человек + вампир

      ― Я дома!       Лань Сычжуй прислонился к косяку, наблюдая, как Цзинъи стягивает кеды и отбрасывает в угол спортивную сумку. Время клонилось к вечеру, на кухне жарилось мясо, и аромат приправ и сочного стейка расползся по всей их небольшой квартирке. Из зала Лань Цзинъи всегда прибегал взбудораженный и сметал всё съестное в доме ― и Сычжуй заранее готовил ужин, чтобы тот не наелся чего попало в сухомятку. В конце концов, неразборчивое питание вредит организму ― Сычжуй мог прочитать об этом десяток лекций, но у Цзинъи в одно ухо влетало, в другое вылетало. «О ком из нас ты заботишься?» ― хихикал он, уплетая за обе щёки приготовленную для него еду. Сычжуй жевал лист салата и улыбался ему в ответ.       ― Как тренировка?       ― Супер, ― Цзинъи, шлёпая босыми пятками по полу, подошёл к Сычжую и почти рухнул на него, обнимая руками за шею. ― Устал, как скотина. Привет.       ― Привет, ― откликнулся Сычжуй, когда исчезло короткое, но крепкое касание чужих губ. Цзинъи довольно оскалился, глядя снизу вверх. Он был в самом лучшем расположении духа и действительно имел вид человека, который усердно и продуктивно работал. Сычжуй чувствовал. Запах разогретого тела, движение эластичных, хорошо развитых мышц под кожей, адреналин, бурлящий в крови. Склониться немного ― и можно услышать биение пульса в сетке сосудов на шее. И тонкая кожа слегка вздрагивает, когда сердце сильно и уверенно толкает поток густой крови.       Цзинъи прищурился.       ― Голодный?       Заметил, конечно. Сычжуй с трудом оторвал взгляд от изгиба белой шеи и посмотрел в глаза с пляшущими в их глубине хитрыми смешинками.       ― Да.       ― Я тоже! ― Цзинъи выбрался из объятий и покосился в сторону кухни, откуда слышалось шипение жарки и плыл по воздуху аппетитный запах.       ― Сейчас душ приму, а то в клубе проблемы какие-то, воду перекрыли, пришлось так переть, ещё и рубашку чистую сверху надевать, ― он вернулся к брошенной сумке и жаловался, параллельно роясь в вещах. ― А потом поужинаем и займёмся тобой, идёт?       «Так вот в чём дело», ― понял Сычжуй. Цзинъи тем временем нашёл полотенце и, закинув его на плечо, направился мимо него в сторону ванной, но оказался пойман за запястье движением, которого даже заметить не успел.       ― Подожди! Не надо.       ― Что?             Сычжуй окинул его быстрым взглядом с ног до головы. Он любил Лань Цзинъи, его запах, его вкус, его тело. Он вдвойне любил Цзинъи после тренировки, разгорячённого, тяжело дышащего, приятно утомлённого. Сегодня он не смыл с себя следы своего труда, не успокоил под холодной водой заведённый организм. Высокий пульс, высокое давление; сосуды расширенные, кровь полна кислорода, бурлит, подгоняемая сердцем. Его тело всё ещё настроено на повышенную активность ― вода это притупит, смягчит запах, приглушит вкус. Охладит кровь.       ― Не ходи в душ. Пожалуйста.       ― Пф-ф! Как скажешь, ― даже не стал задавать вопросов Цзинъи. ― А ещё говорят, вампиры чистоплотные. Но поем сперва я точно!       ― Конечно, ― послал ему ласковую улыбку Сычжуй и отправился на кухню ― ужин был почти готов. * * *       Когда-то давно, в эпоху даосов, существовал клан заклинателей по фамилии Вэнь. Стремясь к безграничному доминированию в мире совершенствования, они изобрели новый способ культивирования духовной энергии ― человеческая кровь, испитая из живого тела, наделяла заклинателя такой силой, о которой раньше можно было только мечтать. Но на любую силу всегда найдётся ещё большая сила. Клан был уничтожен, а секрет техники самосовершенствования путём вампиризма канул в лету. Но несколько поколений разрушительной для человеческой природы практики внесли непоправимые изменения в генетический код рода Вэнь. Чтобы выжить, нужно пить кровь – кровь живого человека, не более, чем минуту назад покинувшую тело.       На протяжении веков потомки рода Вэнь скрывались и выживали, как могли. Кто-то выбирал путь насилия – опасный, ненадёжный, неправильный, но самый лёгкий. Кто-то пытался пойти в обход ― за всё можно заплатить, в том числе, за молчание ― если есть деньги и связи, конечно. Но бывали и такие, кому посчастливилось больше других. В людях ― своих вечных врагах, своих невольных жертвах ― они находили понимание.       