Экономические тонкости

— Чайльд, душенька, какая радость наконец-то увидеться с Вами,— у мужчины бархатный голос, лёгкая улыбка на губах, а в очках отблески многочисленных светильников его кабинета,— Вы специально игнорируете мои письма, или же мне стоит провести беседу с кем-то из моих или Ваших подчинённых? От Панталоне не веяло устрашающим холодом и могильной сыростью, он не казался пугающим – по крайней мере в привычном понимании этого слова – но сейчас Аякс чувствовал нечто неопределённое, ведь он прекрасно знал, о чём же сейчас должна пойти речь. Что касалось писем – игнорировал он их лишь единожды. В остальное время они либо не доходили, либо терялись, либо просто не бывали замечены за множеством работы и собственной занятостью. — Я Вас внимательно слушаю, Лорд Панталоне,— Одиннадцатый умело опускает тему писем, как бы сразу переходя к обсуждению,— Вы хотели поговорить о чём-то по работе? Если Вы об отчётах по Банку, сейчас проблемы с логистикой, но они уже отправлены, так что я прошу прощения за задержку. — Прошу, не стоит, Вы ведь знаете, о чём я хочу с Вами поговорить. Да и говорить я с Вами буду не как коллега-Предвестник, а как банкир с должником. Мальчишку пробирает дрожь. Так старший об этом. Всё-таки, его предположения о теме разговора были верны. Как отвратительно. — Будьте добры, присядьте. Панталоне обвораживает чистотой собственного голоса, и бесами, что, плещась, скрывались за мягкостью интонаций. — Чайльд, я сказал, сядьте,— под очками глаза старшего блеснули недобрым огоньком. Всё-таки, даже если он кажется достаточно мягким, не стоит выводить его из себя. Юноша делает пару шагов к рабочему столу коллеги, неровно выдыхает и усаживается на одно из кресел, стоящее напротив стола. Улыбка на губах банкира уже не кажется такой мягкой и смеряюще тёплой. — Мне хотелось бы знать, на что Вы тратите свои командировочные. Прошу меня простить за то, что вникаю во что-то из Вашей личной жизни, но несколько миллиардов за полгода? У меня появляются вопросы к Вашим налоговым декларациям. Разве простительно Предвестнику, работающему на благо Региона так растрачивать его благосостояние? — Милорд, ситуация этого требовала. — Ситуация? И что же Вы имеете в виду? Разве бесполезная трата моры на свои личные нужды – ситуация? Я могу понять всё, что было связанно с Церемонией Вознесения, к примеру, - ладан, что обошёлся нам в крупную сумму, но ведь есть и те вещи, что Вы не упоминаете, я ведь прав?— Мальчишка молчит. Какая глупость,— Вы не станете со мной говорить? Что ж, какая жалость. Банкир поднялся, на пятках отодвинувшись, а после, обогнув стол, оказался напротив младшего коллеги, опираясь на рабочую поверхность стола. — Пришло время Вам оплачивать свои долги, Аякс,— взгляд чужих глаз проходится по юноше вниз-вверх, оценивая, а после эту самую оценку выказывая лёгкой улыбкой на губах,— Обычно я куда более принципиален в подобных вопросах, думаю, Вам это известно, но для Вас могу сделать некоторое исключение. И даже в качестве небольшого послабления я любезно проведу Вам «инструктаж»,— с губ Панталоне сорвалась приглушённая усмешка, а за ней – тихий смех. — Лорд Панталоне, о чём Вы? Если вопрос в море, Вы понимаете, он ведь решаем. Одиннадцатый паникует, какая прелесть. Так вот почему Доктор называет его вкусным. — Ох, мой милый-милый Аякс, Вы ведь всё прекрасно понимаете. Мужчина отталкивается от стола, сразу же чуть нагинаясь к Тарталье, и, взяв того за ворот рубашки, целует. Чайльд поначалу попытался оттолкнуть старшего, но вскоре и сам понял, что не хочет этого. Какая глупость! Его ведь абсолютно точно не привлекают мужчины! Только вот опровержением этого «не привлекают» становится то, что в его животе позорно скручивается узел возбуждения, пускающий волны мурашек по телу. Ну не может же быть такого! Панталоне аккуратно отстраняется, поправляя очки, что во время поцелуя съехали чуть ниже по носу, и довольно, но едва ощутимо улыбается. Его рука оказывается на пахе мальчишки, чуть нажимая и совершая круговые движения, при этом заставляя вздохи срываться с губ, а щёки краснеть. — Нравится? Банкир, словно змей-искуситель затягивает Одиннадцатого дальше и дальше в дебри наслаждения. Только юноша кивает головой, старший убирает руку и выпрямляется, снимая очки и пиджак и укладывая те на стол. Оттуда же брюнет подхватил резинку для связывания ассигнаций и чеков, быстро собирая волосы в низкий слабый хвост – да, определённо на волосах будет неприятное ощущение, но это после. А сейчас это лучше, чем если волосы будут мешаться – и подвязывая ею. — У Вас ведь хорошая осязательная память, м?