Да не убоюсь я зла

Девочка была рыжеволосой и зеленоглазой, очков не носила, и место всем известного зигзага на лбу занимала еле заметная ниточка волнообразной формы. Девочка смотрела профессору Макгонагалл в переносицу ничего не выражающим взглядом, пухлые губки, в сочетании с высокими скулами и миндалевидным разрезом глаз, сделали бы ее прехорошенькой, если бы эти самые губки тронула улыбка. Зигзаг еще присутствовал на трехлетней давности колдографии, сделанной Флетчером, и волосы тогда были темные, но все дети растут и меняются, тем более магически одаренные, к тому же в родне у Гарри есть истинный метаморф, может, и девочка умеет изменять цвет волос. Все эти мысли пронеслись за секунды, пока девочка вставала с раскладного стула, на котором читала книгу, и поднимала вверх свои зеленые глаза. *** - Альбус, она копия Лили, полная, даже левая бровь с таким же завитком! - Минерва Макгонагалл выпила настойку валерьянки и перевела дух.       - Ну и славненько, и чего ты так разволновалась, девочка моя? - вот Снейп повертится, как уж на сковородке, выполняя его приказ построже отнестись к дочке его любимой Лили, и директор мечтательно прижмурился, он любил держать людей в напряжении.       Это выражение Макгонагалл уже знала, так что резко передумала рассказывать про ледяное спокойствие девочки, про то, что она даже не пошатнулась после аппарации, и про то, что Косая аллея и банк с гоблинами никакого впечатления на малышку не произвели. Девочка спокойно смотрела, как гоблин проверяет ключ, так же невозмутимо скаталась с ним вниз, взяв ровно сорок галеонов, и вернула ключ ей, пошарившись в своей расшитой бисером сумочке. Она вообще ни одного вопроса не задала, что для воспитанной в магловской среде нехарактерно, взять хотя бы прошлогоднюю Грейнджер, та ее просто оглушила напором и любознательностью. К тому же палочка ей подошла точно такая же, как у Лили, ива с волосом единорога, и тоже выпустила в воздух сноп красно-золотых искр. Но ее молчаливость вполне объяснима, ведь долгих три года, судя по истории болезни, девочка не слышала.       - Но как она оказалась в интернате для слабослышащих? Слух у нее превосходный, она точно не читала по губам, я проверила несколько раз, - заместитель директора уставилась на своего начальника и вздернула вопросительно левую бровь.       - Петунья сказала Хагриду, что после болезни девочка оглохла, вот и сплавила ее подальше, - ответ директора был приправлен печалью и Макгонагалл ему сочувствующе улыбнулась, неправильно истолковав горькую нотку в его ответе.       Эх, Петунья, Петунья, сама себе навредила, девочка три года дома не была, на лето инвалидов по слуху вывозили в летний лагерь, и та защита, что раскинулась над четвертым домом на Тисовой улице, давно исчезла. Ну да ладно, девочка здорова, а это самое главное, и великий волшебник ушел на обход замка.       Ремонт на третьем этаже пришелся как нельзя кстати, он распорядился, чтобы Флитвик навесил побольше чар-сигналок, а сам упражнялся в создании препятствий к Камню, он сразу распознал эманации вселенца под тюрбаном у Квиррелла и готовил смертельные ловушки. Позже он привлечет и преподавательский состав, пусть делают полосу препятствий, как в Дурмстранге, об этом ему рассказывали на заседаниях МКМ выпускники славянского института магии, что же, вот и готовая легенда. Он прямо на первом же заседании всех и оповестит, и Квиррелла тоже. Тут Дамблдор улыбнулся своей хитроумности, использовать врага для его же поимки – дело очень неплохое. *** Второе рождение, а вернее, воплощение, у Лили Поттер произошло в теле собственной дочери, умершей от высоченной температуры при свинке. Сестра Петунья была тварью при жизни Лили и осталась такой же после ее смерти, даже таблетки аспирина и стакана воды не дала запертой в чулане Генриетте, и та молча сгорела. Ее собственную душу притянула ее собственная жертва, и через пять недель она переехала подальше от твари, глухоту изобразила мастерски, наколдовав затычки в уши.       Многое было непонятно, но самое главное подтвердилось - Дамблдор не стал исполнять их с Джеймсом последнюю волю, он вообще скрыл завещание и передал Гарри, так Генриетту прозвал Сириус, той, кого они прямо запретили назначать опекуном. На Косую аллею удалось впервые попасть через месяц после ее водворения в интернат, ворох газет в лавке с подержанными вещами продали за четыре фунта – якобы мама ее отправила купить подстилку для их полукниззла. Лавочник позволил зарыться в кипы газет, что валялись перевязанные бечевками на заднем дворе именно для этого, – что такие лавочки торгуют как за галеоны, так и фунты, было давно известно, как и то, что ими владеют маглорожденные, а им фунты есть куда тратить.       