Воспоминания, которые не нужны

Дом в пригороде Сендая большой. Там можно спрятать хоть всю семью разом. Стены шершавые, мягкие, но надёжные. Двери неслышно скользят в стороны, открывают выход на улицу. Вокруг фонариков, освещающих дорожки в саду, метаются надоедливые жучки, садятся на источник света и с шипением лопаются, оставляя грязевые бурые пятна. Цветы и деревья спят. Луна скрылась за густыми облаками, плотно обволокшими ночное небо. Ветер молчит. Темно. Свет садовых фонариков пробивает мрак едва ли в паре сантиметров вокруг каждого. Потому Шинске ступает по камням тропинки наощупь, пробуя сначала каждый шаг. Кимоно влажно льнет к телу, мешая движениям, насквозь пропитанное теплой влагой. Металлический запах густой, почти осязаемый, перебивает садовые ароматы, раздражает ноздри. Руки неприятно саднит. Бабушка учила, что нельзя расчесывать укусы, потому Кита терпит. И идет, опустив руки по швам. Спустя бесконечность шагов он едва не оступается на краю крутого берега. Шумную, вечно прыгающую через скользкие камни, реку теперь не слышно, потому он осознает, что наконец пришел, только промочив ноги. Поверхность воды зеркально гладкая. Нет ни единой волны, будто все движения в эту ночь остались в ином измерении. Двигаться может только Кита. Порывисто, с усилием, будто марионетка, но может. Фонарь, который он прихватил с собой, вдруг начинает светиться ярче, озаряя неуютным светом гладь воды. Бурую, густую, непрозрачную. В отражении мясистые грозовые облака и замерший у берега Шинске. С идеальной глади воды ему в глаза смотрит немигая изящная фарфоровая кукла с его собственным холодным лицом. Засохшая кровь грязными корками осела на кистях и предплечьях, одежда пропитана ею насквозь. Он знает, чья кровь на руках и одежде. Он знает, чья кровь заполняет замершую реку. Ему все равно. Ему все равно? Губы искажаются в гневе, и Кита с силой швыряет фонарь в воду, только за мгновение до падения замечая, что это не фонарь, а взъерошенная человеческая голова. Звенит тихий детский плач. Алая поверхность реки дергается. Волн нет, только натягивается как резина и лопается, являя взъерошенную детскую голову. Платиновые волосы спутаны, испачканы, на лбу огромная рана, кровоподтеки с которой тонкой паутиной струятся по лицу. Темно-серые глаза распахнуты непривычно широко и напряженно. Ребенок боится и тихо плачет. Его губы испуганно дрожат. Это Осаму? Маленький Осаму? -Братик, зачем ты меня поранил? - Жалобно стонет ребенок. Из его глаз текут слезы, сливаются с кровью на щеках, шипят, обжигая тонкую кожу. Кита кричит, пытаясь окликнуть его, но из горла раздаются только влажные хрипы, вываливаются в рот новые порции загустевшей крови. Лицо Осаму застывает. Еще одна фарфоровая кукольная голова зависает на идеально гладкой поверхности воды. Шинске сложно устоять на ногах. Он падает на колени в густую кровь и принимается лихорадочно стягивать с себя пропитанную насквозь одежду, чтобы избавиться от тошнотворного металлического запаха. Шинске открывает глаза. Предплечья и кисти нестерпимо зудят. Якудза делает медленный выдох, оттягивает ворот неприятно пропитанного потом кимоно. Давно ему не снились такие сны. Он поднимает глаза. У постели замер обеспокоенный Осаму, внимательно смотрит на босса, хочет что-то ему сказать. Кита раздраженно поднимает саднящую руку, приказывая ему молчать. Верно. Он не может изменить прошлое. И он не имеет права бояться или отказываться от своих воспоминаний. Он сделал это ради НИХ. И если с НИМИ что-то случится, он сделает это снова. Блондин мягко улыбается и поворачивается к старшему близнецу. -Я тебя потревожил, Осаму? -Босс… - Мужчина захлебывается словами, пытаясь не беспокоить Киту, сформулировать все мягче. - Ты просто звал во сне. Я… -Ты снова заснул в моей комнате? - Шинске поднял усталые от беспокойного сна глаза. - Сколько тебе лет, Осаму? Близнец виновато отвел взгляд, пытаясь найти себе оправдание. -Иди к себе. - Кита мягко успокаивающе потрепал его по руке и поднялся с постели. Мия нехотя вышел, провожаемый внимательным взглядом. Он делал все ради этих детей, потому не имеет права испытывать сожаления или корить себя. Блондин сбросил влажное кимоно и переоделся. Голова привычно болит. Уже нет сил придавать этому значение. Нужно прогуляться, подышать свежим воздухом. Ноги сами несут Киту к