— Чайльд совсем не понимает, зачем эта информация старшему, но осознание того, что лучше отвечать на все вопросы, что ему задают, есть. — По крайней мере, как мне кажется, да,— голос чуть приглушён, сбит и слегка подрагивает, а сам юноша отводит взгляд, боясь или стыдясь посмотреть на старшего. — Хм, в таком случае,— мужчина лёгким движением руки раздвинул ноги младшего, усаживаясь перед тем на колени. Боже, не собирается же он…? Рука вновь проходится по паху мальчишки, а после лёгким движением расстёгивает на нём брюки, высвобождая его ещё не до конца вставший член из нижнего белья,— думаю, Вам не составит труда запомнить то, что я делаю и чуть позже повторить. Вы ведь до этого никогда не делали кому-то минет, верно? Или мой дорогой Аякс настолько развратен и бесчестен? Ох, что Вы, не смущайтесь, я ведь не прав?— слишком часто Панталоне говорит «мой», слишком часто язвительно улыбается, вгоняя Чайльда в краску смущения. Он бы никогда не стал делать кому-то минет! И сейчас не станет! Хотя… Конечно, Тарталья где-то в глубине мыслей понимал, что ему придётся отсосать старшему, и от этой мысли он даже не испытывал отвращения. Это было странно, непривычно и не укладывалось в голове, бегая быстрым ворохом мыслей, перехватывая то на одни, то на другие потоки. Но всё пропадает, заменяясь на обжигающий жар, когда губы коснулись члена, вбирая в рот головку. О, Архонты, как же блядски хорошо. Какие же у банкира мягкие и великолепные губы. Брюнет аккуратно заглатывал член младшего, обводя венки языком, посасывая и чуть придерживая рукой у основания для поддержки, при этом таким образом давая дополнительную стимуляцию. — Запоминаете, Аякс?— оторвавшись от удовлетворения мальчишки спрашивает Предвестник. Его губы чуть припухли, а взгляд был полон трепетной пелены возбуждения. Ждал ли он подобной возможности? Давайте опустим этот вопрос, ведь, конечно, смотреть на разгорячённого, возбуждённого и непонимающего самого себя Тарталью, но ещё лучше будет видеть его в таком же состоянии, но ещё и с членом во рту. С поджатых бледных губ не слетает ни слова в ответ – лишь приглушённые мычание, вздохи, всхлипы, стоны и скулёж. Какое великолепие. Рука в перчатке проходится по крепкому бедру, даже сквозь ткань обжигая металлическим холодом колец. Чайльд только собирается податься бёдрами вперёд, навстречу приятным касаниям горячему рту, как рука, что была у него на бедре резко вжала его в кресло. И, казалось, руки мужчины, были слишком крепкими и сильными для него, и от этого возбуждение ощущалось только ярче. — Бёдра, Аякс. Сидите ровно. На этот раз голос Регратора звучал грубее и строже, а в его взгляде читались приказ и строгость. То, что он вновь отстранился ощущалось болезненно-неприятным холодом, при этом хотелось заставлять того молить о большем. И Одиннадцатый слушается. Постыдно, смущённо слушается, отводя взгляд и зажимая рот тыльной стороной ладони. Так отвратительно горячо и обжигающе, словно у того был пиро элемент, хотя это не могло быть правдой. — Господин Панталоне…— у мальчишки дрожит голос и подрагивают пальцы, он хочет больше, он будет просить больше,— Прошу Вас, пожалуйста…Пожалуйста, я хочу ещё…я…— язык заплетается, а говорить то, что хочется до безумия стыдно. И Предвестник понимает, безусловно понимает, ускоряя собственные движения и насаживаясь до самого основания. Мужчина первое время чуть сжимает член Тартальи у основания, сдерживая чужой оргазм, а после, во время особо глубокого толчка, отпускает, позволяя младшему кончить. Буквально за