Идальго и чертознай

Зной сиесты разливался в воздухе, заставляя дрожать воздух над камнями. Сюда, на окраины виноградников, никто не приходил, и юноша наконец-то мог остаться один и заняться обычными, ни к чему не обязывающими занятиями. Вот и сейчас он скинул дублет, расстегнул перевязь, скинул в другую сторону сумку с простецким обедом – с мехом с разбавленным вином, куском хлеба, луковицей и сыром, и сел на один из плоских, нагретых солнышком камушков, намереваясь хоть часть сиесты провести в праздных мечтах и лени. Тень шевельнулась в кустах справа, вниз по склону. Юноша в первый раз списал все на марево и не обратил внимания, но тут движение повторилось. Стараясь не выдавать своих намерений, сделав вид, что поправляет ремешок на пуленах, он подобрал плоский камень с земли, метнул его в кусты, и кинулся туда сам, схватившись в рукопашную с чем-то черным, жестким и будто бы покрытым шерстью. – Да не черт я! Пресвятой богоматерью девой Марией и Иисусом Христом клянусь – не черт я! Вот те крест! Юноша перестал молотить своего противника, но пока остался сидеть на нем верхом, удерживая руку в захвате за спиной. – Читай символ веры, раз так! – потребовал он. - Верую в единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И в единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, рожденного от Отца прежде всех веков: Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, одного существа с Отцом, Им же все сотворено. Ради нас людей и ради нашего спасения сошедшего с небес и принявшего плоть от Духа Святого и Марии Девы, и ставшего человеком... Ай, больно же, опусти! Он выпустил соперника, и юноши, откатившись друг от друга на безопасное расстояние, принялись рассматривать друг друга. Тот, кого он было принял за черта, был худ, черен от загара, с копной темных как смоль, вьющихся волос. На скуле наливался свежий синяк, а у брови левого глаза виднелось рассечение, с медленно спадающим отеком, отчего неожиданно светлые глаза, казалось, смотрят в разные стороны. – А ты хорошо дерешься, – заметил черт. – Ты чего здесь делал? Я тебя не знаю, – Юноша на комплимент отреагировал неопределенно передернув плечами. – Еду воровал. За виноградом залез, думал, от двух кистей у господ не убудет. А ты, видно, из их слуг, раз всех в лицо знаешь? Вместо ответа юноша поднялся, подошел к камню и просто поднял перевязь с палашом вверх. – О, простите меня, ваше... Как вас величать-то? – Идальго Диего Анна-Мария Иосиф де Арехос. – А, – сразу оскалился в улыбке черт. – А я Лука, без роду, без племени. Я пойду уж, раз тут господа такие злые... – Постой, – Диего окликнул пришельца. – Иди к церкви, к отцу Доминику, скажи, что шел с паломниками да отстал от группы. Он тебя накормит! Черт, то есть Лука, махнул рукой и, перемахнув через низкую каменную оградку, направился к деревушке вниз по склону. Диего шлепнулся на камень, достал из сумки мех, набрал полный рот вина и долго еще сидел, глядя на дорогу к деревне. С Лукой Диего встречался регулярно, все в том же месте виноградника, во время сиесты. Местные Луку чурались, а уж после того, как устроился подмастерьем к кузнецу и без проблем мог подковать и упрямого мула, и норовистого жеребца – и вовсе признали чертознаем, несмотря на то, что Лука прилежно посещал вечерние проповеди, не говоря уже о воскресных мессах. Так что признанию своего знакомца, что он цыган, отставший от табора, Диего и вовсе не удивился. Удивляло его скорее другое – то, что Лука всячески старался закрепиться в деревушке, найти постоянный кров, вместо того, чтобы ночевать то на чердаке дома кузнеца, то в зале церкви. Даже в какой-то момент Диего предложил Луке стать его личным слугой, но цыган так скривился, что больше этот вопрос юноши не поднимали. – Где ты был? – Лука накинулся на Диего с этим вопросом, как только тот появился на дорожке. – Мы ездили в город, на празднество святой Анны ради конфирмации моей младшей сестры и заключить договор с синьором на поставки вина, – Диего