***
Джеки привел и других людей в ее жизнь, и Ви иногда думала, что это так ей отплачивали боги, в которых она не верила. Обменяли ее боль в висках и переносице, лопающиеся капилляры, носовые кровотечения от постоянных переработок и неуходящий страх на Вика, на Мисти, на другую жизнь. При всем своем барракудном прошлом и новом прозвище, Ви никогда не думала, что у нее вообще могли быть какие-то там друзья, но вот посмотрите на нее. Все портил болтливый конструкт, который больше напоминал паразита, чем растущая из асфальта трава. Он и был паразитом и имел наглость при этом высказывать постоянное недовольство, как будто не претендовал на чужое тело, чужие мысли, чужое — все. Она ненавидела его. Она ненавидела его наглое нутро, которое пустоголовые беллетристы считали по-дикому очаровательным и неукротимым. Она была готова блевать от одного лишь вида его лица. Джонни Сильверхэнд вызывал у нее тошноту, как непереваренное содержимое чужого желудка, и это само по себе было достижением. Иногда Ви казалось, что она не человек, а ИИ, которого в детстве случайно засунули в колыбель. Но вот появился Сильверхэнд — и весь карточный домик ее спокойствия кренился к полу не по дням, а по часам. У Джонни была какая-то личная вендетта против нее, с понятными только ему одному источниками. — Нет никакой вендетты, есть корпоратская подстилка с нутром еще более наглым, чем мое. Ты коррозия всего живого. Ну конечно. Помяни черта. Ви заварила себе кофе и спокойно сказала: — Ты так щедро делишься мнением, которое никто не спрашивает. Мне тоже есть, чем поделиться. Джонни хмыкнул. — Засунь это в тот отдел гипоталамуса, который у тебя не работает, и забудь. Он появился из ниоткуда, как всегда. Ви отпила свежий кофе. Она могла легко пропустить это мимо ушей, как уже делала много раз, потому что в конце концов все, что говорил Джонни, не имело никакого значения. Он был жужжанием, белым шумом, не заслуживающим внимания, которого так страстно желал. Проблема заключалась в том, что этим утром Ви проснулась в особенно скверном настроении, после долгого и болезненного сна о Компэки Плаза, и выбрала жестокость. — Ты самовлюбленный ублюдок и лицемер, Джонни. И сейчас, как жалкий призрак прошлого, паразитируешь в моей голове вместо того, чтобы наслаждаться старостью. Ты бухал, жрал колеса, курил, трахался: жил в свое удовольствие, одним словом, пока не умер. И все это — без единой секунды раздумий. И теперь ты Джонни-бой, легендарный рокер, который не продался. Не торчок, не циничный алкаш, не человек, который разрушил своими руками все, что у него было. Ви знала, что ударила, куда нужно, и что ударила больно, в конце концов она же была барракудой, сучкой из слоновой кости. Ви видела это по его изменившемуся лицу, по играющим желвакам на шее, по нервно дергающимся пальцам. — Но, когда я хочу просто жить и жрать не объедки, а вкусную еду, спать не на гнилом матрасе, а в удобной кровати, хочу жить в свое удовольствие и знать, что могу сходить к риперу, это вызывает у тебя горение жопы. Я превращаюсь в корпоративную продажную суку за то, что не желаю подыхать в канаве в шмотках, последний раз стиранных месяц назад. При этом ценю людей, которых впускаю в свою жизнь, и все же сука здесь не ты. Интересно. Бледный и яростный, Джонни исчез со стула и возник перед ней как вестник судного дня. «И ад следовал за ним» или что-то такое. Ви пила кофе, облокотившись на кухонный стол, и даже не вздрогнула. Он протянул руку к ее кружке, наверняка, чтобы вылить содержимое на ее кремовые брюки, но рука прошла насквозь. Тогда он сложно и зло выругался. Потом выругался опять. Потом пустился в длительное объяснение, почему же она, тупая корпоратская пизда, никогда в жизни не сможет понять его мотивы, как вся ее суть сводится к одному потребительству, как именно он прозрачен со всех сторон и всегда был именно тем, кем казался на первый взгляд, и как все люди, когда-либо вступавшие в его жизнь, с самого начала знали, с кем имели дело, в отличие от нее, суки с тройным дном. — То есть, твоя претензия заключается в том, что я двулична? Джонни, мне неприятно это говорить, но ты становишься до неприличия очарователен, когда тебе что-то надо. Потайное дно здесь не только у меня. Ви вздохнула и потянулась за таблетками. Слушать еще один длинный монолог у нее этим утром не было никакого желания. — Я думаю, тебе пора. Вот такими были их отношения.***
