***
В больнице вокруг него мгновенно оказывается куча народу. Каталка, на которую его переложили, неприятно дребезжит, а свет от ламп слишком яркий. Зато все эти факторы не дают Колчеку погрузиться в сон, позволяя оставаться в сознании всю дорогу. Хотя спать хочется, конечно, невозможно, невыносимо сильно, но Джейсон борется, не позволяя себе отключиться. Нельзя. Он помнит, что нельзя, что надо держаться. Когда его завозят в операционный кабинет, сил почти не остаётся. Само ранение не болит, Колчек знает, что для него самое хреновое начнётся после: в конце концов, это был не первый нож, который в него всадили. Осталось только дожить до этого «после». В поле зрения появляется взволнованное, посеревшее лицо Салима, и Джейсону так жаль, что он заставляет его волноваться: видит Бог, ему совсем этого не хочется. — Всё в порядке, — бормочет Колчек, старательно проговаривая слова. – Ничего серьёзного. Он не совсем в этом уверен, если честно, но ничего другого на ум не приходит. Салим согласно кивает. От него веет стойкостью, но когда Осман смотрит на всё ещё торчащий из бока нож, брови мужчины надламываются, и он прикрывает глаза на долю секунды, прежде чем перевести взгляд на лицо Джейсона. — Как ты умудрился? — раздаётся мягкий голос, заглушающий шум больницы. — Не поверишь, Салим, — произносит Колчек, сглатывая металлический вкус во рту. – В этот раз у собаки был нож. Осман замирает, прежде чем хмыкнуть, прикрыв на секунду глаза. В следующее мгновение он снова собран и начинает раскладывать на тумбе какие-то вещи. Наконец до Джейсона доходит осознание. Нет. Нет, Салим не должен его таким видеть, не должен участвовать в операции. Наверняка есть какое-то правило, запрещающее смотреть на внутренности человека, с которым спишь. С которым завтракаешь по утрам, с которым созваниваешься при каждом удобном случае, с которым стараешься подстроить смены, чтобы проводить больше времени вместе, которому твой сын рассказывает о своих исследованиях. Должно же быть что-то такое. — Пусть мне поставят другого медбрата! — хрипит он внезапно для себя самого. Пусть хоть сто раз это его работа, Джейсон не хочет, чтобы Салиму пришлось через это проходить. Тот в свою очередь выглядит удивлённым, но карие глаза что-то ищут в лице Колчека, и в конце концов Осман вздыхает, качая головой. — Уже второй раз ты пытаешься меня на кого-нибудь заменить. — Я не… — Джейсон хочет было оправдаться, объяснить, но вдруг зрение по краям начинает темнеть, приборы синхронно пищат, и слова так и застревают в горле вместе с появившимся железным привкусом. Дерьмо. — Джейсон, — успевает услышать он взволнованный голос Салима. – Джейсон! Колчек честно хочет ответить, успокоить, но темнота плавно утягивает его за собой.***
Реальность возвращается постепенно. Звуки сперва доносятся словно из-под толщи воды, но наконец он начинает различать писк приборов – размеренный, повторяющийся через каждые несколько секунд. Джейсону слышится в этом необычная последовательность, и он проводит некоторое время в тщетных попытках её расшифровать. Приглушённые голоса перестают быть такими уж приглушенными и постепенно начинают становиться всё более осмысленными, пробиваясь до осознания Колчека. Запах больницы бьёт в нос с первым глубоким вдохом. Он закашливается, ощущая в горле что-то, не позволяющее сделать нормальный вдох. Раздаётся голос, но слов разобрать не получается. Его мягко удерживают, приговаривая что-то успокаивающее, и, наконец, он может нормально вздохнуть. Лёгкие словно обжигает огнём, но становится намного проще. С губ Джейсона срывается стон. — Дыши, — просит знакомый голос. — Давай же, сделай ещё один глубокий вдох вместе со мной. Джейсон слушается больше по инерции, прежде чем понимает, кому принадлежит голос. Салим. Колчек открывает глаза, и, когда первое помутнение проходит, он сталкивается с родным обеспокоенным взглядом. Губы сами собой дёргаются, в безуспешной попытке улыбнуться, на языке формируется имя, но вместо звуков из горла доносится только кашель. — Всё в порядке. — Салим так же мягко удерживает его на месте, позволяя прокашляться. — Всё хорошо. Операция прошла успешно. Ты справился. Сейчас ты можешь чувствовать головокружение и небольшую спутанность сознания — это последствия наркоза. Джейсон кивает. — Доброе утро, — хриплым голосом произносит он. Внезапно в поле зрения появляется ещё один мужчина в медицинском костюме с фонариком в руке. — Мистер Колчек. — Он начинает светить в глаза Джейсона. — Вы помните какой сегодня день? Нахмурившись Джейсон стоически выдерживает временное ослепление. — А сколько я пробыл в отключке? — хрипит он. — Сейчас второй час ночи, — подсказывает Салим. — Ну, тогда сегодня 18 августа, — сообщает он мужчине. Горло всё ещё болит, но его это не останавливает. — Меня зовут Джейсон Колчек, 30 лет, офицер полиции. Ранение получил в ходе задержания преступника, и впереди меня ждёт херова туча бумаг, которые придётся заполнить, и очень много отдыха. Но, к счастью, у вас тут охуенный медбрат, который быстро поставит меня на ноги. — Джейсон пытается подмигнуть, но безуспешно. Мужчина, которого он определяет