Квинтэссенция

Четвертый слой преисподни был смертельно опасным местом даже для самых опытных искателей бездны – но даже здесь можно было найти укромное место для передышки, где усталые путники могли перевести дух. В этом уютном уголке не было снующих тут и там бешеных тамаугачи, да и алые аспиды с прочими хищниками по какой-то причине обходили стороной этот неприметный кусочек земли, что, кстати, очень даже зря. Ведь Непоколебимая Озен, грозная, сильная и всегда готовая к бою, сейчас была полностью открыта для атаки. Ее броня была снята и покоилась на влажной зелёной траве, а сам неполебимый лорд занимался распаковкой инвентаря. Не в традициях Озен было снимать свой сверхпрочный доспех в глубинах бездны, даже при условии, что она, вроде как, находится в безопасном месте, но из-за горячих источников, которые обильно испускали теплый пар в атмосферу, находиться к стальных доспехах было просто невыносимо. Вообще, изначально она хотела заставить себя не снимать защитное снаряжение и стиснув зубы терпеть эту пытку жаром, но через пару минут Озен успешно сдалась и неохотно сняла с себя свою черную броню – а за ней последовала и обычная одежда, из-за чего непоколебимый лорд остался в одних только черных кружевных трусах и белой майке без рукавов. Наконец найдя то, ради чего Озен рылась в своем походном рюкзаке, она довольно хмыкнула, а после вытащила из рюкзака небольшой коврик и плотно набитый чем-то мягким мешочек. Ковер был немедленно расстелен на сырой земле, после чего Озен с усталым вздохом плюхнулась на него и с громким хрустом суставов вытянула ноги. Ковер находился достаточно далеко от края небольшого озера, но благодаря тому, что ноги Озен были примерно в полтора раза длиннее, чем у большинства людей, кончиками пальцев она спокойно доставала до береговой линии. Почувствовав, как тонкие ручейки то и дело нежно щекочат ее стопы, Озен издала глухой клекочущий смех, после чего развязала мешок и вытащила оттуда сочный, румяный пирожок с мясом. Откусив от него сразу чуть ли не половину, Озен, не слишком заботясь об этикете, спешно прожевала и проглотила свежее мясо с замеченным тестом – вкус был отменный, а потому непоколебимый лорд поспешил доесть остатки пирожка и скорее вытащить из мешка второй. Ее путь со второго слоя на четвертый был очень долгий, и за все это время она так и не сделала ни одного привала, что сказывалось на желании отдохнуть и наконец-то уже поесть. Пока пирожки один за другим исчезали во рту неколебимой Озен, ее взгляд блуждал по этому прекрасному озеру, чьи неширокие берега прерывали замшелые стены пещеры. Тут было тепло, красиво и безопасно, к тому же можно было наконец помыться – лучшего места для отдыха и не придумаешь. — Капканы я расставил. — размышления мрачной госпожи прервал достаточно высокий голос парня лет двадцати трёх. Это был Марулк – ученик Озен. Он все ещё был в одежде искателей и даже не удосужился снять рюкзак. — Тогда иди мойся давай – за километр кишками несёт. — непоколебимый лорд довольно грубо высказался в адрес своего подопечного – тот ничего не ответил, а лишь скинул с себя свой инвентарь искателя и положил его рядом с рюкзаком Озен, после чего начал снимать с себя одежду. Спустя пару секунд Марулк оголил свой торс и ноги, оставив на себе только нижнее белье. Озен старалась не смотреть на обнаженного ученика, но стройное тело парня не давало ей отвести взгляд в сторону. У него были достаточно широкие плечи и подкачанные мышцы рук, но осиная талия и тонкая шея, а также худые, длинные ноги и немного женоподобная внешность, вызываемая слащавым лицом и синими неаккуратными волосами длины каре, не давали фигуре парня казаться грузной, что, в целом, иногда вызывало в женском начале Озен давно позабытые эмоции. — А вы разве не пойдете? — Поем сначала. Я голодная, как псина. — Хорошо. — не задерживаясь на берегу больше, чем нужно, Марулк поспешил зайти в воду, чтобы смыть с себя пот и скорее стать чистым. Вскоре ученик неколебимого лорда уже просек водную гладь до середины озера и принялся плавать по случайной траектории вдоль и поперек водоема. Озен, которая тем временем уже расправилась с пятым пирожком, чуть-чуть сбавила темп поедания сочного теста с мясом и принялась наблюдать за своим непутевым учеником – тот радостно плескался в озере, будто вовсе не он только что марафоном прошёлся со второго по четвертый слой. Откуда в мальце столько энергии – даже Озен не могла понять. Вроде как, это у нее все тело утыкано витиеватыми артефактами, дающими небывалую силу, но тем не менее сейчас она была в гораздо худшем состоянии, нежели Марулк. Быть может, непоколебимый лорд просто-напросто стареет? Или же дело в том, что Марулк габаритами был примерно в полтора раза меньше Озен и поэтому ему не надо было тащить столько веса на своих ногах? Забывшись в своих размышлениях, Озен не сразу заметила, что мешочек с едой уже совсем опустел и в нем осталось лишь четыре пирожка. Женщина неохотно остановила трапезу и тяжело вздохнула. "Надо и мелкому засранцу что-нибудь оставить…" — думает она и кладет мешочек обратно в рюкзак. Людям с гигантизмом всегда требуется намного больше еды, чем тем, кому повезло родиться с обычными пропорциями, к тому же Озен была порядком изнурена походами по бездне, а потому голод, хоть и был значительно притуплен, все же не был утолен до конца. Но выбора не было: с собой помимо пирожков было странное овощное рагу, которое Марулк впопыхах купил у какого-то подозрительного базарного баблоруба. Во время похода Озен один раз попробовала купленное кушанье и сразу же поняла, что никогда больше не прикоснется к этому заморскому чудо-вареву, ибо из-за остроты блюда в тот момент в ротовой полости Озен словно произошло извержение вулкана. После этого инцидента Озен всерьез задумалась на идеей вставить пару тысячников себе в язык – быть может, артефакты уберегут неколебимого лорда от подобных казусов. Резюмируя, можно сказать, что поесть Озен было нечего, а потому женщина таки поднялась с земли и медленно зашагала в сторону