О деве из леса

Она давно уже сбилась с пути, но отчего-то это совсем не пугало. Светлый буковый лес служил ей пристанищем, и пожухлая трава, толстым ковром устилавшая землю, не шелохнулась под легкими шагами. Митреллас задумчиво провела ладонью по толстой старой коре высокого дерева. Над ней, в кронах буков и ясеней, шумел ветер, трещотки перелетали с ветки на ветку, пищухи и сойки затаились. Она чувствовала, как сок питает старого обитателя леса. Дерево отозвалось на ее прикосновение слабым покалыванием в ладони, и Митреллас улыбнулась. Здешний лес совсем не походил на Лотлориэн, но оттого он не переставал быть дивным и гостеприимным. Позади нее стояли жуткие обиталища каменных великанов, которые эдайн звали Белыми Горами. Митреллас до сих пор содрогалась, представляя над собой нависающие скалы, но широкая листва укрывала ее точно мать, и в сердце снова воцарился покой. Митреллас на прощание еще раз ласково похлопала дерево — словно друга по плечу. На мгновение мелькнула мысль остаться и найти приют здесь на ночь, но отголоски воспоминаний тянули вперед. Из-под ног выскочила прыткая ящерица, взглянула на эльфийскую деву чуть выпученными глазами и смешно отпрыгнула. Митреллас засмеялась, и в вышине широкоствольного дуба в ответ услышала забавный стрекот. Под ногами белым ковром стелились белоцветник и сердечник, и она побежала вперед, счастливая оттого, что солнечные лучи греют ее сквозь изумрудно-зеленую листву, что вода ручьев кристально-чиста, а роса, которой она умывалась по утру, свежа и сладка. Страшный окрик заставил ее замереть. На несколько мгновений Митреллас прикрыла глаза, чувствуя, как холодный липкий страх охватил ее. Дикие звери не трогали деву из Лотлориэна, но злые твари, рожденные на Севере, бродили по землям Средиземья, и порой могли обитать и в сумрачном свете ласковых лесов. — Женщина! Что ты здесь позабыла? Слова эти полыхнули словно огнем по дереву. Давно уже в Лотлориэне звучала речь тех, кто пришел с запада, кто пришел с окровавленными мечами и горящими пламенем амбициями, но разве та, за которой ушла сама Митреллас, понимала ее? Обернувшись, она застыла. Высокий, словно воин-нолдор, с ясными серыми глазами на суровом лице мужчина из чуждого ей племени целился в нее из огромного тисового лука. Тетива натянута до предела, и дернись Митреллас — падет как загнанный зверь. — Эльдалиэ! — воскликнул мужчина, все-таки опуская лук. Митреллас с места не тронулась, но напряжения в ней поубавилось. В этом существе она опасности для себя не чуяла и во все глаза рассматривала незнакомца. — Нет, я из тех, кто живет средь лесов, из рода нандор, — наконец медленно сказала она, не желая обмана по незнанию. — А ты, должно быть, из смертного народа. — Синдарину она выучилась давно, хоть Нимродель о том не знала, в ту пору, когда владыка Амдир явился с разрушенного западного побережья. Он делился с лесным народом дивными сказаниями, и Митреллас живо переняла звенящую словно ручей речь — не сложнее иной песни, раздающейся среди крон маллорнов. А вот людей она не встречала ни разу, и любопытство, заставившее ее выучить язык синдар, сейчас приковало к земле. Протянуть бы руку и коснуться этого человека — каков он? Человек же сам смотрел на нее, взгляда не отрывая. Ей казалось, что щеки его чуть окрасились алым, плечи распрямились, а глаза и вовсе вспыхнули огнем. — Почему ты так смотришь? — спросила она. — Мне неприятен твой взгляд. Мужчина тут же голову опустил. — Прости за неучтивость, мое имя Имразор, сын Адрахиля, дева, а дом — на землях Белфаласа, — сказал он. — Я Митреллас, из лесного народа. И я не знаю где находится Белфалас, хоть именно туда свой путь и держала. Имразор шагнул к ней, чуть подняв руки, словно боялся спугнуть. — Ты сбилась с тропы эльфов, Митреллас, в моем лагере ты найдешь краткий отдых. Митреллас засмеялась, и лесные пташки вторили ей. Глаза Имразора чуть расширились, он качнулся, будто одурманенный, и тисовый лук выпал из его рук. Митреллас подошла ближе, подняла оружие, разглядывая синдарскую вязь на его плечах. Потом медленно подняла взгляд на Имразора, чувствуя его тяжелое дыхание. Она положила ладонь ему на грудь, словно на крону дуба, будто желая ощутить биение сердца. Пальцы холодила тонкая кольчуга, и Митреллас отдернула руку, не любя сталь. Имразор взял ее ладонь в свою, и горячее прикосновение смертного опалило ее не хуже дыхания пробудившегося балгора. Вот только не ужас, а томление растеклось по ее венам. Миреллас глядела в серые глаза, видя за ними сталь и железо, пламя и пепелище, усталость и вечное ожидание битвы. Она бросила лук и тыльной стороной ладони прикрыла глаза Имразора, шепча слова позабытого многими языка, что когда-то раздавался у берегов Куивиэнен. Имразор судорожно выдохнул, колени его чуть подогнулись. — Мне ли нужен отдых? — спросила его Митреллас. Она сделала шаг назад, и Имразор открыл глаза. Лицо его просветлело, точно печали и заботы прожитых лет больше не довлели над ним. Каков удел смертных? Была ли мать у Митреллас? Разве возможно сохранить память о Древних Днях, что были прожиты словно во сне? Столетия сливались в короткие дни, проведенные среди лугов нифредила и эланора, и благоухание колыбелей цивилизации ее народа осталось только легкой дымкой желания раствориться в окружающей ее красоте. Сколь озорны и лукавы были ее собратья, счастливые в том, что вторгшиеся на оставленную родину родичи с запада называли дикостью! Имразор не отпускал ее руку, и хватка у него была человека, что долгие годы не отпускал рукоять меча. Заскорузлые пальцы оставляли за собой след, их прикосновения прогоняли прочь воспоминания, и, завороженная, Митреллас желала заворожить сама, впрочем и так ведая, что воли у смертного уже не осталось. — Тогда иди со мной просто так, — сказал он.