***
— Банзай! — крикнул Рома, разбегаясь, и прыгнул с мостика в воду. Прямо за ним побежал Бяша. Резкий контраст между прохладным ветром во время разгона и теплой водой был фантастическим. На мгновение закружилась голова и все до одной мысли покинули голову Ромы. Он на несколько секунд задержался под водой, растягивая этот момент, но быстро вынырнул с криком, когда что-то схватило его за ногу. Рядом всплыл Бяша, пытаясь держаться на плаву и громко смеялся. А затем плюхнулся носом в водную гладь, как только получил подзатыльник. Рома понял, что не было третьего прыжка. А может, был, просто он не услышал? Тогда: где Антон? В груди растет паника, пока парень осматривает воду возле себя в поисках чего-то. Затем он смотрит на берег. Рома дышал. По крайней мере пытался. Белоснежная кожа Антона теперь была какой-то золотистой. Кажется, на теле есть очертания кубиков. Пятифан точно сейчас задохнется, даже не уйдя под воду. Петрова задержали две девушки, мило хихикающие и улыбающиеся ему. Тот стоял и задумчиво чесал затылок, быстро переводя внимание то на одну, то на другую. Рома понял, что тому явно некомфортно стоять полуголым перед кем-то. Мурашки проходятся по всей коже, внизу живота завязался тяжелый узел, тянущий парня под воду. Его глаза проходятся по всему телу Антона лишь раз, снизу вверх, пока он не натыкается на вопросительный взгляд парня, который сразу же забавно улыбается. Рома задерживает дыхание, погружаясь целиком в воду. Но все забывается, как только Антон радостно бежит к мосту и прыгает. И все возвращается на свои места. Постепенно вода становилась прохладнее, люди медленно исчезали, а парни решили задержаться и сделать костер. Наручные часы Антона показывали половину десятого вечера. Вместе они быстро сходили за ветками, обложили небольшой круг камнями, закинули туда палки и подожгли. Ромка старался не смотреть, как огонь слабо освещал усталого и такого спокойного Антона (который, к счастью Пятифана, наконец напялил на себя футболку). Парни расселись у маленького костра, и Бяша попросил Петрова подробнее рассказать про свой отдых. Как Рома и предполагал, большая часть историй будет с воспоминаниями о Леше. Помощь с автосалоном дяди, бытовуха смешалась с ночными дискотеками, на которые Антона тащил Леша, новые знакомые, друзья самого Леши, как Леша прекрасно, восхитительно и умело играет на гитаре и как пытался научить его самого. Леша, Леша, Леша. Антон произносил имя «Лёша» с особым энтузиазмом и после каждого рассказа легко вздыхал. «Лёша» звучало так легко и интересно, что Роме стало тошно. — Рома, ты чего? — спросил Антон. Кажется, он прервал себя на полуслове, Рома не уверен, не слушал. — Холодно уже, давайте собираться. Антон натянул свою улыбку. «Рома» звучало так дружелюбно и обыденно.***
Следующий день и вечер компания договорилась провести дома у Антона за игрой в приставку. Как-то зимой такие вечера были обыденные, хоть родителей Антона это не очень и устраивало. Но сегодня их с Олей не будет до завтра: они уехали на какой-то праздник, кажется, у подружки Оли день рождения. Обычно утром просыпаться было слишком сложно. Почему-то Рома надеялся, что кошмары перестанут его посещать после приезда Антона. Но закономерность оказалась простой: больше Антона — больше снов о нем. Стоит заметить, что в большинстве случаев эти сны по-настоящему казались кошмарами. Признание, отвращение, насмешки, ненависть — это еще цветочки. Ягодками были взаимные чувства, необычная легкость во сне, спокойствие и понимание, что всё хорошо, всё так, как надо. Вот это и являлось настоящим адом: слепая надежда, а затем быстрое осознание нереального. С этим мириться было, есть и будет тяжелее всего. Но Рома привыкает. Просто нужно ещё немного времени и все будет относительно хорошо. Сегодня кошмаров не было. Рома облегченно выдохнул, стоя перед зеркалом в ванной.***
