***
— Так в чем же состоит ваш род деятельности? Мы так и не обмолвились об этом. Мне страшно любопытно раскрыть все ваши тайны. — Всему свое время, мисс Д’Арт. Запаситесь терпением. Оно, несомненно, понадобится вам, — усмехнулся Малфой, расправляя широкие плечи. Розоватые губы девушки тронула легкая, невинная улыбка. За окном небольшого, уютного кафетерия моросил весенний дождик, плачущий по уходящей, цветущей природе лондонских полей, не предвещающий ничего, кроме скорой грозы. Бледные маленькие ручки заламывали костяшки пальцев во время недолгого разговора, намекая на волнение и стеснительность также, как и взгляд кристально чистых, голубых глаз, скрытых за пушистым окаймлением темных ресниц. Ее глаза нельзя было сравнить с синевой неба, глубокими озерами или же с блестящим лазуритом. Большие очи взирали на мужчину с детским восторгом, отражая в себе яркость самых значимых звезд. Он казался ей самым настоящим волшебником о существовании которых она слышала еще от отца, не брезгавшего рассказывать дочери о магии — одном из главных пороков католической церкви. А посещали они ее с завидной периодичностью. Но Уильям скончался, когда дочери не было и шести лет от роду, унося с собой в могилу и все хорошие воспоминания, связанные с семьей. Если он не был зациклен на вере и знал, где ее устои можно опустить, то его супруга — Маргарет, напротив, была практически одержима католичеством. После кончины мужа воспитанием его дочери занялась мать и бабушка Элизабет, или, как ее часто называла девушка, тетушка Лиз. Воспитывали Эву в строгости, не позволяя контактировать с противоположным полом, запирая на несколько замков в комнате и не обращая на нее внимания целыми сутками за малейшую провинность. Зашуганность, пугливость и робость, приобретенные со временем, мешались с непоколебимой жаждой приключений, риска и новых знакомств. Никто и никогда не мог знать, что творится в ее светлой голове даже тогда, когда она читала обычную обеденную молитву или напевала респансорий, складывая пальцы домиком. А ведь на одном из них уже красовалось тугое металлическое, ничем непримечательное кольцо. Дешевка, недостойная ангела, лишенного всяких изъянов, кроме излишнего любопытства. Ее муж был тихим, очень скованным в действиях мужчиной. Напиваясь до беспамятства и взбираясь на нее с очередной брачной миссией, когда черные локоны были разметаны по подушке во время сна, грозно выражался, пусть никогда не встречал сопротивлений. Эва давно смирилась с этим обрядом супружеской жизни. — Что привело вас сюда? — наконец, спросила она, отпивая еще немного вина. Тетушка Лиз сейчас бы бранилась на меня на чем свет стоит! Но это неважно! А ведь вино очень вкусное. — А вас? — Я первая задала вам вопрос. — Что же, я отвечу. Хотел утолить свою тоску и утопить горечь жизни в виде праздного стакана виски. Теперь ваша очередь. — Я пришла сюда просто так. Потому что захотелось. Я часто здесь бываю, — солгала, но выдавила крайне правдоподобную гримасу повседневности, и, если бы Люциус не знал о ней все, то точно бы поддался чарам ангела. — Вас не учили тому, что лгать крайне не хорошо, Эва? — сощурился и придвинулся ближе. Так, что она слегла поежилась, а он — зарделся от полученного количества удовольствия, вызванного собственным превосходством. — С чего вы взяли, что я вру? — А почему вы вся трясетесь? — вновь встречный вопрос, поставивший в тупик. Девушка не знала, что можно ответить. — Так то, — он поднес к губам сигарету, вынутую из портсигара около минуты назад и сажал ее в зубах. — Курите? — Нет. — Ответ верный. Табачный дым въелся в воздух на раз-два, но почему-то показался Эве приятным. Она глубоко вдохнула его, смакуя и пробуя на вкус. Этот сладкий привкус греха, что, кажется, стал для нее чем-то загадочным, таким же таинственным, как и он сам. — Мистер Малфой, я не видела вас в Париже. — Париж — большой город. Это нормально. Также естественно, как и факт