Холод снега и тепло сердца

      Зима в этом году была ужасно холодной и снежной, царапала каждый голый кусочек кожи так, что начинало покалывать через считанные минуты. Все люди в шарфах, шапках и варежках, спешат домой после работы и школы. Дети смеются, ловят снежинки и смотрят на хмурое небо горящими глазами, в которых сверкает снег, пока щёки горят от мороза. Каток полон людей, которые с наступление вечера всё же рискнули выйти на холодные улицы, чтобы провести весело время в этот не особо дружелюбный денёк. Улицы оживлены гомоном и машинами. Шумно, многолюдно. Все толпятся, бегут куда-то, торопливо идут, стряхивая с плеч снег, потирая голые раскрасневшиеся руки. Аоне шёл спокойным размеренным шагом вдоль дороги, смотря лишь вперёд, наблюдая за прохожими без особого интереса. Взгляд задерживается лишь на местной пекарне, чьи прилавки всё также ярко горели, освещая улицу, демонстрируя горячие булочки, кексы, сладкий хлеб и первую рождественскую выпечку. Да, оно уже так скоро, даже не верится. Аоне останавливается и смотрит на паровые булочки, которые милая продавщица укладывала на поднос, с большим трудом поднимая его, чтобы положить повыше на полку.       Колокольчик на двери легко выдает нового покупателя. Внутри гирлянды украшают стены и полки, остролист, венки, ёлочные игрушки, маленькая искусственная ёлка на прилавке. В нос ударяет сладкий запах бобовой пасты, карамели, смешиваясь с запахом булок и хлеба. Продавщица отвлеклась от витрины и, второпях вытерев руки о свой передник, подошла к прилавку, приветливо улыбаясь. — Добро пожаловать, вам что-нибудь подсказать? У нас появились рождественские торты, сладкие такояки с бобовой пастой. Если желаете, то есть различные леденцы, есть сладости и для влюблённых пар.       Девушка мило улыбалась, не особо глядя на лицо гостя, но мгновенно вздрогнула, увидев хмурое выражение на нём. Но Аоне лишь приветственно кивнул головой, выслушав всю её речь, и принялся рассматривать полки, заваленные выпечкой и сладостями. Его интересовало кое-что конкретное. До приезда поезда ещё есть время, но, возможно, если купить булочки сейчас, то они не успеют остыть. Он уверен, что потом у него не будет возможности их купить. Сразу домой после этого, поскорее в тёплый дом, потому что уверен, что сам не замёрзнет, но Шоё наверняка продрогнет. Он не привык к таким холодным зимам и вечно забывает то перчатки, то шапку, собираясь второпях. Губы еле-еле трогает улыбка, искажая лишь уголки губ. В кармане телефон с радостным сообщением: «Я приеду на пару дней! Я встретился с Кенмой!!! Я тебе столько всего расскажу! Встреть меня пжлст! Поезд сегодня на семь!» Лишь это заставило его покинуть тёплый дом и предупредить матушку, что к ним приезжает Хината. Та была безмерно рада, потому что её сын ни с кем не общается за пределами волейбольного, кроме этого рыжего юноши. Постоянно шумного, громкого, который умудряется вытянуть из её сына больше пары слов. Она лишь печально вздыхает, так как не сможет сегодня его увидеть, дала обещание старым друзьям сходить к ним в гости. Со смехом она желает провести хорошо время, провожая сына из дома, обещая приготовить что-нибудь к их приходу. — Вам… что-нибудь подсказать? — в этот раз она звучала робко и крайне неуверенно, попав под влияние не самой приветливой внешности. Но это уже невпервой, пускай всё ещё грустно от этого.       Аоне отрицательно мотнул головой и указал рукой на паровые булочки с мясом, те самые, что так любил Шоё, и небольшой рождественский торт. До праздника ещё далековато, но Шоё не сможет приехать в канун Рождества, но хотелось хоть как-то отметить праздник совместно, даже если и заранее. Девушка быстро кивнула и второпях начала запаковывать торт, чтобы никак не помялся или размазался, укладывая его в коробку. После она подошла к стелажу, где на протвине лежали ещё горячие мясные булочки, которые она начала накладывать щипцами, чтобы не обжечь руки. — Сколько булочек? — Пять. — Хорошо, сейчас всё это упакую.       