Три слова

Элой находит его среди ржавых руин, окруженных степной травой и цветами, с сладковато-горьким запахом. Визор пискнул, сканируя окружающее пространство, высвечивая отголоски старого мира и одинокую фигуру, подсвеченную фиолетовым цветом. Аккуратно переступая через камни, корни и нанесенный ветрами мусор, она приближается к нему. Они стоят внутри одного из полуразрушенных строений, а заходящее солнце красит окружающий мир в теплые краски. – Коталло. Он облокотился спиной и согнутой правой ногой на одну из полуразрушенных бетонных стен. Глаза прикрыты, рука гладит шершавую поверхность стены, задевая ноздреватый мох, и она слышит с его стороны вопросительный гул. Сердце пропускает удар от того, насколько он красив, в этой угловатой и устрашающей броне Маршала и белой краске, покрывающей чернильные линии татуировок. – Давно ты меня ждешь? Это место было относительно целым, если бы не рваные дыры в потолке и стенах, и не постоянный стон уставшего металла, окруженного редкой, побеждающую время, суховатой степной растительностью. Он поворачивает к ней голову, осматривая с ног до головы, и его взгляд натыкается на свежую, щедро намазанную маслом татуировку, перевивающую её плечо: светокрыл, раскрывающий крылья в кричащем полёте. Кончики крыльев тянутся, обхватывая плечо с двух сторон: ключицу спереди и верхнюю часть лопатки сзади. Художник отметил синими яркими мазками глаза и нити проводов, и светокрыл по её плечу устремляется ввысь. Про себя Коталло подумал, что татуировщик в Палящем Копье был талантлив, и Дракка не зря заливался соловьём, заманивая охотницу к себе, обещая невероятно тонкую и искусную работу. Солнце красит крепкую фигуру в нежные тона, высвечивая карту открытых взору веснушек и яркие, перевитые бусинами волосы, и мужчина тонет в этом видении. Рука продолжает гладить пожухший в ожидании дождя мох. – «Давно» к тебе не применимо, Командир. Я готов ждать вечность. Это нежное и простое замечание посылает искру волнения через её позвоночник. Иногда Элой забывается, насколько он прост в своих комментариях и каждое его слово дрожит в ней, подобно укусу кислоты. Особенно последнее время, когда она чувствует к нему… Чувствует то, в чём боится признаться себе в первую очередь. - Так… - она теребит свои пальцы, складывая их в собирательном жесте. – О чем ты хотел поговорить? Коталло чувствует песок, скрипящий в его горле и на языке, нанесенный то ли словами, застревающими в его больной голове с момента Кульрута, то ли нанесенными легким ветром, шевелящим травы и соскребающий пыль со старого бетона. Мужчина прикрывает глаза, и Элой видит, как он колеблется. Это видно по его поджатым губам и нерешительному гудению, идущего из нутра. Наконец, он произносит, тихо и спокойно: – О нас. О них? Элой почти спотыкается от приступа головокружения. Она краснеет и бледнеет одновременно, глаза её ширятся, отражая остатки солнечного света. Уголок губ Коталло дергается, пока она обретает дыхание. – И поэтому мы встречаемся здесь? В этих руинах? – Девушка берёт себя в руки, её губы складываются в жёсткую линию. – Да. Иначе, я боюсь, ты либо сбежишь, либо скажешь, что вокруг много людей, чтобы говорить о чем-то личном. Он меняет позу, и Элой готова поклясться, что он сделал это специально, прячась наполовину в тени, чтобы она не видела его левую, изувеченную часть. Она облизывает губы, и легкий ветер касается кожи, и девушка задается вопросом: чувствует ли Коталло этот ветер так же, как она? Ощущает ли он запах этих суховатых трав и суглинка, и сыровато-кислый запах металла? Она качает рукой, приглашая его говорить дальше. И сама облокачивается на стену напротив, зеркально повторяя позу, но смотря ввысь, в угасающее небо, тронувшееся первыми звёздами. Где-то там, в далеком космосе, на встречу летела Немезида, и Элой облизывает пересохшие