Здесь нет места для героев

Когда Акстон спит, он видит Иеронимус. Тем летом в городе было особенно жарко. Прекрасная пора. Акстон любил иногда погулять по тесным улочкам, украдкой наблюдая за девицами в полупрозрачных одеждах. Некоторые из них залезали в фонтаны, и тогда ткань облегала их тела... Да, Акстону нравилось смотреть на это. Во всяком случае, раньше. Сейчас он не обращал на других девушек внимания. У него появилась жена, самая прекрасная женщина на свете. Такая... изящная и красивая. Но холодная, скупая на эмоции. Несколько лет назад она любила гулять с ним, а потом ее будто бы подменили. Акстон боялся, что она больше его не любит. Ее звали Сара. Имя, которое дают девушкам из-за городских стен. Прекрасное имя, ласкавшее слух Акстона. Горькая ирония, признавал Акстон. Прекрасная пора, можно взять Сару под руки и повести гулять, ведь сидеть дома он больше не мог. Ему было душно и скучно. Но, увы, выходить из дома лишний раз было нельзя. На улицах никого не было, лишь изредка промелькнет мрачная фигура человека в черных одеждах с лицом, скрытым птичьей маской. Иногда Акстон видел, как несколько таких людей везут телегу, накрытую парусиной, а из-под ткани торчат ноги или руки. Мужские, женские, детские, старческие. Вслед за телегой ступал чумной доктор, громко звеня своим колоколом. Это означало, что по улице идет смерть. Около пятнадцати трупов за это утро. Вчера было двенадцать, а позавчера – восемнадцать. Акстону сделалось не по себе. «Вся дрянь от крыс», – думал он, глядя в окно. Сара же думала иначе. Ей казалось, что виной всему кошки. Замечательного рыжего кота, которого Акстон привез из Диониса, она утопила. Без Пушистого ублюдка, как его назвали, было грустно. А одним днем к ним зашел чумной доктор в маске с длинным клювом. Он сказал, что нужно проверить, больны ли жители этого дома. «Нет, – хотел ответить Акстон, – мы здоровы. У нас нет крыс. И котов теперь тоже нет. Пожалуйста, уйди...» Стоило ли говорить, что Акстона пугал взгляд пустых глазниц птичьей маски? Спустя какое-то время чумной доктор сказал, что Акстон здоров. Но Сара... – Мне нужно вылечить ее, – сказал доктор, – а вы, сир, пока покиньте дом. – Но Сара моя жена... – ответил Акстон. – Я не могу оставить ее... – Вы заразитесь, если сейчас же не покинете дом. Акстону пришлось выйти на улицу. «Ничего, – подумал он, – я пока схожу... куда-нибудь...» На душе было погано. Пиная камушки, Акстон направился в сторону городской площади. Ему повезло, на дорогах не было ни крыс, ни кошек. Одинокий врач бродил в одном из переулков, палкой тыкая в тела, лежащие на земле. Акстон поежился. Нужно было уехать до того, как ворота закрыли. Он уговаривал Сару, а она отнекивалась. И теперь сама страдала из-за этого. Раньше на площади происходили различные ярмарки, карнавалы, праздники. Вокруг статуи первого правителя Иеронимуса торговцы постоянно возводили свои прилавки. В воздухе пахло едой, выпивкой, цветами. Хорошее время было. А сейчас площадь пустовала. Пошел дождь, и капли стекали по лицу статуи, словно слезы. Как же уныло было Акстону! «Пора идти назад», – грустно подумал он. Приятным дополнением к общему настроению оказались помои, вылитые с верхнего этажа вниз, на голову мужчины. Ругаясь про себя, Акстон побрел дальше. В нерешительности замер у входной двери. Он не бросит Сару. Ни за что не бросит. Даже если заразится. Акстон медленно открыл дверь и вошел внутрь. И он услышал тихие стоны. «Должно быть, она страдает...» – подумал Акстон. И тут же он застыл на месте. Он понял. Мужчина побежал наверх. Распахнув дверь, он увидел раздевшегося доктора, который вдавливал Сару в кровать. И от девушки доносились стоны удовольствия. Акстон понял. Он схватил доктора за волосы и оттянул его от своей жены. И затем он принялся бить. Как доктор остался жив после такого избиения, Акстон не знал. Сара сидела на кровати, скромно прикрывшись одеялом. Акстон не хотел видеть ее. Он даже не хотел слушать ее оправдания. Плюнув на все, он развернулся и ушел. Ночью в городе случился страшный пожар. От дома зараженных огонь перекинулся на соседние здания, и даже дождь не тушил его. Акстон знал, что неподалеку от горящего дома был и его собственный. С Сарой и полумертвым