Девушка быстро положила всё в крафтовый пакет и хорошенько его закрепила, чтобы содержимое не вывалилось в пути. Рождественский пакет с украшенной елью на нём и всё было аккуратно сложено всё ещё нервничающей девушкой, которая теперь не решалась заглянуть в глаза, торопливо упаковывая покупку. Ровно монета к монете, без какой либо сдачи были отданы деньги под удивлённый взгляд девушки. Аоне сжал ручку пакета и, замявшись на пару секунд, всё же решился заговорить. — Спасибо… С наступающим Вас. — В-вас тоже с наступающим! Приходите ещё, — девушка встрепенулась и всё же улыбнулась приветливо напоследок, когда Аоне уже покидал магазин, аккуратно прикрыв за собой дверь.       Он привык, что от него шарахаются люди, пускай от этого всё ещё немного грустно в такие моменты. Но всё дело привычки. Люди, которые ему дороги, не боятся его. Ему хватит и этого. Но, пожалуй, увидеть улыбку на чужом лице в свою сторону всё же приятно. И был человек, который дарил её чаще других. Шоё. Скоро должен прибыть его поезд. Телефон в кармане громко прозвенел, оповещая о новом сообщении. Аоне стянул перчатку с руки и достал телефон, чтобы посмотреть на это сообщение. Он уже знал, от кого оно. «Я почти приехал! Тут так много снега!!! Красиво как!!! Пойдем гулять? Я хочу сделать снежного ангела!!! И ещё что-нибудь!!! Минут пять ещё! Жди меня!»       Аоне прибавляет шага, пряча телефон обратно в карман и натягивая перчатки. Холод кусался безжалостно. Вряд ли сегодня получится провести много времени на улице. Но если Шоё хочет, то он с удовольствием походит с ним по городу, лишь бы тот совсем не замерз. Он всегда такой активный и шумный, а на морозе совсем не может успокоиться, постоянно стремясь куда-то идти и что-то делать, лишь бы не промёрзнуть до самых костей. Горячая кровь не мешает ему так легко и беспощадно замерзать, кутаясь в тёплую курту и тонкий шарф.       И стоя сейчас на станции, Аоне смотрел на оживлённые улицы, на идущую в никуда дорогу и ждал поезда. Не решается сесть, стоя возле одной из колонн. Проверяет пакет, снимая перчатку. Ещё теплый. Ему кажется, что он чувствует запах мяса и клубники сквозь упаковку. Фантомное ощущение откидывает его в сумбурные воспоминания о их общении, прогулках, взаимных поездках в гости, неловких первых разговорах, привыкании к повадкам друг друга, ночёвках, робких и нелепых поцелуях. Смена уважения и признания на крепкую привязанность и симпатию, которая теплилась у обоих в груди.       Всё вышло как-то сумбурно. Нужно было сохранять субординацию, но не получилось. Тянуло смотреть за тем, как Хината цвёл, взлетал всё выше, прыгал выше собственной головы, стремительно наращивая силу, учась новым трюкам. Защищает почти неосознанно, не позволяя сказать в его сторону кривое слово. Ждал после соревнований, после тренировочных матчей, слушая бесконечные рассказы о прошлом, мечты о будущем. Смотрел в карие глаза и видел, как в них горело пламя. Так ослепительно ярко. Пусть они и соперники, но они же были товарищами. Очень близкими. И каждый раз Аоне чувствовал восхищение и уважение, глядя на этот силует, ускользающий всё дальше и дальше в своём таланте и упорстве. Хотелось сражаться до последнего. Хотелось смотреть за тем, как растёт новый Маленький Гигант. Маленький монстр в волейболе, одержимый им.       