Король-техночародей и его убийца

Декабрь в Мордоре всегда был особенным временем. И дело вовсе не в снеге, застилавшем серые равнины, лес вдалеке и пики гор (эти и так круглый год были в снежных шапках). И не в покрывавшихся толстой коркой льда водоемах, включая море Нурнен и кристально чистые теперь воды Мертвых топей, которые водные Майар (и одна нежить) после памятного изгнания монстра, переименовали в Ожившие берега и планировали устроить круглогодичный курорт. Действительно, чем они были хуже какой-то там Девы Озера Дозмари! И легенда для них была уже готова — про Майа огня, который, только представьте, любил поплескаться в воде, причем в особенно удачные дни приходил не один, а с королем Темнолесья. Один раз (и его водные Майар и нежить всякий раз вспоминали с особенным трепетом) к компании присоединился сам король Ривенделла — Элронд, но это достойно отдельной истории, поэтому в другой раз, прости, читатель. И потом, сегодня у нас на повестке дня укрытый снегом сказочный лес, морозный солнечный день и искрящиеся на солнце вершины Пепельных гор (они же Изгарные, в зависимости от того, чей перевод использовал картограф). Минас Моргул по традиции, возникшей одновременно с появлением в его стенах Ангмарца, готовится ко встрече Нового года. И тут следует остановиться поподробнее, потому что каждая традиция имеет свое начало, и, как правило, это всегда связано с каким-нибудь памятным событием. Мордорская традиция не стала исключением. Дело в том, что Айген Ангмарский, еще в бытность королем северных земель, очень любил один праздник, который более четырех тысяч лет назад являлся основным для Ангмара. Этот праздник с размахом отмечался зимой и знаменовал не просто начало нового летоисчисления, а рождение нового государства (того самого Ангмара), основанного самим Айгеном как государство прогрессивное, технологичное и, в силу доброго сердца его короля, мирное. Эту странную «миролюбивость» (а еще природные ресурсы и высокий уровень жизни) Валинор и его прихвостни неверно истолковали как слабость. Итог вы знаете: Ангмар пал, а его короля обрекли на жестокую гибель. Однако судьба распорядилась по-своему, и король остался жив, в отличие от традиции праздновать Создание Ангмара (и новую, как тогда ему казалось, светлую эпоху). Когда в Минас Моргул появился первый назгул, он очень грустил. Даже став сверхсуществом, модифицированным и, можно сказать, неуязвимым, в душе Айген оставался человеком, и ничто человеческое было ему не чуждо. Гортхаур, видя печаль своего старшего сына, решил сделать ему подарок. Узнав дату Создания Ангмара, которая приходилась на ночь с 31 декабря по 1 января, Гор устроил настоящий праздник и назвал его Новый год. В празднике участвовало все население Мордора. Даже на рудниках на Море Нурнен, где проходили трудотерапию особенно ленивые (и излишне задиристые) эльфы, был праздник: в полночь всем раздали по чарке крепленого вина, а наутро рабочий день начался на пару часов позже (потому что Гортхаур добрый хозяин!) Праздник всем ужасно понравился! Заранее нарядили елку (потому что вечнозеленая), вокруг нее потом водили хороводы с песнями и плясками и рассказывали стихи, а еще всем дарили подарки, стараясь угадать желание того, кому дарили, и создалась такая теплая, душевная атмосфера, что повеселел не только Ангмарец, но и техники, и даже орки с уруками. Даже Гортхаур так расчувствовался, что в полночь выступил с речью, и ему долго аплодировали и посылали в нулевое поле столько лучей обожания, что он изнутри светился. В общем, праздник запомнился и его решено было повторить. Потом ещё раз, затем ещё и ещё. Так он стал традицией, которую в Мордоре соблюдали без малого четыре тысячи лет, и даже в годы, когда кто-то из назгулов находился в вынужденном стазисе, праздник все равно не отменяли, зато украшали стазисный саркофаг еловыми ветками и обматывали светодиодными гирляндами, чтобы он светился всеми цветами радуги, знаменуя победу света, жизни и радости над тьмой и забвением. Вот и в этом году Минас Моргул готовился к празднику. Однако сегодня, 29 декабря 3018 Т. Э., с самого утра Гортхаур ходил задумчивый, несмотря на царившую в крепости предпраздничную суету, и даже пару раз вызывал к себе личного урука Захаррра, чтобы дать ему поручения. Кхамул, в обязанности которого входило знать все, что творится в Мордоре, а иногда и за его пределами, тоже насторожился. Ведь задумчивый вид Владыки, еще вчера пребывавшего