Glory Box

      После семинара по американской классике было непривычно тихо — предпоследний ученик захлопнул стеклянную дверь школьного класса, оставляя после себя листок с еле понятным почерком на столе преподавателя.       Последний на сегодня листок.       Прошла первая четверть июня, а это означало только одно: закончился очередной учебный год. Для Антуанетты Топаз он хоть по счёту второй, но ощущает она себя так, будто проработала в школе Ривердейла лет сорок и пропустила через себя сотни учеников.       Возможно, она просто устала.       Порой даже работа, от которой получаешь удовольствие, надоедает до такой степени, что хочется всё бросить и уехать куда подальше — туда, где не было бы рутины и осуждающих, подозрительных взглядов.       О ней гласят легенды в этом месте, как о греческих мифах: мало кто знает, что она из себя представляет и зачем работает учителем английского и литературы, имея при себе приличное количество денег — глядя на то, как часть её одежды состоит исключительно из брендовых вещей, по понедельникам она ездит на машине-раритете «Шевроле Импала», а по четвергам и пятницам — на двух разных «Фордах», именно такое впечатление о ней и создаётся. В Ривердейле редко встречается подобное.       Одни говорят — для души, другие — для того, чтобы отвести от себя подозрения.       Многие считают, что она торгует нелегальным безалкогольным шампанским, которое запрещено в стране из-за цикламата натрия, энергетическими напитками, или куда хуже — наркотическими веществами, раз к дорогой одежде и машинам может позволить себе иметь дом на окраине города. Не какой-то двухэтажный домик из фанеры, как у восьмидесяти процентов американского населения здесь, а неплохой и дорогой «особняк», хоть он и немного смахивает на Дом-убийцу из «Американской истории ужасов». Не хватает только ужасного подвала и нескольких трупов во дворе.       — О чём ты задумалась?       Тони вздрагивает. И, о Боже, только сейчас понимает, что смотрела в одну точку неприлично долго — до того, что словила в больших глазах напротив неё интерес и искреннее беспокойство.       В конце концов, пока она размышляла о сплетнях и догадках о ней, Шерил Блоссом, учитель истории искусств и по совместительству хорошая приятельница, находилась в двух шагах от неё. За всё время работы в школе они успели узнать друг друга и найти общий язык — и это, собственно, единственный человек, с кем Тони Топаз предпочитает общаться в этом месте. Не потому, что она антисоциальна — порой она настолько разговорчива даже с незнакомыми людьми, что её сложно остановить, — а потому, что все люди вокруг — слишком странные и сложные.       — Мне нужно проверить сочинения, — она печальным взглядом оглядывает листы — их целая куча, и одна стопка даже рушится, из-за чего работы валяются практически по всему столу. С учётом того, что они итоговые, и каждый ученик выбирал произведение сам, работа усложняется, и Топаз понимает, что просидит здесь за их проверкой до полуночи. Возможно, что больше.       — Все?       Шерил Блоссом косится на неё, приподнимая бровь: она у неё идеальная, впрочем, как и вся девушка в принципе — начиная с вещей, заканчивая на её внешности. Ни один учитель здесь не стал бы придирчиво подбирать себе одежду, как делает она. Ни один учитель не стал бы, как рассказывает сама девушка, вставать на час раньше и тратить время на макияж. Но она делает это — и все тоже считают её странной, всё из-за того, что она выглядит как с иголочки: деловые костюмы, разнообразные рубашки, которые она чередует с многочисленными видами брюк; короткие платья; обувь на каблуках, на крайний случай — белые классические кеды, если настроение уж слишком паршивое, а ноги слишком больные.       Элис Купер, заядлая католичка и учитель латинского языка, называет это дурным пафосом, часто добавляя, что такая строгость в одежде не вызывает никакого доверия у учеников и зачастую отталкивает. Будучи одетой в стиле «Прощай, молодость!» и ещё «Мне-доверяют-все-учащиеся-этого-гребаного-места», её всё равно ненавидит часть учеников школы Ривердейла, если верить слухам, которые распускают школьники. Так что Тони постоянно пропускает слова этой женщины, как надоедливую рекламу компании «У папы Мёрфи» со скучным лозунгом.       — Да, все, — печально сообщает Тони. Будь это хотя бы полгода назад, то от сочинений через пару часов и следа бы не осталось — вот до чего доводит мотивация и иногда сильный интерес к талантливым, по её мнению, работам.       — Я бы с огромным удовольствием помогла тебе с проверкой, но я ни черта не понимаю в этом, — со смешком заявляет Блоссом, упирается боком в стол и ставит на поверхность стеклянную кружку.       Тони благодарно кивает и принимает кружку — откидывается на кресле, хлюпает дешёвым кофе из серии «три в одном»: тот, кто придумал это — настоящий гений, но проблема в том, что вкус всё равно становится отвратительным, если пить такой набор кофейных прелестей слишком часто. Никакой печени не хватит.       Она думает, что родители, возможно, были правы: она буквально утопает в работе, как в болоте, и не уделяет ни минуты на личную жизнь.       Которой нет.       На словах «построить личную жизнь» легко — но как только дело доходит до практики в реальной жизни, начинается ступор. И по итогу всё приходит к одному: опять же, Шерил Блоссом.       Потому что она, кажется, слишком нравится Топаз.       И у них уже была интрижка, если поцелуй после одного выпускного в школе, на котором они следили за учениками, можно назвать «интрижкой». Они целовались в одном из классов школы — и произошло это далеко не мимолётно — медленно и долго.       Топаз помнит, как ощущала её духи, и свежий пот, пробивающийся сквозь аромат духов; как Блоссом кусала её нижнюю губу, а параллельно грубо — кажется, что чуть ли не до синяка, — сжимала её талию и впивалась в неё своим тёмно-красным острым маникюром; как немного отстранялась и шумно дышала ей в рот; тем более, как позже перемещала руки с талии на внутреннюю сторону бедра, высоко задирая платье — а потом стыдливо отстранялась и извинялась за свою вольность. Несколько дней спустя завела об этом разговор и перевела в шутку, сказав, что этом не было чего-то криминального. «Многие подруги целуются просто так», — добавила она в самом конце.       Тони сильнее сжала ноги.       — Пол Галбрейт? — Блоссом наклоняет голову вбок и прищуривает глаза, читая имя и фамилию на одном листке, — а потом вовсе без замедления вытаскивая его из стопки. — Он славный парень, думаю, его ждёт большое будущее. Люблю, когда он больше всех проявляет активность на моих уроках.       — И на моих тоже, — подхватывает Тони и вспоминает о парне с широкими плечами и двумя параллельными шрамами на левой щеке. — Он заслуживает хорошего будущего.       — «Над пропастью во ржи?» — девушка вглядывается в мелкий почерк. — Никогда не читала такого.       Топаз отвлекается от чашки.       — Ты на полном серьёзе? — удивляется она. — Это произведение в сотке лучших романов двадцатого века!       — Я помню, что слышала о том, как его запрещали в школах. Но никогда не доходила до чтения.       — Много запрещёнки. Мой отец говорил, что в пятидесятых учителя даже слово боялись сказать об этом романе, потому что была велика вероятность потерять авторитет и в том числе работу. Тяжёлые времена, как говорят многие, но сейчас мало что изменилось. В некоторых штатах до сих пор нельзя читать это произведение.       — Ты заинтересовала меня, — Блоссом склоняется над столом и кладёт листок обратно, демонстрируя худые бледные руки, пару колец на пальцах, а ко всему этому — выраженные ключицы, которые виднеются из-за расстёгнутой на три пуговицы рубашки. Топаз проклинает себя за то, что решила поднять голову именно в этот момент. Она старается сделать вид, будто не напрягается сейчас и не думает ни о чём выходящем за грани приличия. — На досуге обязательно прочитаю. Но… Ты серьёзно планируешь просидеть здесь кучу времени за проверкой?       — Есть вариант лучше?       — Например, отложить это на другой день, — с улыбкой предполагает Шерил. — У меня тоже осталось немного работы, но я решила отложить её на следующий раз. Советую тебе поступить таким же образом.       Звучит как очень заманчивая авантюра, от которой невозможно отказаться — Топаз действительно устала. Её спина даёт о себе знать и болит так, будто на ней без остановки прыгали. Совет Шерил Блоссом кажется очень даже правильным и мудрым.       — Полагаю, ты права. Стоит закончить с этим и отдохнуть, ибо у меня ужасно ноет спина.       Брови Блоссом хмурятся.       — И как давно ты ходишь с болью в спине? — она спрашивает это больше не обеспокоенно, а строго: тон типичного родителя, чей ребёнок снова потратил все свои карманные деньги в музыкальных автоматах.       — Всегда, если, конечно же, буду долго сидеть в таком положении. Отвратительное чувство.       — Давай я сделаю тебе массаж? — спрашивает Шерил, но вмиг исправляется: — Точнее, я сделаю тебе массаж. Не принимаю никаких отговорок, я вижу, как тебе это необходимо сейчас.       Тони ничего не успевает ответить, как Блоссом оказывается за её спиной и примерно минуту просто стоит — Топаз чувствует себя дискомфортно, но всё равно сидит прямо и не поворачивается, пока Шерил осторожно не кладёт ладони на её плечи и не наклоняется, говоря чуть ли не у самого уха:       — Я могу снять с тебя пиджак?       Тони хочет сказать, что можно снять не только пиджак, но быстро себя останавливает и сдержанно кивает головой — сразу чувствует, как Блоссом осторожно стягивает вещь с неё и аккуратно кладёт на стол. Остаться в одном чёрном топе — это не самая лучшая ситуация, особенно когда сзади окно, и от него дует в спину холодный вечерний ветер, но это ничто, по сравнению с ледяными ладонями Шерил и её длинными пальцами.       Внутри всё сводит, будто поедает «Чужой». Тони в тысячный раз жалеет, что согласилась на это, однако пути обратно нет. Блоссом сначала быстро ведёт руками по спине, задевая края топа, отчего Топаз замирает — мягкие ладони после проходят по шее и плечам. Её руки кажутся какими-то волшебными, когда она осторожно гладит и надавливает пальцами в нужные точки — где только такому успела научиться?       — Не больно? — хрипит Шерил, и Тони чувствует, как девушка останавливается, ожидая ответа.       — Смеёшься? — выдыхает Топаз и снова прикрывает глаза. — Я не чувствовала себя так, наверное, очень давно.       Только сейчас проскальзывает мысль, что в школе они не одни — во всю как обычно ходят два уборщика, вероятно, в другой части всё ещё за своим рабочим местом находится Элис Купер и некоторые другие преподаватели, которые сидят в этом месте допоздна. Ничего плохого, но если кто-то из них увидит двух девушек в таком положении, то наверняка будет много вопросов, догадок и сплетен — всё в репертуаре жителей этого города: строить теории и выдумывать то, чего быть не может.       Тони соврёт, если не признает своё помешательство на руках Блоссом — они у неё худые, с яркими выраженными венами и такие сильные, что создаётся впечатление, будто девушка в свободное время успевает не только отдыхать, но и заниматься спортом.       Топаз ни на секунду не может оторвать взгляд от рук, когда Блоссом прекращает массаж и отходит, отвечая кому-то на звонок.       — Лучше себя чувствуешь? — спрашивает Шерил, как только телефон снова оказывается в кармане брюк. Её лицо кажется куда грустным, чем было до звонка — заметно, что улыбка натянута, брови нахмурены, а щёки вместо красного цвета стали бледными, как у вампира.       — Намного. Благодарю, ты спасла меня сегодня от этого противного дискомфорта.       — Нечего благодарить, — Блоссом как всегда отмахивается. — Если хочешь, я могу сделать и завтра. Ты же приедешь завтра на работу или отложишь это всё на куда поздние дни?       Топаз задумывается.       — Думаю, да. Совесть не позволит мне отложить работу и не закончить её в самое ближайшее время, — Шерил кивает. — Раз на сегодня мы закончили, может, стоит начать собираться домой? Ещё немного, и я чувствую, что стану самой настоящей Элис Купер.       Шерил ухмыляется.       — Ты никогда не переплюнешь Элис Купер, — говорит она убедительно. — Только если решишь переехать сюда. Но говоря без иронии, — Блоссом вытаскивает телефон из кармана и смотрит время: — Часы поздние.       Они тратят время на сборы и ожидание друг друга полчаса — а потом выходят из школы с почти лёгким состоянием на душе. В их ежедневную привычку уже давно вошла традиция ждать друг друга и вместе идти до парковки. Там-то они, обычно, расстаются, и едут по домам.       Пока Топаз рассказывает, как порой тяжело ставить школьные спектакли, Шерил молча слушает и ныряет в машину, собираясь закинуть на заднее сидение сумку. Она уже готовится развернуться и прокомментировать рассказ, но дверь не закрывается, а зажимает какую-то тёмно-красную ткань, на которую Тони тут же обращает внимания. Чёрт бы побрал эту внимательность.       — У тебя там что, одеяло? — хихикает она. — Спишь в машине?       Блоссом на какой-то момент времени теряется, но всё же находит ответ:       — Прозвучит каламбурно, если скажу, что да?       — Серьёзно?       Тони раскрывает рот. И либо это очередная шутка, над которой не нужно было задумываться, либо Блоссом не врёт. Если судить по её серьёзному лицу, она, выходит, правда не врёт.       — Ремонт после пожара, помнишь?       Ещё как помнит. Об этом трещал весь Ривердейл — даже в городской газете написали об этом пожаре, где в доме якобы просто подвело электричество. Все жители разговаривали об этом ещё месяц после случившегося, а может, и разговаривают до сих пор.       — Подожди, — Тони мотает головой, — всё это время тебе было негде жить?       — Формально — да, — соглашается Блоссом. — Но а так — нет. У меня есть ещё один дом, но я предпочту спать в машине и принимать душ у подруг, либо в школе. Но точно не там.       — То есть, ты всё это время жила в машине и молчала? Почему ты не обратилась с просьбой пожить?       — Я живу так только вторые сутки, не вижу в этом ничего страшного.       У Тони возникают очень плохие ассоциации со словосочетанием «жить в машине». Будучи подростком, её родители часто устраивали ссоры, а когда сил устраивать их больше не осталось, и единственным правильным решением оказался развод, её отец почти каждую ночь принципиально уходил ночевать в машину, лишь бы не ложиться в одну кровать со своей женой.       Когда Топаз представляет, что Шерил таким же образом ютится на заднем сидении каждую ночь, держа ноги в согнутом положении, а утром принимает душ либо у своих подруг, либо в школьных душевых для чирлидерш — левый глаз дёргается.       Подумав минуту, она с уверенностью предлагает:       — Если хочешь, ты можешь пожить в моём доме. Сколько угодно, — сразу добавляет она, как только Блоссом начинает мотать головой. — Я серьёзно.       — Я очень плохой сожитель, — препирается Шерил. — Постоянно бормочу что-то во сне, а иногда вообще могу ходить.       — Можешь не переживать, — Тони расплывается в улыбке, хотя в душе всё равно какое-то беспокойство: если Блоссом сейчас откажется, она спать нормально по ночам не сможет, думая, что та плохо себя чувствует, находясь в отвратительных условиях. — У меня крепкий сон и толстые стены. А ещё запираются двери.       — Намёк на то, что ты будешь меня запирать, если я буду лунатить?       — Если хочешь, то могу и запирать, — таким же тоном отвечает девушка. — Но если говорить без шуток, можешь оставаться и жить сколько угодно.       — Прямо на любое время? — недоверчиво тянет слова Блоссом. — Чёрт, мне будет дико неудобно. Я не хочу загружать тебя своим присутствием, и вообще…       — Я не предложила бы, если бы думала, что ты будешь меня загружать, — легко парирует Топаз и облокачивается спиной на машину — наверняка после этого будет грязная спина, но ей плевать. Оплатить прачечную здесь — самые настоящие копейки. — У меня есть свободные комнаты, повторюсь. И у нас обеих будет куча личного пространства.       — Ладно, — соглашается Шерил, и уголки её губ буквально дрожат. — Хочешь, я заплачу тебе?       — Шерил, ты издеваешься? — лицо Топаз каменеет: ей слышать о таком противно, думать — тем более. — Это не отель. Мы друзья, помнишь? А друзья помогают друг другу бескорыстно и бесплатно.       — Я всё равно тебя отблагодарю, можешь даже не…       — Шерил, — куда более мрачно повторяет Тони, перебивая девушку, — лучшая твоя благодарность — это молчание сейчас. Ну или приглашение потом на чай, мне большего не нужно.       — Ты самый добрый и лучший человек в этом чёртовом городишке, знала об этом? — Шерил усмехается.       — Ты тоже. Но раз мы всё решили, можем уже ехать? Ещё лишняя минута на этой парковке — и я точно сойду с ума.       — Конечно, — соглашается Блоссом и открывает дверь своей машины, — едем. ***       Как там обычно говорят умные люди? «Работа остаётся на работе»? Не в этом случае.       