Индульгенция

Осень в Малмсбери в этом году выдалась на удивление мерзкой. Свистящий ветер колючими мурашками проскальзывал под одежду, тёмное небо ревниво прятало редкие солнечные лучи в объятиях плотных облаков, а непрекращающийся моросящий дождь превращал мощёные улицы в минное поле из луж. Но если обилием осадков жителей этого небольшого городка на юго-западе Англии было не удивить, то подставы в виде почти голых веток в середине октября не ожидал никто. Редкие пожухлые плевки света на мертвенно пасмурном полотне пейзажа погружали в атмосферу увядания и смерти, и даже разноцветные фасады кирпичных домов на главной улице не спасали ситуацию. Город застыл во мраке, будто кто-то сверху решил включить режим энергосбережения и убавил яркость, погрузив его в средневековые готические декорации. Люцифер с аристократичной педантичностью ступал по мокрому асфальту, чудом сохраняя чистоту своих лакированных туфель, и равнодушно оглядывался вокруг. Типичные для небольших английских поселений виды навевали тоску, и он устало тёр с непривычки слезящиеся из-за линз глаза, мечтая лишь о том, чтобы как можно скорее избавиться от этого изощренного человеческого орудия пыток. Каждый спуск на Землю заканчивался полопавшимися капиллярами и нездоровой краснотой, поразительно гармонирующей с карминовым цветом радужки. Но если во время однодневных визитов Люций спокойно мирился с краткосрочным дискомфортом, то сейчас и так паршивое настроение грозилось пробить дно. Ещё утром он безмятежно нежился в постели, не подозревая, что жизнь внесла значительные коррективы в сценарий на ближайшие несколько месяцев. Доставленный отцовским слугой конверт разбил грандиозные планы на вечерний поход в вагон и традиционно следующий за ним секс со случайным собутыльником, и уже этот факт был весомым поводом приуныть. Жаль только, что не единственным. Сжимая в руках дорогую бумагу, Люцифер пробежался глазами по строчкам, со снисходительной усмешкой отмечая, что у Сатаны в очередной раз не нашлось жалких пары минут на то, чтобы самостоятельно рассказать сыну о задании. Но тратить внутренние ресурсы на злость или грусть Люций не собирался. Он уже давно привык быть для отца на последнем месте. Чем ближе Люцифер подходил к пункту своего назначения, тем плотнее грозовые тучи сгущались над головой. Погода будто непроизвольно отзеркаливала его состояние. Люций зябко поежился. Контролировать терморегуляцию он был не в силах и все время отвлекался на назойливые мысли, прокручивая в голове обрывки стандартных формулировок. Дино, тридцать лет, священник, склонить к тому, чтобы добровольно отдал душу, без использования внушения, крайний срок — три месяца. Люций потёр переносицу и устало помотал головой, усмехнувшись. Соблазнить священника? Какая банальная пошлость. Он терпеть не мог земных представителей духовенства, видя в показных блюстителях нравственного порядка гнойник человечества. А у этого ещё и имя дурацкое. Точно какой-то чмошник, решивший использовать целибат как официальное оправдание тому, что ему никто не даёт. В любой другой ситуации Люцифер плюнул бы на обязательства и потворствовал бы своему импульсивному нраву и сиюминутному желанию послать все к чертям. Но в этот раз выбора у него не было, и, более того, он отчётливо понимал, почему успешный исход этого задания так важен. Нестабильность в отношениях между Небесами и Адом с каждым днём становилась все очевиднее. Равновесие существовало только на словах, и было лишь вопросом времени, когда Небеса протянут свои загребущие руки в сторону территорий, которые им не принадлежат. Ад нуждался в поддержке, и ничто не могло так укрепить его позиции, как светлые души, добровольно отдавшие себя в рабство. Именно добровольно, без намёка на внушение. Ещё один факт в копилку недовольства Люцифера. Он любил, когда все проходило быстро, без лишних телодвижений, а в этот раз ему необходимо было приложить недюжинные усилия. И одному Шепфе известно, насколько трудозатратным обещал быть этот процесс.