Хината смотрел на него с тем же восхищением и уважением, что и он сам. Прекрасный блок, пугающий в своей силе. И прекрасные быстрые удары, рассекающие воздух. Хината улыбался так открыто, без грамма стеснения, и желал удачи, обещаясь, что они смогут победить. Что он сумеет превзойти эту железную стену. Никто не уступит, как бы горячо не разливалось внутри раскалённое железо. Они улыбаются друг другу и чувствуют то, как внутри цветёт что-то новое. Тверже и надёжнее железной стены, быстрее и ярче, чем та невероятная быстрая.       И вот к перону подходит поезд, легко и непринужденно останавливаясь, выпуская торопящийся по своим делам народ. А Аоне лишь ищет одну рыжую макушку с непослушными вихрами. Внимательный взгляд цепляется за каждую яркую рыжую детали, но нужного так и не находит, теряясь в многоцветной толпе. Но оклик заставляет мгновенно развернуться всем телом, рефлекторно протягивая руки, чтобы поймать это маленькое тело, которое в очередной раз словно взлетело в этом отчаянном прыжке. — Аоне, я приехал! Прости, что поздно! Я уговорил Кенму потренироваться со мной! Он вечно сбегает после пары пасов! А тут целых полчаса! Но потом он сбежал быстрее, чем я успел попрощаться!       Аоне прижимает к груди Хинату, всё ещё удерживая его на весу, позволяя обнять себя за шею руками и закинуть ноги на талию. Это недолгая веселая вольность, которую ему легко позволяют, пока Аоне вслушивается в непрекращающийся галдёж, не перебивая, лишь наблюдая за полным эмоций лицом, за тем, как ясно сверкают глаза. Хината почти никогда не бывает спокойным. Он шумный, громкий, беспокойный и вечно стремящийся к движению. Лишь во время игры он способен впасть состояние полной сосредоточенности. Иногда такой пугающей и завораживающей, когда ты чувствуешь себя добычей, барьером, через который собираются с лёгкостью перешагнуть и оставить позади. Чувство опасности перед серьёзным соперником. Аоне чувствовал напряжение, знал это ощущение, потому что его принёс именно Хината. Яркий и громкий запал в спокойном и тихом небе. — Здравствуй, Шоё. — Так, я что-то тебя сразу нагрузил! Прости! Давай сначала отсюда уйдём.       Хината наконец-то спрыгнул с него, но в следующее мгновение обнял уже по-простому, сцепляя руки за его спиной, утыкаясь лицом на уровне груди, чувствуя себя непозволительно маленьким. Вспоминалось, как раньше у них были проблемы с поцелуями. Особенно с первым, который мог бы случиться раньше, если бы не тот факт, что Аоне нужно наклониться, чтобы Хината смог толком достать. Либо прыгать. И это в первый раз выглядело ну просто смехотворно. Ещё и навернулся почти что, пришлось ловить его. Сейчас рост всё ещё небольшая проблема, хотя, скорее, просто неудобство. Аоне обнимает его крепко, прижимая плотно к себе, чуть наклонившись для удобства. Он сжимает это маленькое тело с чувством переполняющей теплоты, которая обращала рёбра в прах своим жаром. Он хотел бы стоять так подольше, обнимая, чувствуя дыхание, видя рыжую макушку перед глазами. Сжимает даже излишне сильно, увы, периодически контролировать это получается с трудом. Но первый же хлопок по спине напоминает о том, что чужие габариты значительно уступают и можно сделать больше от такого усердия. Ослабляет хватку, утыкаясь носом в непослушные вихры. Хотелось бы так остаться подольше.       Аоне кивает и, вспомнив о покупке, протягивает Хинате пакет под его удивлённый взгляд. Тот берёт в руки пакет и любопытно заглядывает внутрь, чувствуя холодными руками тепло выпечки, которая уже сильно остыла, но ещё сохраняла остатки жара. Сразу лезет в крафтовый пакет, вытаскивая булочку с мясом. И в этот момент в глазах загорается почти что детский восторг. Перекидывает пакет на локоть одной руки и двумя руками держит булочку, сжимая мягкое тесто, с удовольствием пережёвывая крупный кусок. ГУбы растягиваются в широкой улыбке. — Спасибо! Мои любимые! Ещё теплые даже, — вновь кусает, толком не прожевав прошлый кусок, промычав что-то от удовольствия. — Тоже бери, Аоне! Они такие вкусные!       