в приподнятом настроении и даже со всеми тянувшего из новогоднего котла записку с именем своего тайного «крестника», которому он в праздничную ночь будет вручать подарок, означал только одно — их всех ждет приключение. Кхамул вздохнул и еще раз проверил данные от шпионов, рапорты от оперативников, в особенности от Таши, которую уже назначили главой революционной подпольной ячейки рабов. Сводки были обычными, все шло в штатном режиме, Великий План Гортхаура по освоению Восточной долины и постепенному захвату революционерами власти в подконтрольных Мордору территориях тоже двигался в рамках запланированного. Тогда Кхамул просмотрел почту, и электронную, и бумажную, и наконец нашел причину задумчивости Владыки. Ранним утром прибыл механический голубь, судя по резным крыльям тончайшей работы, — от эльфов. Оставалось понять, что такого голубь принес, раз Гортхаур впал в уныние, и это накануне праздника. Решение было принято молниеносно — надо проверить личную корреспонденцию Владыки. Кхамул как раз тайком крался по коридору, скрываясь в нишах, когда двери в покои Владыки с грохотом раскрылись и звучный голос потребовал: — Раз уж ты сам явился, будешь отвечать за гостей. Кхамул выпрямился и поправив форменную куртку, вышел из тени, нахально улыбаясь, хотя сам внутренне обмирал. Судя по голосу, Отец не то чтобы гневался, но точно был насторожен и, может быть, даже нервничал. Ну, насколько может нервничать страшный и ужасный Майа Саурон. — Зайди, — нетерпеливо приказал Гор: — Знаешь же, что не люблю говорить с пустотой, и тянешь! Кхамул вошел, осторожно ступая по мягкому ковру, который почему-то оказался на полу. И вообще вся комната поменяла свой вид. Вместо привычно скромных покоев Кхамул оказался в каком-то эльфийском великолепии: кругом искрящиеся в электрическом свете канделябры из чистейшего горного хрусталя, золотая инкрустация, лепнина, мебель — едва ли не музейные экспонаты редких пород дерева, кругом дорогие ткани, а полы застелены дорогими коврами лучших фабрик Харада. Но все это было в «фирменных» цветах Гортхаура — черном, красном и золотом, а также везде были красные глаза его герба, которые, казалось, следили за гостем. Гортхаур, уловив в нулевом поле удивление Кхамула, поморщился, как от зубной боли, и прошипел: — Трандуил прибудет через четверть часа, причем с Альошей. Никак не может простить, что мы обнаружили его «тайну», и наверняка будет разнюхивать все тут… — Владыка, но ты же мог отказаться и не принимать его? — искренне удивился Кхамул. Гор слабо отмахнулся и, после некоторой паузы, пустился в рассуждение: — Вот представь, что ты во время отсутствия Айгена, допустим, пока он в темном тренировочном зале в полночь зажимал оруженоску под предлогом обучения, оказался у него в покоях, ум-м, случайно, и случайно же увидел на столе интересный документ, и, опять же, совершенно случайно прочитал, а там ТАЙНА, причем ты вот вообще ее не искал и… Гор замолчал на полуслове, прислушался к чему-то и, опять махнув рукой, скривился: — Впрочем, не важно, они уже прибыли. Иди встречай гостя и веди сюда, пусть сидит в моих покоях, — Гортхаур отбил рукой затейливый ритм по деревянному подлокотнику кресла, в котором развалился, — но сидеть он тут, конечно, не будет, поэтому, — немигающий взгляд Гора уперся в Кхамула, — ты будешь за ним следить! — Но почему я-то? — возмутился Кхамул: у него были планы на вторую половину новогодней ночи, и они были связаны с Галой. — Потому что хотел раскрыть тайну, — ухмыльнулся Гор. — Вот я и даю тебе такую возможность! Поверь, тайн будет много. Кхамул печально уставился себе под ноги, раздумывая, что скажет Гале, но Гор и тут был оригинален. — И не оплакивай свой новогодний вечер, дорогая Золушка, — Гортхаур едва сдержал смешок, прикрыв рот длинными пальцами, и только искрящиеся глаза выдавали его, но Кхамул не видел, был слишком занят переживаниями, готовясь к очередным приказам, ведь хорошо помнил, что Золушку вместо бала отправили сажать розовые кусты, перебирать гречку и познавать самое себя. — Так вот, Золушка, прежде чем ты там себе придумаешь разное, можешь на новогодний бал позвать свою ненаглядную. С учетом того, что она сейчас несколько, ум-м, не в форме, — Гор очертил рукой в воздухе силуэт огромного живота, чем вызвал у Кхамула румянец на щеках, — или, следует сказать, наоборот в форме, ум-м? — Гор усмехнулся, а Кхамул не просто порозовел, а пошел красными пятнами. — В