доктором внутри. Сгорело около тридцати домов. Акстон проснулся. На лбу выступила испарина, а в висках шумела кровь. Зачем-то он потянулся к реликвии, что висела у него на веревочке на шее. Удостоверившись, что камушек на месте, ведьмак закрыл глаза. Незачем вспоминать былое. У него были более насущные проблемы. Например, ему не хватало денег. Надо было продать эту реликвию и купить что-то более полезное. Когда Сальвадор спит, он видит мрачное прошлое. На Пандоре было полным-полно детей из плохих семей. Сальвадор не был исключением. Плохая семья, но не из-за того, что родители его не любили, вовсе нет. Матушка была единственным человеком во всем мире, которая его не шпыняла из-за внешности, и этого Сальвадору было достаточно. Плохой семью он считал из-за того, что ему просто не было в ней места. К нему относились с каким-то пренебрежением. Тогда он этого не замечал, но сейчас, спустя столько лет, он понял. Сейчас он почти что старик, а что у него есть? Ничего. Он не умен. Он ничего не знает. Даже его нынешние друзья, искатели, относятся к нему, как к грязи на сапоге. Но все же... Сейчас он хотя бы знает, на кого можно положиться. А ведь раньше он был изгоем. Сальвадор думал, что, даже если бы он был нормального роста, все равно ни одна женщина не посмотрела бы в его сторону. А в детстве было еще хуже. Ему постоянно снилась осень, сырая и холодная осень примерно тридцатилетней давности. Матушка тогда спивалась, а отец постоянно пропадал. Сальвадор, который уже тогда был гораздо ниже своих сверстников, был вынужден постоянно где-нибудь гулять. Он тогда постоянно бродил неподалеку от торговых лавок. Ему хотелось есть, а денег не было. Если Сальвадор видел компанию детей впереди, то он разворачивался и шел обратно. Ему хватило того, что пару раз его окунали головой в сточный канал. Сальвадор, спрятав руки в широченных карманах некогда отцовских обрезанных штанов, бродил перед лавками и представлял, что в будущем он накопит денег и все съедобное, да и несъедобное купит. Одна торговка, женщина лет сорока, полная и добродушная на вид, иногда давала ему бесплатно какую-нибудь булочку, но сейчас этой женщины нигде не было видно. Ее прилавок занимал огромный вонючий мужик с грязной бородой. Он никогда бы никому ничего бесплатно не отдал. У Сальвадора не было даже шанса, не стоило и просить. Он с грустью смотрел на худющую собаку, лежавшую за какими-то коробками. У нее были невыносимо печальные глаза; при взгляде на собаку хотелось заплакать, так жалко ее было. Сальвадор хотел бы забрать ее себе, но у родителей не было денег даже на собственного сына, а чего уж говорить о собаке? Сальвадор, прищурившись, попытался прочитать, что было выжжено на ящике. – Вя-ле... но... е... м... – читал он тихо вслух, – мя-со... Пока торговец отвлекся на даму, покупающую что-то, Сальвадор подошел к ящику и достал оттуда несколько кусков. Одним он помахал перед носом собаки, и та сразу же оживилась и поплелась за ним. Дойдя до места, где этот торговец их не увидит, Сальвадор отдал половину собранного собаке. И, сев на перевернутый ящик, стал уплетать мясо за обе щеки. Затем он побрел дальше, а собака, к его радостному удивлению, побежала за ним, виляя хвостом. И все было бы хорошо, если бы Сальвадор не забыл о том, что по рынку ходят и другие дети. – Лови недоросля! – раздался радостный девчачий вопль. Сальвадор бросился бежать, а собака погналась за ним, обгоняя его. На своих коротких ножках мальчик бы не убежал далеко. И вскоре его нагнали. Дети были старше его. Его держали два мальчугана, а оравшая девчонка, шла впереди. Собака скакала вокруг них и хрипло лаяла. – Не надо, – хныкал Сальвадор, – не надо, пожалуйста... Девчонка остановилась и развернулась к нему. У нее было некрасивое лицо, усыпанное веснушками. – Ты грязный и от тебя пахнет плохо! – радостно воскликнула она. – Мы всего лишь окунем тебя в воду, чтобы ты стал чистым! – Не надо! – противился Сальвадор. Он помнил, что после окунания в воду ему было очень холодно. – Идемте туда! – указала пальцем девочка куда-то в сторону. – Девчонки не должны быть такими злыми! – воскликнул Сальвадор. – Я не злая! – остановилась девочка. – Это ты урод! Уродам все кажутся злыми! Чуть ли не плачущего