Лань Сычжуй разболтал ложкой мутную жидкость в стакане, посмотрел на свет ― таблетка растворилась. Цзинъи развалился на постели в полусидячем положении, опёршись спиной на подушку, и расслаблено возился с пуговицами рубашки. Сычжуй присел рядом.       ― Готов?       ― Всегда готов.       Сычжуй поднёс стакан к губам и набрал в рот воды с солоноватым привкусом. Поболтал, смешивая со своей слюной. Цзинъи послушно запрокинул голову и приоткрыл губы, когда Сычжуй склонился над ним. Несколько капель скатились по подбородку, сорвались оттуда на шею и забрались за шиворот. Аккуратно переливая изо рта в рот целебный раствор, весь, до самого дна стакана, они задерживались у губ друг друга между каждой партией ― Сычжуй поддерживал Цзинъи под затылок, чтобы у него не затекла шея, и ждал, когда он проглотит всё и переведёт дыхание, и только тогда, оставив на влажных губах лёгкий поцелуй ― и второй, и третий ― приступал к следующему глотку.       ― Как себя чувствуешь? ― спросил он, когда стакан опустел.       ― Ты каждый раз будешь так переживать? ― Цзинъи вытер уголок губ тыльной стороной ладони и широко улыбнулся. ― Гадость, как и всегда.       Сычжуй тихо фыркнул и покачал головой. Бурда действительно та ещё, особенно для человека. Но без этой «гадости» он к Цзинъи не прикоснулся бы даже под страхом смерти.       Столетия тяжёлой жизни спустя, новые поколения Вэней, вынужденные пожинать плоды тщеславия своих предков и не желающие повторять их преступления, нашли способ свести вред людям до минимума. Таблетка, содержащая в себе ДНК рода Вэнь ― безопасная и не вызывающая привыкания ― она на краткий срок давала простому человеку физические преимущества кровопийцы ― повышенную выносливость, высокий болевой порог, крайне быструю регенерацию. На полчаса ― дольше был бы риск навредить человеческой геноме ― человек становился в разы сильнее. В эти полчаса укус вампира для него не стал бы серьёзнее комариного. Лань Сычжуй мешал раствор со своей слюной для усиления действия вещества, но всё равно продолжал волноваться. Если что-то пойдёт не так и лекарство не подействует, если он причинит вред человеку, который ему доверяет, перед которым он в вечном неоплатном долгу за то, что тот для него делает, которого он любит без памяти, он…       ― Такими темпами, мне кажется, что я уже процентов на пятьдесят Вэнь точно, ― Цзинъи сполз с подушки ещё сильнее, почти совсем укладываясь, и, ухватив Сычжуя за шиворот, утянул на себя. ― А если ещё учесть, сколько ты в меня кончаешь, так на все восемьдесят.       Сычжуй поцеловал его в приподнятый в ухмылке уголок губ. Цзинъи знал о его страхах, даже если Сычжуй о них не говорил. Цзинъи читал по его выражению лица, по опущенному взгляду, по тому, как он сжимал его руку в своей. Всё же, они знали друг друга слишком хорошо.       ― Приятного аппетита, ― он откинулся на спину, и расстёгнутая рубашка распахнулась, обнажая белую кожу груди, рельеф пресса.       Сычжуй взял его ладонь, подцепил пуговицу на манжете. Закатать рукав и внимательно проследить от запястья до локтя бег синих вен ― и уже не унять свирепый голод, проснувшийся где-то у солнечного сплетения и растёкшийся за секунды по всему телу. Сычжуй сглотнул вязкую слюну, склонился, касаясь носом кожи, вдыхая её запах. Очертил губами сплетение прячущихся под ней сосудов. Но вдруг его отдёрнули, и на миг пропало сладкое и томительное ощущение близости человеческой плоти, но тут же вспыхнуло вновь с утроенной силой ― Цзинъи надавил ладонью на его затылок и подтянул к себе, заставляя ткнуться лицом в изгиб шеи. Сычжуй услышал его дыхание над ухом ― чуть ускоренное, но пульс ровный, спокойный, отдавался в ушах глухими ударами с каждым толчком крупной артерии совсем рядом. Глубокий выдох не помог усмирить бушующий инстинкт.       ― У нас праздник? Какой-то особый случай?       ― Не-а, ― Цзинъи мягко массировал пальцами кожу его головы и ― Сычжуй не видел, но чувствовал ― улыбался. ― Просто так.       ― Хорошо. Раз ты хочешь… ― покладисто согласился Сычжуй, безбожно покривив при этом душой ― хотел больше всех здесь он сам. Он прикрыл глаза ― давно уже не было необходимости использовать зрение, чтобы попасть в нужное место, это тело он ощущал, как своё собственное и даже лучше. Маленькие острые клыки вошли в податливую плоть, и Цзинъи даже не вздрогнул. Только сжал сильнее в пальцах его волосы, но тут же снова расслабился, откинул голову и вдохнул чуть глубже ― без судороги, свободно, как вздыхают только что пробудившиеся ото сна люди.       Сладковатая тёплая кровь хлынула в горло, и Сычжуй уже ни о чём не думал ― он припал губами к окрасившейся в багровый коже и глотал жадно, как умирающий от жажды путник, и только поглаживающая его шею рука всё ещё сохраняла свою вещественность, реальность, всё остальное смазалось, и мир взорвался перед глазами ― хуже алкоголя, сильнее любого наркотика, именно эта кровь, именно этого человека ― Сычжуй был уверен, что не пресытится никогда, это просто невозможно, надоесть может что угодно, но только не этот вкус.       ― Малыш, не спеши, наглотаешься, ― раздался над ухом шутливый голос, немного приводя в чувство. Цзинъи копировал его самого ― подобные фразочки всегда отпускал Сычжуй, а тот фыркал, мол, понабрался всяких «малышей», «заек» и «котиков» у своих приёмных родителей. Сычжуй-то действительно понабрался, вот только беда была в том, что Цзинъи нравилось. Сколько бы он не пересмеивал потом все невольно соскальзывающие с языка Сычжуя уменьшительно-ласкательные, ему очень, очень нравилось.       ― Мгм, ― протянул Сычжуй, не отрываясь. Вспомнив, что нужно дышать, он усиленно втянул носом воздух, и сосредоточил всё внимание на гуляющей по его телу ладони. Пальцы Цзинъи очертили косточку на загривке, впутались в волосы, затем спустились вниз, забрались за шиворот одежды, насколько могли дотянуться. Его дыхание участилось, он тихо блаженно постанывал, когда Сычжуй особенно сильно затягивался, прихватывая кожу зубами.       «Пора заканчивать», ― сказал самому себе Сычжуй. Он крепче сжал в объятиях ослаблевшее и растомлённое тело, и мысленно сосчитал до трёх. Три больших глотка ― по желудку растекался приятный жар, но полноценной сытости не было. Её не было никогда, Сычжуй не умел насыщаться и не желать большего; будь его воля, он, должно быть, даже умер бы от переедания, но не выпустил из крепкой хватки самое сладкое своё блюдо, не высосав всё до капли.       Язык быстро и широко заскользил по ранкам, Сычжуй губами собирал ещё жидкую, горячую кровь, оставляя вокруг пачкающие поцелуи и засосы. Крупная капля скатилась с плеча по груди, протягивая за собой красную дорожку.       ― Вэнь Сычжуй!       ― Я уберу, ― шепнул Сычжуй, и стёк вниз вслед на струйкой, поймал её у живота языком, сцеловал аккуратно, а затем ещё в несколько влажных прикосновений стёр все следы у пупка, и так дальше вверх ― по напряжённому прессу, пересчитав языком рёбра, задел словно случайно твёрдый сосок, обогнул ключицу и забрался в ямку над ней ― и всё не отрывая глаз от разрумянившегося лица со спрятанной в поджатых губах улыбкой и чем-то диковатым во взгляде. Взгляде, точно так же прикованном к Сычжую, с хищной настороженностью следящим за каждым его действием, за мелькающим между губ, перепачканным в свежей крови языком. Сычжуй знал, что прячется в глубине глаз Цзинъи. Он подтянулся к его лицу, обхватил руками щёки. С жадным аппетитом Цзинъи впился в его губы, слизал с них кровавые пятна, забрался языком в рот. Вэньское, животное проснулось в нём, откликнувшись на вид, на запах крови ― таблетка действовала, и вывинченная до отказа жажда алчно вопила. Грязный поцелуй, похожий больше на сражение, чем на ласку, прерывался на секунды ― лихорадочно глотнуть воздуха и прижаться ртами снова, путая укусы с вылизываниями, всасывая губы друг друга, сталкиваясь языками. Слюна, смешавшаяся с кровью, стекала по подбородкам ― они ловили её ртами, пальцами, слизывали с рук вместе, не задумываясь, словно боялись упустить даже каплю. Сычжуй привык контролировать свои зубы, Цзинъи же, охваченный страстью, не следил за собой ― он прокусил губу Сычжуя, и их кровь перемешивалась, текла по сплетающимся языкам, всё не кончаясь. Наконец Сычжуй силой отстранил лицо Цзинъи от своего.       ― Всё-всё, хватит, ― выдохнул он тяжело. ― Тебе нельзя много моей крови.       Грудь Цзинъи сильно вздымалась, а взгляд пьяно блуждал, но вскоре зацепился ― остановился на глазах Сычжуя, скатился оттуда на губы. Тот поджал прокушенную губу и сдавил зубами, сцеживая немного крови. Собрал её со слюной и склонился над Цзинъи ― густая смесь медленно стекла с его языка в понятливо подставленный рот. Цзинъи подался за протянувшейся между ними тонкой нитью, скользнул языком к языку, обвёл и втянул губами; пососал немного и выпустил с влажным причмокиванием. Его опущенные в наслаждении ресницы слегка подрагивали, и Сычжуй любовно погладил его по щеке, мимоходом стирая подушечкой пальца кровавые следы с уголка рта. Время действия лекарства подходило к концу; две колотых ранки на шее стремительно затягивались, и воспалённое покраснение вокруг уменьшалось на глазах. Цзинъи поморщился, не открывая глаз, и потянулся рукой к месту укуса ― заживающая кожа зудела и чесалась. Сычжуй не успел перехватить его ладонь. Когда кусаешь в шею, крови всегда море, даже при том, что под действием препарата, как только вампир залижет рану, она начинает сворачиваться в разы быстрее. Сегодня Сычжуй прокусил особенно глубоко ― пока они целовались, кровь продолжала несильно, но сочиться из ещё не затянувшихся круглых ранок с припухшими синеватыми краями. Не глядя шлёпнув ладонью по досаждающему месту, Цзинъи мигом перепачкался. Приоткрыв глаза, он с некоторым удивлением уставился на кровь на своей руке, словно не понимал, откуда она взялась. Но тут же в его глазах сверкнуло привычное озорство.       ― Нехорошо оставлять блюдо недоеденным, ― хмыкнул он, подсовывая ладонь Сычжую под нос.       Дважды повторять тому не нужно было. Он сидел на бёдрах Цзинъи, и его мягкий язык бережно скользил по коже. Кровь быстро подсыхала, и, чтобы собрать её всю, приходилось обильно смачивать ладонь слюной, оставляя там, где прошёлся широкий язык, влажные блестящие следы. По очереди обхватывая губами у основания каждый палец, он тщательно вылизал их все, забрался языком между, нигде не оставил ни пятнышка. Цзинъи смотрел завороженно, послушно сгибал расслабленные пальцы, когда они оказывались во влажном пекле чужого рта. Сычжуй того и желал — эта кровь всё ещё была вкусной, но не такой, как жидкая, живая, сразу из раны. Но то, как Цзинъи смотрел — только от его взгляда даже уже остывшая пища становилась верхом совершенства.       Он прижался напоследок губами к мокрой ладони. Цзинъи устало вздохнул — возбуждение спало, таблетка заканчивала своё действие. Сычжуй прилёг рядом, уткнулся щекой в плечо. Стоило бы протереть от остатков свернувшейся крови и на всякий случай обработать уже зарубцевавшуюся рану, от которой скоро не останется и следа, но дыхание Цзинъи выровнялось — он задремал. Сычжуй лежал и слушал его спокойный пульс. И прыгающий собственный — кровь двигалась по сосудам свободно, но сердце всё равно щемило — не от проблем со здоровьем, нет. От нежных чувств.       «Вампиры» Вэнь — не бессмертные, и даже не долгожители. Они не боятся солнечного света и не ведут ночную жизнь. Они могут умереть не только от осинового — от любого кола в сердце, как и все люди. Они не едят чеснок, только если не любят, но зато обладают немножко искажённым из-за специфического рациона вкусом — поэтому многие из них отличные повара, а их блюда кажутся людям необычными и удивительно вкусными. Они спят не в гробах, а в тёплой постели, обнимая родных и любимых. Они точно так же ходят на работу и учёбу, и если вы встретите пару студентов, живущих под одной крышей, совсем не исключено, что один из них может оказаться кровопийцей, а второй добровольным «донором», и это будут совсем не похожие на связь хищника и жертвы отношения.       Да, Вэни обладают некоторыми преимуществами перед простыми смертными. Более сильные, более ловкие, более выносливые и более живучие, они, однако, получают в обмен на эти дары природы немало жизненных трудностей. Но пока есть люди, готовые их принять, полюбить и протянуть руку помощи, каждый Вэнь — не зверь и не хищник, а просто человек.