внезапно улыбнулся и схватил Луку за плечи. – А еще я влюбился... Она такая... Невероятная! – Идальго, что вы себе позволяете? Обниматься с простолюдином! - Цыган вывернулся из объятий. – Когда свадьба? – Никогда. – Диего тут же погрустнел и опустился на облюбованный камень. – Она не знатна? – удивился Лука. – Знатна. – Тогда попроси отца, пусть зазывает сватов! Он же благоволит к тебе и тут отказать не должен. В чем дело? – Она из семьи берберов. Лука присвистнул, сел рядом с ногами Диего, вытащил мех с вином и сделал огромный глоток. – Как же ты влюбился? Они ж ходят все... – он жестами показал намотанную вокруг лица ткань. – Ветер был. С лица сдуло платок, и она не сразу его поймала. И она видела, что я на нее смотрю – и улыбнулась мне, представляешь? Потом замотала платок и посеменила догонять остальных женщин. И что мне делать? – Молиться об избавлении от чувств? Может это лукавый тебя поблазнил, чтобы ты сошел с пути истинного? Знаешь, говорят власяница и сорок плетей хорошо избавляют от душевных терзаний. Диего рывком отобрал мех и сам отпил вина. – Ладно, может у меня получится что-то узнать про твою сердешную. Знаешь кто ее отец? – Амалу ибн Тарик. Лука, почему ты побледнел? – Оставь любые мысли о ней. И я тебе ничем тут не помогу. – Почему? Что ты такое знаешь? Говори, немедленно! – Диего вскочил и навис над цыганом. – Потому что Амалу – это не имя. Это прозвище. Это один из самых жестоких и свирепых людей! Хотя его в пору было бы звать Дьяволом! Я думал, что по мусульманским традициям, может, получится выкрасть невесту и жениться на ней, не смотря на гнев всей ее родни – но не Амалу ибн Тарик! Я не отстал от табора! Меня ему в рабство продал мой отец! И поверь, я знаю, о чем говорю! Я понял, о ком ты – Айур красива, да, но забудь! Просто забудь! Я украдкой повернул голову в ее сторону, когда она проходила мимо, вместо того, чтобы пасть в ниц! Меня за это били палками, пока я не почувствовал, что душа расстается с телом! А потом бросили на солнце, как старого пса! Он – дьявол, а она должно быть, демон, Лилит, воплощенная на земле! Да, отец обвинил мою мать в ведовстве и якшании с демонами, но он не видел демонов! Забудь, говорю тебе, и молись своим святым, пречистым Марии и Анне, чтобы избавили тебя от этого соблазна! – Лука во время своей речи сам не заметил, как поднялся на ноги. – Как тебя продал отец? И откуда ты знаешь, что невесту можно украсть? – удивленно выдавил из себя Диего. – Знаю! – Цыган толкнул юношу, и тот сделал пару шагов назад. – Потому что мой отец выкрал мою мать! И Лука ушел, отчаянно ругаясь на незнакомом Диего языке. Диего не видел Луку до Рождества Богородицы. Цыган, казалось, избегал его всеми возможными способами. Переживал по этому поводу он не долго – дела на земле, которой они владели, занимали почти все время. А вот красавица Айур не шла из головы и сердца никоим образом. Он даже попытался поговорить с отцом об этом, но тот ответил таким тяжелым взглядом, что юноша запнулся на полуслове и больше не поднимал этот разговор. На праздничной мессе, подходя за причастием, они оказались рядом, и Лука почтительно склонился перед молодым идальго, шепнув при этом «Сад. Сиеста». И Диего ответил приветственным жестом, показав, что понял его. На следующий день Диего шел в сад, сам не зная, чего ожидать. Цыган сидел на его любимом камне, хмурый и помятый. – Я был в городе. В альхама не нанимают никого со стороны, хотя говорят, что работы много. А еще говорят, что им подняли налоги. Что скажет сеньор Диего? – Что надо собирать войско. И предупредить остальных сеньоров. Но почему ты не пришел с этим к моему отцу? – А он поверит чертознаю? – пожал плечами Лука. – Кстати, ночи становятся холодными... Но как бы им не стать слишком жаркими. – Он не поверит цыгану, взявшемуся из ниоткуда. Но поверит моему слуге. Молчание затягивалось. Лука снова что-то пробормотал на другом языке, встряхнул головой, облизался, вытер руку о шоссы. – Ладно, я согласен.