Сальвадора доволокли до канала. По нему плыл всякий мусор. – Ну что, недомерок, сейчас ты станешь чистым! – Не стану! – закричал Сальвадор. – Вода грязная!.. Проигнорировав его крик, парни окунули его в канал. Ледяная вода тут же набралась в открытый рот. Сальвадор задрожал. Спустя пару секунд его, захлебывающегося, его вытащили из воды. – Не, от него все еще несет, – демонстративно сморщила носик девочка. – Давайте еще пару раз! Сальвадор хотел отбиться, но что он мог сделать? Его окунули снова, и на этот раз держали куда дольше. Вода набралась в нос, рот, уши... А как только он снова оказался не в воде, он услышал тоненький девчачий визг. Собака вцепилась в тоненькую голень и отпускать, судя по всему, не собиралась. Воспользовавшись замешательством мальчиков, Сальвадор вырвался и побежал. Собака, отцепившись от ноги девчонки, кинулась за ним. Он не помнил, сколько времени он бежал. Остановившись в пустынном переулке, он сел на опрокинутую бочку. – Спасибо, – просипел он и потрепал собаку по шее. Та радостно высунула язык. На следующий день Сальвадор заболел. И так страшно за свою жизнь ему еще не было. Сальвадор не просыпается, а ложится на другой бок. И теперь ему снятся груди Мокси. Когда Майя спит, она видит храм ордена Надвигающейся бури. В Афинах всегда хорошо. Но только если ты не маленькая сирена, о которой узнали какие-то фанатики. Майя давно уже не слушала лекцию учителя. Ее взгляд был направлен в окно, куда-то вниз. На детей, что гуляли внизу, в садах за стенами храма. Девочка отдала бы все на свете, чтобы оказаться сейчас там, с ними. – Майя! – крикнул на нее учитель. Девочка тут же спустилась с небес на землю. – Да? – сонно протянула она. – Ты отвлекаешься. Сосредоточься, пожалуйста. – Хорошо... Учитель отвернулся от нее и продолжил бубнить. Майя снова уставилась в окно. Она же сирена. Почему ей нельзя использовать свою силу? Заключить ненавистного учителя в сферу и пойти гулять. Они все равно ничего ей не сделают. Она сирена. Майя решила, что после этого урока она пойдет наружу. И плевать, что братья ордена разозлятся. Она не должна сидеть взаперти всю свою жизнь!.. Как только учитель сказал, что она свободна, девочка сорвалась со своего места и бросилась вниз. Братья пытались ее остановить, но ничто не может остановить целеустремленную сирену! Которая, правда, до сих пор не разобралась, как ее сила действует. Вместо того, чтобы заключать их в сферы, Майя раскидывала их направо и налево. Ей было стыдно, конечно. Ворота не были заперты. Майя выбежала в прекраснейшие сады. Дети уже ушли, и сад пустовал. Ничего, успокоила себя юная сирена. Она найдет себе друзей. Если они, конечно, не засмеют ее из-за внешнего вида. Синие волосы и синие татуировки могли напугать. А мешковатое белое платье говорило о принадлежности к ордену. Майя бросилась к выходу из сада. От ворот вниз вела лестница. Нужно было спуститься, и девочка попадет в город. А город был прекрасен. И сколько в нем было людей! Среди них ее точно не найдут. Сирена, быстро спустившись, растерялась. Куда идти? Люди, ходившие мимо, с подозрением на нее косились. Майя, гордо задрав голову, пошла туда, где было больше людей. С восторгом оглядываясь, она постоянно останавливалась. Вскоре Майя поняла, что она потерялась. Ну и ладно. Она – сирена. Она не пропадет. С этими мыслями девочка побрела дальше. – Смотрите, сирена! – воскликнул кто-то. Майя недоуменно оглянулась. У стены одного из домов стояла какая-то темноволосая девчонка, а на ее левой руке красовались синие татуировки. «Неужели... – подумала Майя. – Еще одна! Я не одинока!» – Эй! – закричала она и побежала к девчонке. Та с удивлением на нее уставилась. – Ты кто? – спросила девчонка. – Майя! Я тоже сирена! – искренне радовалась Майя. – Ты? – девчонка явно ей не верила. – Покажи татуировки. Майя покорно задрала левый рукав. Остальные дети с круглыми от удивления глазами уставились на синие узоры. – Нарисованы? – вопрошали они. – Нет? Как так? – Вот так! – довольно ухмыльнулась Майя. – Пф, подумаешь! – надулась вторая сирена. – Нарисовала и довольна! – Нет, не нарисовала, – заспорила Майя. – Нарисовала! – Нет! – Да! – А вот и нет! – А вот и да! Докажи, что ты сирена! Майя выставила вперед левую