Трансильвания.

***

Очередная ссора закончилась печально, очень печально. В этот раз помочь не смог ни Андрей, ни Саша, ни кто-либо ещё. Это была не очередная ругань из-за творчества – это была семейная ссора: и братская, и «супружеская» одновременно. А в семейные проблемы лезть – себе могилу рыть, даже Козлов не мог себе такого позволить. Помочь в плане общего дела – без проблем, но вот идти в чужую хату со своим самоваром – извольте, даже учитывая оченьеплые и доверительные отношения между обоими Самойловыми и Александром. Ссора закончилась смертью. Обычной такой смертью от несчастного случая. Машина сбила. Пьяного. Шок от этого известия охватил не то, что всех близких – всю страну и даже немножко за пределами. И так измученной матери и Глебу, для которого старший брат был буквально всем: наставником и учителем, лучшим другом, любовником и родителем, – не было никакого утешения. Похороны для них проходили как в тумане. Оба помнят все обрывками. Понимают, что остались друг у друга одни. Группа решила взять творческий перерыв и на время разойтись, осмыслить все. И люди их поняли. Потеря лучшего друга и старшего брата – это слишком тяжёлый удар. Самойлов-младший уехал к маме. Вдвоем легче, даже в родном городке, в котором буквально каждая улица, каждый дом и каждое дерево пропитаны воспоминаниями. Дни и ночи проводил Глеб у могилы старшего в тайне от матери, виня себя в его смерти. Это стало похоже на зависимость, странный ритуал – прийти, сесть, думать, долго думать. Отмазка для такого одна – дела в Москве. И несчастная мама верила. Сыновья же популярные, известные люди, дел по горло. А потом наступила апатия. Тяжёлая, давящая. Самойлов-младший уехал от матери. Родной город начинал давить на разум, и так травмированный. Среди серых пейзажей Асбеста появлялся он. И жизнь наполнялась красками на пару минут. А потом он уходил. И неподьемный пласт горя падал обратно, прямо на осунувшиеся плечи. Жизнь превратилась в странный цикл из «встать, покурить, попить воды, лечь обратно». Глеб сильно похудел. Про «Агату Кристи» – феномен, невероятную группу начали забывать, но «Как на войне» все ещё орали под гитару во дворах и на квартирниках, добрым словом поминая старшего Самойлова. А потом снова удар. Умер Саша. Ещё одна потеря, в которой Самойлов-младший винил себя. «Я виноват во всем» – крутилось у него в голове, как заведённый механизм. К маме не поехал. Знал, что не поможет. С Вадиком же не помогло, а стало только хуже. Сильно хуже. Цикл из «встать, покурить, попить воды, лечь обратно» сменился. «Попить воды» поменялось на «Опрокинуть стопку водки», и добавился один пунктик: «Взять жгут, шприц, вколоть себе средство покоя». Средство покоя – героин. Никто уже не пытался вытащить Самойлова из той задницы, в которую он попал. Звонки мамы успешно игнорировались, верные фанаты благополучно забыли, Андрей перестал принимать попытки что-то делать.

«Трансильвания» в жизни Глеба вступала в свою полную силу. Маму хватил удар, не выдержала. «До свидания, милый, милый» Самойлов-младший сказал уже третий раз за столь короткий срок. Смирился. Точнее, сделал вид, что смирился. Увеличил дозу. Зрачки с каждым разом расширялись все больше и больше, постепенно превращая глаза с два черных стеклянных блюдца, пока не стали занимать абсолютно всю радужку. С каждым уколом Глеб воссоединялся с любимыми и вновь переживал моменты из прошлого на все меньшее время. Начинало ломать, очень сильно ломать. Хотелось вновь поцеловать Вадима, взять маму за руку и прижать к себе, выслушать нравоучение от Козлова, но желания разбивались о жестокую действительность. Самойлов вновь оказывался в реальном мире, и хорошо, если у себя в квартире, а не где-нибудь в грязном переулке, в котором и кололся, как только забирал дозу от дилера. Это опасно. Но ломка сильнее, намного сильнее. Жить таким образом долго не сможет никто. Лошадиные дозы наркоты, табака и алкоголя, обычно смешанные в ядерный коктейль, к хорошему не доведут. Участились мигрени, сильные головные боли, появился кашель с кровью. Организм гнил изнутри. И Глеб не выдержал. Перестал выносить весь этот груз. Вскрыл вены. Вот так просто и без прелюдий, особо не решаясь. Взял в дрожащие руки острый кухонный нож, провел по руке с силой, неясно откуда взявшейся, потом по второй. Боли не было, героин решил эту проблему. Было не страшно, было стыдно. Перед всеми: перед Вадиком, перед мамой, перед Сашей и перед Андреем. Но пути назад не было. «Трансильвания» господствовала. Бывшие фанаты плевали на свежую могилу, винили младшего Самойлова в смерти Вадима и Александра, ненавидели за собственную смерть. Но гвозди заколочены, гробы зарыты в землю, а небо будет плакать ещё ни раз; ничего уже не поменять.