губы. Татуировка светокрыла слегка зудела. Маршал сглатывает, прежде чем продолжить, чужим и ледяным голосом. – Я тебе стал не приятен, Командир? Она переводит свои зеленые глаза на него, и удивление вспыхивает в них золотистыми искрами. – Что… Коталло, с чего ты решил? – Охотница хмурится, пытаясь понять его мотив. Его челюсть сжимается и пальцы сжимаются в кулак, и последний свет танцует на его стоическом лице. – Ты избегаешь меня с момента победы над Зенитами. А в последний раз ты сбежала. Из чего я делаю вывод, что я плохой солдат и явно противен тебе. Это было полуправдой. Элой действительно старалась меньше быть с Коталло наедине. Если только не появлялся кто-нибудь третий, четвертый, пятый… Тогда она могла смотреть ему в глаза, не ощущая острого напряжения, бурлившего в ней уже несколько месяцев подряд. Чувство любви пришло к ней внезапно. Подкралось тихо и незаметно, озарив всю её душу. Элой долгое время заталкивала это чувство внутрь, в самое нутро своего естества, пытаясь отречься от него. Она даже не думала, что способна на эти чувства. На всё то, что присуще другим, нормальным людям, необремененным спасательной миссией и чувствами обязательства перед всем миром. В первый раз она ощутила теплый укол в своём сердце, когда он подошёл к ней после Кульрута. Озорная и мягкая улыбка на его лице заставила девушку сначала замереть, потом покраснеть, а в животе что-то ухнуло и вспорхнуло, как только он с горячностью заявил о готовности быть под её предводительством. Голос, похожий на рокот реки, мягко окружил её, так отличавшийся от мрачного и ледяного тона Маршала Коталло, которого она встретила впервые. Элой в замешательстве заталкивала все чувства под замок, понимая, что она бывший Изгой, и миссия у неё другая. Она не создана для этих глупых чувств, но она не могла отказать себе в общении с Коталло, не могла удержаться от того, чтобы украдкой смотреть на него в те редкие вечера, когда все вместе собирались на Базе. Его тонкий сарказм, агрессия и горячность, с которой он бросался в битву практически с её именем на устах – всё это заставляло Элой гореть. Очень сложно было выдерживать его взгляд, особенно наедине, когда он смотрел или обращался к ней прямо. И всё, что она могла делать, это глуповато улыбаться, как дура, а не бесстрашная исследовательница и воительница, разглядывая всё что угодно, только не эти татуировки, вшитые в его великолепное тело и плутоватую улыбку, которая стала расцветать на его губах спустя время, проведенное на Базе с её, с их, друзьями. После смерти Варла, она стала бояться потерять всю свою… семью, но страх сковал её особенно сильно, когда Элой осознала, что может больше не увидеть мужчину, к которому испытывала больше, чем дружеские чувства. Она злилась на саму себя. После победы над Зенитами, всё всколыхнулось. Они все разошлись, сплачивая свои народы, иногда воссоединяясь на Базе, расслабляясь и отдыхая, позволяя себе взять небольшую паузу. И для неё, это было всё ново. Она любила всех их одинаково. Родную сестру, которая робко делала первые шаги в новом мире. Шумного Эренда, который старался всегда сопровождать разумно-заботливую Зо, которая даже на седьмом месяце беременности, посещала их дом. Стрекочущую любопытную Альву, которая вместе с Бетой могла часами зависать над очередной загадкой. Даже раздражающий их Сайленс вносил свою лепту в их семейные отношения. Ну… Надо было же кому-то перемывать кости? И только Коталло заставлял её мысли пылать, возвращаясь к их спаррингам, совместным вылазкам и случайным прикосновениям. Её мысли отчаянно метнулись к их последнему посещению тенактского поселения. Дракка попросил показать молодым бойцам бой Чемпионки и Маршала. Спарринг был стремительным и зрелищным: бой был патовым, Маршал игриво отражал практически все её атаки, тогда как Элой не