Она надергала по двенадцать газет за семь лет, прошедшие после ее смерти, увесистую пачку уменьшила еще до прохода через Дырявый котел, а на остаток денег, умыкнутых из кошелька твари, Лили купила пять пакетиков обыкновенной хны и полпинты пергидроля. Теперь ей никто не обрезает варварски волосы, и покупать хну она будет все время, воспитательница их группы разрешила ее применять, потому что сама ею пользовалась. Брюнеток хна превращает не в огненно-рыжих, а в темных шатенок, но предварительное обесцвечивание делало ее волосы в итоге похожими по оттенку на то, что было до ее смерти, и Лили запаслась в последний год как следует. Магией она исключала возможность сухости и ломкости волос, а наварить восстанавливающего бальзама можно было открыто, Лили его презентовала воспитательнице как часть умений от тетушки, мол, та варит себе бальзам сама и ее научила, и ее без разговоров пускали на кухню, как и собирать ромашки и крапиву. В той жизни она хотела года через три сдать экзамен на подмастерье лечебных и косметических зелий, а смерть не стерла умения, так что зельеварила Лили даже на немагических растениях отлично.       С очками расстаться было просто - в интернате провели плановое обследование, рекомендовали курс витаминных настоек и капель, и зрение практически пришло в норму. Тот самый расхваленный шрам сам зарос, притом так стянув лоб, что появился нелюбимый ею завиток на брови, но это тоже дополнило тщательно воссоздаваемый образ, ей надо поразить старого хрыча, вот Макгонагалл чуть не спятила, когда ее увидела, и пару раз оговаривалась, называя ее Лили. Лили откликалась, ведь это было второе имя ее дочери и так ее называли в интернате с самого первого дня, она так и представилась. Со временем забыли даже воспитатели и учителя, что ее первое имя Генриетта, и уже никто ее Гарри не называл. В газетах же ее упорно звали мальчишеским именем, да и ладно, она и в Хогвартсе всех переучит, просто не будет отзываться на кличку.       Что такое хотел сделать Дамблдор с ее дочкой, поселив вне магического мира и запретив Петунье о нем рассказывать, — вот что ее интересовало. После смерти остатки добрых чувств к директору Хогвартса исчезли полностью, и целых три года Лили заново училась окклюменции, здесь не требовалось много магии, только нацеленность на результат и хорошая концентрация. Она взрослая разумом и теперь вряд ли даже Северус сможет ее блок пробить, она с ним с первого по пятый курс постоянно летом тренировалась, но потом забросила, после той самой ссоры, что развела их по разные стороны баррикад.       За те пять недель, пока оформлялись документы в интернат, сестра не стеснялась "глухой уродки" и многое муженьку-кабанчику поведала, больше не прячась. Лили вытаскивала затычки и прослушивала откровенные разговоры, Удлинители ушей получились сразу, Джеймс был артефактором от Мерлина и она многое от него усвоила.       В интернате она изображала постепенное улучшение слуха, но только к аттестату начальной школы решилась пройти комиссию без даже тоненькой пленочки внутри ушей, и комиссия приняла решение, что ей можно посещать обычную среднюю школу. Как она и рассчитывала, на лето ее все равно отправили в лагерь, где ее и нашла Маккошка. Вот кого она перестала уважать еще на пятом курсе, так это ее, равнодушно-деловитую шотландку, постную дочь протестантского пастора. Лили, старосте, удавалось окорачивать безмозглых однокурсников, а декан факультета села ей на шею и ничего не делала, спуская все своим любимчикам, Поттеру и Блэку.       Сначала она терпеть не могла ни Джеймса, ни Сириуса, только к Римусу относилась хорошо, но вскоре Мародеры прекратили валять дурака, началась активная фаза войны, и к девятнадцати годам, к своей свадьбе с Джеймсом, она тоже его полюбила. Сражаясь плечом к плечу с бандами озверевших Пожирателей и латая друг друга после боев, трудно оставаться равнодушными; итогом их любви стала зеленоглазая кудрявая брюнеточка Гарри. И ее, эту хохотушку, отправили к твари. Ничего, Пети, скоро ты встретишься не с забитой малышкой, что не смела попросить таблетку, а со мной; готовься, тварь.       Лили еле успела накинуть "паранджу" на мысли, как дверь в интернат приблизилась, она незаметно для себя аппарировала к ней.       