озера – и вот она уже стоит в воде по пупок. Для большинства других женщин уровень воды здесь достигал бы головы, но только не для непоколебимой леди. Немного постояв в теплой воде, она, вместо того, чтобы пойти дальше, присела на месте, чтобы вода стала ей по подбородок. Естественно, чтобы смыть весь пот с головы, надо было разок-другой нырнуть, но сделать это нужно было как можно быстрее, ведь если продержится под водой слишком долго – гель с волос смоется и придется снова делать эту невероятно сложную укладку, что в условиях пребывания на четвертом слое являлось почти что невозможным. К тому же как-то не заведено было у непоколебимого лорда было брать с собой косметичку. И вот Озен погружается под воду – и выныривает спустя пару секунд. Она пару минут порастирала свое тело – пот, был смыт, а гель, кажется, все ещё на месте. Добившись своего, мрачная леди вылезла из озера и, укрывшись полотенцем, снова уселась на коврик. Желания плескаться вместе с Марулком не было, а помыться она уже успела, так что делать в воде было уже нечего. Значит, пора приступить к любимому способу неколебимого лорда развеять скуку и отвлечься от неприятностей. Достав из уже своего рюкзака огромную бутылку закупоренного вина и бокал, Озен налила себе винца и начала опрокидывать один бокал за другим, потихоньку погружаясь в свою алкогольную нирвану. Пока Марулк занимался водными процедурами, Озен активно предавалась своему алкоголизму, пьянея все сильнее и сильнее. Сейчас, когда настроение из-за ненасыщения у нее не ахти, алкоголь был для нее единственным способом не сорваться на своем напарнике; не в принципах безопасности было употреблять спиртные напитки в бездне, однако сейчас неколебимого лорду было как-то все равно: место это было, очевидно, настолько безопасным и недоступным высокоуровневым монстрам, что даже если тут и объявится кто-то хоть немного представляющий опасность для человека, Озен точно легко справится с ним даже будучи пьяной и полностью обнаженной. По крайней мере, так она думала, пока заливала в себя третий бокал, что послужило причиной лёгкого помутнения в глазах и рассудке. Прошло ещё около десяти минут пьянства. Благо, Озен хватило рассудительности не нажираться в хламину, а остановиться, стоило только картине перед ее глазами немного поплыть. — Вы уже все? — послышался голос. Это был Марулк, который, закончив свои процедуры, тоже выходил из горячих источников. Потом, заметив, чем занимается его учитель, добавил — А… вы, вижу, уже приступили к главной цели нашей миссии! — Угу. — недовольно буркнула Озен в ответ на подкол — Слушай, ты когда успел тысячниками обзавестись? — В смысле? — Энергии у тебя откуда столько? — А-а-а, вы про это? — говорит Марулк, после чего обходит Озен со спины и тоже начинает шариться в рюкзаке. Непоколебимый лорд не стал следить за своим учеником взглядом, отдав предпочтение лицезрению водной глади подземного озера. Марулк, тем временем, ответил: — Это все моя волшебная разминка по утрам. — Чего? — Ну, 100 отжиманий, 100 приседаний, 100 на пре… — А если серьезно? — перебивает его Озен, вовремя поняв, что сопляк просто продолжает прикалываться. — А если серьезно… — начал было говорить ученик Озен, но почему-то внезапно замолчал. В голосе его неожиданно прозвучала серьезность, и поэтому Озен обернулась в его сторону – его лицо сейчас было сделано точно из камня, а остекленевшие глаза смотрели в одну точку – как вдруг он обернулся и взглянул прямо в глаза Озен, после чего сказал: — Сила любви. — Идиот. — с разочарованным вздохом ответила женщина и снова повернулась в сторону озера, оставив своего ученика за спиной – тот, в свою очередь, прыснул со смеху. И где только такому актерскому мастерству научился? Была бы Озен сейчас в таком же духе, как 20 минут назад – точно дала бы ему крепкий подзатыльник, ну, или хотя бы лёгкую пощечину. Но тот факт, что непоколебимый лорд был сейчас более-менее сытым, чистым, да и немного подвыпившим, конечно, поднимал настроение и не позволял слишком сильно злиться из-за всяких глупостей. Пока Озен смотрела на маленькие тихие волны, то и дело пробегающие по поверхности кристально чистой воды и слушала тихое шуршание насекомых в темных уголках пещеры, в ее разуме всплыли воспоминания, как Марулк где-то три месяца назад клялся ей в любви и целовал ей руку, стоя на одном колене. Когда Озен вспоминает это, даже на ее вечно ледяном лице появляется отголосок смущения. Нет, безусловно, Озен не была девственницей. И в ее жизни было не так уж и мало партнёров, но все это было в далёкой, уже позабытой ею молодости – к тому же все эти отношения, если так можно сказать, были исключительно половыми и не о какой романтике, вроде признания в любви и целования руки, преклонив колено, речи не шло. И по какой-то неизвестной причине именно этот по-инфантильному романтичный малец вызывал в бывалой женщине это аномальное для неколебимого лорда стеснение, свойственное какой-нибудь неопытной двадцатилетней дурочке, но уж никак не Озен. Неожиданно Озен чувствует, как что-то теплое прикоснулось к ее спине – она удивлённо обернулась и увидела, как Марулк, томно прикрыв глаза, прижался к ее спине. — Ты чего? — спокойно спросила Озен, не подавая виду. — Вы же знаете. — говорит Марулк, не отрываясь от столь горячо любимой им спины своей госпожи — Я люблю вас. — Марулк, уже не так смешно. — Я и не шучу. Я вас на полном серьёзе обожаю. — Ох… — Озен, положив руку на лоб, тихо что-то прошептала сама себе – Марулк не услышал. — Марулк, не надо. Не сейчас хотя бы. — тихо говорит непоколебимый лорд. — Почему же не сейчас? Атмосфера – самое то. — певуче проговорил Марулк и весьма нагло прикоснулся губами к спине своей госпожи, сделав крохотный, еле заметный поцелуй. — … — Озен на это ничего не ответила, а лишь продолжила сидеть и рассеянно пялиться на картину перед собой, физически никак не реагируя на действия своего ученика. И очень зря. Ведь парень к этому времени пополз по спине вверх, покрывая кожу Озен нежными, как бы просящими разрешения