Жизнь по прихоти

Джессамина записывает дату, потому что она никогда прежде не влюблялась по-настоящему, и она думает, что это важно. Джесс все ещё не уверена, что она и правда влюблена, но дату всё равно записывает. Второй день месяца Дождя. Её почерк выверенный и аккуратный, но чернила начинают течь, когда она останавливает перо, а после и вовсе случайно скидывает бумагу со стола. Но на это она не обращает особо внимания. Вместо этого она кладет руки на плечи Корво, наклоняется к нему и целует его, а он целует её в ответ. Они профаны в поцелуях, но на большее они и не рассчитывали. Сойдет. Он мягко касается губами ее губ и тихо стонет, когда она запускает пальцы в его волосы. Потянувшись снова поцеловать ее, он сталкивается с ней зубами, но это не охлаждает их пыл. Ей восемнадцать, и она думает, что ей позволено делать всякие глупые вещи, просто потому, что они приносят удовольствия, даже если это удовольствие длится не долго, даже если она потом пожалеет об этом. Она думает, что ей позволено делать всё, что она хочет, просто потому, что она дочь Императора. Поэтому она целует Корво. А он целует её в ответ. И это просто превосходно. Через некоторое время Корво отстраняется. Она ему улыбается, она счастлива, но вдруг ей неожиданно становится неловко. Она думает, что ей следовало сначала спросить его. Простое ты правда тоже этого хочешь? Тебе не нужно этого делать из-за моего статуса или потому что ты думаешь, что ты должен это делать. Я не хочу, чтобы ты был в таком положении, никогда было бы не лишним. Она открывает рот, чтобы извиниться или… или что-то вроде того, только вот он улыбается ей в ответ и крадет все слова с её языка. Он не кажется раздраженными, и на его лице виднеется искренняя улыбка. — Это твой первый поцелуй, что ли? — в его голосе дразнящая нотка, она фыркает и бьет его по плечу — может быть, немного сильно, — но она точно уверена в том, что он притворяется, когда слышит наигранное «ай!» и видит, как он потирает свое плечо. Затем они оба начинают смеяться настолько сильно, что сгибаются пополам, и ее лоб упирается в его. Они оба вздрагивают по-настоящему, а после смеются ещё сильнее. Она думает, что ей всё еще стоило сперва его спросить, и, возможно, они должны были об этом поговорить — например, ужасная ли идея целовать своего королевского защитника, и как сильно разгневается отец, когда узнает об этом. Но ей восемнадцать, и если другие восемнадцатилетние допускают ошибки, то это нормально, что и она допускает их тоже. И ничего страшного в этом нет, если она допустит ошибку, а в следующий раз сделает все правильно. — Давай поужинаем на берегу, — она говорит в порыве нахлынувших чувств, даже несмотря на то, что сейчас поздно. В такой поздний час она не должна находиться вне Дворца. В нём постоянно ходят слухи, что она замышляет что-то, чего ей не стоило бы замышлять, но дочери Императора в любом случае не должны встречаться со своими королевскими защитниками, так что будет от ещё одной оплошности? Она хочет ухаживать за Корво, как это обычно бывает в сказках: с розами, романтическими ужинами при свечах и прогулками вдоль реки, глядя на звезды. Она хочет сделать это подобающим образом, даже если это совсем не подобающе. Ей хочется и дальше видеть эту глупую, почти застенчивую, улыбку на лице Корво и то, как он наклоняет голову и слегка краснеет, прячась за своей шелковистой челкой, что так немодно здесь, в Гристоле, — но Джессамина всегда находила его чёлку привлекательной. — С радостью. — Корво говорит и выглядит так, словно хочет поцеловать её снова, но вместо этого он берет её руки и крепко их сжимает, но не настолько, чтобы ей было больно. Его пальцы мозолистые и грубые, пальцы Джессамины совершенно другие, но она никогда не держала чьи-либо руки до этого. Не держала она за руки ни одного человека, который смотрел на неё так, как Корво. Поцелуй был приятным, но и это тоже приятно. Может, даже чуть лучше, чем просто приятно.