— Анто-о-о-он, — протянул Рома, с большими глазами заходя на кухню, — что у тебя дома гитара забыла? Антон перевел взгляд с чашек на взволнованного друга. Почему-то он сразу и не понял, о какой гитаре идет речь, а спустя долю секунды до него дошло. — А! Лёша перед самым выездом свою старую гитару подарил. Ему новую недавно купили. — Бяша на нее сейчас слюни пускает, так что не пугайся. Из гостиной послышался протестующий голос Бяши, но что именно он сказал, Антон не услышал. — Что он там сказал? — парень вернулся к чашкам. Кажется, Рома сквозь зубы сказал ему: «Ничего» и быстро исчез в доме. Спустя несколько секунд уже слышался смех Бяши и мольбы о пощаде. Антон улыбнулся.***
— Сыграть можешь сейчас что-нибудь? — тихо спросил Рома, внимательно разглядывая гитару. — Я же петь не умею, — ответил Антон так, будто это было очевидно. — Да всё ты умеешь, не скромничай, Антошка, — парень обнажил свои клыки в улыбке. — Давай готовься, я за чаем. Игнорируя все протесты, Рома пошел на кухню. Как только он оказался на кухне, грудь пробило знакомое волнение. Легкая дрожь в руках мешала спокойно налить кипяток в чашки, все же он немного пролил на стол. А затем и обжегся. Ну что за день такой дерьмовый? За те две недели порознь Рома нырял с головой в свои мысли, а выбраться почти не удавалось. Чувства — совсем ненужные и противные чувства, о которых так хотелось рассказать, — заполняли эти самые мысли. Было невыносимо. Рома прикрыл глаза. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Вдох. Выдох. Из гостиной послышалась гитара и какие-то смутно знакомые слова. Сейчас Рома просто возьмет поднос, поставит чай и спокойно зайдет в комнату. Так он почти и сделал, только застыл в проходе, когда разобрал слова. — Нам с тобой, — медленно пропел Антон, а затем сделал короткую паузу, быстро переставляя пальцы, — голубых небес навес. Нам с тобой станет лес глухой стеной. Нам с тобой, — парень поднял глаза с листика рядом и взглянул на Рому, который всё ещё неподвижно стоял в проходе, а затем широко улыбнулся, — из заплеванный колодцев не пить. План такой нам с тобой. Антон все еще смотрит на него, продолжая играть и улыбаться. Так мило, так невинно, будто и не знает, что каждая его улыбка и взгляд в сторону Ромы невольно запоминается до самых мелочей. Сейчас Петров вернул свое внимание на листик, и Пятифан смог рвано вдохнуть воздуха. Сейчас хриплый и немного дрожащий голос Антона звучит по всей комнате так громко, что голова Ромы начинает гудеть. Сейчас Антон выглядит таким домашним и уютным, что Роме будет сниться это в самых спокойных кошмарах. Сейчас Антон закончит петь песню. Любимую песню Ромы — «Нам с тобой», которую тот однажды услышал из радио и постоянно напевал, слова которой писал в тетрадях вместо классной работы, смысл которой напоминал ему о своем доме и Антоне. Сердце пропустило громкий удар, на секунду руки парня стали ватными и Роме показалось, что поднос с чаем выпадет. — Эх, была не была прости и прощай. План такой нам с тобой, — последние вверх-вниз пальцами по струнам и комната на мгновение погружается в тишину. — Охуеть! — вскрикнул Бяша чуть писклявым голосом, огромными глазами глядя на Антона. — А еще какие песни знаешь? — тихо спросил Рома, восстанавливая дыхание. Он прошел к ним и поставил поднос на столик, стараясь не смотреть Антону в глаза. Бяша хмуро взглянул на него, мол, и это все, что ты скажешь, Пятифан? — Я только эту учил. Только эту. Именно эту. Рома решился посмотреть на Антона, а улыбка не заставила себя долго ждать. Кажется, тот хотел что-то сказать, но Бяша прервал его, попросив Петрова научить его чего-нибудь. Спустя несколько минут парень сам понял, что не имеет абсолютно никаких способностей в музыке. Антон открыто веселился с того, как его друг нарочно путает пальцы и на ходу придумывает матерные песенки. Рома молча наблюдал за этим. Сейчас он чувствовал странное облегчение, нахлынувшее на него с того самого момента, как Петров перестал кидать на него быстрые взгляды. Он как бы и находился здесь, но был не с ними. Нет, Рома не чувствовал