несколько минут до того, как Чайльд переступил порог кабинета старшего коллеги, он бы не поверил, что когда-нибудь в своей жизни сможет дойти до подобного состояния из-за мужчины и что мужчина когда-нибудь сможет одним лишь только видом довести до дрожи и оргазма. А Панталоне смог. От одного только вида Регратора со спермой, большую часть из которой он проглотил, на губах в животе вновь скручивался узел желания и возбуждения. Брюнет поднялся, поправляя на себе одежду и приятно-тепло глядя на партнёра с едва заметной улыбкой. Этот юноша был обворожителен, особенно в подобном состоянии, когда в сознании не укладывалось ничего, мысли путались, конечности были ватными, дыхание сбитым, а тело била дрожь. — Вы хорошо запомнили, Аякс? Ведь теперь Ваша очередь повторить,— мужчина похлопал глазами с улыбкой на губах, словно излучая в себе всю мягкую невинность этого мира, хотя он, конечно, был далеко не невинен, далеко не чист и далеко не светел. Одиннадцатый Предвестник кивнул, поднимаясь, меняясь местами со старшим и теперь уже сидя у того между ног. Ему непривычно, странно и смущающе, но он пробует, потому что теперь он должен был выполнить свою часть «договора» (хотя едва ли это можно так назвать). Аякс трётся щекой о чужие раздвинутые бёдра, по-щенячи смотря наверх, в глаза Регратора. Он бы никогда не смог представить себя за чем-то подобным, но сейчас, опьянённый недавно прошедшим оргазмом, мальчишка действовал словно без стоп-крана. Панталоне, определённо, был доволен полученным результатом. Вскоре Чайльд расстегнул ширинку на чужих брюках, чуть ли не с точностью повторяя движения, что совершал старший около пяти минут назад. Великолепно, это то, что было нужно. Он сначала подвигал рукой вниз-вверх по уже возбуждённому члену, а после, сглотнув ком подступивший к горлу, коснулся губами, почти сразу же вбирая головку в рот. Губы Предвестника, мягкие и нерастянутые, его движения, неспешные и аккуратно-стыдливые, заставляли прикрывать глаза, шумно выдыхая. Банкир всегда априори был достаточно тих (не считая ситуаций с некоторыми, конкретными личностями), но это не мешало сорванным вздохам слетать с его губ. Он опустил руку на затылок Тартальи, не вжимая и не заставляя брать глубже – всё-таки он понимал, что это первый минет мальчишки и требовать от него большего нельзя –, а лишь только направляя. Чайльд сам аккуратно насаживался ртом на член старшего, так же, как и тот, обводил венки языком и иногда, отстраняясь, фиксировал своё внимание на головке. Рука в перчатке у основания члена совершала движения вниз-вверх в такт движениям головы, помогая со стимуляцией и компенсируя то, что у юноши банально не получилось брать глубже – только он пытался, сразу давился, а это абсолютно не устраивало Регратора. Чем дальше заходил Чайльд, чем сильнее в его короткие волосы вплеталась изящная рука, что непроизвольно чуть оттягивала волосы, тем тяжелее становилось дыхание приближающегося к разрядке банкира и тем тяжелее было усидеть на месте мальчишке. Причина этого была непонятна за общим ощущением удовольствия физического, но только стоило ему на мгновение опустить взгляд, смущение растянулось тянущим жаром по щекам, а осознание расплыться в голове, тут же растворяясь от горячей жидкости с солоновато-мускусным привкусом, что прыснула в рот. Аякс отстранился, роняя белёсые капли на пол и прижимая руку ко рту. Панталоне же вновь заулыбался и похлопал того по голове. — Вам необязательно сглатывать, tesoro mio,— во взгляде и словах брюнета читались мягкость и забота, но только Одиннадцатый не мог воспринимать их должным образом – его голова была заполонена стыдом и смущением. Полупрозрачные капли всё так же падали на пол, а Тарталья плавился под довольным взглядом старшего. В голове не укладывалось лишь одно, вступая в диссонанс со всеми предыдущими убеждениями. Аякс возбудился, пока делал минет. — Думаю, нам с Вами стоит сменить местоположение, Вам, похоже, сейчас как никогда необходим я, ведь так? Вам помочь подняться? ---------------- сноски ---------------- tesoro mio - моё сокровище (ит)