общем, можешь позвать её, вдруг согласится? Кхамул отрицательно мотнул головой, а Гортхаур, уже не скрываясь, рассмеялся: — Ладно, ладно, после новогодней полуночи будешь свободен, ты бы видел свое лицо! НО, — указательный палец с черным когтем уткнулся в лоб Кхамула, и тот непроизвольно скосил глаза, отчего Гор опять едва не зашелся смехом, — до этого времени глаз с Трандуила чтобы не спускал. — уже серьезно сказал он. — А что делать, если он вдруг полезет, куда не следует? Одно дело следить… — настороженно поинтересовался Кхамул. — Сказать мне, — отмахнулся Гор и, опережая незаданный вопрос, быстро проговорил: — да хоть через нулевое поле или на смарт-назг по закрытому каналу! — Затем, изобразив на лице широкую улыбку, вскочил с кресла. — Дорогой друг! — очень радостно и совершенно неискренне возопил он. — Как же я рад тебя видеть! Какая неожиданная встреча! В дверях стоял Захаррр, личный урук Владыки, а за ним (и это несмотря на немалый рост урука) возвышался Трандуил в серо-зеленом походном наряде (минимум вышивки, всего четыре вида драгоценных камней, меха не только для красоты, но и чтоб грели, в маскировочном плаще и малой короне. Ну а уже из-за плеча Трандуила выглядывала хитрая морда лося Альошы, который, кажется, больше всех был рад приглашению и уже присматривался к растениям и мху в кадках, которые в большом количестве кто-то расставил по всем покоям Гора. — Так уж и неожиданная, — прямая темная бровь Трандуила приподнялась, а вот температура в комнате упала на пару градусов. — Письмо ты получил, мне пришло уведомление… — Не придирайся к словам, — Готхаур вцепился в локоть эльфа и потащил его за собой, — Давай устроим тебе экскурсию по крепости! — Вот так сразу? — Трандуил растеряно оглянулся на Альошу и с удивлением обнаружил, что лось уже пристроился к кадке со мхом и меланхолично жевал что-то, совершенно забыв про своего хозяина. Альоша в ответ поиграл тем местом, где у него могли бы быть брови: мол, хозяин, я, может, и стал разумной формой жизни, но самым приятным звериным привычкам не изменил. — А что если я устал с дороги? — не сдавался Трандуил, упираясь ногами в пол, пока Гор, совершенно не обращая на это внимания, фактически вез его за собой, оставляя глубокие борозды в черном мраморе пола. — А как же отдохнуть? А поесть? А принять… ванну? Гор остановился и, театрально хлопнув себя по лбу, громогласно прокричал: — Захаррр! Помоги там с вещами и присмотри за Альошей, а мы пока с Трандуилом немного пройдемся! — Затем повернулся к эльфу и, щуря глаза, поинтересовался: — Ты же именно за этим приехал, не так ли? — Но я никуда не хочу! — Трандуил отцепил руку Гортхаура и, сверкнув светло-голубыми глазами, на дне которых затаилась обида и плохо скрываемое желание отомстить, сложил руки на груди. — Хочу в свои покои! Кстати, где они? Трандуил всем видом показывал, что с места не тронется, но Гортхаур неожиданно ответил вопросом на его вопрос, и король лесных эльфов замер с открытым ртом. — Погреб или сокровищница? — Гор смотрел на него, хитро улыбаясь. — Не надейся, что сможешь откупиться от меня вином и сильмариллами! — проворчал Трандуил, но в глазах, кроме упомянутых обиды и желания отомстить, появился отблеск еще чего-то и Гортхаур не стал терять времени: надо было развить успех. — Вот и чудненько, значит, сначала выпьем вина, а потом посмотрим сокровища! — воскликнул он, вновь хватая Трандуила под руку, и поволок его прямиком в погреб. Механические двери открывались, реагируя на движение, камеры провожали их своим стеклянным зрачком, пару раз Гортхаур прикладывал ладонь, а один раз даже плюнул в заборник генного материала, чтобы получить доступ, но Трандуил молча и со скучающим видом, смотрел на все это, а Кхамул, который тащился за парочкой сиятельных заклятых друзей в некотором ох… отдалении, гадал про себя, для чего Гор устроил целое представление и потащил короля Темнолесья через всю крепость, если в погреб можно было попасть прямо из его покоев. «Как любопытно, — думал про себя Гортхаур, — кто же ты такой, Трандуил, и Трандуил ли ты вообще, мой маленький и очень любопытный гость из далеких галактик, но ставлю свои ботинки и любимую черную рубашку, что ты точно не эльф…» А Трандуил смотрел по сторонам и тоже много чего думал. Например, что Гортхаур знает (и умеет) гораздо больше, чем говорит, и что наверняка прячет какие-то темные секреты, и раз он, Гортхаур, случайно или уж нарочно, кто теперь узнает, нашел