I fear thy kisses,
gentle maiden
©Percy Bysshe Shelley
Феликс все время смотрел вперед, желая привлечь внимание своих драгоценных поклонников, но любой человек заметил бы тонкие пальцы, которые так нежно касались его спины, защищенной от объективов камер, но более интимной, чем лицо, такой же священной, как шепот, которым они обменялись в последнее время. В предыдущие недели участники уделяли Феликсу особое внимание, после того как врач сообщил о его травме, Хёнджин не стал исключением. Что ж, если Феликс не обращал внимания на такие детали, например, как Хёнджин тайно двигался к Феликсу каждый раз, когда мог, от чего его лицо краснело, или украденные взгляды, когда он танцевал отдельно от группы. Это были еще одни фрагменты, которые определенно не давали ему уснуть этой ночью, задаваясь вопросом, есть ли в этом что-то еще, воображает ли он все эти вещи. Хёнджин всегда был рядом. Первый, кто улыбнулся, когда получил шанс вернуться к своей мечте. Первые, и вторые, и третьи в своих неудачных попытках корейского Феликс никогда не мог отблагодарить Хёнджина за терпение, решившего улучшить свой словарный запас, когда тот даже не мог понять, что пытался сказать Феликс. Первое, что было ближе к чему-то, чего он хотел достичь и избежать любой ценой . Он до сих пор помнил ту ночь, когда участники были недостаточно трезвыми, и «виноградный сок» наконец взял свое. Это было последующее эйфорическое состояние, размышлял он между своими мечтательными ошеломленными глазами, когда он увидел Хёнджина, положившего руку ему на плечи, как будто от этого зависела его жизнь. Их шатающиеся ноги не перестали трястись даже после того, как они добрались до машины, сидя рядом. На самом деле она еще больше запутались. Хёнджину было так невероятно тепло рядом с ним, и это снова был постгламурный сценический эффект, когда каждый нуждался в другом, чтобы успокоить свою душу, ведь жизнь была чем угодно, кроме аплодисментов, которые они получали, когда свет все еще горел и светил на них. Это была темная, поглощающая как смоль тьма, которая просачивалась в небытие, даже когда они, наконец, легли своими изношенными спинами на роскошную, удобную кровать. Он смотрел, как сонливость начала появляться на лице другого, его ноги сжались вокруг ног Хёнджина, потому что Хёнджин был прекрасен, и Феликс был полностью ошеломлен этим побуждением сократить их расстояние, как будто расстояние еще оставалось. Как бы ни было тихо, единственный звук, который наполнял его уши, исходил от рева их собственной машины на пустой улице Сеула, Феликс не мог усидеть на месте. Его пальцы дрожали от потребности ощутить локоны Хёнджина под его мимолетным прикосновением, чтобы проверить, оставляет ли текстура фарфоровой кожи старшего на кончике пальца горящий след, похожий на только что зажженное пламя в его сердце. Ему нужно было это знать, и его тело подгоняло его мозг к этому — просто для того, чтобы омыться сожалением, когда Хёнджин пошевелился во сне и обнял Феликса за талию, голова так быстро нашла изгиб его затылка и остановилась там. Их общежитие находилось более чем в часе езды, и здравомыслящий человек определенно отказался бы от чужих удобств, отдав предпочтение себе после тяжелых, изматывающих выступлений — Феликс просто не был одним из них в тот вечер. Вместо этого он позволил своим прежним чувствам одолеть его, так как его взгляд был прикован к ровному дыханию Хёнджина, когда сияла луна и освещала яркими чертами лица последнего. Феликс наслаждался тем, как исчезает его опьянение, и он никогда не чувствовал себя таким бодрствующим, пока его учащенное сердцебиение поглощало его. Несколько дней Феликс пытался испытать свою удачу, безостановочно привязываясь к блондину так, как даже такой заядлый фанат тактильности, как Чан, достиг бы своего предела. Во всяком случае, Хёнджин либо практически растворялся в нем, отвечая взаимностью на контакт, либо сжимал его еще крепче, пока Феликс не почувствовал опьянение от их объединенного тепла. Сначала это было испытанием, как для Хёнджина, так и для него, только для того, чтобы сбить парня с толку, когда Хёнджин легко превзошел проходной балл и даже больше, что поставило перед ним непростую задачу избежать грызущей тревоги в глубине его сознания, которую он мог уловить. чувства к своему товарищу по группе, и после всех его тупых забот он просто должен был признать, что они стали еще сильнее, чем раньше. Это всегда был алкоголь, который отбрасывал все их скованные мысли и освобождал их, безудержно, как никогда не было бы, когда они были просто сознательными, самими собой. Прожив вместе почти 4 года, оба знают, что они не были одними из легковесных, хотя участники растянулись вокруг них, как разноцветные матрасы, в то время как их здравомыслие каким-то образом все еще крепко держалось, даже когда оно было слегка затуманено. Ровно столько, сколько нужно, чтобы выболтать все, что нужно было выплеснуть до того, как наступит дневной свет, и он снова закроется, гремя внутри их раскрасневшихся лиц. Они смотрели друг на друга целуюсь вечность, звук их бьющихся сердец наполнял их уши, а безмолвие вокруг вдруг стало таким ужасающим. Сначала рука Хёнджина двигалась вперед, и когда Феликс понял, что она вот-вот коснется его щеки, блондин закрыл веки. Пальцы не были похожи ни на перышко, ни на плюшевую подушку на его кровати, но мозолистая текстура ощущалась так близко к его коже, что он наклонялся сильнее, пока не понял, что практически