Жуёт активно, игнорируя то, как морозов царапает голые руки. Опять забыл перчатки, как и всегда. Аоне даже не удивлен, лишь еле-еле хмурит брови и стягивает с собственных рук перчатки. Он забрал у удивлённо-возмущенного Хинаты булочку вместе с пакетом, стянув его с локтя, и всунул перчатки, всё же проведя по уже раскрасневшимся рукам пальцами, чувствуя от них холод. Кожа уже немного загрубела, не в первый раз, видимо, гуляет без каких-либо тёплых вещей. Хмурится сильнее, смотря в глаза Хинате, который наконец-то понял причину такого поведения. — Блин, я так быстро собирался, что забыл перчатки в раздевалке, когда был в Токио! Спасибо, опять выручаешь. Холодно, кошмар просто. А у тебя руки не замерзнут? — Уберу в карманы. Надевай и ешь. — Ещё раз спасибо! Я верну, когда домой придём! И вообще, пошли побыстрее. А то у меня сейчас уши отмерзнут.       Хината недовольно трёт и правда красные уши, потому что и о шапке кто-то благополучно забыл. Ничего другого и не ожидалось. Слепая надежда, «слабоумие и отвага», как говорил Футакучи. Аоне был недоволен такой фразой, но на правду оно было похоже. Хината надевает перчатки второпях, ощущая, что они ему всё же были велики. Как-никак, но разница в габаритах была значительной. Только после этого ему отдали булочку, позволив вновь откусить большой кусочек, пускай мясо и тесто уже успели сильнее остыть. Аоне натянул в перерывах между укусами на тонкую открытую шею шарф, сильнее укутывая, чтобы хоть как-то утеплить беспечного Хинату. — Твои тёплые наушники у меня дома. Забыл в тот раз. — Блин, как круто! Значит мы сможем завтра пойти делать снежных ангелов! И снежки! Я тебя одолею в них!       Аоне улыбнулся слабозаметно, но Хината так привык к этому, что легко улавливает эту эмоцию, а ещё вызов в глазах. Любовь не мешает им противостоять в таких небольших боях. В этом году Карасуно обошла Датеко, но есть ещё два года, чтобы отыграться и превзойти оппонента. А в спокойные деньки можно соревноваться в такие беспечных мелочах, чтобы потом легко отпустить проигрыш, позволив себе лишь недовольно бултыхаться в снегу и угрожать закопать в сугробе в следующий раз под чужую улыбку и внимательный теплый взгляд. — Пойдём домой, Аоне! А то булочки совсем остынут. И ты тоже ешь, а то одному есть совсем скучно! — Отрицательный кивок ему в ответ, пока Хината прожёвывает ещё один кусок булочки, а вместе с ним и слова, но его всё равно как-то понимают. — Что-то не так?       Аоне отрицательно мотает головой и показывает на руку без перчатки. У него они замерзнут, если не убирать в карманы, мороз с наступлением вечера стал лишь более колючим и безжалостным. Минус несильный, но из-за влажности морозит сильнее обычного. Хината замер на одно мгновение, задумчиво нахмурившись, словно во время сета, когда полностью концентрируется на решение вставшей перед ним проблемы, очередного слишком умелого блокирующего, словно ищет путь его обойти и вновь взлететь над полем. Впивается зубами в булочку и начинает неаккуратно стягивать одну из перчаток с руки, протягивая её Аоне с горящими глазами, всё ещё не вынимая булочки изоо рта. Это так смешно, что Аоне издаёт слабый смешок, но мешает ярче среагировать удивление и непонимание. Хината наконец-то додумался вынуть булочку и взять её в руку, на которой была перчатка, чтобы спрятать вторую в кармане. — Я придумал гениальный план! У тебя будет перчатка и у меня. Так мы оба не замерзнем и сможет перекусить, пока идем домой! — улыбается открыто, во все зубы, пока в глазах сверкал снег и радость, смешанная с лёгким довольством и гордостью.       