реке. Чтобы убедиться. Вода такая же шумная, бурная. Абсолютно прозрачная и чистая. По неровной поверхности мечутся серебристые отблески луны. Шинске садится на колени у берега и погружает руки по локоть в холодную воду. Закрывает глаза. Предплечья и кисти неприятно саднят. Их не отмыть. «Красный лис! Ты будешь Красным Лисом, братик Кита!» - В воспоминаниях звучит счастливый голос Суны, решившего однажды с близнецами поиграть в персонажей из полюбившегося им мультфильма. У тех четверых прозвище ассоциируется со счастливым и беззаботным детством и с общей тайной, которую они так старательно придумывали и хранили. Красный Лис был героем, ловящим злодеев и хранящим порядок в зверином городе. Красный Лис приехал в Токио и окрасил весь мир якудза в свой любимый цвет. Это началось лет пятнадцать назад, когда в храме бабушки внезапно объявился человек в дорогом черном костюме. Кита в одночасье оказался наследником крупной группировки якудза, не имеющим права выбирать иное будущее. И Шинске покорно его принял. Инаридзаки были влиятельны и многим мозолили глаза. Смерть отца Шинске - главы клана - повела за собой неугасающее желание подмять всю семью со стороны остальной токийской мафии. Конечно, временно занимавший пост главы Некомата-сама, решал многие проблемы, но он не мог прикрывать Киту вечно. И вот, время пришло. Красный Лис сделал свой первый ход. -Я теперь глава клана якудза. Теперь моя семья гораздо крупнее, чем в храме. И у меня есть обязанность ее защищать. - Он поднял голову, вымученно глядя на четверых подростков, стоящих перед ним в узкой приемной. Его глаза заметно впали от множества нервных беспокойных ночей, под белесыми ресницами расплылись темные круги. Кита бледный и похудевший. Он очень долго готовил себя к решению, которое должен был принять. И он не хотел, чтобы дети из храма последовали за ним. -Если вы пойдете за мной в семью, пути назад не будет. -Но мы уже твоя семья! - Тут же воскликнул Осаму, и брат его моментально поддержал, особенно не вдумываясь в происходящее. -Мы пришли, чтобы следовать за тобой! - Добавил Аран взволнованно. -Следовать за мной. - Механически повторил блондин, опуская лицо. Все пятеро напряженно замолчали. Кажется, чуть больше, чем на вечность. -Тогда идем. - Наконец произнес Шинске решительно и поднялся с места. Если они не понимают, куда лезут, то нужно объяснить наглядно. Он толкнул тяжелую железную дверь и прошел в большую облицованную кафелем комнату. В центре стоял стул. На стуле сидел человек. Он вскинул голову, слыша тяжелую размеренную поступь и расплылся в безумной улыбке. -Решили провести экскурсию для детишек, босс? - Его тон сквозил издевкой и самоуверенностью. Черные глубоко посаженные глаза хаотично пробежались по побледневшим лицам четверых подростков, нерешительно застывших в дверях. - Сам решил меня пытать? Прямо при своих маленьких друзьях? -Дверь. - Коротко бросил Кита не оборачиваясь. Подростки послушно сделали шаг вперед, позволяя двери за их спинами захлопнуться. -Хватит ломать комедию. У тебя все равно не хватит духу. - Мужчина пронзительно рассмеялся и дернул руками, заставляя сковывающие его ремни глухо скрипнуть. - Некомата оставил после себя пугливого мальчишку! Скоро Инаридзаки все равно придет конец, так что просто отпусти дядю и прекрати играть в якудза. - Глаза пленника сощурились, а искусанные губы искривились в надменной усмешке. Шинске сделал еще шаг к нему и вытащил пистолет из нагрудной кобуры. -Кто тебе платил? - Бесцветным тоном спросил он, направляя дуло на мужчину. -Давай! Стреляй! Духу же не хватит, пацан! - С издевкой отозвался пленник. Кита нажал на курок. Пуля с глухим хлопком вырвалась из дула глушителя и врезалась в начищенный ботинок пленника, пробивая стопу. Атсуму дернулся и отвернулся, невольно пряча лицо в плече замершего в шоке Арана. -ТВАРЬ МЕЛКАЯ! - Взвизгнул мужчина и принялся неистово биться в своих путах, воя от боли. -Кто тебе платил? - Вновь прозвучал бесстрастный вопрос. -ЗАВАЛИСЬ, НЕДОНОСОК! - Рявкнул в ответ пленник, прокусывая губу до крови. Худощавая бледная кисть вновь подняла непропорционально тяжелое оружие. Палец замер на курке всего на мгновение. И вновь глухо бухнул выстрел. На этот раз в колено. Пленник взвизгнул и повалился вместе со стулом на бок, воя от боли. По кафелю поползли грязные бурые