Ей не впервой было отпускать хорошие вещи, а еще — она имела отменный нюх на жареное, который, как раритетный револьвер, давал иногда осечку. Ви всегда и ко всему подходила обстоятельно и знала, что, если играешь по-крупному, терять в случае неудачи придется тоже по-крупному. А также она ненавидела Джонни Сильверхэнда настолько, что даже не заметила, в какой момент ненависть превратилась в презрение. Он брюзжал, как дед, ему невозможно было угодить, и все попытки договориться превращались в короткий пшик, стоило ему открыть рот. Ви не была сторонницей старомодных и радикальных привычек, но иногда жалела, что не могла вымыть Джонни рот с мылом. Настолько безвкусным и грязным казалось все, что он из себя исторгал. Как плесневый коврик, как многолетний мусор в углу. Ви знала, что он слышал ее, слышал каждую ее мысль и оттого бесился, что она не давала ему право на голос, исправно принимая таблетки. Такова была месть за попытку ее убить.***
Альт из воспоминаний казалась Ви приятной, и она ей сочувствовала, так как в отличие от Джонни, понимала причину ее недовольства. Она сочувствовала и Джонни тоже, тихо, в тайне, потому что после встречи с Альт теперешней к презрению Ви примешалась жалость. У Джонни не было ничего, кроме его ублюдского характера и ядовитого языка, у него не было Вика, не было Мисти, и при всей своей легендарной славе он остался неудачником, который умел только ломать. Ви долгое время считала, что никакого Джонни не было. Что настоящий Джонни умер пятьдесят лет назад, а ее голову занимало не что иное, как искусно сотворенный ИИ, имитирующий оригинал настолько, насколько позволял ему прогресс. Ви ко всему подходила обстоятельно, в том числе и к своим личным интересам. После встречи с Альт, она задумалась: был ли конструкт действительно ничем, ИИ, или превратился в отдельную цифровую личность, построенную на фундаменте своего прежнего прототипа? Искусственный интеллект мог учиться, мог развиваться, но он не мог измениться и перешагнуть через свою суть — ключевую задачу заложенной в нее программы. Он не мог перестать переписывать сознание Ви, медленно ее убивая. Менялся ли Джонни? Он больше не хотел убить ее. Он просил Альт разделить их и вернуть все, как было. Это не отвечало на вопросы Ви, но она больше не могла его ненавидеть.***
Она помогла Джонни найти его машину, устроить свидание с Бестией и наконец возле северных месторождений Пустошей отыскала его могилу. Ви говорила себе, что все дело в корнях эмпатии, зарытых в ней где-то глубоко, но Джеки всегда знал ее величайший секрет: она просто была не самым дурным человеком. — Здесь вообще ничего нет, — сказал Джонни, когда они приехали. — Не говори, что ждал цветов и громких эпитафий. Он дернул ссутуленным плечом. — Конечно нет. Но здесь нет вообще ничего. Ви подняла с земли сколотый с двух сторон камень и нацарапала его инициалы на металлическом листе. — Так лучше? Джонни смотрел на нее, будто с недоверием. Потом помрачнел и сидел так минуты две, как самый настоящий дед. — Я понимаю, что проебался по всем фронтам, — наконец сказал он, вставая. — Теперь — особенно отчетливо. Ви пожала плечами: спорить с этим было трудно. — Начало прекрасной светлой дружбы ты тоже проебал. Он мрачно хмыкнул. — Мне казалось, ты «ненавидела меня до блевоты». — Я с самого начала не собиралась ругаться с тобой, Джонни. Откровенно говоря, даже надеялась договориться до взаимного сотрудничества, пока ты не впечатал меня мордой в стекло. Прости, так уж вышло, что я злопамятная и не забываю обиды. А когда кто-то пытается меня убить, помню это особенно долго и мщу. Тяжелая корпоратская жизнь. — Откровенно говоря, я был так зол на «Арасаку» и все вокруг, что это даже не пришло мне в голову. Ви едва удержалась от того, чтобы закатить глаза. Разумеется. — И правда, переговоры — не твоя сильная сторона. — Отъебись. Они помолчали. — Но ты бы себя тоже видела: «Вик, что мне делать, я не хочу умирать, Вик, сделай что-нибудь, убери