***
Мерзкий гул в голове, сопровождающий и во сне, и наяву, стих, позволяя разлепить веки и не поморщиться. Зато ломота в теле никуда не делась. Наоборот, кажется, усилилась. Олег сел в постели, почти кряхтя и проклиная питерский климат, огляделся. Кресло возле кровати ожидаемо пустовало, Волков и не рассчитывал застать сейчас Серёжу, но внутри всё равно кольнуло. В какую же размазню его каждый раз превращала болезнь, когда ж это закончится. Дверь в спальню открывается, и Серый — лёгок на помине — впархивает в комнату, держа в руках кружку. -Как ты себя чувствуешь? — присаживается на край кровати, позволяя увидеть содержимое посуды. Судя по цвету — бульон, по крайней мере, Олег сомневается, что Серый умудрился так нашаманить с обычным чаем. -Как будто катком переехало, — из горла вырывается что-то похожее на смешок, однако, увидев раскрытые глаза Серёжи, Волков добавляет, -Но лучше, чем вчера, правда. Беспокойство на лице Серого сменяет улыбка, немного нервная, но такая искренняя и нежная, от неё по всему телу такое тепло разливается, не тот болезненный ненавистный жар, а что-то, без чего Олег свою жизнь уже не представляет. -Тебе поесть надо. Я, вот, бульон сварил, — Разумовский кивает на кружку, подтверждая догадки по поводу варева, -Кухня в целости и сохранности, если что, — ухмыляется беззлобно, оба мужчины прекрасно понимали, что это всего лишь безобидные подколы, а то, что Сергей способен даже воду сжечь, если захочет (цитата, между прочим!) — такая же невинная шутка. А может, желание позаботиться творит чудеса, и даже рыжих айтишников понукает научиться готовить. Только сейчас Олег понял, что действительно хочет есть, несмотря на слабость в теле, что-нибудь нехитрое он точно осилит. Запах был очень заманчивым. -Спасибо, родной, — Волков протягивает руку, намереваясь принять кружку, однако Серёжа, смотрящий на его дрожащие пальцы, посуду не отдал. -Давай лучше я помогу, — он сказал тихо, будто предлагал помощь не с бульоном, а с тем, как труп спрятать — словно о чём-то запрещённом. Ну конечно, ведь знал, что Олег принимал заботу о себе с трудом, просто не привык, сколько бы времени не прошло, в него же столько лет всё это чуть ли не сапогами вбивали — что размякать нельзя, что секунда переданного кому-то контроля может стоить жизни. Но Серёжа, на самом деле, тоже упрямый, в некоторых вопросах даже твердолобый, и терпеливо распутывает этот колючий клубочек, зовущийся Олегом, с помощью любви и нежности. -Хорошо, — Волков ответил также тихо, просипел почти. Первой мыслью было отказаться, сказать аккуратно, что он не настолько больной, что не может сам поесть, но… Руки действительно дрожали, он просто расплескал бы весь бульон, и это ведь Серёжа, его любимый Серёженька, единственный, от кого такую заботу Олег готов принимать. Серёжа просиял Оказалось, что ничего постыдного и правда нет — Разумовский помогал пить бульон, чуть придерживая за затылок, убедившись перед этим, не слишком ли горячо и улыбнувшись после слов Олега о том, что получилось более, чем достойно. Когда кружка была отставлена на всё ту же тумбочку, Серёжа пододвигается совсем близко и обнимает бережно, не убирая руки с затылка и прижимая к себе. -Заболеешь, Серый, — Олег ворчит, но обнимает в ответ охотно, чувствуя смешок где-то возле виска. -Подумаешь, — Разумовский целует в волосы, поцелуями снова добирается до кожи за ухом, -Сам же говорил, что во мне ни одна зараза не приживётся от «всей этой гадости», — гадостью называлось содержимое автоматов, с которым у Серёжи и правда были особые отношения — вот ни разу у него проблем с желудком не было, даже в те дни, когда он только энергетиками и чипсами питался, именно тогда его работоспособность взлетала до небес. -Не хочу на практике проверять, — Волков отстраняется, смотрит в лицо напротив, Серёжа смотрит с бесконечной любовью, и мужчина понимает, что смотрит в его глаза, как в зеркало, которое отражает его собственные чувства. -Значит, будем вместе болеть, — заявляет Разумовский, -Так честнее будет. Олег не отвечает, только улыбается, думает, что да, честнее, с Серёжей он может все невзгоды перенести, а любая болезнь покажется безобидным микробом, и вместе они его одолеют.***
27 июля 2022 г. в 10:31
Негромкий писк градусника прорезает тишину спальни, заставляет едва не вздрогнуть и отвлечься от путающихся мыслей. Олег почти успел про него забыть, стискивающий виски жар занимал слишком много его внимания.
