Хороший малый

Золотые лучи закатного солнца пробивались между гор, окрасив постоялый двор «Ваншу» в теплый оранжевый цвет. В речке умывались цапли, клювом вороша перья, трепетали крыльями стрекозы. На террасе прогуливались гости, бегали дети, звонко смеясь; и воздух веял прохладой и свежестью. Тяжелый день подходил к концу, и наш путешественник, изнеможенный после заданий, остановился на ночь у доброй хозяйки Верр Голдет. — Добрый вечер, Итэр! — воскликнул один из постояльцев. Итэр кивнул головой в знак приветствия, неловко улыбнувшись, — Материалы принес? — и, не дождавшись ответа от путешественника, обратился к ребятам за столом. — Хороший малый. Ноги тряслись. В последнее время на плечи героя взвалилось много заданий из гильдии, просьб жителей становилось всё больше, и, к самому глубочайшему его сожалению, настолько мелочных, что обида и грусть вырывались с каждым вздохом, слушая их. Принеси заоблачного перчика, отнеси письмо, посчитай корабли… И сегодня его не оставили в покое — сломался лифт. Нужно было, чтобы кто-то принес канаты и доски, ибо работники попросили подготовить материалы заранее, так как после ремонта в деревне Цинце они сразу отправятся в «Ваншу». Итэр отдал материалы ответственному лицу. Жалобный взгляд усатого мужчины провожал путешественника, пока тот, кашляя то ли от накопившейся пыли в легких после сражения, то ли от жуткой усталости, поднимался на ресепшен. Руки, разодранные в кровь, крепко держали перила, помогая путешественнику делать шаги по лестнице. Стемнело. Итэр ввалился к Верр Голдет, упав на пол с обессиленным стоном. — Путешественник! — воскликнула хозяйка, подбегая к нему. — Что ж ты так себя измучил? Ложись сюда, я постелила тебе. — Оттащив к столу Итэра, она усадила его на белый матрац и начала мокрой тряпкой промывать раны. — Смотри, приучил ты меня к твоему возвращению воду готовить. Ты так не калечься, ну. Так и помрешь в один день! — Ворчала хозяйка. Руки её потрясывались, почти по воздуху водили ткань над ранами, откуда кровь уже сворачивалась вместе с пылью и грязью. Итэр приоткрыл глаза, посмотрел на Верр Голдет пустыми, будто серыми зрачками. Хозяйка поджала губы. — Я принесу бинты и попрошу Янь Сяо приготовить тебе что-нибудь. Я быстро, — спеша проговорила она, встала, отряхнула бордовое одеяние и быстрым шагом направилась на кухню. — Путешественник? — хриплый с сипотцой голос раздался сверху. Не успев оглянуться на звук, Итэр сквозь белую пелену смог рассмотреть невысокую фигуру. — Что произошло? — теперь герой точно расслышал до боли знакомый голос Сяо. Не в силах ответить на его вопрос, Итэр лишь снова прикрыл глаза, расслабляя плечи и вновь напрягая их со стоном. Кости до жути ломило, раны болели и кровоточили. Ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Вцепившись за простыни, дрожащие пальцы пытался сжать в кулак, чтобы отвлечься от невыносимых ощущений. — Ой, господин, здравствуйте! — окликнула Сяо Верр Голдет, поднимаясь к ним. — Поможете перевязать раны, если дел нет? Адепт нахмурил брови, приняв задумчивый вид. — Только недолго, — хозяйка облегченно выдохнула. Верр Голдет начала перевязку, шепча что-то под нос, ругая легкомысленность путешественника, бинты, дрожащие руки. Хотя раны хозяйка лечила и раньше у Итэра, каждый раз она обрабатывает их как в первый, с искренним сожалением, паникой и растерянностью; Сяо, полностью сосредоточившись на деле, не издал ни звука. Словно бывалый доктор, он выполнял просьбу, хмуро поглядывая на хозяйку, если её рука соскальзывала или роняла бинт, отчего он катился к противоположной стенке. Приходилось заканчивать у себя и бежать за ним, чтобы Верр Голдет в панике окончательно не разрыдалась. — Эй, хозяйка! — грозный голос раздался снизу, отчего та вздрогнула. Благо Сяо перехватил бинт, взглядом показывая, что работу он закончит сам. — Ваш заказ готов! Моя