давала ему сократить расстояние между ними, атакуя аккуратными уколами со стороны. Она увидела возможность сбить того с ног, и в мгновение ока прижала тупой конец копья к горлу, заставляя признать поражение. Юные тенакт с обожанием смотрели на огненную женщину, в кроваво-красной броне тенакт и первой татуировкой на плече, и прихорашивающегося Маршала, которого они облепили со всех сторон, уговаривая научить их нескольким приёмам. Однако, она сбежала. Сбежала из Палящего Копья, после того, как Дракка, допивая пятый стакан кактусовой воды, пошутил, что удивлен, что Маршал и его Командир не вместе, ведь они спаррингуют так, словно занимаются любовью. Красные уши Коталло, его темный и жаркий взгляд в её сторону. Он отвесил резкую оплеуху Командиру Пустынного Клана, и прорычал, чтобы не молол чушь. Элой, уже представляя эту яркую и чувственную картину в голове, сбежала, даже не забежав к мастеру-татуировщику, чтобы проверить свой узор. Она вернулась из воспоминаний и раздумий, виновато поникнув плечами. – Коталло, я никогда не скажу тебе, что ты мне не приятен. Я даже не знаю, как объяснить тебе…. то, что я чувствую… Маршал отлипает от стены, сокращая расстояние между ними, и его ладонь падает рядом с головой охотницы. Он нависает над ней, заслоняя последние лучи угасающего света и его взгляд горит. Девушка видит трещинки в его краске на лице и переводит взгляд на татуированную руку. Сердце трепыхается в груди, как в клетке. – Уж постарайся как-нибудь. Я устал от этой неопределенности. Тебя смутили слова Дракки? Или то, что я назвал их «чушью», зная, что ты не обратишь на меня внимание? – он угрожающе рычит, делая её колени слабыми. – Коталло… Он выжидает, и молчание между ними сгущается, становясь наэлектризованным. Вдалеке слышится мирное гудение механизмов и копошение норокопов. Где-то ещё дальше шелестит суставчатым хвостом ядохлёст, оборачивая свои тугие кольца вокруг старых машин. Уже лунный свет высвечивает и белит сильнее лепестки на её медовой коже лица, делая глаза нереально большими и зелеными, и Коталло стонет, он тонет, наклоняясь к ней ближе, так, что её дрожащее дыхание касается его губ. Он мягко кладёт ладонь на её плечо, поглаживая смазанные белые лепестки, растирая краску и касаясь в первом, робком прикосновении. Это иррационально, и она хочет сбежать, лишь бы три слова, застрявшие в голове, не срывались с уст. Видели бы её сейчас в Меридиане, или в Объятиях Матери, как она дрожит, мечась между простым словом и страхом потерять то, что имеет, под тенью тенактского маршала. – Кота… Большая сухая ладонь нежно лелеет её подбородок и щеку, заставляя девушку поднять взгляд и прижаться к его теплу. Она смело смотрит в такие знакомые, орехового цвета глаза. Больше он не хочет ждать, и ему кажется, пусть на мгновение, что его имя с её уст течёт как первый луч солнца. Он приближается ближе, и она ощущает его тёплое дыхание на губах, когда он шепчет: – Ты же чувствуешь тоже, что и я? Поцелуй, который он дарит, осторожный, это прикосновение мимолётно. Не встречая ответа, Коталло делает ещё одну робкую попытку прижаться к ней, нежно и отчаянно прося, пока его губ не касается соль. Она дрожит, и он ощущает её сбившееся дыхание, и отстраняется, с болезненным сожалением. Рука задерживается на её лице, боясь отпустить тепло бархатной и тёплой кожи, а пальцы убирают слезы, копящиеся в уголках глаз. Боль в груди, безответная, разбивает на тысячу осколков. Такая как она, никогда не полюбит простого, искалеченного воина и ему стыдно, что он решился на этот шаг, нарушив их дружбу. Мужчина отворачивает лицо, пытаясь совладать с эмоциями и делает шаг назад. – Кота-алло… – он жалко гудит в ответ на её стон, ломающий его имя, стараясь справиться с болью. – Обними меня крепче… И… поцелуй меня еще раз. Воздух вокруг становится густым, терпким, и