Сюрпризы судьбы

Лит уже не в первый раз ловит себя на мысли, что рад тому, что Эрнани сменил в королевстве религию. Если бы его поминали с такой же регулярностью, как Ринальди, он бы давно уже сошёл с ума. Это, по меньшей мере, неприлично — беспокоить высшие силы — самих Абвениев — по каким-то пустякам. Ему хватает сгорать со стыда, наблюдая за тем, какие глупости вытворяют Окделлы. Властитель Скал смотрел на Анэма, спокойно распивавшего со своим зеленоглазым родственником «Чёрную кровь» столетней выдержки, и не понимал, как он может так легкомысленно относиться к зову своих потомков, умудряясь пропускать всё мимо ушей. Зато их слышал Ринальди и отлично справлялся с чужой работой, умудряясь и перебарщивать, и пригубить рюмочку — другую отменного алкоголя. —Лит, не горюй, — говорит как-то за ужином Астрап, после того как Алан Окделл, крича о чести, убил Рамиро Алву. —Какой же дурень, — закрыв пунцовое лицо руками истерически — нервно воет Лит. Надо же было так — убить, не выслушав, не думая... Убить того, кто спас целую Жемчужину от гибели. Его ещё и в святые за это возведут! Вот ведь дурень! —А я говорил ему, что совесть выше чести и закона, — бросает Рино, который в какой-то промежуток времени неожиданно решил, что если его не выгоняют из поместья, то смело можно оставаться тут жить. Недавно заскочив в Кэртиану, он пытался образумить Алана, придя к нему во сне, — всё бестолку. Родовая твёрдость и незыблемость Окделлов, граничащая с тупостью, неисправимы. Даже на своего помощника из-за этой дурацкой чести не обернулся. Ринальди по этому поводу очень психовал и пытался понять, как к таким дубоголовым обращаться. Так сказать — «Для будущих поколений». Придумать ничего не получилось. —Ему бесполезно что-то говорить, — холодно бросает Унд, —Это же Окделл. —Товарищи, давайте просто смиримся, что на Изломе Кэртиана никогда не будет в надёжных руках. Этот век проклят глупостью и тупостью, — молвит Анэм, смотря на свет сквозь хрусталь в котором плескается багровая жидкость. —Безусловно, — усмехается Ринальди, наливая себе и Литу вина. Очередная бутылка подходит к концу. —Товарищ, ты там особо не налегай, — посоветовал Астрап, когда Лит поднял к губам очередной кубок — всё же, пьянеют все Властители Скал, не зависимо от того, Абвений это или Повелитель, — одинаково быстро. Ведь кому, как не доброму Властителю Молний, его потом горичником отпаивать? Не споившему же Ринальди? Но годы идут и прошлые глупости уже и не кажутся такими страшными. Потомки явно не хотят жалеть своих Богов, заставляя их раз за разом всё чаще хвататься за сердце и успокоительное. Нет, даже не так — раньше всё было относительно безобидно. Просто близится новый Излом, и тараканы в голове заранее начинают праздновать. Анэм старается виду не подавать, делает глубокий вдох и тихо пьёт с Ринальди за упокой собственной души, когда в роду Алва снова остаётся только один потомок. Причём какой! Благо Рино периодически оберегает эту дурную синеглазую башку. Но перед другими Абвениями Властитель Ветра, разумеется, держит лицо и делает вид, что так и должно всё быть. Ведь происходит подобное уже не в первый раз, а Алвы всё продолжают поражать всех изобретательностью. Остаётся только отводить шальные пули при особо отчаянных сражениях, да подрезать наёмников. Горько вздыхает и впадает в глубочайшую депрессию Астрап, когда юные представители рода его вассалов, —Савиньяки, — унаследовавшие, к тому же, внешность самого Абвения, в один из мрачных дней в Лаик, решили заняться гайивщиной друг с другом. Унд тогда тихо посмеивался, пряча своё лицо за толстым томиком какой-то нудной поэмы, а за обеденным столом произносил тост за крепкую мужскую дружбу и любовь вассалов Молний. Получая по голове бутылкой «Слёз девственницы», под отчаянный вопль Ринальди, он ещё не знал, что судьба готовит ему не меньше эмоциональных приключений. В один из морозных вечеров до Унда добираются мысли юного Придда, где с поминанием родной стихии мешаются совершенно не свойственные для Спрутов любовные терзания. И к кому! Объектом его тайного, а может и не очень, воздыхания становится