Тихий люд.

Тарталья смеётся. Громко, этот звук словно отдаётся эхом в ушах. Чжун Ли не морщится, но смотрит недовольно. Копье в опасном расстоянии от шеи, рыжие пряди ниспадают по щекам, мешая зрению, но не доходят до оружия. Кадык непроизвольно дёргается, острый край почти впивается в шею, юноша чуть всхлипывает, сердце отстукивает бешеный ритм, противный звук усиливается, превращаясь в нечто почти истеричное. Моракс все же хмурится, делая спокойное движение рукой и собираясь убрать орудие. Чайлд качает головой, хищная(Чжун Ли честно не понимает откуда в нем столько животного) улыбка пересекает лицо, смех наконец прекращается. Он хватается тонкой ладонью за острие копья, сжимая его в руке и не давая убрать. Оружие остро, оно входит в тыльную сторону ладони как нож в подтаявший кусок масла и на бледной коже отчетливо виднеется кровь. Чувства обостряются. Чжун Ли отрицательно качает головой. Попытаться убрать оружие бессмысленно, он лишь покрепче сжимает его конец. У Тартальи бешеный огонь в глазах, искры, недостаток крови в организме, мысли о битве и «ровно сорок семь веснушек на лице и шее». Чайлд продолжает улыбаться, вопросительно глядя на мужчину и притворяясь оскорбленным. — Бой был настолько скучным, что вы решили пересчитать это убожество на моем лице? Чжун Ли проходит глазами по покрытым веснушками щекам и носу, шее усыпанной мелкими пятнышками. Ему интересно имеют ли плечи с ключицами такой же раскрас или это коснулось только лица. Он с упреком смотрит на противника и лишь фыркает, а после, будто пропускает слова мимо ушей. — Я бы очень поспорил с твоим изречением по поводу «убожества», но сомневаюсь что ты планируешь меня слушать. А на спине есть веснушки? Тарталья вновь издаёт непонятный смешок, свободной рукой хватаясь за щеку и делая вид, что утирает слёзы. Вопрос застаёт его врасплох. Он встряхивает свои волосы; рыжие вихры разлетаются в стороны. — Откуда такой нездоровый интерес к этому? Парень фырчит, как-то по лисьи. Подобное Мораксу удавалось услышать в горах и когда-то давно, при вылазке в леса. Чайлд наконец опускает руку, кровь капает на каменный пол, он поднимает ладонь на уровень рта. Приоткрывает рот и размашисто ведёт языком по ране под тяжёлым взглядом мужчины. Не то, чтобы осуждение, но выглядит как попытка поиздеваться. Не то, чтобы Чжун Ли не нравится. Последний жмёт плечами, дематериализируя оружие. Их по прежнему разделяет расстояние в метр и вытянутую руку. Никто не стремится его нарушить. Тарталья обтирает руку о штанину, тянется к пиджаку, пачкая его остатками красного. Сначала срывает шарф, красный камень с шумом ударяется о землю, нарушая тишину. Парень криво улыбается. Тонкая кисть(выпирающие кости, мертвенно бледная кожа, Чжун Ли кажется - тронешь не так и сломается) добирается до кривой асимметрии пиджака, Чайлд продолжает смотреть глаза в глаза, пока ладонь срывает верхнюю одежду под которой ничего нет. Кажется, пуговица отлетела. Руки выскальзывают из рукавов ткани, она тоже летит на пол. Чайлд довольно фыркает, выпрямляясь. Если бы Чжун Ли не имел многовекового опыта и стойкости, он бы непременно ахнул или как-то выразил собственные мысли. Взгляд скользит по плечам, святые архонты, они все усыпаны веснушками. Острые, оцелованные солнцем ключицы и бесконечное количество веснушек. Они повсюду. На руках и спине, что видно когда Тарталья полуоборачивается. Они виднеются даже на выступающем прессе и простираются дальше по коже. Между ними по прежнему метр и вытянутая рука. Тарталья хватается за любую возможность. Аякс внутри него разочарованно стонет, в надежде когда-нибудь вырываться. Надежду Одиннадцатый предвестник всегда убивает в последнюю очередь. Вырывает из чужой грудной клетки с детской невинностью на лице. Его считают самым жестоким в организации. Скарамучча несогласно фыркает, утверждая что такой сопляк как он ещё не дорос до таких званий. Чайлда ведёт от убийств. Он со скукой сидит на длинных совещаниях, водит пальцами по своей части столешницы и думает. Он выбрал путь силы. Физический контакт, импульсивные решения, адреналин в крови. Чувство доминирования. Очень немногие люди превосходили его в поединке. А те, кто были равны ему слишком редко соглашались на драки. Если, конечно, не выводить никого на эмоции и просить честно. Например Шестого предвестника было проще простого «доконать» и после бежать по петляющим коридорам здания Царицы, пока не выдастся возможность атаковать первым. Определённо не всем нравилось отшатываться от двух бегущих Предвестников, слушая