* * *
В одном из помещений Пятой лаборатории раздавался громкий лязг и голоса, два из которых принадлежали доспехам с привязанными к ним душами, а последний– невысокому блондину с забавной антеннкой на голове. Последний уже потерял много крови и чудом держался на ногах, не собираясь проигрывать. Прислонившись к стене, он медленно сполз на пол, но глаза не закрыл, хотя ему очень хотелось это сделать… - Если я признаю, что вы не люди, тогда получится, что и своего младшего брата я за человека не признаю. Мой брат – человек, значит, и вы люди. А людей я не убиваю, - хмуро ответил он шлему, который предложил алхимику разрушить себя и брата. Обоих братьев, деливших один доспех на двоих, это мнение удивило и даже развеселило: их никогда не считали людьми при жизни, а теперь назвали таковыми после смерти… - Ладно, ты хотел знать о философском камне? – спросил тот, который находился в шлеме. – Хорошо, парень, я тебе расскажу. Можно сказать, это будет мой прощальный подарок. Хотя, как я говорил, я мало знаю об алхимии, а ещё меньше – о философском камне, но… Я знаю тех, кто создает этот камень. Другими словами, о тех, кто велел нам охранять это место, - он немного помолчал, глядя на напряжённо смотревшего на него блондина. – Они… К шлему метнулось что-то чёрное и, проткнув наскозь, приподняло над полом. - Ох, чуть не попались, - раздался мелодичный женский голос. – Ты слишком много болтаешь, сорок восемь, - из темноты показалась фигуристая брюнетка в компании с высоким длинноволосым юношей. Энви, переведя взгляд на сидевшего у стены окровавленного парня, невольно вздрогнул, увидев то же выражение в золотистых глазах, что и несколько лет назад. «Как ты и говорил, мы встретились… - на его лице появилась широкая, хищная ухмылка, а в глазах плясало злобное веселье. – Так ты и не изменился, Эдвард…» - Ха… А что здесь делает стальная фасолина? – скрывая свою невольную радость за ехидством, спросил гомункул. – И что нам с тобой делать, а? Пока Энви задавал этот риторический вопрос, Ласт разбиралась со шлемом. Душа, заключённая в доспехе, стала звать своего брата и разразилась проклятиями. Энви делал вид, что смотрит в сторону, но на самом деле следил за Элриком. Как и тогда, гомункулу настолько сильно захотелось напугать его, заставить исчезнуть это светлое, пронзавшее его душу выражение глаз. Энви, ухмыльнувшись шире прежнего, подошёл к доспеху и стал бесцельно пронзать его катаной, крича при этом, что доспех чуть не зарубил ценнейшую жертву, к тому же, чуть не рассказал о самих гомункулах. - Он уже давно мёртв, Энви, - усмехнулась Ласт, глядя на брата. Она не видела ничего необычного в его поведении и, к счастью, не могла понять, какое смятение он сейчас чувствовал. - Да? Действительно, какая жалость… - прошипел юноша, забрасывая катану на плечо. – Терпеть не могу, когда они так быстро умирают! Ах да… - он, развернувшись к Эдварду, подошёл к нему, воткнул катану совсем рядом с ногой и, присев на корточки, фальшиво улыбнулся. – Как там поживает наша стальная малявка? Я поражён, как далеко ты забрался. Молодец, но раз уж ты видел то, чего не следовало… - он навис над застывшим алхимиком и продолжил со змеиной усмешкой: - Полагаю, мне стоит убить тебя, а? В следующий миг он с радостным лицом увернулся от ноги Стального и отошёл. «Да, ты ведёшь себя так же, как и другие! – торжествовал гомункул. – Ты такой же, как и они, Эдвард Элрик!» Конечно, после того, как Энви обозвал Эдварда «малявкой», тот разозлился и даже сумел встать. Он уже вытянул вперёд стальную руку, собравшись преобразовывать её, но неожиданно автоброня отказала, к вящей радости Энви, который сделал такое счастливое выражение лица, будто его действительно радовало происходящее. Он подскочил к ослабевшему алхимику и, схватив за золотистую косичку, сильно ударил в живот… - Ну что, я вроде собрался убить тебя? - игривым тоном сказал Энви. - Шутка! И скажи спасибо, что автоброня отказала, а то тебе не поздоровилось бы… - он отпустил Эдварда и, отойдя к Ласт, стал обсуждать с ней дальнейшие планы…* * *