разводы. Шинске сделал шаг назад, стараясь не запачкать идеально вычещеный ботинок. -Насмотрелись? - Кита резко обернулся к подросткам, выжидая их ответа. Его лицо лишено эмоций. Бледное, как голова фарфоровой куклы. И такое же холодное. Левая рука сжимается в кармане в кулак. - Это моя повседневность. Поэтому, уходите. Я хочу поговорить с ним наедине. - Он сжал губы, отворачиваясь от детей из храма. - Не обижусь, если меня не дождетесь. Четверо вздрогнули и медленно двинулись к двери, шумно захлопывая ее за собой. Он вновь повернулся к пленнику, направляя дуло ему на плечо. -Я ВСЕ СКАЖУ! ВСЕ СКАЖУ, ШИНСКЕ САМА! - В истерике затараторил мужчина и принялся сбивчиво называть неизвестные подросткам кланы и имена. Он остановился, стараясь отдышаться, когда юноша снова вскинул пистолет. -ЭТО ВСЕ! КЛЯНУСЬ! НЕ УБИВАЙТЕ! БО…. Хлопок. Грохот выстрела загасил глушитель, но из-за двери, в царящей в приемной тишине его было отчетливо слышно. Суетливая речь оборвалась на полуслове. Послышались быстрые напряженные шаги. Шинске не хотел открывать дверь и выходить в пустоту комнаты. Пустота значила, что его настоящая семья его оставила. Но и оставаться с первым убитым им человеком он не мог. Грудь сжимало невидимыми тисками. От металлического запаха крови становилось трудно дышать. К горлу подбиралась тошнота. Последние шаги он пробежал, падая на колени на потрепанный ковер приемной и жадно часто глотая воздух. Кита схватился за горло и упал лицом в грязный ворс, захлебываясь накатившими слезами. На затылок легла мягкая ладонь. Пальцы неуверенно пробежались по белоснежным волосам, запутываясь в густых прядях. Осаму опустился на колени рядом и склонился к нему, успокаивающе соприкасаясь лбами. -Я хочу вступить в клан. - Тихо произнес он, обхватывая лицо старшего руками. - Кита, я хочу последовать за тобой. В тот день Осаму дожидался его в приемной один, но позже снова пришли другие. Атсуму не мог оставаться без брата. Бабушка всегда поговаривала, что у них одна душа на двоих, и Кита начал в это верить после появления младшего близнеца. После появился Аран. И Суна. Суна казался более взрослым и зрелым, чем его приятели. Он и пришел не для вступления. «Я не хочу быть причастным ко всему этому. Но я готов тебя поддержать в том, что не требует смертей.» - Это он сказал при встрече. И Кита был счастлив, что не утянул за собой хотябы одного ребенка из храма. Он хотел бы не ввязывать его в дела мафии настолько долго, насколько это возможно. А затем началась война. Когда в твою семью вступают дети, выращенные тобой лично, невозможно принимать полумеры. Когда твоих детей пытаются убить, ты не можешь быть лояльным. На третий год его бытности лидером лицо первого убитого мужчины стало ненужным воспоминанием, стертым бесконечной чередой других жертв. Смерть стала обыденностью. Боль стала обыденностью. Шинске правда старался не проливать их кровь. Он использовал уловки, заигрывания с журналистами и властями, манипулировал информацией и СМИ. Но этого никогда не было достаточно. Всегда находились умники, решавшие угрожать сердцу главы Инаридзаки, пытавшиеся поймать одного из близнецов, ошибочно считая их слабыми, а тактику удачной. В последний раз это был Осаму. В тот раз ему успели отсечь мизинец на ноге и оставить несколько шрамов на теле, пытаясь шантажировать главу Инаридзаки. И это оказалось последней каплей. Если тебя не устраивает мир вокруг, если он не желает идти на уступки, меняться постепенно, нужно перекроить его одним махом и навести свой порядок. Большая часть группировок Токио вынужденно сменила своих лидеров. Некоторые оказались уничтоженными на корню. Новые и наиболее смышленые старые лидеры крупнейших группировок с готовностью объединились с Инаридзаки в альянс, который и является теперь организацией «Яваракай-Аши». В мире якудза появилось новое табу: не прикасайся к лисятам. -Босс… - Ладонь Осаму зарывается в отросшие белые волосы на затылке. Кита чувствует учащенный пульс на кончиках его пальцев, послушно подается назад, позволяя вытащить себя из воды и закутать в полотенце. Руки старшего близнеца успокаивающе поглаживают его по голове, укладывают усталую голову к себе на плечо и мягко обнимают. Он редко позволяет себе такие вольности даже с детьми храма, но сейчас он осознает, как Осаму необходим рядом. Его самый преданный