положил весь свой вес на ладонь Хёнджина, и резко проснулся. «Мне жаль.» Это не вызвало у Хёнджина никаких признаков недовольства, только заставило его придвинуться ближе, и Феликс был более чем рад ответить взаимностью на его объятия, охватившие гибкое тело младшего под гораздо более крупным телом Хёнджина. «Феликс.» Они продолжали гладить друг друга руками по спине, что резко контрастировало с тем, что внутри их бушевало, и механизмом в их мозгу, который продолжал вращаться. «Хм?» На какое-то время рука Хёнджина перестала ласкать спину Феликса и направилась на юг, идеально устроившись на его талии. Он столкнулся с их телами невероятно близко, этот жест выходил за рамки интимности, в отличие от объятий, которые они когда-либо разделяли раньше, и дыхание Феликса сбилось от этого. — Ничего, если я скажу, что ты мне нравишься? Он ускорил его сердцебиение нечеловечески быстро, и Феликс был бы в ужасе, если бы оно вдруг решил перестать работать. Внезапное желание взглянуть на лицо Хёнджина возникло ниоткуда, но стеснение последнего помешало ему сделать это. «Надеюсь, это ничего не изменит между нами. Я не хочу обременять тебя этими чувствами». Он был пронизан смешком, пока Феликс не осознал, что его плечо слегка мокрое. Хёнджин плакал, и это вызвало тупую боль в его сердце. «Эй, Хёнджинни, пожалуйста, посмотри на меня… Хёнджин-а». К тому времени, как он ослабил объятия, Хёнджин тихо всхлипнул, опустив голову, оставив губы Феликса безумно дрожащими, а его глаза наполнились слезами от знакомого всепоглощающего чувства, которое он слишком хорошо знал. — Мне жаль, что я… — выдохнул Хёнджин, когда его грудь прижалась к самому тяжелому камню, — я больше не могу держать это в себе. Он посмотрел на Феликса с самой нежной улыбкой, и от этого взгляд Феликса затуманился. «Я знаю, что это неоправданно эгоистично, но я действительно хотел, чтобы ты знал, Феликс». Феликс никогда не верил, что человек был одарен способностью испытывать широкий спектр эмоций одновременно, даже если он не достиг точки, когда его тело больше не могло их сдерживать, он чуть не взорвался, пока указанная вера не пришла к нему прямо в этот момент. — Но я никогда не говорил, что ты мне тоже не нравишься. К этому времени румянец на лице Хёнджина и все тепло, сжатое внутри него, должно быть, подкралось к его собственному лицу, покрытому румянцем. Грубые и честные слова, которые он только что сказал. «Я не знал с каких пор, но я начал жаждать твоего присутствия, я все время думаю о тебе, то, что ты делаешь, влияет на меня больше, чем ты можешь себе представить, я хотел чувствовать, что ты рядом, даже когда мы не врозь, эй, эта часть звучит неправильно, подожди- Он болтал бессвязно и обычно презирал это, но, по общему признанию, сердечный смешок Хёнджина был более чем полезным, чтобы развеять его раздражение. Феликс позволил ему восстановить самообладание, на этот раз все время переплетая пальцы Феликса со своими. «Не волнуйся слишком сильно, потому что это в основном все, что я чувствовал к тебе». Младший бессознательно выдохнул с такой силой: «О… да?» — заработав еще один смешок от Хёнджина, что неудивительно, учитывая тот факт, что, казалось, каждое его поведение никогда не переставало веселить Феликса до бесконечности. — Ага , — он поднес их сложенные ладони, чтобы поцеловать его, не сводя глаз с другого блондина, Феликсу ничего не хотелось, кроме как выкопать яму и зарыться в нее. Их столкновение взглядов становилось все более весомым в том, что происходило вместе со всеми искренними признаниями, напряженное напряжение все еще было, но чувствовалось, что оно приближается к завершению, и они оба просто думали, что лучше быть не может. Комната превратилась в серию сказочных огней, его глаза были затвором камеры, который не мог уклониться, единственный объект в объективе был Хёнджин , Хёнджин и Хёнджин . Феликс, возможно, забыл, что так было всегда, когда дело доходило до них, греясь друг на друге, как будто они были их единственными опорами, главными героями, в то время как мир опускался под ними, даже не желая того, но его тело ясно помнило каждое ощущение и теперь пыталось чтобы вернуть его. «Спасибо, что рассказал мне все это», Когда Хёнджин обхватил его лицо ладонями и оставил поцелуй на лбу, Феликсу снова захотелось плакать. Он был недолгим, постоянно спускался к изгибу его изящного носа, его бросающимся в глаза веснушкам, пространству между его ноздрями и верхней губой и прекращался, прежде чем их губы могли соприкоснуться. Феликс забыл, что с Хёнджином всегда было так, последний явно не был таким громким в своей любви, никогда с величественным жестом и привлекающим внимание восклицанием, но его прикосновение и молчание были совсем не тонкими в тот момент, когда они достигли Феликса. . Если Феликс любит с крошечной искрящейся настойчивостью, то огонь Хёнджина — это задумчивый огонь, который никогда не перестает напоминать ему о его собственной ценности. И это заставило его поверить в себя. Так что его тело взяло верх как раз в тот момент, когда ему это было нужно, и Феликс чмокнул Хёнджина в край его губ, потому что это было ново, и он не был достаточно смелым, чтобы как следует поцеловать его. «Я хочу это.» Их лбы встретились, и ощущение было абсолютно головокружительным. Улыбка Хёнджина по-прежнему была той, что была в той комнате, в тот день, когда Stray Kids стали настоящей группой, и сердце Феликса согрелось, полностью полюбилось. «Я тоже этого хочу».