-Ну, что там? — Серёжа, не дожидаясь ответа, мягко забирает градусник из чуть подрагивающих пальцев и смотрит. Качает головой. Тридцать восемь ровно. Уже лучше, не так давно Олега лихорадило, Разумовский тогда боялся, что от переживаний сам в обморок грохнется.
Мужчина откладывает градусник на тумбочку, смотрит на початый блистер многострадальных таблеток и, недолго думая, выдавливает ещё одну, ополовинивает. Лучше перестраховаться, вновь наблюдать за метаниями любимого Серёжа не готов.
Олег наблюдает за всеми этими действиями, пелена с его глаз почти спала, чего не скажешь о лёгкой испарине на коже. Волков с готовностью приоткрывает рот, и Серёжа вкладывает туда таблетку, даёт запить остатками воды из бутылки, придерживая за затылок, чтобы было удобнее проглотить.
-Постарайся поспать, — придвигается поближе и гладит по тёплой щеке, переходит на скулу и слегка почёсывает за ухом. Олег раздвигает потрескавшиеся губы, но вместо привычного стона удовольствия — местечко за ухом оказалось чувствительным до восхищения Сергея, — раздался лишь тихий сиплый выдох.
-А ты же… — Волков поморщился, говорить ему было тяжело, -Посидишь со мной?
И приникает к руке, смотрит в глаза, и ни одна болезнь не скроет горящих в них смущения и ласки. Боже, Серёже так хочется вот прямо сейчас расцеловать его всего, но он понимает — нельзя, пока нельзя, его самого глупая зараза не останавливает, только вот Волков его порыв вряд ли в таком состоянии оценит. Ничего, успеет ещё.
-Конечно посижу. И нет, ты меня не отвлекаешь, Олеж, — предвещая вопрос, который мужчина в последнее время задавал очень часто, Сергей всё-таки позволяет себе малость и наклоняется, чтобы прижаться губами к горячему влажному лбу, снова ласкает кожу за ухом. Отстранившись, видит на лице Олега лёгкую улыбку, от которой на душе всегда становится легко.
Волков нащупывает его вторую руку и переплетает их пальцы, от контраста разгорячённой кожи с прохладной Серёжа едва ощутимо ёжится. Он хочет сказать что-то ещё, но передумывает — Олег постепенно перестаёт осоловело моргать и закрывает глаза, веки продолжают едва подрагивать.
Он не уснул, только вновь погрузился в беспокойную дремоту, ослабленный болезнью организм пока не способен на полноценный глубокий сон. Но спавшая температура должна позволить Олегу наконец выспаться.
Серёжа отстраняется и встаёт с кровати, не рискнув привычно пригладить взмокшие волосы, Олег и правда мог проснуться от любого шороха, дремал он сейчас ещё более чутко, чем спал, будучи здоровым. Едва слышно вздохнув, Разумовский устраивается в кресле рядом, откинувшись на спинку и потирая висок. Спать он, спасибо сбитому режиму, захочет часа через три, обычно в такое время в Сергея впивается паразит вдохновения и работоспособности, и он, окрылённый, пишет код и разрабатывает какие-нибудь апдейты, но прямо сейчас его мысли заняты совсем другим.
Как же Олега угораздило — вопрос совсем не сложный, ответ лежит на поверхности. Сколько бы Серёжа не повторял, что в башне на каждом этаже есть места для курения, как и на улице, да в конце концов, на их кухне и в ванной вытяжка прекрасная, кури на зд…кури, в общем, не переживай. Но нет же, Олег-у-меня-всегда-всё-под-контролем-Волков не послушал, а пошёл на поводу у дурацкой привычки, оставшейся ещё со студенчества, и в очередной раз, смоля, открыл окно нараспашку. А с питерским мартом нужно быть крайне осторожным, и неудивительно, что через пару дней Олежа поплатился. Серёжа, хоть и знал прекрасно, что чуда не случится, всё равно ждал, скажет ли Волков сам. Ждал ровно до того момента, когда в третий раз подскочил из-за громкого чиха за стенкой, после чего чуть ли не потащил Олега в постель, пресекая все отговорки тем, что, Разумовский, вообще-то, непосредственное начальство, и это непосредственное начальство даёт больничный. Крайняя мера, Серый сам не любит включать босса, когда дело не касается работы напрямую, но Олег действительно временами не понимает по-другому. Как и то, что принимать заботу совсем не зазорно и не стыдно. Серёжа был в курсе, что Волков ненавидит себя больным, хоть и заболевал редко, но метко, и, несмотря на собственные убеждения, через какое-то время становился мягким и…сентиментальным. Когда он в первый раз попросил Серёжу остаться с ним, его уши были карминовыми от жара и накатившего смущения.
Разумовский улыбается приятному воспоминанию, глядя на Олега, чьи веки были уже плотно сомкнуты — кажется, наконец-то засыпает.