ребенок… Кита хорошо понимает мысли людей. Особенно своих приближенных. Но то, что творится в голове Осаму, постоянно ускользает от него, оставаясь неразгаданным. Рядом со старшим близнецом он ощущает себя непривычно ослепленным. Пускай тот никогда не давал повода в себе усомниться, Кита не может увидеть истинных причин. Старший Мия никогда не зовет его братом, не позволяет себе вольностей, панибратства. Он скуп в словах, скуп в прикосновениях еще с детства. Иногда Шинске кажется, что он ищет контакта с ним сам, односторонне. Но Осаму всегда присутствует рядом. И всегда смотрит на него. В прошлую ночь, когда Мия заснул, сидя напротив него, Кита сам уложил его к себе на колени, впервые за долгое время прикасаясь к светлой макушке. Его руки цепко впивались в ткань на бедре Шинске, как в детстве в грозу, когда близнецы прятались в постели старшего брата от страха. И невозможно было заснуть. Невозможно было перестать смотреть на сонное лицо. Невозможно было перестать сравнивать его с тем крошечным невинным ребенком, который вырос в доме сирот при храме и постоянно хвостом таскался за «старшим братиком». А сейчас старший братик пытался спастись в его напряженном плече, такой же уязвимый и слабый, как Осаму в детстве во время грозы. Ките снова мерещится запах крови, и он невольно сжимает футболку на спине старшего близнеца. Под пальцами отчетливо бугрятся старые шрамы. Становится тревожно. -Осаму. - Шинске окликает Мию и боится поднять голову. Невольный вопрос срывается с губ прежде, чем хватает сил его обдумать. - Зачем ты пришел в Инаридзаки? Близнец молчит. Его пальцы на затылке Киты напрягаются, прекращая убаюкивать босса. Блондин чувствует движение подбородка у своего виска. Осаму склоняется к самому его уху, сдержанно выдыхая и мешкая, прежде чем наконец ответить. -Потому что люблю тебя, Кита. - Голос сдавленный и тихий, будто связки сами боятся это произносить. Взрослый голос давно повзрослевшего мужчины. А слова непривычно неофициальные, как в детстве, когда они считали друг друга родными. Считали родными… Осознавать себя родными сейчас неожиданно больно. Самый преданный, самый любимый… ребенок? Теперь очередь Киты молчать. Шинске чувствует, как у Осаму болезненно сводит горло. Щеки Мии становятся влажными, а губы дрожат. Кита давно не плачет, но сейчас ужасно хочется забрать его боль, хотябы облегчить. Связки предательски сжимаются, не позволяя произнести ни слова. Потому что он не должен говорить того, что рвется сейчас наружу. Он - отец семьи и ее главный защитник. Тело пытается сжульничать и продолжает жаться к дрожащему Осаму. Еще немного, и пути назад не будет. Кита упирается лбом в его, как в последнюю границу, которую страшно переступить. Жилистые кисти испуганно стирают с загорелых щек непрекращающиеся слезы, касаются болезненно напряжённых губ. “Прости меня… Прости…” - он хочет сказать хотябы это, но спазмированные лёгкие не позволяют, едва вспоминая, как дышать. Он зарывается пальцами в платиновые, влажные от речного тумана волосы, гладит его затылок, но не решается преодолеть ещё один сантиметр. -Босс… - Осаму нежно ловит его руки и касается губами правой ладони. Он вымучено улыбается, отстраняется немного. - Сейчас я сказал лишнее. - Его тон снова официален, но губы продолжают едва заметно дрожать. “Хватит молчать!” - связки не подчиняются. Близнец поднимается на ноги и аккуратно закутывает Шинске обратно в полотенце. Фигура босса сутулится, сжимается под широким махровым полотенцем. Неожиданный холод заставляет желать исчезнуть. Страшно. Шинске сжимается в комок, утыкается разбитым взглядом в замершего над ним Мию. Он склоняется ниже, к перепуганному лицу Киты и говорит чуть слышно. -Я повторю чуть позже. - Искусанные губы касаются его лба, моментально разрушая всю боль и сомнения. Осаму ловко перепрыгивает с камня на камень и быстро исчезает в предрассветной дымке, как мираж или сон, оставляя ошарашенного Шинске сидеть на берегу. Кита медленно склоняется к воде, опускает в холодный поток левую руку. С рябой поверхности на него смотрит не кукла и не робот. Живой человек, подвижный и чувствующий, как река. Он ничего не успел потерять. Кита прижимает соленую от слез ладонь к губам и задумчиво смотрит на розоватый горизонт. Один сантиметр… Одна секунда, и он бы его преодолел… Осаму и правда так повзрослел…