Аоне смотри на него завороженно, словно лёд сковал тело, пробравшись под тёплую куртку и свитер, под вязаную шапку и саму кожу. Он не мог отвести взгляда, лишь благодарно кивнул, натягивая перчатку, чтобы потом ему мгновенно в руки впихнули булочку, всё также улыбаясь ярко и солнечно, заменяя таковое на серо-черном зимнем небе. Да даже если бы луна сейчас была на небе, Шоё её точно превзошёл своим светом, своим теплот, от которого очень быстро Аоне начинал размякать, успокаиваться и позволять себе чуть больше эмоций, чем обычно. Хината был удивительным, даже сильнее, чем та самая его атака. Хината был удивительнее победы над Шираторидзавой. Хината был удивителен сам по себе настолько, что хотелось вечно смотреть, рассматривать и изучать, узнавая всё больше нового для себя. А ещё Хината удивительным образом находил подход почти ко всем, с кем встречался на своём жизненном пути, находя самых удивительных друзей и товарищей, противников и просто знакомых. Он обладал странным магнетизмом, своей эксцентричностью привлекал взгляды и внимание. Приманка не только на поле, но и в жизни. Аоне не ревновал. Хината мог показаться шумным, непостоянным, но таковым не являлся. Он был упорен, целенаправлен, ничто не было способно сбить его с намеченного курса. Его выбор — осознанная и надёжная вещь, которому стоит доверять. И Аоне доверял. Он слушал с интересом, пускай и молчаливым всё то, что рассказывал ему возлюбленным. Внимательно наблюдая за этим калейдоскопом мимики, эмоций, чувств. Он всегда горит и сверкает, переливается на свету, как лучший огранённый драгоценный камень.       Аоне откусывает небольшой кусок мясной булочки, чувствуя уже совсем слабое тепло, пока идёт рядом с Хинатой, которому еда совсем не мешает разговаривать, кажется, будто она придаёт ему сил. Рассказывает о тренировочном матче с Нэкомой, о том, как Куроо учил ставить блоки, подстёбывая его на тему роста и полёта, чтобы достать до нужной высшей точки, как с Кенмой отрабатывал атаки, привыкая к разным связующим и их поведению. Видеоигры, разговоры, посиделки со Львом, восхищение Яку и его приёмом. Говорит и говорит, выражая своё бесконечное восхищение и восторг. Глаза горят огнём почти одержимым, таким ослепительным и горячим, словно коснёшься и мгновенно расцветёт безжалостный ожог, который прожжёт кожу до самого сердца, обойдя клетку рёбер. Хината рос так быстро, обучаясь всё быстрее и быстрее. Пока все спотыкаются на каждой ступеньке своего пути, он бежит, перепрыгивая через одну или две, летит, словно истинный ворон. Даже падая, со всего маху врезаясь в острые ступеньки, быстро поднимается и спешит дальше. Для него проигрыш — мотивация идти дальше, а не препятствие. И это было так удивительно и вместе с тем восхитительно. Когда смотришь на таких людей, то велик шанс остаться позади и смотреть им в спину, но всё равно хочется сказать пресловутое «удачи, счастливого пути». Но к счастью, все те, кто окружают его, спешат и торопятся вместе с ним, не сбавляя своего темпа, не желая отставать от него. Аоне был таким же. Он собирался обогнать, либо держаться бок о бок. Позиция позади его не устраивала. Они готовы бороться на поле, но в жизни с удовольствием протянут друг другу руку и переплетут пальцы. Их соперничество мирное и тихое, горящее азартом, а не ненавистью или завистью.       