ритм. Только здесь они могли придаться давно забытым человеческим чертам. Азазелло выбрал чувствовать, Фагот выбрал сердце, так они и дополняли друг друга. Любящий и чувствующий. – Фагот, я...– Рыцарь грустно хмыкнул, отводя взгляд в сторону, наблюдая за плевками лавы под ногами, – не нужно, да? – Да, не стоит. Мы больше не встретимся. – Но мессир обещал собрать нас через пару сотен лет снова. – Он лгал. – Думаешь? – Я знаю. Демон увёл руку на лопатку Рыцаря, обнимая его и второй рукой, лицо же спрятал на костях грудины, слушая глухие пощёлкивания. – А я верю во встречу. – Верь, кто ж тебе мешает. Но помни: иногда счастье в неведении, – Фагот обнял его в ответ, от рыжих волос пахло серой, они были тонкие, как паутинка, лезли в нос и липли к мокрым щекам, он удивился, что щёки его были влажные. Ему изначально было ясно, чем это закончится, но чёрные слёзы горя разлуки продолжали смешиваться с чужим запахом. – И всё же, Фагот, я люблю тебя. – А я бессмертен, дорогой Азазелло, и от того, стало быть, я...– голос дрогнул, демон прижался плотнее, от боли кусая кожу на рыцарской груди....я продолжаю, несмотря ни на что, верить, что я предан тебе...