его, Вик». Столько нытья я в жизни не слышал. Ви щелчком пальцев отправила мелкий камушек в полет. — У всех бывают моменты слабости. Ты сутками ныл, чтобы я дала тебе закурить и что убить меня не вышло. Я же не припоминаю тебе это. Джонни подарил ей продолжительный взгляд, и она сдалась. — Ладно, почти не припоминаю. Суть в другом: когда ты умирал в башне, тебе тоже было страшно. И наш шанс на адекватный старт просрал именно ты. Она посмотрела на выцарапанные в жестяной пластине буквы и вздохнула. — Мне жаль, что так вышло. Мы могли бы тебя эксгумировать и отнести останки в колумбарий. С цветами и нормальной эпитафией. Джонни прокашлялся. — Не поздно попросить у тебя еще один шанс? Ви, не так давно окунувшись в эту новую жизнь, все еще помнила, что в «Арасаке» не было такой вещи, как «вторые шансы». Но, откровенно говоря, «Арасака» могла пойти нахуй. Ви хорошо видела долгосрочные перспективы и, в отличие от Джонни, знала, когда нужно сотрудничать.***
Она всегда и ко всему подходила обстоятельно, будь то учеба, работа, собственные личные интересы. Поэтому предложенный ДеШоном план ей не понравился. А еще, как показывал прошлый опыт, у нее была чуйка на запах жженой резины, которая редко, но давала осечку, и бесконечная, непростительная слабость перед Джеки. Все три фактора привели к тому, что после офренды она, заперевшись в туалете «Эль койоте кохо», рыдала, закрыв ладонями лицо. Этот отголосок работы в корпорации, казалось, тоже должен был остаться в прошлом, но посмотрите на нее. Плакала она глухо и почти беззвучно, опустив голову на колени. Детская привычка. Сначала задрожали руки, потом плечи, потом — все тело. Спустя десять минут и на шестой сухой всхлип она почувствовала мягкий хлопок по спине. Кровь, пошедшая из носа, капала на ее черные лодочки, но Ви было все равно. — Ви. — Уходи. Хлопки никуда не исчезли, вместо этого сменившись ритмичными поглаживаниями вверх-вниз, вверх-вниз, под одну и ту же мантру в ее голове: «Джеки, Джеки, Джеки». О, капитан, мой капитан. — Ты хоть представляешь, какой у меня потом будет отходняк? Еще и накроет через час в самый неожиданный момент. «Все должно было быть не так, — думала она. — Все». — Жизнь — сука, — резюмировал Джонни. — Дыши, Ви. Она послушала и дышала пока не ушла дрожь, а тело вновь стало ощущаться, как собственное. — У тебя нос красный, — сказал он. — Отстань. Еще через пять минут Ви открыла глаза. Джонни сидел перед ней на корточках, держал во второй руке ее сцепленные в судороге пальцы и никуда не уходил. Она достала из сумочки пачку влажных салфеток, стерла кровь под носом и с туфель. — Я не умею ездить на мотоцикле. Он поправил ее завернувшуюся у кромки шва юбку и поднялся, погладив большим пальцем колено. — Я тебя научу.***
Что действительно стало закрытой вехой и новым стартом несмотря на то, что Ви одной ногой стояла в могиле, так это тело Смэшера, грудой бесполезного металла лежащее на полу. На импланты этот денег не жалел точно. — Ну, и как ощущения? — спросила она, носком туфли толкнув его безвольную металлическую тушу. — Чувствуешь, как начинается новая жизнь? — Пойдем, Ви. У нас мало времени. Джонни торопился, нервничал, и Ви даже показалось на секунду, как будто действительно не хотел, чтобы она опоздала и все это — оказалось зря. Он провел ее по коридорам к скрытому терминалу своими настойчивыми подсказками, и когда Ви погрузилась в бассейн с водой, она подумала: «Ну. Все или ничего», — потому что играть по-мелкому теперь было несолидно.***
— Я не хочу уходить, — сказала она Альт. — Тогда ты умрешь. В ее системе цифровых данных и черно-белых крайностей все оказалось до невероятного просто. Хотя у Ви были основания думать, что на какую-то долю это не совсем так. Могущественный ИИ, который стер с лица земли штурмовой отряд «Арасаки» быстрее, чем она успела сказать «эдди», все еще держал обиду на бывшего любовника. И если это не заслуживало ситкома, то Ви не знала, что могло бы. Ее тело разваливалось, как старое ржавое ведро. Еще Ви получила ответ на свой вопрос: Альт сделала из нее конструкт, но ничего как будто не изменилось. Она как будто по-прежнему была собой, и даже не заметила бы разницы, не скажи ей