руку. – А почему твои волосы... почему они синие? – Я же сирена, – обиженно буркнула Майя в ответ. На левой ладошке заплясали голубые искры. Все дети, даже девочка с татуировками, удивленно уставились. – Ничего себе... – прошептал кто-то из них. – А ты так можешь? – спросила Майя. – Могу лучше! Вот, смотри! – девочка вытянула левую руку вперед. Ничего не происходило. Она тужилась, морщилась, кусала губы, но ничего не случилось. – Помочь? – Майя подошла к ней и прикоснулась к ее руке. – Не смей, ведьма! – взвизгнула девочка. Майя похолодела. – Я – не ведьма, – тихо ответила она, – а сирена. Она все еще держалась за руку девочки. Татуировки Майи засветились. Тоненький крик пронесся над улицей. Майя горько усмехается. И засыпает. Когда Гейдж спит, она видит кладбище. Здесь, должно быть, не ступала нога человека не один десяток лет. Гейдж в задумчивости брела куда-то в центр кладбища, минуя надгробные камни и жухлые цветы. Ее наставник приказал одеться в просторные черные одежды и распустить волосы. Также он дал ей нож с затупившимся лезвием. Он сказал идти ей вперед, пока она не найдет то, что должна найти. Конечно же, он не уточнил. Гейдж осматривалась. Сейчас ей казалось, что кладбище простирается на все четыре стороны. Она не видела ни ограждения, ни входных ворот. Ориентиром она считала черное скрючившееся дерево, стоящее недалеко от ворот, но сейчас и оно исчезло из виду. Вокруг были лишь надгробные камни. Девушка не боялась бродить среди мертвецов. В конце концов, она сама решила стать некромантом. Никто ее не заставлял. Темнело. Гейдж это не нравилось. Она пошла сюда после завтрака, а сейчас она едва различала очертания надгробий впереди. Оказалось, что сгустились тучи. Скоро должен был пойти сильный дождь. – Плохо, – пробормотала Гейдж. Дул холодный ветер. Что же ей нужно? Сейчас ей нужно тепло домашнего очага. Может, ей надо найти огонь? Нет, огонь сразу же потухнет под дождем. Укрытие? Да, точно укрытие. Но среди могил негде спрятаться. Разве что достать труп и лечь в гроб. Гейдж остановилась перед надгробием из светлого камня; в полумраке казалось, что камень едва заметно светится. Взгляд ее скользнул по имени покойника... – Что за... – не поняла Гейдж. На камне было высечено ее полное имя. И дата... Сегодняшний день. Нет. День тот же, но год другой. Совсем другой. Гейдж опустилась на колени и принялась рыть руками рыхлую влажную землю. Вскоре она почувствовала дерево. Крышка гроба! Вдоль нее проходила довольно длинная и широкая трещина. Достаточно широкая для того, чтобы туда поместилась кисть. Гейдж погрузила пальцы в трещину. И самыми кончиками пальцев она нащупала что-то твердое и холодное... Девушка съежилась от отвращения. Потом, опомнившись, она взяла в руки тупой нож. Им можно было разломать крышку гроба. Этим Гейдж и занялась. Внутри лежал полусгнивший труп. Верхняя часть его головы была лишена плоти. Видимо, Гейдж нащупала тогда лоб. В одной глазнице был потускневший зеленый глаз, смотрящий в никуда. – Да ну, – фыркнула Гейдж, – это же не я. Глаз внезапно уставился прямо на нее. – Откуда ты знаешь? – просипел труп. Гейдж думала, что сейчас ее волосы начали седеть. Едва сдержав крик, она отшатнулась от гроба. Нож полетел на землю. – Что же ты? – труп сел. Он был одет в темные лохмотья, напоминающие ту одежду, которую надела на себя Гейдж сейчас. У трупа даже сохранилась часть поседевших волос. – Я не тебя искала! – воскликнула Гейдж. – Ага-а, – труп провел костяными пальцами по полусгнившей щеке, – конечно же, ты искала не меня. Другой рукой Гейдж-мертвец потянулась к ножу. – Зато я надеялась, что ты порадуешь меня своим присутствием! – прохрипела она и воткнула нож в левую руку живой Гейдж. Девушка вскрикнула. – Я не желаю тебе зла, – заговорила Гейдж-мертвец. – Я желаю лишь того, чтобы ты добилась своей цели. Ты боишься меня, а значит, боишься других мертвецов. – Что ты такое?! – воскликнула Гейдж; от боли из глаз потекли слезы. Она сразу же вытащила нож из руки и откинула его. – Я-то? Я лучший некромант своего времени. Мертвый некромант, ха-ха... В конце ты тоже окажешься в земле. Считай, что сейчас ты зашла вперед лет так на пятьдесят. Хочешь управлять мертвыми? Я дам тебе частичку своего