Пепел к пеплу

Комната командора осталась такой же, как в тот день, когда она ее покинула. Она всегда ценила уединение и даже слугам запрещала входить сюда. Но ей и не нужны были слуги, она организовала все по своему вкусу сама — от свитков, аккуратно сложенных на столе, до идеально отглаженных простыней на кровати и блестящего зеркала на стене. (Вендуаг всегда ненавидела этот умиротворяющий порядок, но ей нравилось быть единственным исключением из правил своей госпожи. О, с каким удовольствием она сминала эти простыни и сметала со стола свитки! Сейчас гораздо проще вспоминать вещи, которые она ненавидит, а не наоборот…) С бутылкой пойла в одной руке Вендуаг тихо ступает по комнате. Она думала, что кто-нибудь, может Аневия или Ирабет, уже разобрались с вещами командора к этому моменту. Но нет — скорее всего она оставила им целую пачку инструкций на этот случай в ставке командования, стремясь к этому своему идиотскому контролю всего до самого конца… Честно говоря, Вендуаг не понимает, к чему вся эта суета… Командор мертва. Они больше не должны выполнять ее приказы. Выпивка большим глотком обжигает горло Вендуаг и горит в желудке, помогая удержаться… (Ей довелось выпивать со своей госпожой однажды, в Алушинирре. До этого Вендуаг никогда не видела ее больше, чем с одним бокалом вина, но в ту ночь она пила один за другим, пытаясь заглушить яростный шепот эона в своей голове. — Это место совершенно неправильное, — заявила она. — Шутишь? Оно идеально! Не чета твоему Крестовому Походу. Мы могли бы завоевать здесь все, ты и я! И ты будешь править, а я буду твоим генералом, и мы будем сражаться только за себя и ни за что больше, и не будет никакой смерти во имя любви, верности и прочей херни! — О, перестань! — оглядываясь назад, Вендуаг до сих пор не знает, был ли это алкоголь или влияние Эона, но в тот момент лицо командора выражало редкую для нее абсолютную честность. — Это все вздор и мы все умрем. Но если мне придется умереть, то, черт возьми, лучше, чтобы меня за это хотя бы запомнили. Уж точно лучше, чем бесцельно истечь кровью где-нибудь в канаве… — А я просто буду жить вечно. Умирать за что-то — это для наземников, — ответила Вендуаг и, наверное, именно тогда она должна была догадаться…) — Они тебе памятник поставили, — сказала Вендуаг пустой комнате. Она фыркнула и сделала еще один глоток из бутылки. — У тебя тоже будет статуя, прямо посреди города. Будет церемония, и речи, и прочее дерьмо. Будь ты здесь, ты бы снесла все это к чертям, дура высокомерная. Рассмеявшись, коротко и зло, она продолжала: — Они все будут спотыкаться и запинаться, пытаясь описать тебя. В этом, наверное, и был весь смысл умереть, как героиня, да? Никто не захочет называть тебя сукой, которой ты была! (И она была, действительно была! Вендуаг никогда не возражала — ее госпожа сильна, хитра и могущественна, а обливающееся кровью сердце никогда не приносит людям пользы. Умные наземники придерживались того же мнения — им нужна была сила, и неважно из какого источника она пришла — но они всегда шептались… Шептались, что командор сурова, жестока и холодна. Идиоты, их везде много. Они никогда не видели ее в пылу битвы, объятой пламенем и кипящей яростью. Они никогда не видели ее в спальне, обжигающую прикосновениями, полную жара и страсти. Какой бы ни была любовница Вендуаг, холодной она не была точно.) Выпивка Вендуаг начинает заканчивается, она делает большой глоток, практически опустошая бутылку. — Я не пойду туда. Я наелась этих высокопарных речей, пока ты была еще жива. Она проводит пальцем по пыльной поверхности стола и одним глотком осушает остатки виски. — Но ты сделала по крайней