себя третьим лишним, а скорее наоборот. Ему просто нравится наблюдать за тем, как его друзья увлеченно чем-то занимаются. Ему нравилось глазеть на спину Антона и как он сутулится, периодически выпрямляясь и сводя лопатки вместе. Нравилось наблюдать за его руками, когда одна медленно потирала ткань шорт, а другая еле касалась рук Бяши, в десятый раз показывая, как нужно ставить пальцы. Рома сделал глоток чая, проигнорировав очень горячую воду. Язык неприятно обожгло, и он отпил еще. В один момент Бяша резко смолк, мельком глянул на Рому и сказал, что хочет закончить, мол, сейчас пальцы отпадут. — Не долго ты продержался, — заметил тот и сделал глоток чая. — Ой-ёй, сам попробуй с этими струнами играть, придурок, на, — весело усмехнулся Бяша, протягивая Роме гитару с самодовольной улыбкой. Пятифан перевел взгляд на Антона. — Если хочешь, — добавил парень. Рома взял гитару и подсел ближе, на лице Бяши только росла улыбка. И все же это оказалось немного сложнее, чем просто наблюдать. Потому что наблюдал Рома только за самим учителем, а не сутью его урока. Антону пришлось повторить ему всё ещё раз, но это его ни капли не смутило. — Ну, лады, пацаны, мне уже идти пора, — неожиданно вмешался Бяша, хлопнув себя по коленям. — Чего? — поинтересовался Антон, замечая, как на губах друга растянулась хитрая улыбка. Бяша бросил быстрый взгляд на матерящего себя под нос Ромку, затем медленно произнес: — У меня дела были намечены, и так уже опаздываю. Петров вздохнул, но улыбнулся и кивнул. Бяша сказал, чтобы его не провожали, мол, дверь на улицу он уже запомнил. — Удачи, пацаны! — крикнул он друзьям напоследок; захлопнулась дверь. Рома понял. Этот придурок сделал все специально. Вот черт. — Приставка или все же гитара? — вернув свое внимание к другу, предложил Антон. — Я хочу научиться, — Рома не смотрел на него, поэтому произнес это достаточно правдиво и уверенно. Не сложно догадаться: на лице Петрова расцвела милая улыбка. — Гитара — это очень просто. Главное знать теорию, — вновь начал Антон и Рома, на этот раз, внимательно его слушал.***
— Да ебись оно все конем! Не получается у меня, ну никак, — Ромка сжал кулак над грифом — или корпусом? он уже забыл — гитары, сдерживаясь, дабы не ударить ее. Антон коротко рассмеялся. Последние несколько минут Рома пытается быстро переставить аккорд Em на Am, играя при этом цоевским боем: вниз, вверх, вниз, приглушка. Но у него получается, откровенно, плоховато улавливать нужный момент, когда надо переставить пальцы. Хотя бой он выучил довольно быстро и почти не сбивался. Петров показал ему сто раз, как должна звучать первая строчка песни. Однако Рома постоянно путался: палец соскочил, рука дрогнула, слова перепутал, аккорд забыл. Кажется, он видел, как из ушей Антона медленно выходит пар. Хотя он не повышал голос, не кричал, не обзывался, не закатывал глаза, Рома понимал, что это все очень надоедает. — Вот так? — в отчаянии спросил он, зажимая какие-то струны. — Нет, погоди, — вздохнул парень. Рома замер: Петров оказался прямо за ним, прижимаясь вплотную к левому боку. Тот протянул руку под грифом, накладывая свою ладонь поверх ладони Пятифана. — Смотри, тут сначала играется так, — Антон ставит два пальца на вторую и третьи струны рядом со второй железякой, затем проводит свободной рукой у талии Ромы и останавливается. Видимо, понял, что так ему не получится провести по струнам. — Ударь по струнам, — просит он и Рома быстро проводит пальцем вниз, — еще, уверенней, — настойчивый голос, почти шепот над самым ухом, кожа быстро покрывается мурашками и Рома проводит снова, — еще, пока звук не будет чистым, — Роме почти кажется, что это говорит не сам Антон, таким серьезным и внимательным он его давно не видел. На этот раз Пятифану удается хорошо ударить. — Умница. Дыхание сбивается за долю секунды, когда сам Антон, действительно Антон, произнес это так тихо, явно улыбаясь. Рома слегка поднимает голову и смотрит на него. Правда совсем