Она выжжена солнцем жизни,
Растоптана сапогами любви,
На коже её выцарапано
И вечность гуляет в крови
Признание в верной любви.
Между ними бездна. Пропасть. Абсолютное ничто. Между Натальей Альяновной и Зимним Солдатом понимание. Учение. Любовь. Хрупкая девочка, с рыжими косами чуть ниже плеч, попавшая к нему в 15 с половиной лет. Она — фарфоровая балерина из музыкальной шкатулки, ставшая мраморной статуей. Отчаянная, потерянная в огромном мире, роднёй забытая. С едкими слезами в изумрудно — весенних глазах. Без стеклянной дымки, живых, сияющих. Рассветное солнце в зрачках, закатные отблески в курчавых волосах. Розовые лепестки петунии — губы. На щеках персиковая пыльца. Едва заметная, роботами закрашенная. Он же — ледяная глыба. Холодный, отчуждённый, закрытый, по — мёртвому правильный. Просто оружие для создания новых версий себя. Безвольный в кошмаре, призванный его повторять. Обучать и ломать. Между ними чернота. Сверкающий горизонт событий, что вот — вот утянет и насмерть разорвёт. Между Натальей и Зимним красная лента летит, сплетая их воедино. На границе с чёрной дырой. Навечно. Она — несмышлёный и наивный ребёнок, с амбициями и кладбищем вместо сердца. Хранит не мгновения, а призраков в дохлой душе. Хранит бережно, защищает. Стреляет точнее всех. Стальные пальцы руки, неживой, нелюбимой, холодом больно касаются плеч, сдавливая, направляя. Указывают на цель, и сухие от Сибири губы тихо шепчут, что мёд льют в уши. Сразу в оба, отовсюду. Проникают под кожу, нервы задевая и оголяя их для дождя. Замыкая на себе. Он — учитель прекрасный, строгий, до жути властный. Его ученицы лучшие, ручные, только побитые или вдребезги разбитые, без кусочка целого. Он для них — Бог, Иуда, Дьявол, Иисус. Он — всё и ничего, как прежде. Призрак, легенда, тайна. Секрет его и горящего мака. И тонкие пальчики, так органично сжимающие Кольт, лишь подтверждают. Продолжение, начало, конец — неизвестность, ставшая жизнью в Комнате. Вопросов нет, только стремления быть выше, идеальнее, мыслями нужной. Да выживание суровое под снегом бесцветно — колким. Между ними затёртые клише бульварских романов. Надоевшие, обыденные, серые. Между Натальей и Зимним странности, как искры из-под рельс, летят. Цветные, живые, восхищающие. Он — человек без букв. Баки? Джеймс? Новые цели, не более. Скоро они найдутся, и он выполнит всё как надо — быстро. Без промедлений и сожалений. Свинцовая колба попадёт точно в цель, окрашиваясь в цвет её медных волос. Пробуждая давно забытое, утерянное, что — то из прошлой жизни. Абсолютно ненужное в новом, грядущем мире. Лишнее для него. Для игрушечного оловянного Солдатика. Кровавая сталь опаляет кожу, вгрызаясь по самое сердце. Ранит пустоту в центре и хрустальную куколку на окраине. Сжимает той горло, до всхлипов и вздохов, до тихого вскрика за мелкий шаг не в ту сторону. Струна левее, справа огонь, а спереди он. Она — алфавит. Кириллица, списанная у Анубиса. Читать, словно заживо умирать. Ему не впервой, поэтому закладки лежат на последних страницах, потёртых от грубых мозолей. У неё сбитые в кровь коленки, красные шрамы, точно звёздочки, на руках, ногах, сердце. Звёзды пятиконечные, на стали выведенные её же дрожащим пальцем. Ленты змеями обвивают шею, серебрянные, прочные, наученные. Не розовые, что на ногах, подвижные. Она промахивается. Десять попыток, одна ошибка. Лучший результат, но недостаточно. И всё равно ей поблажки дают небольшие, крохотные, для себя. Чёрная Вдова сильнее, умнее, ловчее. Значит в последний