И сейчас они идут бок о бок, очень стараются, по крайней мере. Шаг у Аоне широкий, но он старается его сбавлять, не спешить, специально замедляется, чтобы Хината не так сильно торопился, у того шаги маленькие, но быстрые, частые, словно на грани с бегом. Но сейчас он залипает на улицу, полную народа и снега, всё не затыкаясь, отвечая на односложные вопросы так развернуто и долго, словно запас впечатлений был неиссякаемым. Ему всегда было что рассказать, объяснить. Он делился всем, выворачивал всю душу, словно кто-то открыл калейдоскоп и высыпал оттуда все яркие стёклышки, которые сверкают на солнце и переливаются сотней огоньков. Он словно берёт чужие руки и сам засовывает их в свою душу, позволяя коснуться горячего, обжигающего горячего сердца, которое греет руки и заставляет почувствовать тот же жар. Он заставляет почувствовать то же самое, что ощущает сам. Всем своим поведением говорит «Я открыт, посмотри на мир моими глазами, моей душой». И Аоне смотрел, пытался понять и чувствовал, как зудит собственное сердце, отзываясь на то, что перенимало.       Когда от булочек ничего не осталось, Хината почувствовал, как его руку аккуратно взяли, словно спрашивала разрешения. Но вместо ответа лишь переплетает пальцы, крепко держа чужую ладонь. Аоне постоянно стремится касаться, держать, трогать. Тактильность возведена в абсолют. И Хината рад ей потакать, очень часто инициируя всё самостоятельно. Вот и сейчас покрепче перехватывает чужую руку. Не особо удобно, но уже так привычно, что уже плевать на это. Лишь бы не расцеплять рук. Они спешат домой и Аоне всё же надевает на Хинату свою шапку, чувствуя слишком сильную тревогу, глядя на замерзшие уши, раскрасневшиеся и ужасно холодные. Весь Хината теперь выглядит совсем несуразно в большой шапке и перчатке, которые выбивались из остальных вещей и были заметно велики. Но главное, что был в тепле, хотя бы относительном. И Хината в очередной раз шумно извиняется, но с такой признательной улыбкой благодарит. Аоне кивает с чуть тронувшей губы улыбкой и ведёт его дальше, чтобы быстрее прийти домой.       Они замирают у площади, на которой ярко блестели гирлянды и стояла украшенная яркими игрушками ёлка, переливаясь сотней огней в свете фонарей. Люди шумно снуют туда-сюда, смеются, бегут до тёплых кафе. Хината смотрит на цветные огни и замирает, замолкая на несколько долгих секунд. — Что бы ты пожелал на Рождество?       Аоне задумался, пытаясь сформулировать свою мысль и вспомнит, какое желание у него было прибережено к празднику, но Хината начинает говорить раньше. — Знаешь, я бы хотел всю жизнь заниматься волейболом. Всю-всю! Даже после старшей школы. Вечно быть на поле, бить так, чтобы мяч отскакивал с «бам»! А потом «бум»! Чтобы никакой блокирующий не смог меня заблокировать! Быть самым крутым нападающим и входить в тройку! Я стану, как самый настоящий Маленький Гигант! Но для начала мне надо превзойти тебя! В следующем году мы вновь встретимся на поле, как соперники! Мы точно победим! — Посмотрим. Мы не собираемся проигрывать, — Аоне хмыкнул и улыбка не может сойти с лица, наблюдая за тем, как решительно Хината улыбается и смотрит в глаза. — Мы возьмём реванш. — Я собираюсь усердно тренироваться! Запомни мои слова! — улыбается во все зубы, смотря там уверенно и даже упрямо.       Аоне кивнул с улыбкой и вдохнул морозный воздух полной грудью. Может зима в этом году и холодна, но внутри почему-то так тепло. Теплее, чем год или два назад. Внутри словно пустили кипяток, будто бы открылся гейзер, обжигая внутренности, ошпаривая нежную плоть. Он хочет бороться. Он хочет сразиться и одержать победу. Но вместе с тем будет рад смотреть за чужим успехом. Они товарищи и соперники. Любой исход будет благостным.Они сразятся в следующем году. Столкнётся сталь стены и чернота перьев. И они узнают, кто был прав, кто выиграл в несказанном споре. — Так какое у тебя желание, Аоне? — Вся жизнь — эта зима. — Хей, что ты имеешь в виду? — но Аоне молчит, смотрит на него так тепло и словно со смешинками в глазах, которые переливались в свете рождественских огней, но отворачивает голову, так ничего не сказав. — Аоне! Так нечестно! Расскажи!       