Ну да ладно, до следующего лета еще далеко, а ей необходимо найти место, куда спрятать настоящий ключ от сейфа, трансфигурированный из бисеринки продержится максимум до зимы, и как, интересно, будет выкручиваться Дамблдор, второй виновник смерти ее доченьки? Неужели наступит на горло собственной жадности и выдаст свои кровные для покупок на второй курс? В это верилось с трудом, скорее всего, вначале попробует договориться с гоблинами и восстановить ключ, но их артефакт покажет, что ключ цел, и даже для великого Дамблдора они не будут изменять правила банка, а вот тогда возможны два пути развития ситуации - или Дамблдору придется раскошелиться самому, или открывать завещание до ее совершеннолетия, там был пункт, что делать при утрате ключа от ученического сейфа.       Лили предвкушающе улыбнулась и решила спрятать ключ под своей могильной плитой, да, в страхе за жизнь дочери она добралась и до некромантии.       Библиотека Блэков многое ей дала, и еще даст, но Сириуса, третьего виновника смерти Гарри, бросившего ее, свою крестницу, она оправдывать не станет. Нет и нет, пусть им дементоры лакомятся, а она и сама сможет открыть особняк на Гриммо, доступ ей известен, Вальбурга сдохла, о чем она прочитала незадолго до прихода Маккошки, слава Моргане-справедливейшей. *** В доме стояла гулкая пыльная тишина; в это посещение, второе по счету после ее воплощения, Лили увидела, как оживает картина, написанная маслом, и немедленно сорвала ее со стены. Если картине позволить напитаться магией дома, объяснял Джеймс, то рама становится неуничтожимой, как и холст, но это процесс не одного дня, и само Провидение привело ее сюда так вовремя, не позволив старухе опять стать Главой и приказывать домовикам, которые после ее смерти впали в спячку.       Не хотелось выслушивать от Кричера всякое-разное, спасибо, наслушалась при той, первой жизни, к тому же домовой эльф по наущению старухи принялся бы ей вредить, а то и стуканул бы Дамблдору про ее походы сюда, а объяснений этим посещениям у нее просто нет. Теперь и Сириуса нет, проводившего их с Джеймсом камином, перемещавшего прямиком в библиотеку и принимавшего весь гнев матери на себя.       О, кстати, про камин она и забыла.       Пламя стало с урчанием пожирать разломанную раму от портрета высокомерной старухи, и разрезанный холст тоже, даже как-то слишком с урчанием.       Пока она бегала по магазинам, по ее задумке требовалось кое-что купить, рама и холст уже начали процесс слияния, так что опять пришлось вытаскивать ножницы и топорик. Лили старательно следила, чтобы ни одна щепочка, ни одна ниточка не остались на потухших углях, ворошила их и снова поливала керосином, гори, старуха, от магловского изобретения, в посмертии тебе будет от этого очень неприятно. И лишь когда просеяла пепел через самое мелкое сито, что нашла на кухне, успокоилась и побрела наверх, в библиотеку, пора учиться создавать Стража из собственного тела, редчайшим колдунам удавалось такое. Потому что редко кто даже из темнейшего семейства создавал крестраж в другом теле, и из останков первого делал Стража, но Лили точно раньше о таком читала, ища способы не дать сдохнуть себе с мужем и Ребенку Пророчества, пусть тогда и отбросила в сторону. Нет, Страж не сможет защищать живое, а то она бы и на это пошла легко, как легко нарисовала рунный круг развоплощения, активированный ее жертвой и смертью Джеймса. Темная магия, да, но они оба больше особо не верили в Фиделиус и в Дамблдора, а уж когда тот выпросил мантию-невидимку на один день, поняли, что время на исходе. Ни портключи, ни аппарация не работали в Годриковой лощине, сам светоч так мощно это обустроил накануне, спасибо, хоть предупредил и их не размазало тонким слоем при попытках уйти подальше. Они собирались под утро пешком выйти за пределы селения, но смерть настигла раньше, и она еле успела при крике Джеймса закончить руну самопожертвования и набросить на нее ковер. *** Страж ей поклонился и взял ключ рукой, еще кое-где покрытой остатками плоти, а Лили вернулась в дом на Гриммо. Она не опасалась, что равнодушная Маккошка или играющий чужими жизнями Дамблдор будут ее искать в интернате, не те они люди, чтобы подумать, а как же девочка будет прятать волшебные штуки от своих любопытных сверстников, не те.       Фиделиус с адресом Гриммо, двенадцать, она сменила на адрес Гриммо двадцать минус восемь, прошептав его на ушко спящему Дадли. Тварь свое чадо очень любит, так что лет на пять она и дом в безопасности, кузену и дяде мстить она не собирается, только сестре. В молоко добавилась крошечная доза темнейшего зелья, у дяди и Дадли непереносимость лактозы, так что молоко в чай добавляет только Петунья.       