Болеть

      "Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу, ненавижу, гнусная, лживая, отвратительная, мерзейшая змея…"       "Ты никогда не умел врать."       (Ей.)       Но он не врёт.       О ненависти своей Атос готов кричать на весь мир, на коже высечь вместо признания любви признание в противоположном. Он, признаться честно, готов намотать карамельно-светлые кудри себе на кулак, а ядовито ухмыляющееся лицо — красивое, гладкое — размозжить о стол одним-единым ударом. Он готов повесить Миледи ещё раз, но теперь уже наверняка, чтобы она точно умерла. Чтобы он был уверен в том, что не встретит её много лет спустя живой, невредимой и всё ещё прекрасной, будто цветок. Ради этого Атос готов её растоптать.       Растоптать Миледи Винтер. Как угодно, когда угодно и каким угодно способом, лишь бы быть уверенным в том, что её улыбка — гадкая, отвратительная, пакостная, самодовольная улыбка — погаснет и желательно навсегда.       Атос думает, что она болезнь, а он тяжело болен и никак не может выздороветь. Её красота содой разъедает глаза, и он терпеть не может смотреть на неё: слишком прекрасна, чтобы быть человеком. Слишком. Он сказал бы, что она прекраснее Афродиты, но Афродита и рядом не стоит — Миледи похожа на ангела, пускай изнутри вся выедена червями, пустое, не способное ни на что яблоко. Выцветшая былым пороком потаскуха.       Её руками трогать — богохульство, а свадьба — лишь повод, чтобы иметь возможность, требовательным ртом коснуться нежной, бархатной шеи. Её у Атоса так и не было, но после неё была орда самых разномастных девок — и блондинок, и брюнеток, и шатенок, и рыжих, по несколько за раз, чтобы забыть и отпустить.       Забыть и отпустить — это не про них. Давнюю обиду они оба холят и лелеют, взращивают, как иной родитель — любимое чадо. Пускают корни своей неприязни как можно глубже, прорастают отравой и злобой, брызжущей во все стороны.       "Я ненавижу тебя."       "Мне это даже нравится. Это очень заводит."       Атос топит себя в выпивке, шлюхах и подвигах. Гробит свою старую жизнь и начинает новую, потому что жить как до после Миледи Винтер просто-напросто невозможно. Нельзя взять и выбросить её из головы, нельзя перестать думать, жалеть, мечтать, сходить с ума. Убиваться по тому, что он тогда не посмел взять, а предпочёл уничтожить. Умирать по той, что жить будет, кажется, вечность. Любить женщину, способную выйти сухой из воды. Женщину, которую невозможно поставить на колени, сломать, лишь только согнуть, да и то — разогнётся в самый неудобный момент, использует себя вместо стрелы, чтобы метким выстрелом победить.       Проигрыш не для неё. Не для них. Не в этой жизни.       "Тебе понравилось убивать меня?"       "Сделал бы это ещё раз."       "Моя очередь."       Он никогда не посмеет признаться, что уже убит. Сражён ей давным-давно, с первого взгляда, с первого слова. С её первой улыбки. С… Сражён, убит, посрамлён и истерзан своими же мечтами, обагрёнными кровью и долгом, которые спасли когда-то от роковой ошибки — пустить в свою постель дьявола. Правда, избавиться от змеи, пригретой на груди, Атос не успел. Спасти сердце — тоже.       Всё предрешено. Атос её целует, как в последний раз. Каждый их поцелуй для него — последний. По крайней мере, он так думает. Обещает себе. Тоже каждый раз. Ошибается снова и снова, но в итоге приходит к единственно верному, самому правильному решению проблемы.       Тогда, в первый раз, он решает просто — так не доставайся же ты никому. Сейчас его решение не меняется. Миледи слишком хороша, чтобы кому-то принадлежать и слишком отвратительна, чтобы продолжать жить.       "Я приговариваю тебя…"       "Не думай, будто у тебя есть на это право."       Светлокудрую змеиную голову он хочет забрать себе на память. Но вместо этого молится об упокое её души. Хотя упокаивать там нечего.