легкая улыбка. — Дальше идет аккорд D, он немного сложнее, — Петров слегка опускает их руки и расставляет пальцы на правильные позиции, не замечая или пытаясь игнорировать взгляд светлых глаз на себе. Рома понимает, как это выглядит и всё равно продолжает смотреть. Пока ему позволяют, он будет этим пользоваться. Наконец Антон шумно сглатывает и вдыхает мелкие остатки кислорода в комнате. — Ты можешь смотреть на наши пальцы? — «А не на мои губы?» Рома быстро вернул свое внимание на гриф гитары. Но концентрироваться уже не получается. Короткие вдохи и выдохи, которые он чувствует шеей невозможно игнорировать. Теплое тело прямо у него, легкие руки и тихий голос над ухом. Это всё слишком нереально. Всё зашло слишком далеко и Рома должен остановиться прямо сейчас, если не хочет совершить ужасную ошибку. — Тох, это бесполезно, я безнадёжен, — хрипло усмехнулся парень, опуская руку. — Давай лучше в приставку? Тяжкий вздох над ухом породил новые мурашки. Тепло от чужого тела быстро пропало, оставляя призрачное касание пальцев на шее. Рома знает, что это ему показалось. Он знает, что так будет лучше. В любом случае будет лучше, если он этого не сделает. Разочарование накрывает волной и Роме хочется провалиться под землю, убраться из этого дома куда подальше и сделать что угодно, лишь бы не вспоминать. Он знает, что лучше не вспоминать, но хочет возвращаться к этому моменту снова и снова. Черт возьми, он хочет ощутить эти касания еще раз. Еще один самый последний раз. Рома мысленно дает себе пощечину за слабину. Он кладет гитару и несколько секунд пытается прийти в себя, прежде чем показаться Антону. Вдох, выдох. Рома слегка поворачивает голову и находит глаза Антона, смотрящие на невидимую точку перед ним. Петров поджал губы в тонкую полоску и сжал кулаки. — Антон? — ноль реакции. — Антон! Антон все так же продолжает смотреть перед собой, даже не моргает. — Эй, Тошик… ты чего? — голос Ромы дрожит и к горлу теперь медленно подступает паника. Он тянется рукой к сжатому кулаку и легко дотрагивается до него, пытаясь вернуть на себя внимание. Рома плавно передвигается, пытаясь не напугать друга в случае чего и теперь сидит к нему лицом, все так же держа свою руку на его кулаке. Антон медленно поднял на него глаза. — Хей, ну прости, ладно? Ты прекрасный учитель, это я просто тебе такой болван попался. — Я не… — начинает Антон и тут же прерывает себя, делая глубокий вдох. — Весной мне не надо было так напрягаться, — на одном дыхании проговаривает он, — я лишь хотел отвлечься учебой и не думать кое о чём. Тишина на несколько секунд наполняет комнату и Рома понимает, что дальше Антон боится говорить. Быстрая смена темы разговора, конечно, не осталась незамеченной. — О чём? — тихо, почти заботливо спрашивает Пятифан и сжимает уже чуть расслабленную руку. Он здесь, он рядом, он выслушает Антона. — О ком. Голова идет кругом. Мир сейчас не рушится, нет, он надеется на такой легкий и ванильный исход событий, что сейчас стошнит. — О ком, — повторяет Рома, пробуя фразу на вкус. Он говорит это, не спрашивает, чтобы убедиться: речь сейчас идет именно о человеке. О девушке? — Зимой я заметил, что чувствую… кое-что большее, чем просто дружбу по отношению к одному человеку, — Антон медленно подбирает слова, будто знает, что Роме это все очень сложно слышать. — Но я не решался признаться ему, потому что был уверен, что путаю эти чувства с чем-то, — Рома тоже раньше надеялся, что перепутал, — за те две недели у дяди я сдружился с Лешей и он мне рассказал… что если ты любишь человека, то нужно убедиться, что это не обычная привычка… на подобии ежедневной чистки зубов, — Антон запинался, отводил глаза, кажется, даже покраснел, словно в любви сейчас будет признаваться самому Роме. — И тогда я понял, что действительно… влюблен в того человека. Снова звенящая тишина, которую Антон и Рома не могут вытерпеть, однако первый не может ее заполнить, а другой прервать. Оба отчаянно надеются, что их сердца