Вот теперь она выполнила все свои задумки, и Лили еще раз просмотрела в бисерной бальной сумочке Вальбурги, все ли книги она туда положила, и еще раз повторила кровную привязку на ней, пора идти в пасть льву. Шакалу, на самом-то деле, но от этого он не становится менее опасным. *** Лили прошла сквозь колонну на скрытую платформу, покосившись на устроивших целое представление Уизли. Цель этого цирка рыжих клоунов была ясна, как белый день, это ее они пасут. Теперь стало понятно молчание Маккошки о проходе на платформу, такой план у них, значит, свести ее с семейкой, после войны оравшей громкие лозунги больше всех, а во время войны делавшей детей, лишь бы не участвовать в битвах. Нет, она понимала Молли и Артура, и не осуждала, сама же не побежала избавляться от ребенка, но вот сейчас-то зачем изображать друзей и соратников Поттеров, проскальзывало время от времени в газетах всякое. Гидеон и Фабиан Прюэтты погибли, защищая магловское поселение, вот кто достоин похвал, но о них молчат, а о семье рыжих говорят, что те многое для победы сделали. Пиздой, что ли, ехидно ухмыльнулась Лили, выбросила семейство рыжих из головы и села в последний вагон, где традиционно размещались абитуриенты.       Она решила поступить на Гриффиндор, безразличие Маккошки теперь ей на руку, можно готовиться к убийству Дамблдора спокойно и вдумчиво, а также дорабатывать план, как вчистую испортить жизнь сестре, слезы она давно выплакала по доченьке, еще тогда, когда поняла, в ком возродилась. *** К ней в купе подсела маглорожденная лохматая девочка и затараторила, что ужасно рада, что она ведьма, что она выучила все учебники, и что она настоящая ведьма, и что она выучила все-все учебники. Когда она пошла на третий круг, Лили отключилась и стала вспоминать себя в ее возрасте.       Лили не помнила, чтобы она так себя вела на первом курсе, — хотя у нее ведь была вся информация от Северуса и его мамы, высокой изможденной волшебницы, зачем-то отказавшейся от магии. Этой Грейнджер собеседник не требовался, только слушатель, и Лили кивала то впопад, то невпопад, думалось под щебет длиннозубой трещотки неплохо.       После проезда тележки со сладостями она откусила у шоколадной лягушки лапку, отчего-то нахлынула ностальгия, ведь вкус молочной шоколадки был прежним, детским и беззаботным. Так как Грейнджер ей по имени представилась скороговоркой и невнятно, то свое она в отместку произнесла по слогам, и девочка тут же запросто стала звать ее Лили.       Зашедший нахальный шестой Уизли послушал немного, что говорит Грейнджер с непонятным именем, да и вышел почти сразу, едва та назвала ее Лили. Следом заходили еще потомки Пожирателей, сыновья Малфоя, Крэбба и Гойла, обозвали их обеих грязнокровками и гордо удалились, нет здесь никакой Гарри, только Лили и непонятное что-то. Лили и во время представления их многословной Грейнджер опять не расслышала ее имя, да не очень и стремилась.       Детишки были так похожи на своих отцов, с которыми Лили неоднократно обменивалась заклинаниями на поражение, что рука невольно потянулась к палочке, висящей в поясной кобуре, но те уже поняли по одежде, с кем имеют дело, и, обозвав, вышли из купе. Из газет Лили узнала, что их отцы и мама Крэбба служили Волдеморту под Империусом, хорошими антидотами к веритасеруму понятно кто их снабдил, — тот, кого она в детстве считала другом, и он теперь оказался деканом Слизерина.       Она давно не испытывала никаких чувств к Северусу, ни гадливости, что тот принял рабскую метку, ни разочарования, но то, что он работает в Хогвартсе, было из серии всепрощенчества Дамблдора. А чего тогда заведомо невиновного отправили в Азкабан, раз этих ПСов оправдали, давать второй шанс нужно или всем, или никому. Счет к директору рос и рос, и тут Грейнджер уставилась на нее требовательно, Лили так ушла в свои мысли, что не расслышала ее последнего вопроса.       А-аа, куда она хочет поступить? На Гриффиндор, само собой, у нее там родители учились, и Грейнджер замолчала, сращивая порванный шаблон. Она видела, как были одеты дети чистокровных волшебников, и джинсовый комбинезон Лили ее ввел в заблуждение, Грейнджер посчитала ее тоже маглорожденной.       Она надулась и замолчала на целых две минуты, но потом великодушно простила обманщицу, скорее всего родители этой молчаливой Лили были полукровками или маглорожденными, и она об этом спросила. Лили ответила, что она сирота и жила в магловском мире, так что до окончания поездки рот Грейнджер больше не закрывался - она умница и выводы сделала верные. Ну почти. *** После того, как Минерва Макгонагалл произнесла ее полное имя, Генриетта Лилиана Поттер распределилась на Гриффиндор, едва Шляпа прикоснулась к волосам. Она увидела улыбку Дамблдора, полную такого самодовольства, что добавила к его смерти еще одну пытку, ее же сагитировала простушка Грейнджер, вот у кого мысли все наружу.       