Во имя общего блага

Пережитое в детстве на всей дальнейшей жизни сказалось, не только на Ариане, в большей части — на ее семье, она была ребенком, ее переживания, хоть и сильные, и болезненные, а все же не полностью осознанно переносились. Больно, обидно, а полноты проблемы не осознать. Зато все понимали родители и братья, им за Ариану тоже больно было, всеобщая любимица попала в жестокие руки маггловских детей и это изменило ее. Отец обезумел от ярости, вряд ли он жалел о том, что сделал с мальчишками, вряд ли Кендра, Альбус и Аберфорт его осуждали, но закон есть закон, хоть он иногда слишком суров: dura lex, sed lex. Ариана мало запомнила папу, она все время после того случая проводила с матерью и Аберфортом. Альбус учился, после ареста отца он стал главным мужчиной в семье, он хотел скорее стать самостоятельным, чтобы обеспечивать их — или чтобы обрести свободу от них, что тянули камнем на дно талантливого волшебника с блестящим будущим, который мог достичь невиданных высот, если бы не больная сестра. Ариана не была действительно больной. Иногда у нее случались… приступы, но не болезни, не безумия, а магии. Вспышки, которые девочка не могла контролировать. Она менялась тогда, будто правда сходила с ума, сознание туманила ярость, злость выливалась на тех, кто был рядом. После последнего случая, когда глаза застила алая пелена, очнувшись, Ариана увидела мать, лежащую мертвой. Аберфорт увел сестру в ее комнату, повторял, что Ариана ни при чем, что это «несчастный случай», но она знала — она и есть тот самый несчастный случай, что произошел с семьей Дамблдоров. Все это из-за нее, из-за сложности контролировать магию еще с детства, иначе магглы не заметили бы ее тогда. Ариана — причина лишения свободы отца и гибели матери, Ариана — помеха для братьев, Ариана — лишняя.

***

Она думает, что ей легче было бы умереть, но внезапно в жизни Дамблдоров появляется Геллерт — друг Альбуса, он часто приходит к ним в гости, Ариана еще не совсем понимает, что они с братом планируют, ее не посвящают ни во что, она ребенок — больной ребенок. Это злит, потому что Ариана не ребенок давно, и она ревнует, потому что Гриндевальд приходит не к ней, потому что Альбус проводит с ней меньше времени, потому что даже Аберфорт должен учиться, а не только сидеть с ней. Ариане одиноко, она ощущает себя брошенной, и все эти эмоции рвутся наружу новым вихрем, новым взрывом, что таился в ее груди. Ариане Дамблдор пятнадцать, и ее магия больше не в состоянии быть внутри, магия требует внимания так же настойчиво, как ее носительница. Она такая сильная. Она искрит, как будто в ней миллион вольт. И дом рушится. Их дом в Годриковой Впадине разрушается в щепки, и посреди разрушений стоит хохочущая Ариана — ведьма, жуткая и опасная. Совсем не тот милый ангел, которого опекали и защищали от нее же самой. Она никогда не разделяла любви к магглам, она была достаточно взрослой, чтобы понять наконец идею Геллерта — подчинить тех, кто не владеет магией, заставить их служить волшебникам, поставить на законное место, место рабов. Ради общего блага — в том числе и их блага, если хозяева добры к слугам, то слугам живется хорошо.

***

Ариана уходит с Гриндевальдом, ни секунды не колеблясь, учится у него колдовству, постигая все мастерство безо всякой волшебной школы. Геллерт оказывается хорошим учителем, как и Ариана — хорошей ученицей, магия дается ей легко, магия в жилах ее вперемешку с кровью течет. Совершеннолетняя Ариана Дамблдор — идеальное оружие. Вместе с силами и знаниями она копила злость, обиды и жажду к власти; если бы попала на распределение в Хогвартс, непременно бы отправилась на Слизерин. Гордая, амбициозная и уверенная — куда только делась та застенчивая и забитая тихая девочка, что вечно сидела в углу и редко подавала голос. Взрослая Ариана не стесняется говорить, что думает, не стесняется ничего, настоящую себя не прячет. Ее братья — оба — жалкие неудачники, неспособные признать ее силу и вместо этого скрывающие ее. Ее родители — оба — люди, которым не посчастливилось стать жертвами режима, который запрещает волшебникам колдовать на глазах у магглов. Она — жертва статута о секретности: если бы его не существовало, то мучители Арианы из детства не посмели бы даже сказать ей ничего грубого, они бы кланялись ей и уважали, ибо именно так и должно быть.