как анестезиолога, убирает фонарик обратно в нагрудный карман. — Док, это не первое моё ранение, — убеждает он, чувствуя, как приятно кружится голова. — Я буду в порядке. — Он всегда так много болтает? — спрашивает мужчина, отмечая что-то в планшете. Колчек опережает Салима с ответом. — О, мистер Осман знает способы заставить меня замолчать. — Губы Джейсона растягиваются в довольной улыбке. — Надеюсь мне удастся в скором времени испытать какой-нибудь из них. Глаза Салима забавно округляются. — Должно быть, — Осман прокашливается, — ты хотел сказать, что обычно чуть более молчаливый? — произносит он с нажимом в голосе. — Нет, я говорю, что хочу отсосать твой х… Ладонь Салима ложится ему на рот, не давая закончить фразу. Краем сознания Джейсон отмечает, как порозовели щёки мужчины. — Кажется, мистер Колчек хорошо выходит из наркоза, — сообщает тот анестезиологу. — Я проконтролирую остальное. — Не сомневаюсь. — Тот всё же выходит из комнаты. — Не забывайте о деонтологии, Осман! — раздаётся насмешливое замечание уже из коридора. — Выпустите пациента из удушающего. Салим трёт глаза. — Будь уверен, весь медперсонал будет в курсе уже к завтрашнему дню, — произносит он, переместив ладонь со рта Джейсона на лоб, мягко зарывшись пальцами в волосы мужчины. — Хорошо, — кивает тот, подставляясь под чужие прикосновения. — Пусть знают, что у тебя кто-то есть. Салим вскидывает бровь, улыбаясь, и от этой улыбки в груди Колчека ощутимо теплеет. — А у меня кто-то есть? — спрашивает Осман, поддразнивая. — Да? — хмурится Джейсон недоумённо. Разве нет? Разве они не стали кем-то друг для друга? — В смысле, я думал… Салим мягко смеётся, и берёт ладонь Колчека в свою. — Я шучу, hayatim. — Он мягко поглаживает его руку. — Хайэтем… — задумчиво тянет Джейсон. Что-то в тоне Салима говорило, что это далеко не оскорбление. Впрочем, будь оно и так, Колчек слушал бы и слушал. — Повтори это, когда я приду в себя. — Непременно, — обещает Салим. Он присаживается на край кровати, не сводя с Джейсона взгляда. — Как ощущения? Всё в порядке? Колчек хочет сперва отшутиться, но что-то в лице Османа не даёт это сделать. В памяти всплывает это же лицо, посеревшее, испуганные глаза, писк приборов. Джейсон заставляет себя прислушаться к собственному телу. — В голове проясняется, но боли пока не чувствую, — честно сообщает он Салиму. — Почувствуешь, — предупреждает мужчина, проведя рукой по волосам Джейсона. — Я знаю. — Колчек улыбается, подставляясь нехитрой ласке. — Не первый раз замужем. — Вот как? — усмехается Салим, хитро выгибая бровь. — Ты не рассказывал. Джейсон фыркает и качает головой, чувствуя, как она кружится, и пытаясь сконцентрироваться на пальцах Османа в своих волосах, заземляясь, находя в них точку опоры. — Я ведь просил тебя быть осторожнее, — произносит Салим с лёгким укором в голосе. — Прости. — Джейсон прикрывает глаза, прижимаясь щекой к горячей ладони Османа, сжимая её крепче свободной от капельницы рукой. — Я стану ещё осторожнее, чем раньше. Олицетворением осторожности, — обещает он и почти готов поверить в сказанное. Он попытается. Ради Салима, ради того, чтобы не видеть его больше таким напуганным и беспомощным, не видеть Ника, до побелевших костяшек зажимающего его рану, рвано рапортуя в рацию. Стоит хотя бы попробовать. Салим только глухо усмехается. Они некоторое время молчат, каждый думая о своём, периодически встречаясь взглядами и слабо улыбаясь друг другу. Джейсон чувствует, как с каждой минутой голова проясняется всё больше, но вместе с этим начинает просачиваться тяжелое ощущение в районе живота. — Так ты… ассистировал? — наконец набирается он храбрости, чтобы спросить. Рука Салима съезжает ему на грудь и сквозь тонкую больничную рубашку ощущается невозможно горячей. — Нет, — качает он наконец головой, — меня заставили уйти. — Джейсон выдыхает со слишком очевидным облегчением. Каким бы крутым спецом не был Осман, он не заслуживал видеть такое и помнить потом об этом. — Должен признаться, — продолжает мужчина, — я всегда надеялся, что мне не придётся оказаться в таком положении. — Колчек снова накрывает руку мужчины своей, чувствуя биение собственного сердца, переплетает их пальцы. — Присутствовать на операции кого-то, кто мне дорог. Такое обычно снится в кошмарах, и я до последнего надеялся, что сплю. — Прости, — снова произносит Джейсон, будто надеясь, что сможет волшебным образом исправить случившееся. — Всё в порядке. Ты в порядке. Но я не выпущу тебя из поля зрения, пока ты восстанавливаешься, — обещает Салим. — Никаких нагрузок, никакой работы, пока врач не скажет, что всё зажило, как надо. — А потом? — усмехнувшись, спрашивает Колчек. — И потом тоже, — задумавшись на мгновение, кивает Осман. Потом усмехается: — Что ты там говорил, про “не в первый раз замужем”? Джейсон зависает на одно долгое мгновение, пытаясь осознать сказанное, но безнадёжно проваливаясь. — Что? — спрашивает он. — То, — смеётся Салим. — Поговорим после того, как ты сможешь ходить не сгибаясь как старик. — Требую помолвочного кольца и барана, — произносит Джейсон. Салим улыбается. — Посмотрим, что можно будет сделать.