не стучат слишком громко. Оба просто надеются, что не ошиблись на счет друг друга. Антон несколько раз открывает и закрывает рот, не зная, как продолжить четко отрепетированную речь. Глаза бегали по комнате и искали за что зацепиться. — Понял, что от одного взгляда, мысли о нем, воспоминаниях вместе — кружится голова и все как впервые? — несмело начал Рома, все же словив неспокойные глаза. — Что хочется продлить каждое мгновение наедине и касание к себе? Рома провел большим пальцем по напряженной ладони, сам пытаясь вернуться в реальность. Они внимательно смотрят друг на друга, а затем Петров медленно кивает. — Каждое чувство, вызванное им, какое-то необычное и точно не повседневное. Непривычное, — Рома дожидается, пока Антон снова кивнет, затем убирает руку и горько усмехается: — И кто она? Мгновение — и все стены рушатся. Рома знал, чем это все закончится и все равно остался выслушивать это все, потому что он хороший друг. Потому что лучше проигнорирует все те тонкие намеки от Антона и примет их за дружелюбие. Потому что он не верит, что все может быть так просто. Но ведь Антон простой парень, не так ли? — Она? — переспрашивает тот и тон звучит более чем обижено. — Ром, у тебя с головой всё норм? Пятифан хлопает ресницами, пока в животе взрываются хлопушки. — То есть ты правда подумал, что я здесь так распинался ради того, чтобы рассказать тебе о влюбленности в какую-то девчонку? — четко проговаривает каждое слово Антон, наблюдая за отстраненным взглядом напротив. Рома ничего не понимает. Нет, Рома понимает, но он боится даже подумать о таком, поэтому все на что он способен сейчас — это пару раз указать пальцем то на себя, то на самого Антона. — Ты… в меня? — еле выговаривает он. — Да, блять, я и в тебя. — Ебать. Вот теперь Рома ни черта не понимает. За полтора года этой безнадежной влюбленности он десятки и сотни раз прогонял в голове своё признание и ужасные последствия. Своё признание. Ужасные последствия. Но признался не он и, возможно, последствия будут не такими и ужасными. — А ты? — голос звучит так громко, что Рома вздрагивает. — Прости. — Тебе не за что извиняться, — на автомате выговаривает тот. — Я… не понимаю. — Антон резко вдохнул и сжал кулаки. — Что ты во мне нашел? Вопрос заставил Петрова задержать дыхание, продолжая смотреть на друга и почти не моргать. — Ты просто потрясающий, — говорит он так, будто это очевидно. — Смелый, верный, ты не бросишь друзей в беде и всегда защитишь их, — Антон резко замолкает и поджимает губы. — А ещё ты очень красивый. Рома чувствует, как его лицо быстро краснеет. Он уверен, что похож сейчас на самый спелый помидор. — Так… а я тебе… хотя бы немного? Немного? Ромка выдавливает смешок, даже не зная, как выразить свои эмоции в несколько слов. Он дурацки влюблен в Антона больше года и всячески пытался скрывать это. Так глупо и заметно, что сам Бяша обо всем догадался уже осенью. — Немного? — вторит он, отводя глаза в сторону. — Я с начала прошлого июля пытался понять, что не так и почему мне постоянно хочется с тобой проводить время. Антон тяжело дышит и несколько раз моргает, пока Рома вновь собирается с силами и возвращает ему взгляд. — Ты мне не нравишься, — воздух пропадает из легких, кажется, он задыхается и умирает от тянущей внизу живота паники, — я влюблен в тебя, Антон. И Антон делает нервный вдох. Они просто смотрят друг на друга, без малейшего понятия, что сейчас говорить. Петров был полностью уверен, что ему откажут, возможно, пошлют, а Рома даже мечтать не мог о том, чтобы сказать о своих чувствах вслух. Все пошло не по плану, хотя и плана никакого и не было. Возможно, сейчас всё так, как надо. — И что теперь? — прерывает звенящую тишину Пятифан. — А чего бы ты хотел? Сейчас самый подходящий момент для этого. Рома опускает взгляд на приоткрытые губы Антона и в то же мгновение их касается улыбка. Он быстро поднимает глаза обратно, будто испугавшись. — Ты хочешь? — спрашивает он. Петров закусывает