***

— Это наш мир. Какая разница, что думает мой брат? Он всегда был занудой. Легче забыть, что любит братьев, потому что родных людей теряла уже дважды, оба раза по своей вине, прямо или косвенно. Геллерт становится ей роднее. Гриндевальда Ариана слушается, верит ему, даже если ошибается в том, что верит — ей неважно, у них все равно одни цели. И только ему удалось научить Ариану хоть как-то контролировать магию, не подавлять ее, но управлять своей силой. Ее блеск — зарево пожара, но сияние всегда сияние, и пламя тоже озаряет темноту, прогоняя мрак, неважно, пламя костра, на котором готовят пищу, или пламя убийственной стихии, пожирающей все на своем пути. Магия же гораздо сильнее простого огня, магия способна буквально на все, созидать и уничтожать, в зависимости от желания волшебника. — Я постараюсь, — кивает Ариана. Аппарация дается ей легко, тем более, что Геллерт страхует, но ведьма обнимает мужчину крепко, прижимаясь к нему. Пользуется случаем; каждым случаем близости пользуется, давно влюбленная — ей всегда мало. Прикосновение не станет лишним, ей очень важно все, что происходит между ними. Они так высоко. Они словно на вершине мира. У Арианы немного кружится голова, но не от высоты, а от понимания, что это действительно тот мир, что ей подарили, и это не шутка и не преувеличение. Это правда. Магглы внизу суетятся, бегут каждый по своим делам, как муравьи, выполняют бесполезную тяжелую работу, не поднимают глаза на небо, пока не начинают бояться, что начнется дождь. Жалкая у них жизнь. Серая, глупая, бессмысленная. Ей подарили мир, который ей не нужен. Ей хочется его уничтожить. Но того от нее и хотят. — Я так ждала этого момента, — торжествующе улыбается Ариана. — Спасибо, это самый лучший подарок. Я знаю, что сделать с ним. Знает с того самого момента, как ушла вместе с Геллертом, разрушив вместе со своим домом и свою прошлую жизнь, где о ней говорили шепотом, и ходили слухи, что она сквиб. Она — сквиб, подумать только, она! Волшебники относились к Ариане не лучше, чем магглы, они тоже боялись ее способностей, винили во всем, и мать, и братья, Ариана знала, что после ареста отца они все думали, что он пострадал по ее вине, но отец сам решил преследовать мальчишек, обидевших его дочь, она не просила, как и делать с ними то, что он сделал. Но Ариана была благодарна отцу за месть. Похоже, будто она подчиняется Геллерту, очарованная и сбитая с толку любовью, но это не совсем так: просто у них одни и те же цели и желания, идеально совпавшие. Ариана обвивает руками шею мужчины, удерживая рядом, отпускает спустя вечность, как ей кажется. Сердце бьется быстрее, но ей спокойно, ей очень спокойно, она полностью контролирует себя. — Я знаю, что делать, — подтверждает Ариана. Она отстраняется от Гриндевальда с неохотой, но в обнимку творить ее магию невозможно, и шагает к краю крыши, так, что носки туфель повисают над пропастью. Раскидывает руки в стороны, будто хочет взлететь, и порыв ветра треплет ее волосы. Упасть Ариана не боится, она идеально держит равновесие, сохраняя баланс и зная, где ее центр тяжести. Под ногами мир такой маленький. Как игрушечный. Как ненастоящий. Ей подарили игрушку на день рождения, и участь этой игрушки — быть сломанной. Лучшее для нее применение. Сжечь, разрушить, уничтожить. Это они во всем виноваты — магглы. Ариана делает вдох, и раздается оглушительный взрыв. Стена огня долетает до крыши небоскреба, не зацепив свою создательницу, лишь озарив ее фигуру языками пламени, воздух наполняется запахом гари, криками и воем сирен, люди мигом забывают про все свои повседневные заботы — те, кто выжил. Ариана громко хохочет, и ее хохот вызывает все новые и новые взрывы. Может, не нужно настолько увлекаться, потратить много магии сразу опасно для ведьмы, но Ариана про это не думает. Она хочет уничтожить магглов, она хочет еще раз им отомстить, она хочет показать Геллерту свою силу и свою любовь. Во имя общего блага.