об этом Джонни. Ви посмотрела на него. Он сидел мрачный, как обычно, но теперь казался усталым и странно потерянным, словно все восемьдесят девять лет существования обрушились на него за раз. — И что, совсем никаких счастливых концов? — спросила она, глядя на него снизу вверх. — Похоже, не в этот раз и не в этом городе. Ви не могла согласиться. Она хотела свой счастливый конец и, если надо, собиралась выгрызать его зубами, как в давние времена. В конце концов, кто бы там что ни говорил, не было ничего лучше, чем старое-доброе «и жили они долго и счастливо». Она взяла Джонни за руку, он ее не отнял. Подумать только, еще некоторое время назад Ви мечтала, чтобы он заткнулся, а сейчас Джонни молчал, и это было неправильно. — Если все конструкты «Микоши» становятся частью твоего кода, что тогда будет с ним? — спросила она Альт. — Он уйдет со мной за Черный Заслон. — И что с ним станет там? Альт ответила не сразу. — То же, что и со всеми. — А если… — Ви вздохнула, собираясь с мыслями. — Если я попрошу тебя повременить? Сохранить его таким на какое-то время. Джонни выдернул руку и схватил ее за плечо. — Что ты задумала? — И зачем мне это делать? Эти два вопроса они с Альт задали одновременно. Джонни встряхнул ее. — Ви, ответь. Она поджала губы. — Если я найду тебе другое тело, ты вернешься со мной обратно? Он отступил на шаг. — Мы только что разнесли «Арасаку» по кирпичику, надо было думать об этом раньше. И нет, я не буду принимать корпоративные подачки. Ви покачала головой и сократила между ними расстояние до изначального. — Без «Арасаки». Если я найду тебе другое тело без «Арасаки», ты вернешься? Джонни невесело усмехнулся. Взгляд его уходил ей куда-то за плечо, в океан бесконечных цифровых данных, на сияющий желтым светом мостик. Ви настойчиво дернула рукав его куртки и заставила взглянуть на нее. — Джонни? Ей не нравился этот внезапно пробудившийся в нем фатализм, от него веяло несвойственным Джонни принятием неизбежного. — И как именно ты это сделаешь? — Подумаю об этом позже. Она посмотрела на Альт. — Зачем он тебе там? Он тебе не нужен, весь «Микоши» в твоем распоряжении. Просто сделай, как я прошу, и дай мне немного времени. Пожалуйста. — Сколько? Ви выдохнула. — Месяц. Дай мне месяц, и, если я не вернусь с новым телом, делай, что задумала изначально. Взгляд Джонни напряженно и цепко держался на ней. — Зачем тянуть мертвую лошадь, Ви, когда она явно никуда не поедет? Она снова взяла его за руку и накрыла ее второй ладонью. — Просто подожди меня, и через месяц я вернусь. Нельзя вот так оторвать кусок души и дальше жить как ни в чем не бывало. Его рука ощущалась теплой, хоть и была всего-навсего набором оцифрованных данных. Отпускать ее не хотелось, и уже тем более не хотелось думать о том, что если она вот так уйдет, то придется просыпаться каждое утро в тишине, в тишине ехать на новый заказ, в тишине ужинать и ложиться спать. — Ладно, — наконец сказал Джонни. — Только не добирайся ко мне столько же, сколько ползла до «Микоши».***
«Увидимся в посмертии». «Увидимся на той стороне».***
У мистера Голубоглазого и впрямь были голубые глаза. Синтетические, конечно, из имплантированной оптики: две электронные точки, замершие на ее лице. — Поговорим об оплате, мисс Ви. Предположим, к одному шансу на несколько десятков, наше маленькое мероприятие увенчается успехом. Два миллиона евродолларов и слава легенды, идущая впереди вас. Как вы на это смотрите? — Нет. — Нет? Ви всегда и ко всему подходила обстоятельно, в том числе и к своим личным интересам. А еще она знала, как нужно договариваться и когда можно просить самые безумные вещи. — Мне нужно два тела, полностью имплантированные и сделанные по индивидуальным меркам. Мистер Голубоглазый достал из кармана пиджака дорогой портсигар и закурил. — Чьим? Она отправила ему две фотографии, мерки и все, что смогла собрать за прошедшие две недели. — Моим и его. — Дорого и загадочно. — По сравнению с данными, которые вы получите, это ничто. Мистер Голубоглазый долго смотрел на нее, на столе перед ним стоял стакан с плавающим в нем кубиком льда, и он то и дело водил по краю стекла указательным пальцем. — Ваша правда, — сказал он. — По рукам.