Спустя долгое время, когда Энви был обращён в свою истинную форму, он был спасён Эдвардом, чему немало удивился. Гомункул наслаждался тем, что дорогие Элрику люди ссорятся между собой и, когда всё это закончилось примирением, не выдержал. Зелёное нечто с кроваво-красными глазами, зажатое в стальной руке Эдварда, покосилось на него своими выпученными глазами и, открыв полный мелких острых зубов рот, произнесло: - Что за бред… Это что, радиопостановка? Да меня от вас тошнит, чёрт! Как вы, люди, можете подчиняться эмоциям?! Прислушайтесь к своим инстинктам! – надрывался Энви в безумной надежде, что это сработает. – Мустанг! Шрам пытался тебя убить, разве нет?! А ты, фасолина? Шрам же пытался убить родителей твоего друга, помнишь?! И ту девчонку из Восточного города превратили в химеру! Её он тоже убил, если ты забыл! Я лично положил начало гражданской войне в Ишваре! Ха-ха-ха! – он разразился странным, неестественным, будто надтреснутым смехом. – А ты, лейтенант Хоукай, отправила тогда на тот свет столько людей! Шрам! Люди, руки которых испачканы в крови ишваритов, сейчас перед тобой! Ну же, что вы стоите?! Плачьте, убивайте, ненавидьте! Такие жалкие насекомые, как вы, никогда не смогут забыть свои разногласия, мне ли этого не знать?! – он с ожиданием переводил взгляд с одного на другого, но никто из присутствующих не собирался нападать друг на друга. «Почему, почему, почему?! – вертелась отчаянная мысль в голове Энви. – Проклятье!» - он и не заметил, что последнее слово произнёс вслух. Эдвард с сочувствием посмотрел на трепыхавшегося гомункула, который не мог понять, почему обычно предсказуемые, такие жалкие люди настолько изменились. - Энви, ты… Да ты просто завидуешь людям, - тихо, с едва заметным удивлением сказал Эдвард. – Мы настолько слабее вас, гомункулов, но… Даже когда мы повержены, избиты, загнаны в угол и стоим на краю гибели… Даже тогда мы не сдаёмся и находим выход… А если у нас кончатся силы – друзья протянут нам руку. У тебя же… Их никогда не было и не будет… - во взгляде появилось то самое мягкое, светлое выражение, которое обжигало Энви не хуже пламени Роя. Даже больнее. Намного больнее. - Чтоб тебя… - гомункул заизвивался, пытясь выбраться из руки. - Стой, что ты делаешь? – Элрик попытался его остановить, но Энви извивался всё сильнее и отчаяннее. – Завязывай с этим, слышишь?! – он накрыл пленника второй рукой. Энви, у которого уже темнело в глазах, цапнул вторую руку. Эдвард, зашипев, затряс рукой, отбрасывая гомункула. Тот шлёпнулся на пол и, перебирая лапками, пополз прочь, как можно дальше от ненавистного алхимика, от взгляда которого хотелось метаться и рыдать. - Хе-хе-хе… Как унизительно… - нервно посмеиваясь, сказал гомункул. – Обращённый в эту жалкую форму… Вами, жалкие людишки! И вы ещё смеете насмехаться надо мной! А хуже всего то… что самый ничтожный из вас… - Энви уже почти ничего не видел из-за пелены слёз. Всхлипнув, он продолжил: - Этот долбаный недоносок понял, что я чувствую! Какой позор… - снова всхлипнув, гомункул открыл рот как можно шире и, засунув туда передние лапы, резко дёрнул, вырывая свой философский камень, давясь слезами. – Интересно… - уже совсем беззлобно сказал он, - как далеко заведёт тебя этот примитивный взгляд на мир? – резко сжав камень, Энви раскрошил его. После этого гомункул почуствовал такое облегчение, словно он только этого и хотел всю жизнь. Теперь он был свободен. Свободен от Отца, от своих обязанностей и… от вечной зависти, которую он так тщательно скрывал за презрением. «Прощай, Эдвард… Элрик…» - подумал Энви, постепенно исчезая. Последнее, что он видел перед тем, как умереть, был этот солнечный, обжигающий, подёрнутый печалью взгляд… Через несколько минут Энви обнаружил, что стоит перед белой фигурой, позади которой возвышались огромные серые Врата. Гомункул сразу понял, где очутился: это было пространство Истины. - Ха, как интересно… - произнёс белый силуэт, жутко улыбнувшись. – Сам себя убил? Зачем? Мог бы и сказать Стальному, что… - Помолчи, - устало прорычал Энви, усаживаясь напротив. - Что он твой друг, – закончила свою мысль Истина. – Ты именно это и чувствуешь, гомункул. Да, этот алхимик не просто тебя пожалел… Он признал тебя таким, какой ты есть: жалким одиноким созданием. Но тебе стало страшно, ты слишком испугался того, что почувствовал, да? – ровным голосом, от которого бросало в дрожь, продолжил белый силуэт. - Да, - еле слышно ответил Энви. – Гомункулы не должны испытывать подобное, мы не такие, как эти жалкие людишки… - Конечно, - согласилась Истина, - вы слишком горды, чтобы позволить кому-либо приблизиться к себе. Хотя, ты подсознательно желал этого… Что, скажешь, не так? Знаешь, думаю, он бы принял тебя, если бы только позволил себе высказаться до конца… - задумчиво произнесла она. Энви молчал. Он думал о том, что случилось, и всё больше понимал, что должен был остаться. Просто потому, что мог познать совершенно иную жизнь. Но теперь было слишком поздно… - Между прочим, мог бы вернуться туда, - прочитала его мысли Истина. – У тебя есть на это право, гомункул. Конечно же, без своего филососфского камня, например, как его сын… - Нет уж, спасибо, - фыркнул Энви, поднимаясь. – Я уже достаточно времени пробыл без силы. Ужасное ощущение… - он невольно содрогнулся, но справился с собой и продолжил: - Я лучше подожду его здесь… за Вратами.