того, что я нравлюсь вам. — Что, простите? — Вы все верно услышали. Сколько времени прошло с его утверждения? Минута? Две? Четверть часа? Он все также молчал, раскидываясь на мягком диванчике. А она все также разглядывала его. Без стеснения и похоти, без желания и какого-либо умысла. Просто так, подмечая детали. А ведь он правда нравился ей. Высокий, статный, не лишенный блеска ума, с острым проницательным взглядом и неземной внешностью. Таких, как Люциус, француженка еще не встречала. Его серые глаза отливали сталью, светлые волосы – жемчугом, а ухмылка напоминала оскал. Он, словно человек из другого времени, одним шагом пересек пространство и оказался здесь, рядом с ней, вежливо испросив разрешения составить компанию, пока она доедала свой первый яблочный штрудель. К слову, их было два. — Откуда вы? Долгая пауза оборвалась. — Из Англии. — Просто из Англии? — Верно. — Почему ответы такие однозначные? — А тебе хочется чего-то развернутого? Он так резко перешел на «ты», что Эва невольно вздрогнула, но тут же вздернула подбородок, на что он лишь рассмеялся. Это так глупо. — Знаете, вы похожи на волшебника, — решила перевести тему, на что услышала лишь более заливистый смех. Маленькая сумочка переместилась в ее руки, и она уже было хотела оплатить счет и выйти из кафе, как ее остановила его ладонь, оказавшаяся поверх собственной. Дыхание остановилось. Такое безвинное, но одновременно странно будоражащее прикосновение заставило ее задержаться. — Не уходи, Эва, — его взор был серьезен, но.. ласков? — ВАМ же смешно со мной. Вы забавляетесь. А я не буду более терпеть. Это не приносит мне никакого удовольствия. — Я занимаюсь коллекционированием редких произведений искусства. В частности, это скульптуры и картины. Он также съехал на обочину, помогая ей восстановить утраченное самообладание. Как благородно! Она молчала. — Ты сказала, что я похож на волшебника. Утвердительный кивок. — А что, если я им и являюсь? Заливистый смех. — Идем со мной, — не чувствуя никаких сопротивлений, подался вперед и сжал ее руку. Пара крупных купюр оказалась на столе, а они, в свою очередь, в совершенно ином, незнакомом для девушки месте.***
Эва очнулась на широкой двухспальной кровати в тонкой полупрозрачной сорочке, длинные рукава которой свисали чуть ли не до пола. В глазах темнело, голова все еще кружилась. — Только не говорите, что вы оказались маньяком, — ее голос звучал ослабленно, но последующий шепот покрыл нежную кожу табуном мурашек. Не от страха. А от чего-то иного. Ей не хотелось кричать, плакать и молить о помощи. Девушка сидела на месте, словно завороженная. — Я нисколько не маньяк, Эва, — Люциус скрывался за широкими портьерами, отделявшими эту комнату от другой. Словно то был шатер без стен. Он двигался плавно, то показываясь наполовину, то исчезая совсем. От него веяло табаком, черным кофе, мятой и чем-то томным. Не похожим, на что-либо другое. Всего пара шагов, и он оказался около нее, подстегивая подогнуть ноги под себя и обнять колени. Его рука подползла к ее плечу, почти не касаясь. Дыхание учащалось до тех пор, пока не соскочило. Тело обдало жаром, а животный ужас, обязанный присутствовать, курил где-то за пределами этого огромного дома. Д’Арт никогда испытывала этих ощущений. Ее кожа, руки, да даже голова работали и реагировали совершенно по иному. Но только почему… — Твой муж никогда не относился к тебе, как к женщине? — пальцы оказались на тонкой шее, чуть сжимая ее, а маленькая ручка крепко ухватилась за его запястье. — Как это? — в голосе сквозило недоверие. — Не ласкал тебя. — Я не знаю, что вы имеете ввиду. — Я могу показать. Дыхание коснулось ее щеки, обожгло шею и спустилось чуть ниже к ключицам. Люциус боялся спугнуть ее, но губы накрыли нежную трепещущую плоть, оставляя влажные неспешные поцелуи. Ее ногти вонзились в его плечи. Не желая причинить боль, о, нет. Эва не понимала себя. Это могло показаться, да и в принципе