поцелуями. — … Озен не реагирует. Молчание – знак согласия. Марулк пополз дальше, медленно взбираясь по спине госпожи, словно по высокому дереву. Тысячники были у Озен только на руках и ногах, их серый покров заканчивался примерно на середине плеч и бедер, напоминая длинные перчатки и чулки, а потому спина, шея, ягодицы, часть плеч и бедер были вполне себе человеческими и даже достаточно молодыми на вид; из-за долголетия, которое давали шипы тысячи мужей, тело Озен старело гораздо медленнее, и несмотря на то, что возраст непоколебимого лорда давно перевалил за семьдесят, кожа была гладкой и нежной, а также весьма красивой, хоть и отдавала болезненным светло-серым оттенком. И вот нахальный ученик уже добрался до загривка Озен – правда, учитывая разницу в росте, чтобы нормально целовать тыл своей госпожи, Марулку пришлось встать на колени. Животом Марулк прижался к спине непоколебимой леди, а руками приобнял ее за плечи. — Цц… — в воздухе проносится тихий звук нежного поцелуя. И ещё один, и ещё. — Прекрати… — зло прошипела Озен. Кажется, ее терпение подходит к концу. Руки парня, теплые, нежные, ещё не искаженные долгими походами на нижние слои бездны, обхватили Озен за плечи и крепко сцепились в замок на уровне ключиц. — А вы меня остановите — последовал ответ ехидно улыбнувшегося парня. Глупо было рассчитывать, что Озен не будет сопротивляться и ее терпение бесконечно. "Остановить? Что ж, сам напросился" – подумала мрачная госпожа, после чего развернулась и как следует пихнула мальца прямо в подбородок – тот явно не ожидал такого поворота событий, отчего, почти что нокаутированный скорее неожиданностью, чем толчком, отлетел на пару метров, сделал виртуозное сальто и комично воткнулся лицом в землю, сильно прогнувшись в спине и непроизвольно встав в мостик. Выбрался из этого положения Марулк инстинктивно, не сразу поняв, что происходит, – он вытащил голову из земли и с секунду пялился в никуда, словно переваривая произошедшее, но потом возмущённо посмотрел в сторону учителя, который тем временем ехидно и немного злорадно посмеивался над нерадивым любовником, явно позабывшем, как когда-то получал такие пощечины за малейшие проступки. Пускай сейчас благодаря пирожкам и градусу в крови Озен была в хорошем расположении духа, провести профилактические работы над своим учеником ей было совсем не влом. — Я-то думал, это в прошлом!.. — негодующие и весьма забавно воскликнул Марулк, на что получил насмешливое: — Баловаться нельзя в любом возрасте. Довольно сказала она, после чего вольяжно закинула одну свою очень длинную, сочную ногу на другую и немного откинулась назад, облокотившись локтями о землю и настроившись на отдых. Прикрыв глаза, она протяжно вдохнула свежий, насыщенный цветами воздух этого райского оазиса, который омолаживающим импульсом прошёлся по дряхлым лёгким неколебимой леди. Когда Марулк отошёл от недавно накрывшего его позора, он снова подошёл к своей госпоже и лег рядом на мягкую, влажную траву, временно оставив свои притязания на тело Озен. Надо сказать, Озен и сама не ожидала, что старое-доброе насилие поможет, но оно действительно сработало. Ещё некоторое время они лежали молча, наслаждаясь идиллией подземного озера. Находясь посреди этой зелёной, насыщенной жизнью и умиротворением негой, Озен думала о делах насущных: после того, как они с Марулком вдоволь отдохнут здесь, она, скорее всего, отправит ученика на базу, пока сама отправится ещё пособирать высокоуровневые реликты. Эта вылазка была не очень продуктивной, так что стоило порыскать на нижних слоях подольше: то ли артефакты уже даже на четвертом слое начали кончаться, то ли им просто не везло в этот раз… ах да, ещё нужно заскочить к Бондрюду: новая порция тысячников уже была поставлена, осталось только расплатиться и забрать их. Вообще, с Бондрюдом у Озен были немного противоречивые отношения: неколебимая леди презирала лорда рассвета за его чудовищные эксперименты над детьми; от одной только мысли о лжи детям ее лицо кривилось от отвращения, а когда враньё ещё и использовалось для того, чтобы заманить неокрепшие умы в стены Идофронта, где только бог, Бондрюд, его свита и сами жертвы экспериментов знают, что творят с невинными детьми ради очередной крупицы информации о чудесах бездны, – Озен бросало в дрожь от ярости и омерзения, стоило ей хоть на секунду вспомнить об этом. Но пуще Бондрюда она ненавидела себя за то, что не в силах ничего поделать со своим желанием приобрести новые шипы тысячи мужей. Шипы тысячи мужей были дорогим удовольствием, ибо артефакт был действительно редчайшим и крайней эффективным, так что платить приходилось много. Очень много. Озен понимала, что каждой монетой, отданной Бондрюду, она спонсирует это чудовище, даёт ему возможность закупать новое оборудование, чертежи, нанимать больше беспринципных рабочих, что не будут брезговать орудованием скальпелями на этой человеческой скотобойне, лишь бы получить стопку зелёных, подкупать бездомных детей, чтобы те шли добровольцами к нему на опыты: не каждый бездомный ребенок верил в бредни о работе во благо человечества, о ценности развития научного прогресса и о их неоценимом вкладе в фундамент новой эры существования людей с молочными реками и кисельными берегами – в таком случае в ход шли деньги, которыми было так просто подкупить голодных ребятишек с пустынных закоулков Орфа. "Это не я терзаю этих детей… Не я заманиваю их в Идофронт… Не я обещаю им хорошую жизнь в обмен на участие в исследованиях, о подноготной которых они не имеют ни малейшего представления…" – думала Озен каждый раз, когда трясущимися от желания руками выкладывала на стол Бондрюда стопки денег в обмен на парочку вожделенных шипов тысячи мужей. Мысли о том, что каждая отданная ею купюра будет потрачена на очередной скальпель, иммобилизирующее кресло для препарирования или подкуп глупого ребенка она гнала прочь – и пока совесть отчаянно пыталась взять верх над паническим желанием Озен стать ещё сильнее и неуязвимее, непоколебимая леди быстро выкладывала