дара. – Частичку? – Гейдж вытерла слезы. – Ты – это я. Почему ты не дашь мне весь свой дар? Гейдж-Мертвец оперлась руками о землю и вылезла из гроба. – Ничего не слипнется? – глаз выпал из глазницы и повис на нерве. Мертвая тут же вернула его на место. Затем она снова подняла нож. – Извиняюсь, – Гейдж-мертвец кашлянула в кулак. – Продолжу. Нет, я не дам тебе весь дар. Я дам тебе лишь основу. И заберу твою руку. Видишь, какая у тебя красивая левая ручка? Такая мягкая и нежная! И кожа на ней белая, как... Как... Эх... – Гейдж-мертвец опустила голову. – С чего ты начнешь? С руки или с передачи дара? – С руки... – всхлипнула Гейдж. – Как скажешь! – Гейдж-мертвец с размаху вонзила нож в левое плечо живой девушки. Та закричала. – Не смотри, – от трупа несло смрадом и гнилью. Боль была невыносимой. Гейдж закрыла глаза... ...А когда открыла, увидела, что теперь на левой руке нет плоти. Только белые кости. Гейдж с интересом рассматривала «обновленную» конечность. – Видишь, это не так уж и сложно, – Гейдж-мертвец стояла позади, скрестив на груди руки. Ее левая рука была покрыта плотью. – Это... Это было больно. – Ну, а ты чего хотела? Ты готова к передаче дара? – Готова! Надеюсь, это будет не так больно, как... – Гейдж неловко усмехнулась. А затем случилось то, чего она ожидала меньше всего. Гейдж-мертвец впилась своими гнилыми губами в ее губы... Рот будто бы заполнили копошащиеся черви. Гейдж едва сдерживала крик и рвотные позывы... Гейдж искренне радуется тому, что она забыла год своей смерти. Ей было страшно интересно, что же будет дальше, а знание внушало бы ей страх. Перевернувшись на живот, некромантка засыпает дальше. Когда Хизер спит, она видит Прометей. Пожар был страшным. Очень страшным. Из-за чего он произошел? Хизер знала, но все еще боялась поверить в это... Несколько часов назад, вечером, когда уже начало темнеть, Хизер отправилась гулять со своими друзьями. Ее отец, чернокнижник, непризнанный гений, как обычно заперся в их башенке, возвышающейся над остальными домами. Он был слишком увлечен работой и экспериментами, а на дочь у него почти не было времени. Это не значило, что он совсем не следил за ней. Он очень любил Хизер. Но свою работу он любил еще больше. Хизер забралась на одну из высоченных статуй, что стояли на площади. Это было любимым развлечением – забираться высоко-высоко, а потом спускаться, рискуя сорваться в любой момент. Хизер знала, что не упадет. Слишком часто она ползала по этой статуе. Сев на плечо этого исполинского каменного воина и прижавшись к его голове, Хизер посмотрела вдаль, на свой дом. Наверное, отец все еще экспериментирует. А то, что кровать дочери пустует уже два часа... Это так, ни о чем. Но Хизер понимала, что для него значат эти эксперименты. Она, в отличие от мамы, которую она в последний раз видела несколько лет назад и которую плохо помнила, не осуждала его. Хизер же знала, что он делает это во благо. Во благо всем... Хизер улыбнулась. Она знала, что отец завтра накажет ее за то, что она снова гуляет без разрешения. А потом он опять закроется в своем кабинете, и оттуда будет доноситься грохот. И все, до дочери дела не будет. Девочка вздохнула. Неделю назад она тайком пробралась в кабинет отца и начала, что называется, экспериментировать. Закончилось все ожогом обеих ладоней, опаленными волосами, сожженными бровями и расплавленными папиными инструментами. Отец, как ни странно, не разозлился, а лишь засмеялся и сказал, что Хизер все делает правильно, забыв о защите. Тогда она начала страшно гордиться собой и ходить, высоко задрав нос. Хизер собиралась уже спускаться, как вдруг она услышала взрыв. Верхняя часть башни, где и был папин кабинет, взорвалась. Горящие зеленым огнем обломки упали вниз, на соседние дома, и те загорелись уже обычным пламенем. – Папа! – завопила Хизер и начала спускаться. Она неудачно приземлилась, и заболела нога. Девочка хотела побежать, но не смогла из-за этого. Хромая, она направилась в сторону дома. – Папа... – бормотала она. – Папа... Папа... Башня пылала. Все пылало. Отца нигде не было... ...