В спальне остальным девочкам она назвалась Лили и предупредила, что на Гарри, Герри или даже Генриетту откликаться не собирается, с чем все дружно согласились. В ответ она должна называть Браун просто Лав, Патил - Пари, Данбар так и осталась Фэй, куда уж короче, а вот Грейнджер оказалась Гермионой и сокращать имя отказалась наотрез. Они немного посплетничали о мальчиках, что распределились на их факультет, Лили всегда была дружелюбной и контактной, и надеть маску простой девчонки удалось сразу. Грейнджер сопела в подушку, барбитурат Лили ей подсыпала под отводом глаз, хотелось навести мосты с остальными девочками, а при неумолкающей лохматке это сделать было бы проблематично. У нее еще десять порошков, чай они будут пить перед сном у себя, договорились ранним утром притащить круглый стол и стулья из гостиной, и подсыпать снотворное будет просто, не то что в Большом зале. *** Северус Снейп, декан факультета Слизерин и самый молодой мастер зельеварения в Европе, выпил подряд четыре стакана огневиски. Да, он знал, что Гарри Поттер, как ее называли все газеты и старый мудак, похожа, со слов Маккошки, на свою мать, но не ожидал, что это просто ее клон. Всё, поворот головы, походка, волосы и сияющие зеленые глаза, всё говорило, что это Лили Эванс. За весь ужин девочка ни разу не посмотрела в его сторону, она, как и все остальные, иногда поглядывала на наряженного в аляповатую мантию и колпак Дамблдора. Это он не смог оторвать от нее взгляда с того момента, как она вошла в зал в паре с какой-то неухоженной маглорожденной. Да и сама она оказалась приютской, тетка, та самая грымза Петуния, отказалась от девочки, потерявшей слух после болезни, интернат - не интернат, не суть, приют он и есть приют.       И как прикажете относиться к Лили плохо, или, как старый мудень сказал, - пожестче, если он до сих не может унять дрожь в пальцах? *** Утром стол и пять стульев им принесли домовые эльфы, это Лили намекнула, что кто-то убрал следы попойки в гостиной, и Лав тут же сообразила, что к чему. Матильда, глава эльфов Гриффиндора, долго таращилась на нее и неуверенно спросила: "Лили Эванс? Староста?"       Лили сказала, что она Лили, но Поттер, а Эванс была ее мама, и Матильда внезапно хитро усмехнулась. Лили знала, что факультетские эльфы подчинены декану, да, хорошо, что она выбрала Гриффиндор, в ее прошлой жизни Маккошке и в голову не могло прийти спрашивать что-либо у прислуги, а эльфы сами никогда информацией не разбрасывались. Она подмигнула Матильде и та согласно склонила голову, старосты тоже могли приказывать домовикам факультета, видимо, этот статус сохранялся и после выпуска.       Теперь, если она будет вести себя осмотрительно, никому не придет в голову, что Матильда ее узнала, и Лили облегченно выдохнула, не нужно отлавливать главу эльфов Гриффиндора где-нибудь в закоулках кухни, где были их каморки. Невысказанная просьба не выдавать ее была услышана, обработана и принята, Матильда даже поклон изобразила всего на пару миллиметров глубже, чем девочкам, которые смотрели на переговоры Лили и крошечной эльфийки. Лав тоже ничего не поняла, но спросила, почему она назвала Лили чужой фамилией, и ей пришлось объясняться про маму-маглорожденную, тем не менее получившую должность старосты на пятом курсе. Матильда тоненько пропищала, что Лили Эванс лучшая староста, какую она когда-либо встречала, и исчезла.       Тут проснулась Грейнджер, недовольно уставилась на стол посреди их спальни и высказалась в смысле, почему никто ее не предупредил о таком. Лав и Пари залились громким смехом, дразня Грейнджер засоней, что проспала их план по улучшению комнаты, и та удалилась в душевую, ворча что-то себе под нос.       Отлично, минус один донос светлейшему волшебнику, может, стоит сварить зелье сна без сновидений для ябеды с промытыми мозгами? Но по зрелому размышлению Лили от этого отказалась, зелья и чары оставляют след, видимый в артефакторских очках дедули, это барбитураты не видны, к тому же спустя десять дней все уже привыкнут разговаривать без вездесущей Грейнджер и быстро окоротят, если та по привычке влезет в плавно журчащую беседу. Иногда она все же будет использовать Сомниус перед выходными, когда засони частенько не выходят на завтрак, а следы от заклинания за двенадцать часов растворяются. *** На завтрак подали овсянку, от вчерашнего разнообразия блюд не осталось и следа, но интернатская жизнь и жизнь в доме твари приучили Лили есть все, что дают, и не возникать, так что каша на молоке, с маслом и сахаром, была сметена после ее проверки на зелья колечком из дома Блэков.       Первой парой стояла трансфигурация, самый любимый предмет Джеймса, а она ее полюбила только после самостоятельного изучения, так сухо и неинтересно преподавала Маккошка. И та своей манере не изменила, даже анимоформу продемонстрировала, как всегда делала перед первокурсниками.       