губу, затем открывает рот и шумно выдыхает. — Хочу. Комната снова в тишине. Почему-то они все еще боятся. Рома быстро приближается, просто чмокает в губы и отстраняется. Антон сразу поддается ближе и задерживается на чужих губах немного дольше, затем оставляет между ними всего пару сантиметров. Рома теряет голову. Антон теряет контроль. Петров тянется за еще одним поцелуем, забрасывает руки на крепкие плечи и садится ближе. Рома отвечает ему, но держит руки при себе. Ему хочется коснуться Антона, его горячей кожи, но он не хочет спугнуть его. Поэтому просто замирает, напрягается. — В чём дело? — шепчет Антон в самые губы, невинно заглядывая в светлые глаза. Рома не знает, что ответить. — Если есть какие-то места, которые нельзя трогать, скажи сразу. — Ниже пояса, — усмехается тот и добавляет: — а у тебя? — Пока что ниже пояса, — Антон улыбнулся краешком губ и замер, рассматривая раскрасневшееся лицо уже-не-совсем-друга. Его рука сама тянется к щеке, проводит по ней большим пальцем и опускается ниже, на шею, когда Рома сам целует. Антон специально задевает пальцами мочку уха, пробирается дальше к темным волосам и запускает туда руку. Рома держит свою руку на чужой талии, слегка надавливая, а другой водит вдоль плеча Петрова. Он проводит самыми подушечками пальцев, почти невесомо, затем кладет всю ладонь и оставляет ее на одном месте. Губы Антона фантастические, очень мягкие и неумелые. Рома сам не очень хорош в поцелуях, но какой-то опыт у него был, пусть и давно. Парни ловят себя на мысли, что теперь будут учиться этому вместе и одновременно улыбаются в поцелуе, отстраняются, обмениваются вопросительными взглядами. — Ты ужасно целуешься, — первым говорит Рома. — Есть теперь на ком учиться. И Антон снова приближается, на этот раз целует глубже и валит Ромку на лопатки. Пятифан слегка растерялся, но быстро обо всем забыл, когда чужой язык коснулся его нёба. Он схватился за бока Антона как за спасательный круг и оттянул его футболку. Внезапно тепло пропадает, Антон отстраняется. — Чёрт, — Рома недовольно выгибает бровь. — А Лёша говорил презики брать. — Антон… — Пятифан, умоляю, заткнись, — прерывает он Рому новым поцелуем. И внизу живота всё так же приятно тянет.***
Сколько прошло времени — никто не знает. Время сейчас не имеет никакого смысла ни для Ромы, на плече которого лежит голова Антона, ни самого Антона, который переплетает их пальцы и долго изучает их. Сейчас все так спокойно и неважно, что измерять эти ощущения в часах, минутах, секундах будет преступлением. Сейчас ими нужно просто наслаждаться и ловить каждый вдох друг друга, запоминать случайные прикосновения и откладывать в памяти. Сейчас они есть, они рядом, они почти вместе. Осталось это спросить. Но ничего так не хочется говорить. И вот сейчас в голову Пятифана проникает ужасная мысль. — Твои старики где? — внезапно вспомнил Рома. — Я не говорил? Они с сестрой уехали в город, на день рождение ее подружки. А мне тут разрешили остаться. — Говорил, — выдохнул парень, — у меня бошка дырявая. Антон тихо захихикал, но быстро успокоился и сделал короткий вдох. Парень лег на бок, нацепив серьезное выражение лица. — А твои… ну, дома… — он старался как можно лучше подобрать слова. — Не важно, — прервал его Рома. — Мы можем поговорить об этом. «Как я могу о чем-то другом говорить, когда ты вот так рядом», — подумал Пятифан, но вслух произносить побоялся. — С тобой — о чем угодно, но не сейчас, не порть момент. На губах Антона медленно растянулась улыбка. — А еще будет, что портить? Какой у нас план? Новый узел завязался внизу живота: неужели это все не кошмар? Поверить сложно, но можно проверить. — План такой, — Рома громко сглотнул, — поцеловать тебя. Антон улыбнулся. Снова улыбнулся. Почему он всегда так улыбается? — Я не против. Они вновь потеряли счет времени в долгих поцелуях, прерываясь, чтобы набрать воздуха и заглянуть друг другу в глаза. «Да, это все по-настоящему», — говорили они друг другу без слов.