***
привет. так волнуюсь, руки дрожат. жаль, лично не могу сказать. мне жаль, что на прошлых выходных ты заболела и не смогла пойти на прогулку к дельте реки (название не помню… ну, местная которая, ты знаешь). жаль, что там под дождь не попали, я бы тебе свою куртку отдал. планировал свитер потеплее надеть, чтобы не околеть самому. там красиво. июльский ветер хоть и прохладный, но вода тёплая. проверял на прошлой неделе. волны там невысокие, не промокли бы. песок там мелкий такой и мягкий… захватил, кстати, оттуда тебе ракушку, лежит на столе в твоём кабинете. хоть там и не меняется ничего особо, но сходить стоило бы. но ты поправляйся. никуда пляж не уйдёт. жаль, что из-за этой дурацкой миссии на «омеге» у нас не получится прокатиться на поезде до Торонто. помнится, ты хотела на севере побывать… придётся в следующий раз заказывать билеты в Сибирь. думаю, тебе понравится. и всё никак отойти не могу от того банкета на прошлой неделе. вроде взрослый человек, а неловко после того поцелуя… и сказал я тоже много. но, думаю, ты меня понимаешь, молчали ведь долго. хотя какая в этом беда? проснулись на следующее утро в обнимку. никто и никогда меня ещё так крепко к себе не прижимал. сейчас, поздно ночью, пишу это и не понимаю, как мысли складываются во что-то осмысленное. в сон клонит, лампа ещё вот—вот перегорит. полутьма в комнате. романтика. тебя не хватает. ты ведь это утром читаешь, да? звуки вообще прекратились. такая томительная тишина в штабе, не по себе даже как—то. изредка только телефон Аамира у него на столе уведомления принимает. забыл, видимо. только сейчас заметил, как пляшут буквы. неровные строчки выходят. волнение или сонливость? свет лампы почти погас, звуки стёрлись. почти ничего не напоминает, что я ещё не онемел. только лист под рукой шелестит, пока пишу. ты ответишь на моё письмо? позвонил бы, чтобы твой голос услышать, да поздно уже. надеюсь, тебе снятся булочки. с корицей и тмином. как ты любишь. звуки вновь появились. в окно комнаты ветер доносит шум волн. видимо, сегодня холоднее, и ветер сильнее. реке стало тесно, прилив идёт. непогода завтра, похоже, будет. о чём я тебе вообще пишу? хотел сказать, что вот уже неделю хожу на полигон, а в голове одно: «я тебя люблю». ванильно и глупо, может, но иначе сказать не могу. врать не хочется. за обедом идём, а в голове одно: «я тебя люблю». калибрую прицел лука, в голове всё одно: «я тебя люблю». вчера с Винсентом ушли в разведку на «омегу», и поверишь? — думал о том, как тебя люблю. даже сейчас, зная, что нам предстоит через три дня общая вылазка в тот странный город — в голове: «я тебя люблю». действительно не могу думать ни о чём другом. я тебя люблю. режим вчера случайно сбил, и вот вторую ночь не сплю. валяться завтра буду до полудня, поэтому пишу письмо. я тебя люблю. схожу до тебя, оставлю на прикроватной тумбочке в палате. дописываю это, сидя рядом с тобой. хочется тысячу раз пожелать спокойной ночи, но места на листке не хватит. постарайся в следующий раз одеяло достать заранее: у вас в палате очень прохладно, а ты лежишь и дрожишь вся, хоть и в пижаме. пока укрывал тебя, чуть не разбудил. так мило сопишь во сне. и брови не хмуришь хотя бы сейчас. ладно, пойду и я спать, уже час ночи. в сон уже клонит, глаза сами закрываются. надеюсь, сегодня утром увидимся на завтраке. P.S.: я тебя люблю, Сабин.
Сабина дочитала найденное по пробуждению письмо на тумбочке и боролась с желанием прямо сейчас застонать на всю палату от умиления. Таким она Сашу ещё не знала. Со стороны всегда непроницаемый, строгий, серьёзный, а здесь… что на него такое нашло? А может, и не нашло ничего вовсе? Может, он такой и есть на самом деле? За непроглядной ни на йоту северной птицей скрывается такой мягкий совёнок? Кто-то другой на её месте всенепременно бы засомневался, но она была уверена в этом. Таким он может быть только с ней. Мечтательно уставилась в окно, за которым действительно разыгралась непогода. Свинцовые тучи намекали на скорый ливень, а периодические раскаты грома где-то вдалеке заставляли надвинуть одеяло, натянуть до самой шеи и не выходить из палаты, довольствуясь только горячим чаем. Этажом выше, в своей комнате прямо сейчас он видит пятый сон, и от этой мысли в груди становилось как—то тепло. Отодвинулись все желания на второй план. Первым же пунктом стоял сейчас не чай и уж точно не одеяло. Его холодные руки. Тонкие, длинные пальцы, нежно оплетающие её хрупкую ладонь. Всё отдать взамен, лишь бы увидеться поскорее.