Лили стала ланью в семнадцать лет, но в этом воплощении изумленно посмотрела на когтистую лапу в свои-дочкины десять лет, да и не стала дальше превращаться, анимагия оставляет четкий след на ауре. Лапа была рыси, хищника сильного и ловкого, что говорило о душевном смятении и раздрае у дочки. Хищниками становились недолюбленные дети, это тоже закон. Поэтому олень у Джеймса говорил о счастливом детстве, собака у Сириуса - о несчастливом, но без особых издевательств, а предатель...       Так, не думать, не думать, иначе блок начнет разрушаться и правда выйдет наружу. Легко сказать, не думать о белой обезьяне, когда Рон выложил на стол Коросту, Лили даже взгляд с трудом оторвала и принялась перечислять в уме ряд Фибоначчи до двадцатого его числа.       Привычное упражнение привело мысли в равновесие, и Маккошку Лили слушала уже со всем вниманием. Это ей, знающей основы трансфигурации как свои пять пальцев, было теперь интересно, но она осмотрелась по сторонам, украдкой, само собой. Остекленевших глаз не было только у Грейнджер, и Лили немедленно постаралась и в своих изобразить непонимание. *** На следующем уроке она ответила на два вопроса из трех, про асфодель и полынь наморщила лоб посильнее, так бровь ломалась круче всего, и неуверенно предположила, что, исходя из изначальных свойств трав, получится нечто вроде снотворного. Она смотрела на пуговицу под самым горлом на рубашке Северуса, позже просмотрит воспоминание в мыслесливе, в сумочку влез один из самых мелких, всего на пять минут, и получила от бывшего друга и соседа пренебрежительное замечание касательно славы.       Так, пришел в себя, значит. На пиру Северус оторопел слишком сильно, она просмотрела три нити из начала, середины и конца Распределения и уловила его смятение. Ну ничего, пора начать второй этап, и она взяла пестик хватом Лили Эванс, отчего сбоку рвано, но еле слышно, выдохнул сквозь зубы Снейп.       Больше он к ней не обращался до конца урока, даже рядом не проходил, и успокоившийся сын ее друзей, Фрэнка и Алисы Лонгботтом, взял себя в руки. Риск, что Невилл что-нибудь напутает, был велик, и она незаметно удалила его иглы дикобраза, после чего пухлячок снял котелок с огня и повернулся к ней, попросить недостающий ингредиент. Она отдала половину игл, и у обоих зелье оценили на "удовлетворительно", иглы были завершающим штрихом и от их количества зависела сила зелья. Их зелья были слабенькими по воздействию, что вполне устроило Лили, ведь чуть не провалила свой план быть середнячком.       Она так любила варить зелья, что забылась, и как нельзя кстати пришедшаяся просьба Невилла позволила ей сохранить инкогнито. *** На уроки полетов она не пошла, как и Парвати, это был факультатив по желанию, и они отлично повышивали в гостиной, куда ввалились хохочущие над Невиллом однокурсники, тот мешком упал с рванувшей вверх метлы, хорошо, что высота была небольшой и мальчик ничего не сломал. А он молодец, кивнула себе Лили, упрямо взял другую метлу и сразу ее оседлал, сделал круг и приземлился, а сейчас смеялся над собой вместе со всеми. Тут его хлопнули по плечам близнецы Уизли, провозгласив Королем воздуха, на что Невилл первым рассмеялся. Лили чувствовала его страх, и испытывала гордость за него, ведь после этого нервного смешка всем сразу стало неинтересно прикалываться над пухлячком. Она переглянулась с Пари и уставилась на приунывшую Грейнджер, да, милочка, это тебе не занудное зазубривание формул, здесь дар нужен. Конечно, его развить просто, но Грейнджер, судя по всему, не собиралась больше посещать уроки полетов на метлах, о чем всем и поведала. Всем было настолько наплевать, что она надулась и уткнулась в книгу, изредка посверкивая поверх нее покрасневшими глазами. Лили молча подошла к ней и потащила на выход, наложив невербально Силенцио, слабенькое, сил еще было мало на полноценную невербалку. Грейнджер вытаращила глаза, когда Лили сунула руку в карман и вытащила... швабру. Самую настоящую швабру, с тряпкой, которая увеличилась нажатием на кнопку на черенке, и показала, как летать, прямо в коридоре за портретом Полной Дамы.       Силенцио давно развеялось и счастливый визг Грейнджер разносился по гулкому коридору добрых пять минут. Нехотя отдав швабру Лили, она сделала строгое выражение лица и заявила, что та нарушила правила, указанные в письме. Лили с готовностью вытащила письмо из сумочки и попросила ткнуть ее носом в это якобы нарушенное правило, речь в нем шла только о метлах, а никак не о швабрах.       