Рокэ Алва. —Что творит твой потомок? — Властитель Волн в отчаянии врывается в покои Анэма. —Мой? Да, вроде, ничего, — Анэм поднимает на него непонимающие голубые глаза. —Что он сделал с Юстином, что тот не может перестать думать об этом... об этом... Придумать ничего не получается и Унд слегка успокаивается. А после парочки бокалов «Крови» и вовсе смиряется, уходя из комнаты Анэма, который недавно лицезрел удивительное — потерявшего лицо Спрута. Причём второго за день. Первым был тот самый Юстин. Действительно, чего такого страшного Унд нашёл в светлых чувствах любви? Росио ведь не вырезал из-за этого весь его род. Анэм давится кэналлийским, когда в голове звучит голос Рокэ, вопрошающий, какие цветы понравятся юному Джастину. Ну всё, началось! «Пусть будут ирисы», — кидает он первое, что пришло в голову, ощущая себя на месте Лита. После чего лицезреет, как Рокэ объезжает всю Торку, пытаясь найти хоть один цветок в месяц Зимних Волн, после чего привозит Юстину огромную корзину подснежников. Неподалёку обречённо орёт Унд. Потом происходит череда невероятных глупостей, которым виной, конечно, опять является Рокэ Алва. Эта ванильно - сопливая история длится не долго, но всем этого хватает, чтобы потом устроить траурный ужин. Наевшись отборного стекла, Анэм мешает Унду настойку из пустырника и мяты, пока Ринальди провожает душу Джастина в Лабиринт. Властителя Волн очень задел тот факт, что умер самый солнечный и милый из нынешних Приддов. Причём в таком юном возрасте, так и не обретя настоящего счастья. Проходит ещё некоторое время за которое Абвениям приходится многое пережить. Близится Излом, к нему подрастает новое поколение наследников. Наступает 398 год Круга Скал. Выпускники Лаик стоят на площади в день Святого Фабиана и ждут, кто же выберет их оруженосцами. Всё идёт относительно гладко, пока Рокэ Алва не произносит имя Ричарда Окделла. —Спокойно, — Ринальди кладёт руку на плечо Лита, который осел в кресло. —Только без вина, — заранее предупреждает Астрап. Лит закрывает руками лицо — нынешний герцог, — теперь в этом уже нет никаких сомнений, — превзойдёт в глупости не только своего отца, но и самого Святого Алана. Об этом говорит и укушенная прокля́той крысой рука, которую Дикон «прижёг» и намазал мазью, и мысли этого же Дика, то и дело поминающего Святого Алана, и очень жаждущего убить своего нового эра. Только всё снова идёт не так, и жизнь подкидывает Абвениям новые сюрпризы. Астрап и Унд какой раз удаляются пить на брудершафт, когда два юноши — Арно Савиньяк (братья которого уже успели отличиться) и Валентин Придд (брат которого отличился не меньше первых), неровно дышащие друг к другу с Лаик, который почему-то слишком неправильно сближает унаров, признаются друг другу в любви, предаваясь страстным ласкам... Что на брудершафт приходится пить успокоительное, так как ни кэналлийское, ни касера уже не помогают. Но ещё больше сюрпризов подбрасывает именно особняк на улице Мимоз. Слухи о котором, одним прекрасным вече... кхм... ночью, воплощаются в реальность. И если бы этим только всё и закончилось! Монсеньор, совершенно не по кодексу и собственным жизненным принципам, целует своего оруженосца при любой удобной возможности. Причём бесстыдники оба герцога! Они умудряются краснеть и смущаться, после чего совершенно бесстыдно... Даже думать об этом не хочется. Забившись в угол, Лит подвывает, когда Дик в очередной раз поминает его при ссоре с Рокэ. Эта надорская невинная свинья умудряется изводить Первого Маршала Талига до такой степени, что тот потом ползает перед ним на коленях в буквальном смысле. Рокэ же тоже хорош — ревнует своего трепетного юношу к каждому столбу, одаривает его неземными дарами и ласками и... И далее по списку. Но завершающая нота переплёвывает все события, которые когда-либо видела Кэртиана и её создатели. Под громкий истерический хохот Унда и Астрапа, уже переживших всё, что только можно было пережить (просто мы опустили рассказ о Робере, Альдо и Мэллит), Ринальди отпаивает успокоительными травами Лита и Анэма, после того, как Рокэ делает Ричарду предложение и увозит того в Кэналлоа.