Время собирать камни

      — А потом нас нашел Эдвард.       Пока Белла заканчивала свой рассказ, Райли бегала вокруг, играя в «Гризли» с Эмметтом. Запах Сэма не раздражал ее, и периодически она пряталась за кем-то из нас или пробегала посередине. После того, как их познакомили, назвав Сэма другом ее мамы, Райли пожала ему руку и улыбнулась, удивленно заметив, что он такой же теплый, как она, но надолго ее любопытства не хватило. Поняв, что гость пришел не к ней и кроме скучного разговора здесь ничего происходить не будет, она чмокнула меня в щеку и вывернулась из моих рук, спрыгнув на землю.       — Я думал, вы не способны, — сказал Сэм, кивнув в сторону Райли.       — Честно говоря, мы и сами так думали, — пришлось признать мне. — Это очень необычный случай. Поэтому все вышло так…       — Результат, в любом случае, того стоил, — улыбнулась Белла, перебив меня.       Хотя все закончилось хорошо, сожаления продолжали временами напоминать о себе, возвращая меня мысленно к тому моменту, где можно было сделать иной выбор, заставляя гадать, как все сложилось бы тогда. Будто историю можно переписать. Белла относилась к этому философски, считая, что все испытания с лихвой окупились, и оттого ей было даже спокойнее, будто за каждый кусочек счастья нужно платить, и теперь она была с судьбой в расчете. А я не понимал, почему она считает, что не заслуживает счастья просто так, без условий.       — Почему ты не пришла к нам? — спросил Сэм.       — Боялась. Я слышала истории о бессмертных детях — укушенных младенцах. Они были просто маленькими кровожадными чудовищами, я не знала, как поступит племя, если узнает. Тогда я даже не предполагала, что Райли будет… такой, — закончила она, обернувшись, чтобы посмотреть на дочь, стоящую над повержено лежащим на земле Эмметтом.       Сэм видел, что от бега ее щеки покраснели, слышал биение сердца и понимал, что Райли явно не родилась такой, а значит, она растет. Но основной вопрос был не в этом.       — Она охотится? — спросил он.       Белла покачала головой:       — Нет. В основном она питается как обычный ребенок, правда, дай ей волю, и будет есть только шоколад и мясо. Хорошей прожарки, — добавила она с усмешкой. Сэм улыбнулся в ответ, вспомнив их разговор год назад. — Но кровь она тоже иногда пьет, в малых количествах, так что мы просто покупаем ее.       Я внимательно следил за реакцией Сэма, но он воспринял это спокойно. Индейцы знали толк в приготовлении мяса и находили применение и крови, и жиру. Хотя сырой, конечно, кровь никто не пил, отвращения он не испытал.       — А что насчет тебя?       — Только животные, — ответила Белла, снимая линзы. — Вот.       Сэм удовлетворенно кивнул, рассмотрев золотистую радужку. Он задался вопросом, зачем вообще тогда нужны были линзы, но мимолетно — счел это не таким уж важным, чтобы выяснять.       — Мы хотим сохранить договор, — сказал я.       — С этим будет сложно, — покачал головой Сэм. — Вы обратили человека, неважно, каким образом.       — С вашей стороны нарушения тоже были.       Сэм не стал отпираться, признавая справедливость моих слов, но он думал в другом ключе.       — Это лишний раз показывает, что договор изжил себя. Какова цена соглашению, которое нарушают обе стороны?       — Значит, нужно заключить новое. Наши условия прежние: мы живем на этой земле, не трогаем людей, не пересекаем границы резервации, а вы молчите о том, что знаете.       Сэм молчал, он не верил, что старейшинам понравится происходящее здесь.       — Если мы уедем, — заговорила Белла, — придут другие, не ставящие себе каких-то ограничений.       — Этого мы не боимся, — ответил Сэм. — Пол давно жаждет почесать о кого-то зубы, да и воздух станет чище, — добавил он, снова потирая нос. — Без обид.       «Вы забрали местную девочку, еще и дочку Чарли», — подумал он.       Чарли уважали в резервации, и Белла дружила с некоторыми ребятами оттуда. Сэм опасался, что это станет делом принципа.       — В любом случае, мы здесь из-за Чарли, — сказал я. — Хотим поговорить с ним, познакомить с Райли. Если он сможет это принять, мы бы хотели остаться здесь. Но если придется уехать, что же, мы просто поселимся где-то еще.       — Мой голос за вас, но больше ничего не обещаю, — ответил Сэм. — Решать будет совет.       — Спасибо, Сэм. — Я протянул руку, и, после недолгого колебания, он ее пожал. — Мой долг перед тобой растет.       — Когда-нибудь стребую, — ответил он. Мы оба подавили желание вытереть обо что-нибудь руку. — Но вернуть деньги при всем желании не смог бы.       