Грейнджер чуть подумала и выпросила швабру до вечера, радостно ускакав в направлении квиддичного стадиона. Вернулась она через час, жалуясь на потертости между ног, и весело побежала в душ. На следующий день она сдала зачет по полетам одной из первых, но самым первым стал все-таки Невилл. Теперь его все звали Королем воздуха, и насмешки в этом прозвище стало заметно меньше.       Да и как иначе, лениво думала Лили перед сном, ведь у него первый магический выброс был при падении с большой высоты, да, он Король и храбрец, он преодолевает страх каждую секунду, проведенную в воздухе. *** За два месяца учебы ритм жизни в их дружной пятерке устаканился. Грейнджер после самостоятельных ежевечерних полетов падала без сил на кровать и молчала, и ее приняли в свой круг остальные четверо, выводы та сделала и стала заметно меньше трещать, слушая трёх чистокровных соседок и читающую про традиции магического мира Лили.       Лили на пальцах разъяснила Гермионе, — наконец все привыкли, что девочка не переносит уменьшения имени, и согласились с этим, — что они обе ничего не знают о правилах поведения, это как приехать в Иерусалим и заказать свинину, да погромче. Сравнение было так себе, но суть Гермиона уловила и тоже подсела на книги о жизни магов вне Большого мира, так толерантная Лав называла магловский мир. *** - Гермиона, сходи к мадам Помфри, я не шучу, ты так на всех рычишь, и ты нас старше на целый год.       - Что ты имеешь в виду? Какая тут связь?       - Да ПМС у тебя, а ведьмочки его переносят хуже маглов.       Курс зелий Гермиона пила прямо в Больничном крыле, требовалось три дня провести под присмотром медиведьмы, а подружки не давали ей скучать, приволакивая то книги, то еще раз книги, то опять-таки книги, и все они были подарками, так принято, дарить на менархе что-нибудь приятное душе.       А что дарить глотающей любые буквы девушке, да, теперь девушке, как не книги про гламурные или бытовые чары, и вернувшаяся вечером первого ноября в спальню Гермиона поразила всех хорошенькими открытыми ушками и точеной шейкой. Волосы были собраны в искусно сплетенную французскую косу, и Лав взвизгнула от восторга, тут же воткнув той в волосы шпильку с черным камушком, и потребовала никогда без этого амулета из спальни не выходить.       Гермиона вытаращилась и потребовала объяснений, и красотка Лав их дала — "Красавицам, вроде нас тобой, без амулета против Амортенции мальчикам на глаза показываться не следует!"       На глаза Гермионы навернулись слезы, она вытащила шпильку и бросила ее на пол, упала на кровать и зарыдала. К мадам Помфри ее тащили, обездвижив и наложив Силенцио, и зубы уменьшились от Дантиссимуса и Антидантиссимуса, дочери стоматологов должно быть стыдно не знать о чарах лечения зубов у магов.       Но Гермиона их не слушала, она улыбалась, глядясь в зеркальце Лав, и чуть не придушила ту в своих костедробительных объятиях. Про тролля ей рассказать забыли, да и к чему, если того и след простыл на следующий день, как объявил Дамблдор, и Лили решила это обдумать как следует.       Щиты Хогвартса такое чудище не пропустили бы, это разные анимаги-крысы... Ноль, один, один, два, три, пять, восемь, тринадцать, двадцать один, тридцать четыре... Чтобы прийти в равновесие, теперь хватало десяти чисел ряда Фибоначчи, и Лили себя поздравила с успехом в окклюменции. На зимних каникулах Рон останется в Хогвартсе, как и близнецы, и вот тогда... Ноль, один, один, два...       Да не может быть, всего четыре числа — и блок сомкнулся, ай да Лили, ай да умница, и Лили погладила себя по голове. *** Камень-основа сытно вздохнул и успокоился, полностью впитав в себя кровь и плоть зарезанного жертвенным ножом оглушенного Питера Петтигрю. Лили смахнула капельку пота и притворила за собой дверь в подвал, камином перешла в паб мадам Розмерты и пробежалась по ходу от Визжащей хижины до Дракучей ивы.       Она смотрела на небо, звезды иногда застилались высоко плывущими облаками, да и слезами, что текли без остановки. Что же, она маленькая девочка и реакция эта вполне объяснима. Ноль...       Утром Рон обыскивал все закоулки в гостиной и потребовал от Лили, чтобы та присоединилась к розыскам пропавшей Коросты, но Лили так на него глянула, что Рон отвернулся, полыхая красными ушами. Он знал, что все пятеро гламурных дур-одноклассниц ненавидят его Коросточку и не разрешают ее подкармливать во время обедов и ужинов, и он на это нехотя согласился. Теперь эта так называемая героиня, что вообще с ним никогда не разговаривает, глянула с отвращением, и Рон впервые осознал, что кроме него и Перси его крыса никому не нравилась. *** До июня время летело быстро, ничего странного, кроме получения от старого мудака наследства Джеймса якобы в качестве подарка, не произошло. Страж принял мантию-невидимку второй рукой и Лили отправилась посмотреть на развалины их дома. Эх, вот это жахнуло по Волдеморту, аж половину второго этажа смело напрочь, но ее подвал с зельеварней, как и чары на нем, уцелели. Сигналок вокруг дома было множество, и Лили потихоньку оттуда ушла.       