Хизер брела среди горелых обломков и пепла. Ее лицо, волосы, одежда, все было в саже, копоти и пепле. – Папа! – звала она громко; на грязных щеках были чистые дорожки слез. – Папа, где ты? Папа!.. Их башня сгорела, остались лишь темные стены. Обвалились этажи, от кабинета ничего не осталось... Хизер опустилась на колени и горько заплакала. – Никого у меня нет... – хныкала она. – Никого нет... Я одна теперь... Как же так... Девочка могла бы вернуться к матери, но она не знала, где та живет теперь. Да и о матери она думала не как о родителе, а как о постороннем человеке. Хизер попыталась стереть слезы, но лишь размазала всю грязь по лицу. – Девочка! – услышала она хриплый мужской голос. Она резко обернулась. Между домами, от которых остались лишь каменные стены, стоял какой-то погорелец. – Ты же дочка этого колдуна, да? – спросил он. Он был ужасно грязным, Хизер даже не могла предположить, как он выглядел раньше. – Чернокнижника, – поправила его девочка. – Да, он мой папа... – она всхлипнула. – Иди за мной, девочка, – поманил ее погорелец. – Я знаю, где твой папа. Я проведу тебя к нему... – Правда?! – Хизер резко вскочила на ноги, не обращая внимания на боль. – Иди сюда... – что-то в голосе мужчины изменилось. И Хизер побежала в его сторону... Хизер обняла подушку и прикрыла глаза. Подушка была мокрой; видимо, девушка плакала во сне. Она только не знала, из-за чего. Из-за пропавшего отца, который, возможно, и не погиб вовсе, а попал в другое место? Или же из-за погорельца, который... Хизер вздохнула. Нельзя вспоминать об этом. Нельзя. Она прикрыла глаза и почти сразу уснула... Когда Уна спит, она видит долгую дорогу. Отцу стало плохо. Уна, узнав об этом, сразу же забыла обо всех своих делах. Нужно было помочь ему. Он лежал на своей постели. Выглядел мужчина неважно; сразу было видно, что он страдает, хоть и старается скрыть это. Уна была рядом с ним. Опустившись на колени рядом с кроватью, она держит отца за руку и смотрит на его бледное лицо красными глазами. – Уна... – хрипит он. Девушка сразу же оживляется. – Да? – спрашивает она тихо. – Пожалуйста... – он кашляет. – Возьми вон тот конверт, – дрожащей рукой он указывает на стол. Уна подходит к нему и берет в руки серого цвета конверт, в котором явно что-то важное. – Что там? – спросила она. – Последний заказ, – отец морщится, но потом продолжает: – Я должен был доставить его в Афины до рассвета... Уна вздрогнула. – Но, папа, – сказала она дрожащим голосом, – уже темнеет. Заказ может подождать. До Афин долго ехать... – Я прошу тебя доставить его. – Меня? – Уна оторопела. – Я не могу оставить тебя одного! – Я обещал доставить этот конверт. Ты знаешь мои принципы, – отец снова кашляет, и Уна бросается к нему. – Отвези его по адресу, пожалуйста... Он написан на конверте, на обратной стороне. Уна сомневалась в том, стоит ли ей это делать. А затем... – Да, папа, – ответила она. – Я сделаю это. Поцеловав отца в щеку, она бегом покинула комнату. – Надеюсь, что это письмо стоит того, – пробормотала она сама себе. Уна торопилась. Весь путь до Афин она яростно вдавливала каблуки в бока своего коня. Как бы ей ни хотелось, но он не бежал быстрее. Она довольно долго искала нужный дом потом, когда добралась до Афин. Буквально всучив конверт адресату, она побежала обратно. Всю дорогу она корила себя за задержку. Ей казалось, что этот путь занимает вечность. Зря она решилась доставить этот конверт. Он того не стоил... Она знала это. Но принципы были важнее. «Лучше смерть, чем бесчестие» – гласил главный принцип ее отца. Уна, как и он, придерживалась этого принципа или, во всяком случае, она старалась. Но не сейчас. Жизнь отца была важнее. «Не нужно было соглашаться», – думала она. Оставив коня в конюшне, Уна побежала в дом. Светало. Сколько же времени заняла эта бесконечная дорога? Она ворвалась в комнату. И сразу же поняла, что произошло. Первые несколько секунд Уна отказывалась верить. А потом нахлынули эмоции. Девушка упала на колени и зарыдала. Ей хотелось вернуться назад, отговорить отца от этой идеи с проклятым конвертом. Чертовы принципы... Уна, дрожа, подошла к кровати. Отец будто бы спал. Девушка робко прикоснулась к его руке. Все еще теплая. На миг Уна решила, что ей кажется. Отец спит. Он не мог умереть! Просто не мог!.. Почему это произошло именно с ней? Почему именно она должна страдать? Почему? Уна сложила руки отца на