Сэм был неглупым парнем, и я не стал оскорблять его, делая вид, что не понимаю, о чем речь. Совершить что-то полезное было даже приятно, из его мыслей я знал, в каком состоянии школа — утепление учебных классов и новое оборудование ждали уже давно. К тому же, выбора у Сэма не было: смета уже сдана, а бюро строго следило за целевым расходованием средств.       — А они не для тебя, — ответил я.       Он кивнул, отмечая про себя, что нужно постараться не думать об источнике, чтобы это не дошло до старейшин. Иначе это могло вылиться в проблему. Мы подошли к машине, и Белла заметила содержимое кузова.       — Ты что-то строишь? — спросила она.       — Да, мы немного перестраиваем дом. Хотим расширить и утеплить кладовку, — он сделал паузу, а потом добавил, улыбнувшись: — Сделаем там детскую.       Белла удивленно открыла рот, не сразу найдя, что сказать.       — Ничего себе, — пробормотала она. — Поздравляю, Сэм!       — Ага.       Он был и рад, и напуган этой перспективой, не зная, передаст ли ребенку «дар», как называли это все, кроме самих «одаренных». Но больше всего прямо сейчас он был раздражен моим присутствием у него в голове. Мысленно ругнувшись в мой адрес, он попрощался с Беллой и пошел к водительскому месту.       К своему удивлению, я обнаружил много общего между ним и мной, и даже немного позавидовал тому, как хорошо он со всем справился. Ему еще не было тридцати, в то время, как я разменял уже первый век, но я все равно ощутил себя глупым и незрелым. Много лет я не испытывал подобного, и чувство это было пренеприятным. Смотря ему вслед, я размышлял, повзрослел ли я хотя бы немного за прошедшие годы.       — Пока, Сэм! — прокричала Райли.       Махнув ей рукой, он запрыгнул в кабину и завел двигатель. Уже отъехав, он вдруг очень четко вспомнил надоедавшую ему песенку из рекламы от начала до конца. Я не понимал, зачем ему это понадобилось, пока не заметил, что она уже трижды прокрутилась в моих мыслях и не думала их покидать.       — Вот же гад!

***

      Мы сочли безопасным встретиться с Чарли до решения вопроса с соглашением, хотя, вероятно, свою роль сыграла моя нервозность, все возрастающая от длительного ожидания, и Эдвард пошел мне навстречу.       — В любом случае, нападать на нас они точно не станут, — сказал он. — Сэм за этим проследит.       — Ты ему так доверяешь? — удивилась я.       Я верила Сэму, считая его другом, в случае с Эдвардом нужен был аргумент посильнее.       — Он питает к тебе такую слабость, что меня это даже немного беспокоит, — усмехнувшись ответил он. — Нам бы стоило опасаться, явись мы неожиданно, ничего не объяснив, а после того, как начаты переговоры, они не нападут без предупреждения. При всей твердолобости, честь они ценят высоко, и старики, входящие в совет, больше других демонстрируют и то, и другое. И в равной степени гордятся обоими этими качествами.       Разговор с Чарли был теперь совсем близок, и беспокойство мое постепенно перерастало в панику при мысли, что я могу испугать или поранить его. Уже много дней я постоянно тренировалась в том, чтобы «быть человеком»: моргать, следить за выражением лица, не двигаться слишком быстро, не дергать головой, резко переводя взгляд с одного предмета на другой, не принюхиваться, не шипеть и не рычать. Я старалась повторять за Розали и Эсми, следить, как с этим справляются они, давно привыкнув, они уже даже не задумывались над такими вещами и выглядели совершенно естественно. Со временем стало получаться и у меня.       Но оставались и другие проблемы — голос, сила, жажда. С первым было проще всего. У Эдварда была теория, что на моих голосовых связках оставили следы детские ларингиты, а при обращении они просто исцелились. Нужно было вспомнить, как чувствовалось больное горло, понять, где было напряжение, воссоздать его и добавить немного хриплости. Это получилось довольно быстро.       Контролировать жажду рядом с человеком я уже умела, на крайний случай можно было задержать дыхание, и я все реже ломала вещи по неосторожности, но худшим врагом оставались эмоции, которые легко могли разрушить все оковы, наложенные на внутреннего зверя.       — Я буду рядом с тобой, — обещал Эдвард. — Все будет в порядке.       Он придумал для меня упражнение на контроль силы — нужно было жонглировать тремя спелыми персиками и не раздавить их. Получалось с переменным успехом, и небольшая лужайка у дома уже источала сладкий фруктовый аромат.       — А если нет, — встрял Эмметт, — Эдвард куснет шерифа, пока не помер. Сразу минус куча проблем.       