при этом потоки ругательств. Тарталье вообще тоже не нравилось, но только выслушивать после лекции от вездесущей Синьоры с ее противным голосом. Да уж. Драться с Чжун Ли было во много раз интереснее. Ещё интереснее было бы, пожалуй, победить. Не то, чтобы Тарталья не умел проигрывать. Просто Моракс всегда побеждал. Сложно выиграть у бывшего бога. У Чайлда уже есть своё божество, но это больше как само собой разумеющееся, существующее всегда и везде, не занимающее место в сердце, но вызывающее нелепое чувство преданности и восхищения. Чжун Ли он восхищается совершенно иначе. Чайлд знает, что когда-то наступит время выбирать сторону. Аякс знает, на что падет выбор. Это их не объединяет и не мирит. Тарталья бы встал на колени, преклоняясь перед Мораксом. Но это неправильно, а вопрос преданности - это и вопрос чести. Для Чайлда честь не была миром, но являлась важной частью жизни. Пока он может только выгнуться, хрустнув шейными позвонками и прикрыть веки. Чжун Ли либо не понимает намеков, либо не понимает Тарталью. Рыжий и не таким объяснялся. Расстояние прерывается, протяни руку и убьешь его. Он ведёт ладонью по чужому лицу, плавно, оглаживая кончиками пальцев изгиб верхней губы; трепетно близко, но не касаясь. Моракс понимает его правильно, подталкивая назад. Чайлд проходится спиной по шероховатостям пещеры. Неприятно, но почти не чувствуется. Тарталья отрицательно качает головой, хотя готов призывно снять остатки одежды. *** В следующий раз они встречаются на набережной. У Аякса закатанные штанины, обувь в сторонке, он по колено в воде и улыбается. Волны нежно омывают его ноги, рядом плещется рыба. Рыжий набирает в ладони немного воды с мелкой рыбёшкой. Она не трепыхается в руках, а льнет, будто парень ее последняя надежда. Аякс искренне смеётся, отпуская глупышку на волю. Морским жителям нравится мальчишка, но не Чжун Ли. Пугливые создания отплывают за Тарталью и тот грустно вздыхает, только потом замечая потревожившего его покой мужчину. В синих глазах читается детский укор, несерьезно, но обидно. — Вы напугали их! Нужно быть осторожнее. Моракс не знал, что люди могут злится из-за распуганной рыбы. У Тартальи безумный контроль стихии и гармония с ней. — Прошу прощения, я не хотел помешать вам. — Чжун Ли задумчиво вздыхает. — Я искал тебя. — Да? — Тарталья, уже, Тарталья тянет гласные, усмехаясь. В голове возникает дикая мысль, за которую сознание невольно цепляется. Чайлд тянет Моракса за рукав, тот сильнее, но вряд ли ожидает такого. Они с шумом падают в воду. Брызги красиво отливают на закатном солнце. Одежда насквозь промокает и липнет к телу. — Это было глупо и абсолютно по-детски. — В своей манере замечает Чжун Ли, прокашливаясь. Тарталья смеётся, подмигивая: Неужто плавать не умеете, Моракс? Чжун Ли со вздохом качает головой. Плавать он умеет. Они выходят на берег, отряхиваясь. Чайлд полон сил, мокрые рыжие пряди разлетаются, с них капает вода, но парень быстро сушится с помощью стихии; возвращаться в банк вымокшим до нитки под укоризненный взгляд Екатерины не хотелось. Но помогать Мораксу он не спешит, а просто проводит с ним несколько часов, пока тот не обсохнет. За это время рыжий успевает вновь зайти в воду, окружить себя созданиями моря и найти общение с ними интереснее. Чжун Ли мстит ему намного позже. *** Впервые это происходит в комнате Тартальи. Чжун Ли не помнит ради чего приходил, но помнит ради чего остался. Тарталья тихо плачет, сидя на перилах темного балкона. Слёзы медленно стекают по щекам, капают с подбородка на форменные штанины. Он не издаёт ни единого звука, синие глаза смиренно смотрят вдаль. Чжун Ли не видит этого, но читает в изгибе тела и осанке восхищение. Чайлд чувствует его взгляд. Аякс неловко делит это мгновение с мужчиной - в Снежной не принято подолгу разглядывать незамысловатые пейзажи из ослепительно белого снега и метелей. В Ли Юэ красиво. Тарталья наконец признаёт это. Предвестник оборачивается, чуть улыбаясь и приглашая мужчину расположиться рядом, не мешает горячим слезам умывать своё лицо. Он как никогда бледен. Моракс читает в изломе чужих губ горечь, тоску и кротость. Тарталья сильный. Это видно в его движениях. Он упрямо идёт по пути физического насилия, но знает, что сила не в слепой победе мышц. Он берет все и всех пугающей открытостью своей души; не носит масок; плачет, не скрывая; говорит правду, но не всю. Оголенные как провода нервы, чувства на хрустальном блюдце. Нестрах, нелюбовь. Нежизнь. Чжун Ли знает истину. Тарталья знает Чжун Ли. Не Моракса.