было сумасшествием. Отдаваться незнакомцу-магу, а может, просто шарлатану в непонятной, странной комнате. Но она не оттолкнула его. Посчитав ее бездействие разрешением, двинулся ниже, выводя причудливые узоры на ее груди, вырывая с уст мягкое мурлыканье. Все это неправильно, противоречит законам морали и принципам, – это грех. Сладость которого горчит на языке. Колено властно разводит ее ноги в сторону, отчетливо ощущая нарастающий женский жар. — Хочешь, чтобы я остановился? — пальцы поглаживали подбородок, пока уста путешествовали по ее телу. Молчание — знак явного согласия. Торопить события Малфой совершенно не хотел, он желал растянуть удовольствие как можно дольше, мучая темноволосую красавицу. Ладони его плавно скользили по её телу, и он не скупился на страстные метки на её шее, груди, животе и даже на внутренней стороне бёдер, хотелось просто съесть её. И вот, их губы сплетаются в поцелуе. Она отвечает неопытно, робко и даже напугано, но так жадно. Лёгкий прохладный воздух сейчас резко контрастировал с собственной температурой. Ей казалось, что её просто лихорадило, а бред был побочным средством. Обнимая его за шею и периодически издавая совершенно несвойственные для себя в постели стоны, она ловила каждый аспект его ласки и видела в нем настоящее, что ни есть, божество. Через какое-то время ее тонкие пальчики уже робко, но помогали ему избавиться от пиджака, несильно дёргая за лацканы и откидывая его чуть дальше кровати. Сейчас до этого было совершенно все равно. Эва желала его всем своим естеством, пусть и не понимала как и каким образом. Все это было крайней странно, учитывая тот факт, что они практически ничего друг о друге не знали, но тяга была намного сильнее их самих. Чувствуя, как под пальцами отчётливо проявляются мышцы его спины, она сжала его плечи, немо прося о том, чтобы тот опустился на нее и сократил расстояние. Темные смольные локоны волос были разбросаны по подушке в хаотичном порядке. Как только его губы спускались немного ниже живота, то с уст вырывались тихие всхлипы, которые приходилось давить закушенной наволочкой. Если мужчина совершенно никуда не торопился, то она уже сгорала в нем без остатка, совершенно забывая о том, где находится. Мужчина избавился от последней преграды в виде обычного белого белья из хлопковой ткани и сжал ее бедра, принуждая ту обхватить ими его торс. Оказавшись внутри под обоюдный стон, отрывисто выдохнул, прежде чем начать двигаться. А она позабыла обо всем. О неудачном замужестве без любви, о строгой матери и добром почившем отце, о бабушке, оберегавшей ее покой. Его движения сейчас лишь наращивали темп. Он скользил в ней часто, беря сильно, порой даже чуточку больно, но принося при этом не меньше необходимого наслаждения. Раз за разом, шажок за шажком, как его фрикции прервал звучный женский вскрик и хриплый, удовлетворенный рык. Они достигли желаемого.***
— Помнишь, я говорил тебе о моем хобби? За окном занялся рассвет. Прижимая к груди шелковую ткань простыни, Эва подтянулась в кровати. Так свободно, легко и спокойно ей не было никогда. — Верно. Я помню. Она улыбнулась. Так искренне и довольно, что в глазах аристократа, приготовившего свою трость, мелькнула тень сожаления. Но ненадолго. — Значит, настало время стать частью моей коллекции. Девушка не успела ответить. Быстрый взмах палочки и заклинание обратило хрупкий стан в белоснежный мрамор, прихватив с собой и ту ткань, что прикрывала высокую, юную грудь. Большой палец Люциуса прошелся по теперь уже новой находке в его коллекции. Уголки ее совершенных губ ныне навеки запечатлены в скульптуре, участь которой известна. Совершенство всегда нужно восхвалять по достоинству.***
— Тебе понравился мой подарок, дорогой? — Нарцисса Малфой в зелёном платье появилась около мужа со своей, уже свойственной ей внезапностью, и приобняла его за плечи. — Да, милая. Сегодня ты превзошла саму себя. Она – настоящее совершенство.