всё вокруг меркнет, оставляя их в неярком лунном и звёздном свете. И прохладный ветер целует её дрожащую кожу, и она этого не чувствует, потому что маршал вновь смотрит на неё, и его рука оборачивается вокруг её талии, лаская, целуя пальцами открытую кожу и пересчитывая лепестки белой краски, струящейся по её боку. – Произнеси моё имя ещё раз, Элой, и я - твой. Весь, без остатка. – Коталло. Будучи новобранцем, Коталло со своим отрядом и ротным командиром наткнулись на лиходея и стаю загонщиков. В битве между бездушными машинами и молодым, еще неопытным отрядом, Коталло оглушило воплем кислотного загонщика. Он долго стряхивал с себя это оглушительное наваждение, быстро колотящееся сердце, пока командир оттаскивал растерявшегося воина в сторону. В то мгновение, когда его губы вновь нежно прикоснулись к губам Элой, он ощутил, что так же глохнет и не может остановить бешено стучащее сердце от тех чувств, что вызвал в нём этот поцелуй. Он сближается с ней и целует крепче, и в этот раз он умирает, когда Элой встречает его с нежной потребностью. Её руки гладят его живот, зарываясь в темные волоски и поднимаются вверх, по груди, пересчитывая точеные бусины и оглаживая широкие плечи. Он стонет, когда её рука с нежностью гладит грубый шрам на обрубке руки не покрытый бандажом, и как её теплые пальцы второй руки обхватывают шею, притягивают ниже и царапают затылок. Он прижимает её к обветшалой стене, целуя глубже, настойчивее и она отвечает ему с тем же напором, приоткрывая свой рот и встречаясь с его дыханием. Он с трудом отрывается от неё, смотря на приоткрытые губы, просящий взгляд и слёзы, скатывающиеся по её щекам. Разрывая прикосновение его руки и её кожи на боку, он целует каждую веснушку на её лице. Ему нужно ощутить мягкость её волос, Коталло перебирает косички, унизанные бусами и лентами, он дышит и вдыхает её запах, впитывает дыхание и мягкость её губ, когда Элой целует его сама, вжимаясь в него отчаянно, словно она погибнет без его объятий. Коталло с трудом отрывается от теплой плюшевости её рта, прерывая поцелуй. – Почему ты плачешь? – голос падает на октаву ниже, похожий на гравий, и он отражается в её душе тяжелым набатом. – Элой, скажи мне… Она приоткрывает губы, и она просто шепчет в степной воздух: – Потому что я не знаю… Не знаю, как сказать это просто так… – Она задыхается, зрачки Коталло расширяются, когда догадка пронзает его, подобная шаровой молнии Буревестника. – Я… тебя… Всего... Такого, какой ты есть... Люблю. Люблю, Коталло. Коталло улыбается. Он прикасается большим пальцем к её губам, заставляя замолкнуть. Он стирает грубыми мозолистыми пальцами мокрые дорожки слез, и они соприкасаются лбами. Ладонь Коталло поднимает её руку и укладывает к себе на грудь там, где бешено стучит сердце. – Ты можешь сказать мне это тогда, когда будешь готова. Но знай, Командир. Вся моя жизнь и моя душа принадлежат тебе. – Маршал наклоняется к ней, целует уголок рта и спускается ниже, к длинному побелевшему шраму на шее. Поцелуи поднимаются выше, и он уже рокочет ей в ухо те слова, которые вырезаны в голове уже очень давно. – Я люблю тебя. Он её любит. Сладкие степные травы заполняют её легкие. – Мне страшно, Коталло. Я не знаю, могу ли я позволить себе… – Отпусти. Здесь и сейчас. Остальное мы обсудим позже. Нежный всхлип срывается с её уст от его вкуса и пыльного ночного запаха. И она потакает ему в этой просьбе. – Немезида… – Мы встретим её вместе, любимая. Они стоят так в руинах, сокрытые от посторонних случайных глаз патрулей, и Элой может позволить себе таять в нежном объятии, когда Коталло наконец-то исследует её кожу и перебирает невесомо пальцами по свежей татуировке, лепесткам, пересчитывая их и чертя линии между веснушками. Он напевает в её губы, и, впервые за долгое время, уютное тепло разливается под её кожей.