Любовно.

      Короче, это было замечательно. Наверное, Скарамучча никогда не чувствовал себя так хорошо. Нет, это определенно лучшие мгновения в его жизни. Ритмиичные движения навстречу, такие неторопливые и нежные. Нос щекочет аромат масла, нагретого их телами, раскатываемого по коже. Возможно, оно ложится не самой приятной плёнкой, но здесь и сейчас, с Кадзухой, всё — идеально.       С губ срывается стон, ласкающий слух. Приглушённый и тихий. Кадзуха глядит на партнера сквозь пелену полуприкрытых ресниц и слез. И ведь не от боли — совсем нет! Здесь и сейчас они в полной мере отдаются друг другу, выпивают оппонента без остатка. Солнце только-только взошло над горизонтом, его лучи едва коснулись белой макушки. Под ними — изрядно смятые простыни и всё, происходящее этим ранним утром, кажется до головокружения приторным.       Очередной влажный поцелуй, кажется, ещё секунда и Скарамучча сам превратится в жижу. Никогда он не чувствовал себя таким уязвимым — слишком происходящее интимно, но Скара знает — Кадзуха не навредит. Потому что Кадзуха трепетно целует его в загривок, Кадзуха оглаживает молочные плечи и Кадзуха толкается медленно, желая растянуть удовольствие до последней капли.       Скара едва не хнычет — до того он растроган, сердце в груди хлопочет пойманной птицей, пока партнер медленнно высасывает из него все соки. А он и не против — пусть берёт всё, всё забирает! Больше, вообщем-то, и некому, а Скарамучче этого сомнительного «больше» и не надо. Они созданы друг для друга, прожили несчастные годы своего скромного пребывания в мирской суете ради заоблачного «сейчас», этих нежных и приятных мгновений — приятных, до дрожи в коленях, тремора рук, невольно выступивших слёз. Их тела созвучны друг с другом, здесь и сейчас они — одно целое, любовно впивающиеся в припухшие и алеющие от частых поцелуев губы. Пожалуй, именно в этот момент Скарамучча ощущает себя как никогда нужным и любимым. Желание в алых глазах напротив, когда он заглядывает в лицо Каэдехары через плечо, всё ещё смущает, но он понимает — в его глазах такое же. Кадзуха понимает без слов, помогает перевернуться на спину. Он вообще очень смышлённый. И хороший. Скара назвал бы его лучом надежды в своей бесконечной тьме борьбы. Но Кадзуха и правда славным был, он бы и вам понравился. Было некое понимание в его редкой молчаливости и взгляде сквозь полуприкрытые ресницы. И выслушает, на него смотришь, и сразу по нему видно — слушает, всегда слушает. Иногда кажется, можно и слова не проронить, только подумаешь, посмотришь на него выразительно — и он поймет. О, а как он танцевал… словом, очень хороший. Честное слово, хороший.       А что Скарамучча? Он, наверное, хотел бы равняться на Кадзуху. И всё же это было вне его сил. Да и вряд ли сам Кадзуха хотел бы, чтобы на него равнялись. Это, конечно, стало бы для него честью, и всё же, сомневаюсь, что обрадовало. Поэтому Скара не будет. Да ему и не надо. Он твёрдо уверен — хотя, может, это слишком самонадеянно, — Кадзуха его любит. Таким, какой он есть, таким, каким он был и каким станет в будущем. И они пройдут вместе сквозь бури и штормы ради этих чертовых сладких секунд любви. Скара внимает каждому мгновению, зная — когда-нибудь одни лишь воспоминания согреют его.       Теперь Скарамучче открылся новый вид. Возвышающееся над ним тело, молочная кожа, испарина — мне уже довелось упоминать, что здесь и сейчас всё идеально? Скара готов поклясться, что влюблён до одури.       Они измотаны. Они валятся на кровать без сил. Они тяжело дышат. Они улыбаются. И они счастливы.