Мало того, что за три месяца Тони успела притащить домой несколько эссе, которые по её мнению оказались «просто гениальными», так сейчас за ней едет Шерил Блоссом — и хоть с одной стороны она рада, и её душа теперь будет спокойна, зная, что девушка находится в комфорте, с другой стороны — ей дико волнительно, потому что тяжело быть чёртовыми друзьями, как поёт группа Чейз Атлантик, когда ты что-то чувствуешь к человеку.       Вздохнув, она принимает ситуацию и всю дорогу сверлит взглядом машину Блоссом, которая виднеется в зеркале заднего вида. За Шерил глаз да глаз, особенно на дороге, где она может либо свернуть не туда, либо не успеть проехать следом за Топаз. Ситуации как раз в её репертуаре.       — Столько дружим, а я здесь только второй раз, — начинает разговор Шерил, как только обе паркуются около гаража почти вплотную — их разделяет дай бог два шага. — Почему все говорят, что твой дом похож на Дом-убийцу? Кретины без вкуса, — Блоссом фыркает.       Тони по привычке открывает багажник и только потом вспоминает, что с таким спонтанным решением и внезапным появлением «соседки», она забыла заехать в ближайший супермаркет — теперь даже если не хочется, придётся воспользоваться услугами ресторана с доставкой. А здесь такой роскоши, как качественных лобстеров: мало, можно даже сказать, что почти нет.       — Мне самой порой кажется, что в этом доме есть какие-то странности, — неожиданно для Блоссом соглашается Тони. — Знаешь, звуки и скрипы по вечерам бывают. Это происходит редко, но каждый раз звучит жутко.       — У меня то же самое происходит, — Тони не удивляется, когда слышит это: от одного названия «Торнхилл» уже становится не по себе. — Происходило, точнее. Но однажды ночью я открыла чердак и обнаружила там летучих мышей. Вполне возможно, что звуки были именно от них.       — Меня удивляет твоё спокойствие, когда ты говоришь о подобной жути, — Тони кривится и закрывает машину, кивая девушке головой на дом. — На твоём месте я бы давно переехала оттуда. А желательно вообще из города.       — Не стоит так драматизировать, это же всего лишь летучие мыши. Они безобидные и с какой-то стороны забавные.       — Я слышала, что они могут укусить человека, — спорит Тони и открывает входную дверь, пропуская Блоссом вперёд и захлопывая её за собой. — Добро пожаловать ко мне, — она задумывается и уточняет: — Как там ещё наши коллеги говорят? Логово вампира?       — Как только не говорят, — Шерил широко улыбается, показывая ровные белые зубы. — Завистники с карточными домиками.       Тони издала нервный смешок.       — Можешь чувствовать себя как дома. Правда есть один момент: я забыла заехать в супермаркет. Ничего, если я закажу доставку?       Шерил вскидывает брови, аккуратно оставляет сумку, заходя в гостиную, и присаживается на край углового дивана.       — Ты слишком возишься со мной, — неловко бубнит она, облокачиваясь спиной на подлокотник. — Делай так, как тебе удобно, я абсолютно не бываю привередливой к еде.       Это забавно слышать, особенно зная то, как Блоссом всей душой любит ананасы, но когда ест пиццу с ананасами, вытаскивает их и кривится, говоря, что это самое мерзкое сочетание, которое она пробовала в своей жизни.       Тони быстро делает заказ и оплачивает доставку — всё оставшееся время она всё равно суетится и по итогу решает открыть бутылку белого полусладкого вина, которое находит в собственном баре.       Этот вечер отныне можно назвать самым спокойным и в то же время тревожным: Шерил взахлёб рассказывает про свои ночи, проведённые в машине, про то, как записалась на пилатес, про то, как её мастер по маникюру сделал слишком яркий красный цвет, а Тони всякий раз думает, как медленно умирает и будто постепенно воскресает, когда Блоссом так по-дружески на неё смотрит и так, чёрт возьми, по-дружески соприкасается с ней пальцами, когда передаёт пустой бокал для вина.       Она засыпает в сидячем положении, даже не дождавшись доставки. Тони не удивлена: только несколько минут смотрит на неё, как ненормальный человек-сталкер, бесшумно подходит, осторожно снимает каблуки с ног и ставит их рядом с диваном на пол, а потом поднимается на второй этаж — и возвращается уже с огромным пледом в руках. Накрывает им ноги Блоссом и каждый раз дёргается, когда Шерил забавно шмыгает носом и дёргает коленкой.       Она чувствует себя такой влюблённой и счастливой, какой, наверное, не была очень долгое время до встречи с Блоссом.       Даже если они просто друзья.       Просто друзья.