Депрессия от убийства Петтигрю прошла сразу, едва она привела себя в равновесие, теперь ей достаточно начать считать — и уже после первой цифры разум приходил в порядок. К тому же наконец отозвался Саид, подрывник в их пятерке авроров, единственный живой и на свободе. Как оказалось, после развоплощения Волдеморта он нанимался разрушителем проклятий по договору на десять лет, и на письмо товарища по оружию ответил – пусть тот и предпочел остаться анонимом, но пароль был правильным, данным под Обетом молчания.       Она честно расплатилась с ним золотом, что кучами лежало в сундуках на чердаке дома Блэков, после ритуала тот открылся и она монетки все пересчитала. План удалось скорректировать в соответствии с этим богатством, так что день Икс наступил на год раньше. *** После последнего экзамена все пятеро лениво валялись на берегу озера, только у Лили были планы на ночь, так что она нагло уснула на расстеленном пледе. Девчонки визжали на мелководье, играя с кальмаром, вернулись мокрыми с ног до головы, стряхнули с пледа Лили и потащили ее на ужин.       Директор куда-то отлучился, что было как нельзя кстати, и, надев мантию-невидимку с наконец-то выдохшимися из-за переизбытка некроэнергии следилками, Лили вылетела, после наложенного на четверых однокурсниц Сомниуса, в открытое по случаю душной ночи окно их спальни.       Директор был самоуверенным, кроме простенькой сигналки, ничего на окно своей спальни даже и не подумал повесить, ее распутывание в очках Джеймса заняло три секунды, Страж их приманил так легко, что разрывать могилу не потребовалось.       Она вернулась в спальню и преспокойно уснула, разломав швабру на мелкие кусочки и спустив их в унитаз. Гермиона так плакала месяц назад, когда сломала подпиленный черенок, и Лили ее утешала, мол, ерунда, дело житейское, у нее в сейфе золота много и таких швабр купить можно кучу.       Пусть докладывает о наивной подружке Гермиона, ставшая красоткой, но не ставшая от этого умной. По-настоящему умной, не верящей в авторитеты и прописные истины, ну да ничего, ее саму жизнь обучила, пусть и слишком поздно, и эту ябеду научит. Она сожгла подделку под швабру под горестные вздохи Гермионы и убедилась, что на еженедельном просматривании памяти директору об этом доложено. *** Жахнуло ночью так, что полбашни развалилось на куски, вдобавок отчего-то взорвалось что-то в подземелье под ней, и Северная башня перестала существовать. Из-под обломков, как писал Ежедневный Пророк, извлекли останки Дамблдора и почему-то учителя-заики, никак оба проводили опыты в замке, за что и поплатились. Ученики к тому времени уже разъехались по домам, и Лили взгрустнулось - тварь ее не дождалась, сдохла еще в апреле.       Она пересчитала результат воздействия на сквибов того самого зелья и поняла, что сама лопухнулась, тварь была не маглой, а пусть слабеньким, но сквибом. Дядя и Дадли еще в мае переехали в Лондон, и Маккошке она ничего докладывать не будет, у нее еще не весь план выполнен, остался четвертый виновник, что довел ее восьмилетнюю дочь до смерти от болячки, от которой и магловские детишки не умирают, не то что магические. Но артефакты подавления магии и недоедание ослабили дочку так, что она умерла, не сумев побороть вирус. Артефакты Лили выбросила в первую же ночь после воплощения, от них фонило так, что никаких очков не требовалось. *** Ночью впервые приснился Джеймс, со своей фирменной кривоватой улыбочкой, и укоризненно на нее смотрел, ничего не говоря. Ну ладно, ладно, она поняла, пусть Сириус сдохнет сам, не будет она подкупать надзирателя в Азкабане. Джеймс кивнул, и снов с ним больше никогда не снилось.       Лили уехала в Америку, переведя все деньги из сейфа в заокеанский лепреконский банк, и поступила на второй курс Салемской академии. Новостей из Англии не читала, так что не знала, что Снейп спустя три года развоплотил Волдеморта, смерть Дамблдора и ее отъезд так шарахнули по нему, что метка перестала быть рабской, став только связной.       Она вышла замуж, но больше детей не рожала, это слишком больно, терять их. На пороге смерти ей предложили выбор, уйти к Джеймсу и дочери — или остаться дожидаться смерти от старости второго мужа, того еще кобеля, но тем не менее сделавшего ее жизнь сносной и довольно приятной.       Она выдохнула в последний раз и шагнула безо всяких колебаний к дочке, что ждала ее так долго.