работа окончена на сегодня. — Спасибо, Янь Сяо! — Верр Голдет побежала на кухню. Адепт сделал узелок и положил бинт в корзинку. Глазами пробежался по путешественнику, оценивая его состояние. Что-то внутри сжалось с тянущей печалью в груди. Сяо отвернул голову, процедив сквозь зубы ругательство. Верр Голдет вернулась с подносом. Она принесла овощной суп, запеченное мясо, салат, то есть всё, что могло бы улучшить состояние Итэра. Но он спал. Тихое дыхание свистом раздавалось в комнате. — Мне пора, — Сяо так же неожиданно пропал, как появился. Верр Голдет уложила путешественника, накрыла одеялом, оставила у матраца поднос и ушла вниз. Так Итэр проспал до глубокой ночи. Фонари освещали мокрую тропинку. Капли дождя падали на деревянный пол террасы, попадая внутрь ресепшена, где в углу так тихонько, подрагивая от прохладного влажного ветра, сопел Итэр. Он приоткрыл глаза, поморгал пару раз и, с чувством легкой мути в голове и животе, привстал и оперся к стенке. Посидел минуту, посмотрел на перевязанные руки и ноги, потер веки и снова ушел в дремоту. Но стоило ему вновь уйти в глубокий сон, как перед ним появился Сяо. С его темно-зеленых волос стекали капли дождя, на щеке размазалась кровь, и дыхание — неровное, сбитое, словно он бежал сюда со всех ног, — шумело, заглушая дождь. Они смотрели друг на друга молча. Казалось, что, будучи наедине, их сердца полностью открылись. Хмурые, полуоткрытые глаза адепта постепенно округлялись; зрачки начинали бегать, словно в испуге, челюсти сжались, и Сяо упал на колено, уткнув голову к ноге. — Почему не позвал? — отчаянно выпалил Якса. — Не хотел беспокоить, — ответ последовал после недолгого молчания. — С таким справлялся. — Как опрометчиво. Итэр изобразил улыбку. У него не было сил возразить или согласиться с этим. Он понимал, что каждый раз, соглашаясь на какое-то мелкое дельце, теряет силы для важных схваток, но каждый раз соглашается, надеется на что-то… надеется, что встретит, что найдет зацепки, которые приведут его к сестре. — Раны болят? — Сяо поднял голову. Глаза Яксы — желтая гладь, обычно без всяких эмоций, со строгостью и неким презрением; кошачьи зрачки и вовсе отпугивают народ, заставляя обходить юношу стороной, дабы не набраться проблем. Сложно вывести Сяо на эмоции, да никто и не пытался это сделать. Ему неведом страх: он никогда не чувствовал его. Опасность и сражения — среда, в которой Якса живет, и всё ради безопасности жителей Ли Юэ. Весь его вид — олицетворение крайней нелюдимости и уверенности, а глаза лишь подчеркивают это. Говорит он мягко, со злостью или с раздражением — зрачки не дрогнут. И сейчас Итэр уловил в них печаль, заметил, как его плечи напряженно вздрагивают в ожидании ответа. Он не хотел, а может, даже не думал о том, что адепт будет беспокоиться о нём. Он слишком был занят, слишком загрузил себя, отчего попросту не успевал поесть и отдохнуть. — Болят, — прошептал Итэр. Живот неприятно тянуло. Он взглянул на суп и потянулся к ложке. Рука нехотя оторвалась от простыни, но тут же упала. Силы покинули его тело окончательно. — Еда уже остыла. Я согрею её. Не вставай. Якса мимолетным рывком схватил поднос и переместился на кухню. В движениях его можно было уловить дрожь, рассеянность, будто в душе поселилось неведомое Сяо чувство, что вихрем потревожило мысли, словно опавшие листья, разнося их по всей голове, сменяя друг друга в ветряном потоке снова и снова. Но Якса решительно противостоял ему, сосредоточенно продолжая проявлять заботу о друге. Адепт вернулся к путешественнику. С неким смущением он сел рядом с ним, взял тарелку с ложкой, отчерпал бульон и протянул её Итэру. — Ешь, — строго приказал Сяо, отведя глаза. Путешественник поднял брови в недоумении. Сомнение в лице переменилось на смирение, а после — неловкость, и он отхлебнул суп с ложки. Это был его первый прием пищи за день.