груди. Затем она принялась собирать свои вещи. Из отцовских вещей она взяла лишь его нож, замечательный острейший нож. Подумав, Уна решила, что ей больше не хочется сюда возвращаться. С этим местом было связано много хороших воспоминаний, но смерть отца затмевала их. Она все еще не верила. Это не могло произойти сейчас. Когда-нибудь в далеком будущем, но не сейчас. Все это время девушка пребывала в странном состоянии; ей казалось, что ничего из этого на самом деле не произошло. Уна подожгла их дом. Затем оседлала коня и вновь поехала по той долгой дороге. Больше она не оглядывалась. Уна вздрогнула. Ничего страшного, думала она. Очередной кошмар. Нужно думать не об этом, а о том, что предстоит. Когда Зеро спит, он видит свое посвящение. В огромном светлом зале происходит битва. Дерутся два человека. Прекрасная девушка с иссиня-черными волосами, собранными в тугой узел на затылке, одетая в легкие одежды, вооруженная копьем. Ее противник – юноша, красавец с идеальным телом и длинными белыми волосами, собранными в хвост. Одет он был лишь в набедренную повязку, а в руках он сжимал рукоять длинного меча. У обоих были завязаны глаза. Девушка двигается легко и быстро, почти неслышно. А юноша медлит, ступает осторожно. От него не исходит никаких звуков. Он ориентируется в пространстве, слушая. Тихий вздох, свист воздуха, и юноша блокирует удар девушки. А затем производит удачную контратаку. Девушка падает на пол и срывает повязку с лица. – Ты победил! – воскликнула она. Юноша убрал повязку. – Следовало ожидать, – усмехнулся он. Он протянул ей руку и помог подняться на ноги. – И что дальше? – девушка распускает волосы. Внезапно раздаются громкие шаги. По залу идет их учитель. Оба, и девушка, и юноша, опускаются перед ним на одно колено. Учитель останавливается перед победителем. – Тебя ждет обряд совершеннолетия, – сказал он и повернулся к девушке. – А тебя ждет еще один год обучения. Можешь идти. Девушка поднимается, кланяется и уходит из зала. Юноша украдкой смотрит ей вслед. – Что же до тебя... – учитель возвышается над ним. Лучший воин своего времени. Юноша хочет быть похожим на него. – Ты больше не боишься? – спросил учитель. – Нет. Я не боюсь, – не поднимая головы, отвечает юноша. – Хорошо. Идем со мной. Два человека покинули зал. Юноша знал, что сейчас ему предстоит. Он не соврал, ему действительно не было страшно. Учитель привел его в небольшую комнату, в которой юноша раньше не бывал. В комнате царил полумрак. На стенах висели факелы. В центре комнаты стоял стол, а на нем лежал поднос с какими-то медицинскими инструментами. – Ты уже отрекся от своего имени? – спросил учитель. – Да, – тихо ответил юноша. – И как теперь тебя будут звать? – Зеро. – Хорошо. Зеро. Подойди к столу. Юноша подошел. Он выдержит все это. Учитель встал с другой стороны стола. В руке у него был заточенный ланцет. – Дай мне свою руку, – приказал он. Зеро послушно протянул правую руку. Учитель грубо взял ее за запястье, а лезвие ланцета приложил к нежной коже между мизинцем и безымянным пальцем. Затем была боль. Много страшной боли. Но Зеро стерпел. Он прокусил нижнюю губу, но не закричал. – Ты молодец, – сказал учитель, отложив окровавленный инструмент. Зеро молчал. Обе его кисти были перевязаны. – Тебя ждет долгая дорога. Во время странствований ты встретишь воина, который будет сильнее тебя. Победишь его и можешь возвращаться. – А если я потерплю поражение? – тихо спросил Зеро. – Он похоронит тебя со всеми почестями. После первого убийства ты обязан нанести на лицо метку. Ты помнишь об этом? – Помню. Когда отправляться? – Как только ты сможешь удержать меч. Зеро вздохнул. С четырьмя пальцами будет непривычно. Откланявшись, он покинул комнату. Его все это время ждала бывшая соперница, черноволосая красавица. Глядя на окровавленные бинты на его кистях, она спросила: – Теперь ты исчезнешь? Зеро кивнул. – Я буду скучать по тебе, – погрустнела девушка. – Я тоже, – он обнял ее. Легкий, нежный поцелуй. Как только раны затянулись, Зеро ушел. Он ходил там, где еще никого не было. Он не знал, чего ищет. Но в конце концов он нашел на краю света человека, который бросил ему вызов. Зеро нанес на лицо несколько меток. Вокруг глаз, на нижнюю губу и подбородок. «Я – воин», – думал он. И эта мысль вселяла в него неописуемую радость. Зеро спешил вернуться в храм. Его не было примерно год. Ему не терпелось увидеть свою подругу снова. Но как только он вернулся, он понял, что опоздал. Ничего не было. По руинам бродили твари... неотесанные, грязные существа. Безмозглые животные. Зеро злился. А потом он понял, что нужно ждать. И искать. Не могли же погибнуть все? На его глазах твари развивались, перенимали культуру тех, кто был до них... Зеро не просыпается. Он спит дальше. Самое главное – набраться сил. А о кошмарах можно подумать и потом. Когда Криг спит, он видит свою дочь. Отняв топор у надзирателя, Криг убил его. Затем – охранников. Он убивал каждого, кто вставал на его пути. Он хотел этого. Именно он, а не его бренная оболочка. Криг бежал. Он не чувствовал физической боли своей второй личности, это не мешало ему. Все, что он чувствовал – это ненависть. Он ненавидел того человека со странным лицом. Он ненавидел воинов, что пришли в их поселение. Каждого второго мужчину забрали куда-то далеко, в темное и страшное место. Оно было наполнено страданиями и болью. И тогда Криг понял, что теперь в его теле уживаются две личности. Он возненавидел свою оболочку. Вторая личность Крига остановила его тело. Оно рухнуло прямо на землю. Видимо, он все же устал. Криг не хотел спать. Зачем ему это? Он должен был уйти отсюда. Его могли найти те страшные воины. Спустя несколько часов тело проснулось. Но теперь оно побежало совсем в другую сторону. «Нет! – молил Криг. – Нет, прошу тебя! Ты идешь не туда!..» Но вторая личность не слушала его. А потом Криг понял, куда он направляется. Он идет в их поселение. Да... Сам Криг не помнил, где оно. Он помнил лишь, что кто-то очень дорогой ему ждет его. Но ничего более он не знал. Спустя три дня бренная оболочка добралась до лесов, среди которых и было их поселение. Кто Криг теперь, думал он? Он – сын безлюдья. Его прогонят. Никто его не ждет. Таким его никто не ждет... Поселение было нищим. К тому же, оно явно было кочующим, но что-то заставило людей на несколько лет остановиться на одном месте. Домов не было, были лишь юрты. Тело Крига стояло за деревьями и чего-то ждало. «Иди же, – думал Криг. – Иди туда... Там мой... наш дом». Но тело так и замерло. Затем, видимо, завидев что-то, оно медленно побрело вперед. Криг увидел. Тело шло к небольшой юрте. Он жил здесь раньше? Какие-то образы всплывали в памяти, но ничего конкретного он вспомнить не смог. У входа в юрту на трехногом табурете сидела маленькая девочка. Лет десять, наверное, не больше. У нее были светлые спутанные волосы и огромные голубые глаза. Кригу стало как-то не по себе. Девочка подняла голову. Недоверчиво сощурив глаза, она спросила: – Ты кто? Тело медленно шло к ней. Криг не был уверен, что его лицо осталось таким же. Она могла и не узнать его. – Папка?.. – девочка встала. Криг вспомнил. Конечно. Кто его мог ждать? Его дочь. Его маленькая дочь. – Папка! – радостно завопила девочка и бросилась к нему. Тело обняло ее и прижало к себе. Только Криг не помнил, как ее зовут. И это его печалило. – Где ты был так долго? – спросила она. – Я... – просипела вторая личность Крига. – Я был... – Что с тобой?.. Тело будто бы начало задыхаться. – Я был... – хрипело оно. – Я был... Там, где будешь ты... Криг испугался. «Нет... Нет, нет, нет... Не делай этого... Нет, пожалуйста!» – умолял он, но вторая личность его не слышала. Его руки потянулись к шее девочки. «Нет, нет! Нет!» – если бы Криг мог, он бы закричал. Пальцы сжимались. Дочь даже не закричала. Она хрипела, а из красивых голубых глаз текли слезы. «Нет! Отпусти ее! Отпусти! Сукин сын!..» Она обмякла, а вторая личность отбросила ее тело в сторону. Криг хотел рыдать. Он хотел заставить это тело сброситься вниз с какой-нибудь скалы. Но все, что он мог, это лишь думать. И ненавидеть. Он ненавидел человека, который раздвоил его личность. Тело Крига не просыпается, а вот сам он не может заснуть. Он боится, что снова увидит свою дочь. Поэтому он ждет. Терпеливо ждет, пока тело либо погибнет, либо снова будет подвластно ему. А утром искатели ведут себя так, будто эта ночь не была личным кошмаром для каждого. Они привыкли к этому. Давно уже привыкли.