Мне удалось ограничиться тяжелым вздохом в ответ, но один из персиков я все же сжала слишком сильно. Брызнув, липкий сок потек по рукам.       — Ай-ай-ай, — погрозил мне пальцем Эмметт.       Швырнув испорченный фрукт в пакет, где уже была пара таких же, я поймала новый, брошенный мне Эдвардом.       — А почему персики? — спросил Эмметт, подбрасывая в руке еще один плод.       — Люди очень хрупкие, — пояснил Эдвард. — Сожмешь слишком сильно — раздавишь. Как персик. Нужно контролировать силу, а это сложно, особенно, когда тебя отвлекают.       Он подмигнул мне, улыбнувшись, отчего невольно вспомнилось, как сама мешала ему сосредоточиться на контроле, когда он прикасался ко мне. Я улыбнулась, и очередной персик пришел в негодность, хотя отвлеклась я буквально на мгновение.       — Ты у нас, конечно, главный по персикам, — подумав, сказал Эмметт. — Но ты слишком усложняешь. Все просто: если захрипел — значит, перебор.       Я покачала головой, бросив на Эмметта осуждающий взгляд. И как ему удается так смотреть на мир? Его послушать, так все всегда просто и забавно. Я немного завидовала его оптимизму.       — Даже не знаю, — вздохнула я. — Может быть, мы слишком рано это затеяли? Я ведь, и правда, опасна для него сейчас.       — Не думаю, что дальше будет проще, — не согласился Эдвард. — Жажда тебя не сжигает, да и намного слабее ты не станешь. Все равно придется учиться.       — Как у тебя получилось?       — У меня была очень сильная мотивация, — усмехнулся Эдвард. — Чарли — не большой любитель тактильного контакта. Скорее всего, тебе нужно будет выдержать одно или два объятья.       Он был прав. Рене не отпускала бы меня ни на секунду, таская за руку с собой, даже чтобы поставить чайник. Чарли же выражал привязанность иначе.       — Постарайся запомнить это ощущение, когда персик в твоей руке зафиксирован, но не раздавлен, почувствуй его упругость, как сопротивление. Оно слабое, но есть. А потом просто сравнивай ощущения.       — Теперь понимаешь, что он делал, когда держался за «персик»? — захихикал Эмметт, заключив последнее слово в воображаемые кавычки пальцами. — Ощущение упругости сравнивал.       Упражнение пришлось закончить, потому что оставшиеся фрукты полетели в Эмметта с двух сторон.       Я подумала о словах Эдварда насчет мотивации — у него получилось обернуть себе на пользу чувства, так пугавшие меня. Любовь и страх ранить помогали ему фокусировать внимание на главном. Райли в первое время была похожа на котенка — маленькая и беззащитная, но мне удавалось не навредить ей даже в те дни, когда сама я своей силы не понимала. Я решила представлять ее на месте Чарли. В конце концов, с Райли у него сходство все же больше, чем с персиком, а после шуточек Эмметта такое сравнение и вовсе стало казаться чем-то неприличным.       Когда в очередной раз зазвонил телефон Эдварда, я ответила сама. Вместо «алло» получился какой-то задушенный писк, но Чарли все равно узнал меня.       — Белла? Где ты? — почти закричал он. Я слышала, как что-то упало рядом с ним, загремев о пол.       — Я… привет, — не к месту ответила я, тут же стукнув себя по лбу. Я не раз представляла себе этот разговор, но все шло вразрез с моим сценарием.       Я слышала, как Райли интересуется, почему я себя так странно веду, но не обратила внимания, кто и как ей это объяснил.       — Ты цела? — требовал ответа Чарли.       — Да, все хорошо. Со мной Эдвард.       — Скажи, где ты. Я заберу тебя.       — Не надо, все в порядке, правда. Мы приедем сами завтра.       — Завтра? — изумился отец. — Какого черта, Беллз?       — Прости, — всхлипнула я. — Мне так жаль. И прости, я, наверное, не смогу всего объяснить. Но я приеду завтра, и мы поговорим, обещаю.       Чарли глубоко вздохнул, а после задышал как-то неровно, прерывисто. И это было ужасно. Я была готова просить, чтобы он накричал на меня, лишь бы не слышать эту тихую боль, осколками ранящую душу.       — Папа? — позвала я, когда пауза затянулась.       — Да, — хрипло отозвался Чарли. — Хорошо, завтра. Ты в безопасности, Беллз?       — Да.       — Тебе что-то сделали? Кто-то заставил тебя?       — Нет. Нет, это не объяснить в двух словах.       — Я не понимаю, Белла.       — Я расскажу. Все, что смогу. Завтра. Хорошо?       — Ладно, — устало выдохнул он. — Ты будешь под домашним арестом до конца своих дней.       У меня вырвался нервный смешок.       — Это очень долго.       — Лет через сорок сможешь подать прошение об условно-досрочном.       — Хорошо, шериф.       Чарли хмыкнул и снова глубоко вздохнул.       — Я люблю тебя, — сказала я.       — И я тебя, Беллз.       — До завтра.       Нажав на отбой, я опустилась на диван и уткнулась головой в колени. Телефон выскользнул из моих пальцев и остался лежать на ковре рядом. Я до сих пор не могла привыкнуть к неспособности заплакать, глаза жгло, дышать было трудно, но облегчение, приносимое слезами, было мне недоступно, и я не знала, как излить печаль иначе.       Маленькая теплая ладошка погладила меня по волосам, а подняв голову, я увидела, как большая слеза, размером с крупную жемчужину, катится по румяной щеке.       — Иди сюда, — я протянула руки к Райли, она обняла меня, и мне сразу стало легче. — Прости. Я напугала тебя, да?       Рядом присел Эдвард, обнимая меня за плечи, и мое расколотое сердце будто снова стало почти целым.       — Это был твой папа? — спросила Райли.       — Да.       — Почему ты расстроилась?       — Я плохо поступила, и теперь мне больно от того, что я сделала больно ему.       — Это как когда стыдно? — подумав, уточнила она.       — Да, — подтвердила я. — Очень-очень стыдно.       Видимо, не придумав, что ответить, она просто снова погладила меня по волосам, как делала я, когда она плакала.       Чарли перезвонил рано утром, застав нас уже в пути. В этот раз он не пытался расспрашивать меня о чем-то, только как-то неловко велел Эдварду внимательно следить за дорогой. Должно быть, он просто тоже нервничал. За окном проносился мокрый лес, вдоль дороги вились клочья потревоженного тумана. На протяжении года я видела их каждый день, а потом почти столько же находилась вдали отсюда, но память сотворила со временем странный фокус, отчего казалось, что половину своей жизни я провела в этих местах и теперь возвращаюсь спустя много лет. Я почти позабыла жаркий засушливый Финикс с его красными скалами, обтесанными ветром и песком. Все самое важное для меня, плохое и хорошее, случилось на этом промокшем от дождей полуострове, навсегда привязав меня к нему. А ведь было время, когда я не понимала, как кто-то может любить этот край.       Взгляд зацепился за отражение в зеркале. Я много охотилась накануне, и глаза стали очень светлыми. Я не стала надевать линзы. В случае с Сэмом мне хотелось показать, что я мало изменилась, чтобы не вызвать бурной реакции. Отца же я решила не обманывать даже в такой мелочи. Он наверняка заметит, и не только это.       — О чем думаешь? — прервал мои размышления Эдвард.       — О Чарли.       — Боишься?       — Наверное. Не могу представить себе его реакцию на все это.       — И что же ты подразумеваешь под «всем этим»? — спросил Эдвард, улыбнувшись.       — Хм, с чего бы мне начать? С того, что я бросила школу или что сделала его дедом.       Эдвард вдруг засмеялся.       — Действительно, — сказал он.       — Что?       — Белла, я очень сомневаюсь, что на фоне всего остального школа имеет такое уж большое значение. Ты успеешь закончить ее еще не раз и не два. А Чарли наверняка будет так рад тебя видеть, что все остальное покажется сущими пустяками.       — И Райли?       — Думаешь, он не будет рад?       — Будет. Потом, когда перестанет бормотать «подростковая беременность».       — Тебе было восемнадцать.       — Да, его этот аргумент успокоит, — ответила я, несколько более резко, чем собиралась. — Прости. Ты прав. Боже мой, — вздохнула я, закрыв лицо руками. — Я просто нервничаю.       От необходимости рассказать все отцу я снова ощутила себя школьницей, внезапно обнаружившей, что она ждет ребенка. Когда это произошло, передо мной не стояло выбора, рассказать ли родителям, а теперь все стало еще сложнее. У Чарли наверняка было свое видение моего будущего — школа, колледж, работа, свадьба, дети. Давно понимая, что не буду во всем соответствовать ожиданиям родителей, я все еще по-детски хотела их одобрения. Желание быть хорошей дочерью пережило даже мое перерождение.       — Эй, — позвал Эдвард, положив ладонь мне на колено. Я обернулась к нему. — Мы ведь договорились сообщать новости постепенно, по одной за раз. Пощадим старика, — улыбнулся он.       Я кивнула, стараясь улыбнуться в ответ, и взяла его за руку, переплетая пальцы. Новостей у нас было много. Чарли уже знал, что я жива и что все непросто, но ему еще предстояло столкнуться с тем, что он не получит исчерпывающих объяснений случившемуся, а потом мы обрушим на него известия о моей новой природе, о помолвке, о ребенке. Я не представляла, как справилась бы с этим одна, и, смотря, как за окном проносятся знакомые виды, крепче сжимала ладонь Эдварда.