раз. Между ними война вековая, нерушимая, как и связь. Двухсторонняя, нереальная. Между Натальей и Зимним шёлковая нить. Эфемерное наваждение — печальная иллюзия счастья. У него под сотнями трупов и густым туманом приказов 90 ударов в минуту. У него выжженная девочка с ярко — рыжими волосами сидит на коленях и бессмысленно смотрит в глаза. У него появилась надежда, солнечно — слепящая, кудрявая, временная. — Что ты чувствуешь? — Наталья наклоняет голову вбок, как делает только она. Только с ним. Только одна. Тишина не звенящая, не томящая, а привычная. Робко — нежная и обыденная. Из кошмара в кошмар идущая, отвечающая на вопрос. Она точно ждёт его, искренне понимает, безостаточно принимает. И знает, что любит смертельный снег. Бездушный металл. Просто улучшенный автомат, завёрнутый в плоть и кровь. Денно и нощно болящий. Пристально — изучающе, проницательно и снова в цель. Её взгляд — изумрудный дар, исцеляющий от себя. Поглощающий, забирающий, до боли страстный. Два огонька пляшут, бьются в танце, не потушить. А вокруг них весна хоровод водит голубой, зелёный, красный. И он отпускает себя, забываясь в сосновом — вечно живом — лесу. Целует рвано, грубо, без грани боли. Впитывая и забирая. Сминает пухлые губы, хищно кусая, щетиной царапая. Твёрдо наступая и загоняя. Сталью сковывая плечи, добавляя/вскрывая старые раны. Кислорода катастрофически не хватает, от металлического запаха ведёт сознание, и всё вмиг прекращается. Она кладёт свою маленькую, в сравнении, крохотную ладонь поверх его и решительно отвечает. Самостоятельно задавая темп, где надо приструняя. Уверенно ведёт, почти что забываясь. Почти что отвадаясь. Болезненный стон от крепкой хватки вылетает случайно. Страх. Серо — угольной, чернильной кляксой впечатался в веки и мозг. Липкий, вечный, поселился глубоко внутри разума. Сожмёт чуть сильнее, строже, упрямее и сломает точно пополам, по линии сердца. Ни склеить, ни собрать. — Всё в порядке. — мягкая белая кожа на колючую от щетины щёку, чистая улыбка в сумраке ночи. Резко, странно, приятно. Касания по — детски наивные, трогательные, но выученно сдержанные. И всё равно, что пальцы в свежей крови. Это единственное мгновение для них. Ненавистное Солнце отстраняет, разрывая блекло — тонкую связь. Скрывая блестящие от слёз глаза и тихо — горячие признания. Риск. Безусловно оправданный и необходимый. Для работы и жизни. Очерствевшей души. Ночью гораздо лучше. Эта недосказанность насквозь пропитала её комнату. Если прислушаться, она обязательно выйдет. Между ними ничего. Гильза без заряда. Порох — вера развеян по ветру, дробь — мечты на дне озера под слоями песка. Между Натальей и Зимним судьба. Холодная, снежная, Сибирская, не знающая тепла. — Я люблю тебя. — чёрный ободок ресниц мягко подрагивает под лучами предрассветного солнца. Глупо — счастливая улыбка расползается на лице не — нормальной школьницы. Плевать, что она вымучена, выстрадана, выбита. Есть шанс — значит заслужила. Она — его бесприданница. Принцесса таёжного царства, вечных льдов и одиноких Солдат. Из наследства знание всех ружей, Марков, да пуанты в бордовых разводах. Его подарки при первой встрече — шрам поздний, не из Красной, над левым бедром и вырванное с корнем сердце, простреленное как решето. У неё тонны алмазной влаги и бессмысленных фраз, брошенных в никуда. Отданных ему на владение, хранение, пользование. Стёрто всё под ноль, основание, фундамент. Грёбанный код. Между ними… Пустота. И Клинт получает камень, потому что Наташа бы не смогла.