требуемую сумму на стол и забирала товар, спеша покинуть проклятые стены Идофронта и забыть, забыть об этом демоне на как можно более долгий срок. Сначала это действительно получалось. На подходе к своей базе у Озен получалось успокоиться. У неколебимого лорда выходило забыть о злосчастной встрече, она заходила домой, раздевалась, велела Марулку заварить чай и погружалась в работу до конца дня. Раньше она пыталась затушить жжение совести алкоголем, но спирт только разжигал пламя несправедливости в сердце Озен ещё сильнее, отчего через полчаса попойки вечно холодную госпожу пробивало на сентиментальность. Так что выход был один – тешить себя оправданиями по дороге домой, а потом с головой погружаться в работу, и так вплоть до вечера. Однако ещё в ванной негативные мысли вновь настигали Озен, отчего той становилось дурно. Смыть воспоминания о тех подопытных детях, которых ей однажды не посчастливилось увидеть в Идофронте, не выходило, отчего белый свисток спешно выходил из моечной, после чего, одевшись в ночнушку, спешил лечь в кровать в надежде скорее уснуть, но терзания совести не оставляли ее и в кровати. Озен мучилась, ворочилась с боку на бок, пыталась считать овец, но все было тщетно. Провалившись так с час, она угрюмо вставала и выходила на балкон, после чего, облокотившись об ограждение, подолгу смотрела вдаль перевёрнутого леса. Только в этот момент мрачная леди понимала, что от преследующих ее призраков детей не избавиться. Не выдерживая давления совести и воспоминаний о деяниях лорда рассвета, вновь и вновь Озен давала себе клятву завязать со спонсированием этого зверя в человеческом обличье, а после, успокаиваясь и мысленно прощая себе предыдущее содружество с ним, с довольной ухмылкой направлялась в постель, теша себя мыслями о том, как когда-то в будущем лично приложит руку к гибели Бондрюда. С этими фантазиями на уме ей наконец-то удавалось заснуть. Следующие несколько месяцев проходили хорошо: Озен пребывала в хорошем настроении, с чистой совестью и приятной гордостью за свои силу воли и торжествующую моральность, словно бросивший пить алкоголик. Но стоило ей узнать о поставке нового товара, в разум Озен вновь закрадывались сомнения о верности своей клятвы самой себе. Мысли о том, что она может стать ещё более неуязвимой, подогреваемые страхом смерти, начинали жечь и вынуждать неколебимого лорда снова взять пачку денег и мчаться на пятый слой за покупкой ценных артефактов. Стоя ночью перед зеркалом, будучи полностью обнаженной, Озен рассматривала свое тело, свои утыканные тысячниками руки и ноги. Неколебимая леди пыталась убедить себя, что ей и так достаточно силы, что она с каждым вживлением все больше превращается в монстра, но жадность и одержимость совершенствованием своего тела каждый раз брали верх над моралью. В итоге даже сейчас в ее рюкзаке под слоями одежды и провианта лежал надёжно спрятанный в потайном кармашке толстый кошелек, доверху набитый деньгами. Естественно, Марулк, лежащий сейчас рядом и вместе с ней втягиващий чудный воздух подземного оазиса, ничего не знал об этих тайных процессах, из-за которых Озен было так мерзко на душе. Словно изнывая от стыда, она отвела взгляд от своего ученика, не желая даже смотреть на него – каждый раз она вспоминает о том, какое нежное и прекрасное создание этот глупец видит в ней, отчего ей становилось ещё более тошно от самой себя. Настроение снова пошло на спад, стоило ей подумать обо всем этом. Влияет ли так алкоголь на нее в последнее время, либо же ее совесть активизируется сама собой в спонтанное время, понять пока что было сложно. "Какая же я безвольная, трусливая сволочь…" – говорит Озен ее внутренний голос. Неколебимая леди стиснула зубы, осознавая, насколько лаконично это определение. Озен непроизвольно подносит одну руку ко рту и начинает тихо грызть ногти от напряжения и растущей в ней ненависти к самой себе. Не в силах слушать свое второе "я", Озен наливает себе ещё один бокал и залпом выпивает его – в глазах снова мутнеет, но на этот раз сильнее. Явно выпив за раз многовато, Озен приходится принять более удобное положение лёжа, чтобы случайно не грохнуться на бок и не задавить своей стосорокакиллограмовой тушей своего тщедушного, относительно нее, ученика. Действительно. Озен не в состоянии противиться мистическому зову бездны, отчего раз за разом она спускается на четвертый и пятый слой, но страх за свою никчемную жизнь, подпитываемый десятками историй о жестоких смертях на нижних пластах бездны и опытом своих ныне покойных товарищей, заставлял неколебимого лорда маниакально искать все новые и новые средства для становления сильнее, прочнее, долговечнее. Озен понимала, что не сможет бросить свои погружения в эту преисподнюю, и однажды даже она встретит там свой конец – отчего она, ведомая своим диким, животным страхом боли и смерти, никак не могла прекратить поиски новых тысячников. А пока Озен находилась в своих мрачных раздумьях, на бездну успели опуститься сумерки. Вокруг потемнело, кристально чистая вода стала еле заметно светиться, ранее бледно-зеленая растительность приняла сизые оттенки, а фиолетовые и розовые светлячки тучами поднялись с окраин озера, озаряя потускневший оазис своим неоном. Увидев такую красоту, даже неколебимая леди не смогла остаться равнодушной, замерев на мгновение и начав изучающим взглядом проходиться вдоль образовавшегося вечернего пейзажа. Ненадолго отвлекшись от своих угрюмых размышлений, она не сразу заметила, как Марулк нежно взял ее за левую руку и немного сжал. Неколебимый лорд не сразу обратил на это внимание, но когда понял, что что-то не так, обратил внимание на источник нового ощущения – Озен, увидев, как ее ученик держит ее за руку, сначала опешила на некоторое время, а потом, поняв, что сейчас ей, в общем-то, все равно, прикасаются к ней или нет, решила дать своему подмастерью немного свободы. "Сам напросился" Едва ли она сделала бы что-то подобное в трезвом состоянии, но четыре выпитых бокала отборного вина и желание выплеснуть хоть