мере одну хорошую вещь. Монгрелы получили свои земли. Мы уезжаем завтра. Наземники уважают нашу силу, они признали меня Королевой Пустошей. Мы оставим свое собственное наследие, только наше. («Как мы и обещали, ты и я», — почти добавляет она.) — Так что ты не нужна мне больше, — говорит Вендуаг, — я достаточно сильна сама по себе. Я никогда в тебе не нуждалась. Вендуаг проворачивает пустую бутылку в руке. Она не знает, зачем пришла сюда. Этим наземникам надо научиться делать бутылки побольше. Или пойло покрепче. В любом случае, Вендуаг должна уйти и праздновать вместе с остальными. В этой пустой, аккуратной комнате для нее давно ничего не осталось… В груди Вендуаг вдруг вспыхивает пламя, и она не может больше уйти. Она разворачивается и одним быстрым движением швыряет бутылку в стену спальни командора. — Ты лживая сука! Стекло разлетается по полу, и разрушение утоляет что-то внутри Вендуаг, чего не может утолить виски. Не раздумывая, она хватает стол командора и переворачивает его, рассыпая по комнате свитки, чернила и щепки. — Ты сказала, что останешься! Она срывает гобелен со стены, наслаждаясь громким треском рвущейся ткани, и швыряет его в остывший пепел камина. — Ты обещала! Следующее зеркало — это проклятое зеркало, которое причинило командору столько боли, которое раскрывало ей секреты, и Вендуаг никогда не могла понять их. В нем давно не осталось ничего волшебного, но командор еще некоторое время поддерживала его в чистоте и первозданном виде. Теперь Вендуаг разбивает его голой рукой, не замечая, как осколки впиваются в кожу. — Я ненавижу тебя! — кричит она. — Тебя, твою силу, твою цель и твою ложь! Вендуаг стягивает простыни с кровати, чтобы разорвать их в клочья, но, черт возьми, они все еще пахнут ею. И этот запах ложится тяжелым грузом на грудь Вендуаг, хотя казалось, что она уже давно его сбросила. (От нее всегда пахло дымом, пеплом и ладаном, даже до того, как она заключила сделку с Дьяволом. Вендуаг помнит этот запах, она вдыхала его, плача и стараясь скрыть это, зарывшись в волосы своей госпожи. — Я никогда не брошу тебя, обещаю, — прошептала госпожа, и Вендуаг прекрасно знала, что это обещание нельзя сдержать, и все же позволила себе поверить в это.) Крик застревает в глотке и Вендуаг валится на пол, все еще сжимая простыни в руках. Она крепко держит их, вдыхая запах, последнее, что осталось от ее командора, и кровь с ее руки окрашивает ткани красным… (Кровь на ее руках, кровь на губах… — Мы связаны отныне и навеки…) …и Вендуаг это совершенно не волнует. Рана со временем затянется… (Руки, мягкие и теплые, проводят по ее шрамам… — А знаешь, ты красивая. Действительно красивая…) …и она будет жить, она переживет и боль и разбитые надежды. Она будет сильной. Но сегодня, впервые после закрытия Мировой Язвы… (порыв пламени, вспышка света, запоздалый протест, умирающий на губах…) …Вендуаг позволяет себе сломаться. Она прячет голову в простынях, которые еще пахнут ею и сотрясается от безмолвной тоски до тех пор, пока ее не одолевает беспокойный сон. Вспышка пламени заставляет ее проснуться. Довольно сложно сориентироваться в дымке опьянения и усталости, так что первые несколько мгновений Вендуаг действительно думает, что ее беспокоит всего лишь зажженный камин. Но затем она моргает, зрение проясняется и мир переворачивается, когда она узнает фигуру перед собой и рокочущее пламенем эхо в собственной крови. И имя срывается с губ Вендуаг отчаянным, полным недоверия вздохом: — Лилит. Это невозможно, но это правда — рыцарь-командор Лилит стоит перед ней, такая же настоящая, как за секунду до того, как броситься в Бездну. Ее брови слегка хмурятся — Вендуаг слишком хорошо знает это выражение, единственное свидетельство замешательства, которое она себе когда-либо позволяла. Но именно это легкое движение, до боли знакомое, убеждает Вендуаг, что перед ней вовсе не иллюзия. — Вендуаг, — голос госпожи низок, почти неслышен, — что ты… Она замолкает, медленно осматривая комнату, а Вендуаг не остается ничего, кроме как еще немного выпить, осматривая Лилит. Командор предстала перед ней в своей дьявольской форме — темно-красная кожа, изогнутые рога, глаза, горящие, как угли. На ней простое платье, длинное и черное, а ее темно-рыжие волосы длинной волной ниспадают с плеч. В общем, она выглядит слишком чистой и опрятной для мертвой женщины. Лилит тихо поворачивается из стороны в сторону, оглядывая хаос, который устроила Вендуаг в ее комнате, пока ее взгляд, наконец, не возвращается к ней. — Не подскажешь, почему ураган разнес мою комнату? Голос командора, надменный, требовательный и беззастенчиво эгоистичный, будто рассеивает чары, которые навело ее внезапное появление — Вендуаг вскакивает на ноги, гнев сжигает любую связную мысль. — Что ты здесь делаешь?! Командор смотрит на Вендуаг сверху вниз и ее голос спокоен, когда она отвечает: — Я думала, ты будешь рада меня видеть. — Рада тебя видеть? — рыча, повторяет Венлуаг. — Нет! Нет, ты так просто не отделаешься! Не после того, как ты ушла, умерла и бросила меня! Думаешь, что можешь провернуть все это, а потом вернуться, как ни в чем не бывало? Кажется, ее обвинения вообще не смущают командора, которая лишь легко разглаживает складки своего платья. Она даже не пытается защититься и говорит только тогда, когда Вендуаг замолкает, чтобы перевести дух. — Мне нужно было позаботиться о многом прежде, чем вернуться. В Аду свои правила и, ты не поверишь, такая бюрократия… — Бюрократия?! Вендуаг больше не контролировала свою ярость, она бросилась вперед, не вполне осознавая, что делает, но не в силах просто спустить ей это. Им приходилось сражаться раньше, но никогда — так. Командор увернулась раз, другой, а затем просто позволила Вендуаг схватить ее за руки и прижать к стене. Вендуаг хотела бы разорвать эту женщину на куски. И она хотела бы прижать ее к себе и заставить поклясться, что она никогда больше ее не оставит. Она хотела бы и того, и другого и чертову прорву промежуточных вариантов, но сейчас, когда Лилит так близко, она может только смотреть. В тишине ее сердце бьется и она чувствует, как его удары звучат в унисон с сердцем ее госпожи, как ее кожа горит под рукой. — Я сделала то, что должна была, — прошептала Лилит мягко, но твердо. — А затем вернулась. Прости, что долго. Но я ведь обещала, правда? Обещала, что никогда тебя не оставлю. И я всегда выполняю обещания, Вендуаг. Руки Вендуаг дрожат, ее гнев тает под этим взглядом, а затем исчезает вовсе, и она обвивает руки вокруг Лилит, но не для захвата, а для объятия. Она склоняет голову к ее груди и прижимается крепче, ближе, не желая никогда больше отпускать. — Знаешь, иногда я действительно ненавижу тебя. Становится жарко, когда Лилит обнимает ее в ответ и оставляет поцелуй на лбу Вендуаг. — Я тоже по тебе скучала. — И это ведь не просто, правда? Вернуться оттуда? — Не… совсем, — признается Лилит. — Я заключила сделку, помнишь? Я теперь настоящий дьявол, у меня есть место в аду и обязательства, связанные с этим. Я должна править целым планом и вскоре мне нужно будет вернуться, но… — Но что? Вендуаг скорее почувствовала, чем увидела, как губы Лилит изгибаются в самодовольной улыбке. — Но у нас ведь тоже договор, правда? Помнится, ты кое-что обещала мне пред тем, как я отправилась в бой… Почти против воли