***

Небольшая церковь неприметным серым пятном затерялась между такими же маленькими кирпичными домами, и только жирный золотистый крест на воротах во двор указывал на свящённую принадлежность здания. Люцифер окинул незаинтересованным взглядом скользкую гравийную дорожку перед входом, обшарпанный фасад, местами почерневший от старости, непропорционально большое витражное окно и хлипкую деревянную дверь, и, глубоко вздохнув, зашёл внутрь. В нос ударил удушливый запах ладана. Недовольно поморщившись, Люцифер с ехидной усмешкой опустил пальцы в кропильницу , медленно перекрестился, смакуя поразительное чувство удовлетворения от абсурдности происходящего, и самодовольно хмыкнул. Святая вода не прожгла мясо до костей, молния не ударила в крест, венчающий шпиль, а Люций не осыпался пеплом, неторопливой поступью двигаясь к пресвитерию. Видимо, у Бога были довольно низкие стандарты при выборе прихожан. Отчетливый звук шагов эхом пронёсся по залу. Скудный свет просачивался сквозь разноцветную мозаику оконных витражей, освещая одиноко висящую на стене икону и невольно притягивая к ней взгляд. Дева Мария со своей высоты взирала с материнской нежностью и смиренной печалью, и Люцифер невольно вздрогнул и поспешно отвёл глаза, периферическим зрением заметив движение. У амвона, склонившись над Библией и не замечая ничего вокруг, стоял виновник его многомесячной ссылки на Землю. Бережно пройдясь пальцами по пожелтевшим от старости страницам, священник закрыл Святое Писание и медленно подошёл к алтарю. Аккуратно расправив прикрывающую алтарь белую ткань, мужчина неторопливо склонился к свече. Люцифер замер, будто под гипнозом, не в состоянии отвести взгляд от происходящего перед его глазами таинства. Мягкий свет причудливыми бликами лёг на одухотворённое миловидное лицо, прежде чем от лёгкого движения губ трепещущий огонёк погас. Магия момента исчезла вместе с ним. Люций коротко кашлянул, привлекая к себе внимание, и спустя мгновение утонул в глубоком омуте неестественно голубых глаз. Он замер и, кажется, на несколько мгновений перестал дышать, будто его ударили в солнечное сплетение, выбив из легких весь кислород. Странно. По ощущениям прошла целая вечность, прежде чем священник спустился к скамье, у которой стоял Люцифер, и, поправив колоратку, вопросительно взглянул на него. Люций сканировал неотрывным взглядом будто вылепленное величайшими скульпторами лицо, через раз вдыхая пропитанным ладанном воздух, и был не в силах вымолвить и слова. Раньше с ним никогда не случалось внезапных приступов оцепенения, поэтому сейчас он чувствовал себя обезоруженным и уязвимым, и, что самое страшное, не мог понять причин своего состояния. Видимо, святая вода всё-таки возымела свое действие. Атмосфера давила. И глаза эти голубые с дурманом, задумчиво смотрящие в ответ, и рука, почти непроизвольно поправившая выбившуюся из безукоризненно уложенного светлого пучка прядь выводили из хлипкого равновесия. Люций нервно сглотнул. Не может быть у священника таких глаз. Это определенно должно быть запрещено законодательно, а если нет, он прямо сейчас готов был отправить прошение Папе Римскому в Ватикан, чтобы пересмотрел устав при приеме в семинарию. — Чем могу помочь? Глубокий голос разрезал гнетущую тишину, мелодичными переливами коснувшись сердца, словно тонкими пальцами — фортепианных клавиш. Кажется, Люцифер даже почувствовал мурашки, потоками крови мигрирующие по венам от бешено стучащего органа к онемевшим конечностям. Он определенно начал сходить с ума. Люций порывисто выдохнул. Коротко помотав головой, он на секунду зажмурил глаза, мысленно напоминая себе, что у него есть задание и его необходимо выполнить, и уже в следующее мгновение спокойно встретил выжидающий взгляд, закусив нижнюю губу и расплываясь в обольстительной улыбке. — Вы верите в любовь с первого взгляда, преподобный?