куда-то скопившиеся за несколько месяцев эмоции дали о себе знать: интересные и весьма необычные желания посетили неколебимого лорда, отчего Озен многообещающе ухмыльнулась, предсказывая следующие несколько минут, в течение которых она планировала при помощи своего ученика оторваться по полной. Озен перестала облокачиваться локтями о землю, просто лягши на влажную, сизую траву спиной; после этого, пока Марулк ещё не успел ничего понять, Озен резко и довольно больно схватила его за волосы на затылке, после чего притянула к своему лицу и примкнула к его шее губами. Ученик белого свистка только и успел, что тихо пискнуть и ухватиться за ее плечо рукой, немного нависнув над Озен, прежде чем ощутить ее длинный, скользкий и очень нежный язык на своей шее. Не веря своим чувствам, Марулк, будучи в положении с задранным кверху лицом, пару секунд ошарашенно пялился на своды грота, не в силах вырваться из хватки своей госпожи. Но даже если бы он мог – едва ли Марулк отказался бы от столь приятных ощущений, которые заставили его томно прикрыть глаза от наслаждения через несколько секунд. Размышления о том, почему госпожа впервые проявила любовь к своему ученику, сейчас были на втором плане: все равно Озен просто так не поймёшь и гадания на кофейной гуще сейчас не помогут, так что Марулку оставалось только принять неожиданно свалившееся на него счастье. Озен тем временем продолжала свое дело – неколебимый владыка тоже прикрыл глаза, сосредоточившись на своих ощущениях. Раз за разом проводя языком по нежной, ещё ни разу не раненной шее своего ученика, она оставляла на ней еле заметные влажные следы. Когда на шее уже не осталось места для лобзаний, Озен начала покрывать едва выпирающий кадык и бок мягкой шейки подмастерья быстрыми, нежными поцелуями. "Мой… Мой…" – думала она, пока оставляла на теле Марулка все новые и новые следы своих лелеяний. В голове промелькали образы Лизы, Рико, ее команды, всех ранее бывших с ней рядом, а ныне покойных друзей. Кого ни вспомни – каждый из ее близких оставил ее, рано или поздно, либо скончавшись, либо навеки уйдя на дно бездны; лишь Марулк с ней сейчас. Пока что с ней. И горький Озен опыт подсказывал ей, что ее покинет каждый дорогой ей человек, даже тот, от кого она ожидает этого меньше всего. Озен ведь единственная, кто так маниакально старается стать сильнее – единственная, кто стала по-настоящему непоколебимой. Остальные искатели не имели таких же регалий, отчего скоропостижно умирали, словно мухи, вновь и вновь оставляя белого свистка в одиночестве. В голове Озен не было и надежды на то, что Марулк будет единственным, кто останется с ней навсегда; и поэтому именно в этот момент, когда ее вновь потянуло на сентементальность, желание сблизиться с ним как можно сильнее, пока и он не бросил ее, было сильно как никогда. Кто знает, вдруг Марулк будет последним, кто будет ей хоть сколько-то дорог? После очередного поцелуя Озен Марулк издал довольно громкий стон, что вызвало кокетливое, глухое хихиканье у последней. Насильно притянув Марулка к себе чуть ближе, Озен заставила его почти что лечь на свой торс – когда она стала находиться в такой близости с ним, неколебимая леди начала чувствовать, как с каждым поцелуем тело парня еле заметно вздрагивает от возбуждения. Его ноги тёрлись друг о друга, а сам он не знал, куда деть руки – было понятно, как сильно его желание прикоснуться к своей госпоже, обнять ее, схватиться за сочные бедра, крепко объять упругие бока или посжимать мягкую грудь, но Марулк держался как только мог, ведь он не получил на это разрешения. Подливал масла в огонь страсти ещё и тот факт, что подмастерье белого свистка впервые чувствовал проявление ласки со стороны своего учителя, ведь до этого только он мог как-то попытаться проявить симпатию, после чего сразу же отхватить и, поняв, что флирт с белым свистком не удался, удалиться в свою комнату, заниматься повседневными заботами. Через некоторое время, когда неколебимой леди надоело такое тривиальное развлечение, она отстранила ученика от себя, чтобы взглянуть ему в лицо – тот, покрасневший и томно прищуривший глаза, сбивчиво дыша, влюбленным взглядом смотрел на свою госпожу. В этих изнывающих от любви глазах читались крайняя степень вожделения, обожание, покорность и преданность своей владычице. — Г-госпожа, в чем дело?.. — тихо спросил он, смущенно отведя взгляд в сторону. Озен ничего не ответила ему, решив, что будет куда забавнее, если Марулк не будет до конца понимать, что происходит: ведь именно неизвестности так боятся люди, а страх и смущение этого миленького мальчика – то самое, что так нравится неколебимому лорду. Озен понимала, что сейчас может сделать со своим слугой абсолютно все, что угодно, и тот не посмеет ничего возразить. Подумав о том, как забавен сейчас ее личный мальчик на побегушках, Озен прищурила глаза и весьма пошло облизнула губы; после этого она снова притянула его к своему лицу, на этот раз накрыв его нежные, девственные губы своими, сухими, потрескавшимися и серыми. "Какой вкусный…" – думала она, пока размеренно ласкала его язык своим. Озен немного удивилась, когда растаявший от любви и полностью находящийся в ее власти мальчишка неожиданно взял ситуацию в свои руки: он схватил Озен за оба предплечья, чудом смогши отстранить ее руку от своего затылка, а после прижать руки своей госпожи к земле. Марулк, сделав движение вбок, навис над своей покровительницей, стоя на четвереньках и целуя ее в губы – неколебимая леди, широко распахнув глаза от удивления, почувствовала, как язык Марулка взял инициативу на себя, начав облизывать и холить ее язык и десна куда сильнее. Ученик неколебимого лорда зажмурил глаза, отдав всю свою энергию любовным утехам. Неколебимая леди же, хоть и оказалась снизу, в роли пассива, явно была гораздо менее напряжена. Очевидно, что Марулк держит инициативу, лишь пока его госпожа позволяет ему – стоит неколебимой леди захотеть, и наглец окажется под ней, скованный и полностью подчинённый ее воле. — Мм, Марулк… — ласково и протяжно