Вендуаг рассмеялась. (— Поцелуй на удачу? — Ты отвратительна. Но, полагаю, заслужила один поцелуй. Но только когда все это закончится и ты вернешься ко мне. Кажется, она произнесла эти слова много веков назад. Обнадеживающее обещание, данное на грани смертельной опасности, как будто одного его будет достаточно, чтобы избежать гибели. Просто невероятно, что Лилит ухватилось за эти слова, хрупкие, точно бумага и превратила их в сталь. Знала ли она тогда? Неужели она все это просчитала? Вендуаг не может знать наверняка, но она помнит победную улыбку на устах Лилит. — Отлично. Договорились.) — Ты — скользкий дьявол. — Сделка есть сделка. И свою часть я выполнила, — Лилит склонила голову, чтобы провести дорожку осторожных поцелуев по подбородку Вендуаг, — а ты все еще должна мне тот поцелуй. У Вендуаг перехватывает дыхание, когда Лилит продолжает целовать ее шею. Не задумываясь, она притягивает эту женщину ближе, чем когда-либо и зарывается пальцами в ее рыжие волосы, и целый мир меркнет, когда они обе опускаются на пол. Смерть не слишком изменила Лилит — она во многом такая, какой Вендуаг ее помнит, за исключением пламени, которое и раньше тлело под ее кожей, а сейчас горит жарко, как никогда. И Вендуаг никогда не была так рада гореть. *** Гораздо позже, когда, утомленные друг другом, они просто лежат рядом, пламя в камине вдруг оживает и вспыхивает с новой силой. — Тебе нужно вернуться, не так ли? — Я — хозяйка собственного плана, ты — королева монгрелов, — вместо ответа сообщает Лилит. — Нам обеим есть, куда вернуться. — Ее голос одинаково полон решимостью и сожалением, и она проводит пальцем по щеке Вендуаг. — Но я могу вернуться к тебе снова, если захочешь. Вендуаг хватает ее руку и удерживает на своей щеке. — Я хочу тебя. — И ты меня получишь. Так много, как я смогу тебе подарить. — И так надолго, как мы обе сможем выдержать. Это не совсем счастливый финал, но Вендуаг никогда и не ожидала от судьбы чего-то такого. Исход весьма далек от идеального, но все же хорош. Может быть даже достаточно хорош. — Не забудь, иначе я докопаюсь до самого Ада и найду тебя там. Лилит улыбается редкой в своей искренности улыбкой и Вендуаг пытается сохранить этот образ в памяти. — Не сомневаюсь, но сейчас мне действительно нужно идти, — она смотрит на пылающий в камине огонь, затем снова на Вендуаг, и ее искренняя улыбка превращается в насмешливую. — Я получу свой поцелуй перед уходом? Вендуаг фыркает и отстраняется. — Еще чего! Заберешь свой долг в следующий раз. — Это будет интересно… — Я тебе обещаю. — Договорились, — Лилит поднимает руки Вендуаг и осторожно прижимается мягкими губами к костяшкам ее пальцев, — до следующей встречи. Я люблю тебя. Они не часто это друг другу говорят. Ни одна из них не создана для любви и они прекрасно знают это. И все равно они нашли любовь в этой странной связи — неправильной, обжигающей и прекрасной. — И я люблю тебя, — отвечает Вендуаг, а затем в последний раз сжимает руку Лилит и отпускает ее. И вот ее госпожа снова ушла, а Вендуаг снова одна перед погасшим камином на простынях, которые все еще пахнут дымом, пеплом и ладаном. И каким бы заманчивым не казалось лежать здесь весь день, она поднимается, одевается и покидает спальню командора. Вендуаг и так потратила здесь достаточно времени — она должна вернуться к своему народу и к своим планам на будущее. Они уедут отсюда и создадут свой мир, свою новую жизнь. Вендуаг будет править ими, и она увидит, как они получат каждую крупицу величия, которого заслуживают. Но где бы она не поселилась, Вендуаг обещает себе, что позаботится о том, чтобы в любое время дня и ночи в ее жилище горел огонь.