Но он уже тянет за руку Хинату домой, подальше с этого мороза, чтобы быстрее включить чайник, достать рождественский торт и просто согреться. Шоё ещё немного ворчит возмущенно, но быстро успокаивается, понимая, что если Аоне не хочет, то он ничего не расскажет, хоть пытай, хоть обижайся. Да и не хочется выпытывать. Секрет — это секрет, все имеют на них права. Может быть спросит попозже ещё разок. Или два. Но потом точно всё. Давить не будет. Может быть потом сам поймет без подсказки. А пока держит чужую руку в своей и начинает размышлять вслух о том, как проведёт Рождество с мамой и сестрой, что наверняка навестит волейбольный клуб и отметит с ними немного. Планы, мечты и много разговоров. Аоне с удовольствием его слушает до самого дома.       Уже дома, расположившись на огромной кровати с ноутбуком, горячим цитрусовым чаем и тортом, они обнимались, утопая в желанном тепле. Хината ёрзает от эмоций и лезет целоваться, запрокидывая голову, сидя между чужих ног. Поцелуй мягкий, Аоне лишь касается губ, прижимается, гладит по рыжим вихрам на затылке, послушно наклоняясь ниже, когда ему самому давят на шею. Гладит мягкую щёку свободной рукой, очерчивая скулу, висок, смотрит в открытые ясные глаза, которые словно искрятся невыплеснутой энергией. У Хинаты лёгкий румянец на щеках, всё ещё непривыкший, но теперь из упёртости поддерживающий зрительный контакт, хотя раньше сразу же жмурил глаза. Аоне берёт его лицо в обе руки и начинает россыпью мягких поцелуев покрывать теплую кожу. Они оба такие открытые. Хината аккуратно гладит по отросшим волосам, зарываясь в них пальцами, в очередной раз удивляясь обманчивой жесткости, потому что на самом деле они невероятно мягкие. Смотрит в голубые глаза и задыхается. Делят один жар на двоих. Тепло, почти горячо. Что-то изнутри щекочет, похоже на волнение перед важным матчем, разливаясь иногда остро-остро чем-то запалистым, ярким, похожим на эйфорию, когда проходит идеальный съём. Горячо, резко, а потом тягуче и стабильно, словно идеально отрепетированный блок, как отработанный приём. Спокойно, обволакивающе. Хината гладит спину Аоне сквозь футболку, обнимает и пытается встряхнуть головой. — Моя очередь! А то будет как в прошлый раз!       Берёт чужие руки в своим и в очередной раз удивляется тому, какие они большие. Гладит тыльные стороны ладоней, пальцы, запястья. Не мешкая, целует эти руки с грубой кожей на подушечках пальцев от бесконечных тренировок. Лезет на колени, забираясь повыше, чтобы вновь в сладко-нежный поцелуй, чтобы потом перейти на множество мелких поцелуев, быстрых, но аккуратных. Держится за чужие плечи, мягко поглаживая сквозь футболку, чтобы потом обнять за шею. Энергии слишком много, она расправляет крылья, которым трудно развернуться в маленькой комнате. Поэтому цепляется, водит руками, целует обманчиво хмурое лицо, каким оно может показаться на первый взгляд. Хочется говорить. Много и долго, пока сил не останется, пока голос не сядет или совсем не пропадёт. Его целуют в шею и от этого с губ срывается судорожный вздох. Аоне кладёт голову на плечо, крепко обнимая и прижимая к себе, поглаживая большими руками по спине. — Мечты, надежды, чувства, тепло, беззаботность, свобода, — он касается сначала чужой груди там, где заполошное сердце так громко стучит, а потом своей. — Всё это — зима в этом году. — Что? — Хината звучит совсем растерянно, но Аоне не отвечает и лишь нежно прижимается губами к открытой шее, прикрывая глаза с еле заметной улыбкой.