промурчала она, когда расторгнута поцелуй. Она ехидным и томным взглядом оглядела своего ученика с головы до пят, после чего провела по его гладкой щеке своей почерневшей рукой. Тот смущенно отвёл взгляд в сторону, его щеки зарделись, а губы скривились в немного агрессивной гримасе, обнажив клыки – однако Озен прекрасно понимала, что отнюдь не гнев вызвал это выражение лица. — Ч-чего это вы вдруг… — с трудом сдерживая рычание, тяжёлое дыхание и стоны, повторно спросил Марулк. Он стиснул зубы, не позволяя лишним звукам срываться с его губ. — Я тут подумала просто… Обстановка действительно неплоха. — поняв, что игнорировать все его вопросы ввиду упорства мальчишки не удастся, кокетливо хихикнув и склонив голову на бок, ответила Озен, не переставая гладить влюбленного ученика по щеке. — … — Марулк в ответ на это промолчал, стараясь не смотреть в глаза своему объекту воздыхания. Даже не прикасаясь к его торсу, неколебимая леди чувствовала, как колотится сердце Марулка и как тяжело добывают кислород его лёгкие. — Марулк, что такое? Разве не этого ты хотел все это время? — спросила Озен столь нехарактерным для себя певучим и ласковым голосом. — В-все в порядке, я просто… это… — кажется, Марулк хотел ответить "немного волнуюсь", но он тут же был ошарашен тем, что Озен сказала в следующее мгновение: — Можешь трогать меня где хочешь. Сегодня разрешаю. Марулк пораженно глядел в бездонные очи своей госпожи некоторое время, продолжая ощущать ее руку на своей щеке. Французский поцелуй с Озен, произошедший между ними только что, до этого казавшийся Марулку апофеозом эйфории, оказался лишь началом. Неужели ему позволят… — П-правда? М-мне можно?.. — заикаясь от изумления и экзальтации спрашивал ученик неколебимого лорда. Счастье, которое он вот-вот должен был ощутить, было настолько велико, что Марулк просто не мог поверить, что он вот так вот просто получит его, ни с того ни с сего. "Не может быть… Не может быть… Не верю…" – скоротечно проносились мысли в его возбужденом разуме. То, о чем Марулк мечтал столько лет, о чем фантазировал по ночам, будучи не в силах уснуть без должного воображения своей самой сокровенной мечты, находилось буквально перед его носом. — Я бы на твоём месте поторопилась, пока твоя госпожа не передумала. — отвечала Озен, явно давая понять, что медлить Марулку не стоит. Мрачная леди и сама не была уверена, что всем своим существом хочет этого, о чем непрозрачно намекнула своему ученику – кто знает, вдруг ее мания на чувственность пройдет через несколько минут вместе с опьянением. — С-спасибо… — заикаясь и сгорая от желания, проговорил Марулк, после чего, протянув руки вниз и схватив свою владычицу за сочные бока, прижался к Озен всем своим телом, уткнувшись лицом в ее ключицу. Ощущая столь вожделенное тело госпожи, его тепло, его нежность и упругость, его гладкость, Марулк издал громкий, рычащий стон, который бурным эхом разнёсся по всему гроту. Довольно усмехнувшись, Озен положила ладонь на голову своего ученика и начала медленно поглаживать его по голове. Присутствовало желание крепко схватить его за грудки, перевернуть, подмять под себя и взять без всяких прелюдий, но сейчас ей почему-то больше хотелось посмотреть, как этот процесс Марулк проведет сам. В ее глазах он был таким юным, таким неопытным, наивным и оттого очень забавным; ей нравилось ощущать его тяжёлое дыхание, слышать его стоны и чувствовать тепло; да и реакцию собственного тела Озен тоже находила весьма интересной. Ее живот суетливо вздрагивал, когда Марулк проводил по нему рукой или прикасался к нему губами. Соски Озен затвердели и начали топорщиться, стоило ученику белого свистка стянуть со своей госпожи черный кружевной бюстгалтер; каждый раз, когда Марулк присасывался к одному из них и начинал интенсивно посасывать, по всему телу Озен проходила дрожь; мандраж заставлял длинные, сочные ноги неколебимой леди тереться друг о друга, чтобы хоть как-то снять сильное напряжение внизу живота. Когда Марулк прижимался к телу Озен своим торсом и начинал яростно облизывать шею неколебимого лорда, мрачная госпожа с томным вздохом запрокидывала голову назад, позволяя своему ученику всецело наслаждаться ее теплом, а когда Марулк спускался к ее ногам, Озен закидывала руки назад и прикрывала глаза, с трудом борясь со щекоткой. Из-за колоссальной разницы в габаритах Марулк то и дело взбирался и спускался по своей возлюбленной словно по высокому дереву; в один из последних своих подъемов Марулк прошёлся дорожкой из поцелуев по длинным ногам Озен, начав с самых кончиков пальцев, заканчивая внутренней стороной бедер, постепенно завоёвывая обе нижние конечности; любовь, которая поселилась в глазах Марулка, пока тот холил и лелеял тело своей госпожи, нельзя было описать никакими словами. В тот момент, когда Озен увидела отчетливую эрекцию своего подмастерья, они оба поняли, что давно пора приступать в главному процессу. — Твое счастье или горе, что я давно бесплодна. То ли от возраста, то ли от пагубного влияния артефактов; можешь не беспокоиться насчёт последствий, мой котенок. — медленно проворковала Озен. "Котенок…" – пронеслось в голове Марулка последнее слово, сказанное его госпожой. Он уже живёт с ней около десяти лет, но такие ласковые слова в свой адрес слышит в первый раз; Марулк чувствует невероятное тепло и доброту этих слов, столь несвойственное для той, другой Озен, которую черный свисток видел гораздо чаще. Годами он не мог добиться от нее ничего кроме "молодец", даже когда изнемогал от усталости, стараясь выполнить свою работу идеально, прилагая все возможные усилия. Если в тяжёлой для Марулка ситуации Озен могла как-то подсобить материально – залотать рану или помочь добраться до куда-то, пока сам Марулк был не способен это сделать из-за травм или болезни – она делала это; если не могла – она молча уходила, никак не желая давать своему ученику отдушину. Она никогда не могла или скорее не желала выслушать, помочь советом, утешить и подбодрить, всегда оставаясь при своей исконно холодной и материалистической натуре. Но сейчас… это был совершенно другой человек, словно вторая личность или альтер-эго Озен; такая ласковая, нежная, кокетливо манящая к себе своим чарующим взглядом, в бездне которых, казалось, впервые за десятки лет загорелся тусклый огонек любви и теплоты. "Котенок…" – Марулк вновь вспоминает эту очаровательную нежность, в его разуме всплывают ласковое поглаживание его щеки, тот прекрасный поцелуй, лобзание его шеи, позволение обнять… Вспомнив все это, Марулк решился. Ученик, издав громкий стон наслаждения, проник в свою учительницу, заставив издать крик сладострастия и ее. Марулк закинул ноги Озен себе на плечи, после чего, крепко обхватив их за заднюю сторону бедер, начал производить поступательные движения внутри темной госпожи, заставляя ту вздыхать и стенать после каждого рывка в ее животе. — Ох, Марулк, ты… ты так вырос с тех пор… — говорила Озен немного сбивчивым от вздохов голосом. Ей было немного тяжело говорить во время полового акта; пускай все ее органы чувств были притуплены – то ли временем, то ли мутациями, вызванными артефактами с нижних слоев бездны, – ощущения все равно были невероятно приятными; ошеломляя годами стагнирующий мозг Озен всплесками дофамина, давно позабытые ощущения с каждой секундой все сильнее разжигало в ледяном сознании недвижимой леди пламя страсти и любви; оно разгоралось, охватывало самые дальние уголки сознания мрачной госпожи, помогая ей восстановить все самые сокровенные и дорогие ей воспоминания, которые до этого были навеки замурованы в холодном разуме Озен. Алкоголь затмевает разум, позволяя ей открыться другому человеку, позволить ему зайти в ее душу и прочитать все самые тайные чувства. Марулк был не в силах ответить: он полностью сконцентрировался на процессе, крепко прижав бедра Озен к себе и покладая всего себя, лишь бы доставить максимальное удовольствие себе и своей возлюбленной. Слова его госпожи доходили до него, он слышал их, понимал их значение, но не мог ответить, поскольку сам едва сдерживал громкие стоны экстаза. Озен, которая, в отличии от Марулка, не стеснялась своих стенаний, в перерывах между ними говорила своему ученику о воспоминаниях, которые сейчас посещали ее, пока она вся разгорячена и падка на сентементальность. — Я… ах!.. до сих пор… ах! Вспоминаю, как впервые… ах!.. ммм… нашла тебя в руинах того ко… ммм!.. рабля… — уже тихо, почти мямлила Озен; будучи не в состоянии нормально говорить во время такого прилива гормонов и чувств, она вновь привстала на локтях и запрокинула голову назад – кровь прилегла к мозгу, увеличив и без того сильнейшее удовольствие, которое может быть вызвано только соитием с любимым человеком, однако полное удовлетворение полового чувства Недвижимой леди было ещё далеко. — Г-госпожа, я с-сейчас!.. — выкрикнул Марулк, чувствуя, что вот-вот завершит процесс. Сказав это, парень раздвинул ноги Озен, чтобы устремиться вперёд, освободив для себя проход к своему личному воплощению любострастия; не останавливая движения, Марулк протиснулся между бедер Озен, обхватив свою госпожу за талию и уткнувшись лицом прямо между упругих, топорщащихся грудей неколебимой леди, которые, благодаря колоссальной разнице в росте в три головы между Озен и Марулком, в классической мессионерской позе были на одном уровне с лицом последнего. Озен на это ничего не ответила, видимо, давая тем самым понять, что сама с нетерпением ждёт окончания; опустив ноги на землю, она, вздыхая, стеная и охая, продолжила рассказывать о своих воспоминаниях. — Я помню – ах! Как ты жил у меня, ах… ммм!.. Как получил свой первый шрам, как стал обладателем черного свистка… — кажется, Озен хотела ещё что-то сказать, но ее прервало внезапное чувство влаги и теплоты внутри живота. Женщина ощущала, как мужское семя заполняет ее матку, отчего она, взглянув на своего находящегося в глубочайшем экстазе ученика, томно прищурилась и похотливо облизнулась – Озен полагала, что на этом все движения внутри нее закончатся, но ученик неколебимой леди, вместо того, чтобы остановиться и наконец-то отдохнуть от неожиданной высокоинтенсивной тренировки, продолжил оплодотворять тело своей госпожи, явно желая довести до оргазма и ее. — Марулк, хватит. Уже все… — хотела было остановить его Озен, но ее реплика была прервана на полуслове. Внезапно она почувствовала, как ее ученик опустил одну руку между ее ног и, не прекращая своих движений, а наоборот, даже набрав интенсивность, прикоснулся к клитору неколебимой леди и начал растирать его, всем сердцем желая удовлетворить свою любимую женщину. Озен на это снова издала громкий стон и запрокинула голову назад, словно кошка сильно прогнувшись в спине, высоко подняв живот, а также встав на лопатки и копчик; ноги она тоже непроизвольно согнула в коленях и прижала к себе – но Марулк продолжал свое дело, все набирая скорость и силу, стиснув зубы и игнорируя усталость. Озен чувствовала, как заливаются пунцовой краской ее серые щеки, как эйфория заполняет разум, а лоно сияет от постоянно растущего удовольствия, с каждым движением Марулка все сильнее приближаясь к моменту икс; неколебимая леди, не выдерживая такого напряжения, желая выплеснуть свою скопившуюся в конечностях энергию, начала невольно тереться ногами о землю, а руками крепко цепляться за траву и загребать куски земли. И вот, Марулк совершает последнее движение внутри Озен, окропив меланхоличный мир темной госпожи яркими красками любви, заставив страждующую от многолетнего одиночества леди в самый последний раз изогнуться от эйфории и издать самый последний стон, оглашающий окончание соития влюбленного ученика и его вожделенной учительницы. С минуту темная госпожа, еле заметно дрожа, вся сжавшись, крепко-крепко прижимала к себе Марулка, чьи действия и довели ее до такого жалкого состояния; когда сильнейший экстаз, сопровождающийся эмоциональным всплеском, пошел на спад, Озен слегка разжала объятия, дав уже начавшему задыхаться ученику немного больше свободы – тот, наконец-то смогши дышать, вынырнул из пышных форм Озен и несколько раз глубоко втянул воздух. Тело Озен обмякло; она, глубоко вздохнув и на этот раз довольно нежно взяв Марулка за затылок и шею, подтянула его к своей ключице и уложила сбоку, положив голову парня себе на грудную клетку. Дыхание темной госпожи все ещё было немного сбивчивым, а конечности изредка сводило с непривычки, однако неколебимый лорд со временем приходил в порядок. Марулк, казалось, был в гораздо худшем состоянии: на протяжении почти что всего процесса он неплохо держался, не давая слабину и почти что не издавая стонов, но стоило соитию закончиться – как он полностью расклеился: парень, растекшись по груди Озен, уткнулся лицом в шею своей леди и начал жадно втягивать вожделенный кислород, которого он почти что полностью лишился во время секса. Озен погладила синеволосого парня по голове: она ехидно улыбнулась ему, повернув голову в его сторону и издав парочку тихих смешков. — А теперь… ты совсем другой. Время пролетело так быстро, что я и не заметила, как ты вырос… Смех был низким, глухим, клекочущим, но таким прекрасным, что сердце Марулка, даже будучи в бешеном состоянии, ёкнуло и замерло на несколько секунд. — Хотя… с одной стороны, ты уже такой большой, сильный и самостоятельный… с другой – все тот же миленький Марулк, которого мне так нравилось дразнить и наряжать в детские платьица… Продолжая свои нежные, даже немного материнские ласки, Озен медленно терлась о макушку своего любимого ученика носиком, пока тот приходил в себя после бурного слияния. — И всё-таки тебе лучше отдохнуть. Молодость полна энергии, но тут даже крепким юношам вроде тебя стоит взять перерыв. — нравоучительно говорила Озен. — Да… пожалуй, вы правы. — сказал он, еле заметно улыбнувшись. Адреналин ещё не отошёл, как и шок от произошедшего, отчего парень не мог в полной мере ощутить счастье от того, что его самая сокровенная мечта только что сбылась: осознание этого должно прийти со временем. — И ещё — продолжила она. Марулк на это приподнял голову и взглянул в глаза своей госпоже – та кокетливо улыбнулась и приложила палец к его губам — Если все это повторится – не сдерживай стоны, ладно? И такой агонии в конце процесса не будет, и меня заведешь получше. — закончила она. Марулк на это покорно кивнул и снова лег на грудь Озен. Он уже потихоньку пришел в норму, полностью восстановив дыхание и успокоив сердце; по крайней мере, теперь он более-менее способен складывать буквы в слова и образовывать более-менее грамотную речь. — Х-хорошо… уясню. — ответил он. В глубине души Марулк надеялся, что этот "следующий раз" настанет – и настанет как можно скорее, ибо то, что он ощутил пару минут назад, было, пожалуй, самым прекрасным моментом в его жизни: апогей любви, кульминация чувств и зенит сентиментальности, проявившиеся с обоих сторон, ознаменовали победу Марулка на бастионе неразрешенных отношений со своей прекрасной учительницей. Некоторое время Марулк лежал с полузакрытыми глазами, но через пару минут он, подумав о том, что его госпожа слишком долго молчит, посмотрел на нее – та завороженными глазами глядела на прекрасный, вызывающий умиротворение и душевную гармонию танец фиолетовых светлячков, тучами порхающих над подземным озером. Будучи очарованным новыми, ранее неведомыми эмоциями неколебимого лорда, Марулк, не смея трепенуться, созерцал свою госпожу, стараясь не упустить ни одной мелкой детали открывшейся ему новой стороны его возлюбленной. — Госпожа, я, конечно, безмерно благодарен вам за вашу любовь, но все же, с чего вдруг такая благосклонность? Не помню, чтобы вы горели желанием ответить мне взаимностью. — спросил ученик белого свистка. — С чего? Хмм… — начала Озен, немного застопорившись на середине предложения, не зная, что ответить. Она приложила палец к губам и закатила свои угольные глаза — Возможно, я страшусь потерять своего последнего близкого человека, а потому решила бросить ему косточку, чтобы он не убежал? Или же я просто немного перепила? А может, я все же ответила тебе взаимностью на твои глупые чувства? Либо же… В тот момент недвижимый владыка подумал, что, вероятнее всего, в Марулке она увидела некую квинтэссенцию всех этих несчастных людей: тех, кого она когда-то потеряла или косвенно обрекла на страдания. Быть может, таким образом она пыталась вымолить прощения у всех тех, кого она не смогла уберечь? Озен немного подумала и решила, что свою главную мысль лучше оставить при себе. — … В любом случае, едва ли это так важно. Марулк… — говорила она, вновь переведя взгляд на своего ученика, который тем временем наконец-то слез с нее и лег рядом на бок, подперев голову рукой — у меня завалялась парочка тысяч зелёных; и я даже не против потратить их в ближайшие дни в каком-нибудь ресторанчике. — договорила она, намекая на возможность совместного времяпрепровождения. Марулк удивлённо поморгал глазами, наотрез отказавшись верить своим ушам. Через несколько секунд, собравшись с мыслями, он воодушевленно сказал: — Госпожа, вы сегодня прямо сама не своя, словно подменили! Озен, сложив руки под затылком, вновь взглянула куда-то наверх, сквозь километры каменных пород и земли, туда, где сиял свет солнца и спокойно жили простые, добрые люди, не извращённые постоянным стремлением выжить, подмять других под себя, пожертвовать близким ради сохранения своей шкуры или изучения этой преисподнии; туда, где есть место надежде, счастью и свету. — И правда… — задумчиво проговорила она — Пожалуй, на пару месяцев мне стоит взять перерыв… либо же вообще уйти на пенсию. Возраст не тот уже: запал утих, адреналин не обливает мышцы, а кровь больше не кипит при встрече с очередной смертельной опасностью. — совсем ударившись в лирику, произнесла Озен эти слова; мрачная госпожа согнула правую ногу в колене, а левую закинула на нее сверху – в такой вот вальяжной позе она, подобрав лежащий на земле бокал, величественно протянула руку вбок и сказала: — А пока что: Марулк, налей-ка мне ещё вина. Что-то настроение у меня больно хорошее сегодня. Быть может, мне начать писать стихи?