самый большой секрет «Трандуила» — корабль, на котором он прибыл в Арду, то эльфийский король-дракон тоже в долгу не останется и выяснит, что прячет в Минас Моргул рыжий хитрющий Майа. А когда узнает — о, вот тогда да, они будут квиты! — И долго еще? Трандуил остановился перед очередной дверью, в этот раз на удивление простой и даже деревянной, правда, без ручки или замка, и, сложив руки на груди, нетерпеливо пристукивал ногой. — Да, собственно, все… Гортхаур быстро пробежался черным когтями по дереву, и дверь перед ними открылась. Пахнуло холодом и дубовыми бочками, запахом можжевеловых веток, свежей коры и каких-то ягод. Гортхаур сделал приглашающий жест, пропуская Трандуила вперед, а тот остановился и скосив глаза на своего друга, и поджал губы, так и не войдя в помещение. — Нет, я, конечно, подлец, но не до такой же степени! — возмутился Гортхаур, практически впихнув в темноту Трандуила, и зашел следом. По бокам тут же вспыхнул свет, и Трандуил смог разглядеть винный погреб. Но дивился он вовсе не свету, чудесным образом исходящему из стен, или огромным (и современным!) охлаждающим камерам, так похожим на огромные стеклянные гробы, за витринами которых аккуратно лежали в специальных ложах бутылки всех форм, цветов и размеров. И вовсе не каменный пол, сделанный из цельного куска скалы, и не мигающие датчики и прочая заумная электроника привлекли его внимание… Проходя через центр погреба, Трандуил почувствовал, что под ними есть что-то еще, какой-то секрет, что тщательно скрывает его друг Гортхаур. И этот секрет точно может быть настоящим сокровищем. Глаза Трандуила блеснули золотом, но он приложил максимум усилий и ничем не выдал себя, ни одна мысль не отразилась на его лице, ни один образ не проскочил в нулевое поле, и король Темнолесья был очень собой доволен. Он широко и в этот раз искренне улыбнулся, показав ровные белые зубы, жемчугом блеснувшие в полумраке помещения, и задумчиво прошелся еще разок мимо стен, туда, где стояли огромные бочки, постучал по ним кулаком, принюхался, оглядел еще раз холодильники с вином и наконец остановился перед одним из бочонков, где смешно наморщил нос. Гортхаур, склонив голову, наблюдал за ним и чувствовал смутное беспокойство, что-то поменялось в нулевом поле, да и поведение его гостя тоже изменилось. «Пронырливый гад какой, ты посмотри, — с восхищением думал про себя Гор. — Все же нашел что-то, вот это я понимаю, интуиция восьмидесятого уровня! Понять бы, что ты нашел, а еще лучше, КАК ты это сделал!» — Вот это желаю попробовать, — Трандуил наугад махнул рукой себе за спину, и Кхамул, который, кажется, пропал еще на середине их тура по крепостным коридорам с автоматическими пневмодверями, бесшумно возник возле бочки. Назгул взял с полки два больших пузатых бокала и налил по четверти для Владыки и эльфийского короля. Трандуил как раз в этот момент повернулся, чтобы посмотреть, куда он там ткнул и не придется ли ему отведать, например, бренди, который он не любил, считая напитком прислуги. Так что эльфийский король чуть не подпрыгнул, обнаружив Кхамула, протягивающего ему бокал. Смерил его надменным взглядом, но бокал все же принял. Однако дождался, когда Гор тоже возьмет свой, и только когда Гортхаур пригубил вина, сделал первый глоток. «Послушай, — Гортхаур обратился к нему в нулевом поле, — вот сейчас стало обидно. Я могу понять твой гнев и, заметь, даже позволяю тебе расхаживать по святая святых — моей крепости, но травить гостя… И потом, просто чтобы ты знал, у меня нет друзей. А тебя, пожалуй, я бы мог назвать своим другом…» — Поэтому, на правах друга, ты можешь осмотреть крепость везде, где посчитаешь нужным, — произнес он вслух и поднял бокал, салютуя. — Друг, разделивший с тобой тайну, приобретает особенную ценность, согласен? Трандуил только фыркнул, но Гортхаур почувствовал, что если и не прощен, то, по крайне мере, Трандуил не испытывает больше чувства опасности, и не считает его предателем. «Но было близко», — подумал Гортхаур и залпом допил вино. — Дорогой друг, вынужден оставить тебя одного, — хитро улыбнулся он, и бокал растаял в его руках. — Да? — Трандуил сделал обиженное лицо, но в глазах вновь мелькнула золотая искра. — Прямо совсем одного? — уточнил. — И как же мне потом найти дорогу обратно? — Кхамул поможет, — беспечно ответил Гор и исчез вслед за бокалом, а в нулевое поле докинул образ сокровищницы, куда тоже должен был проводить Кхамул. «И я могу взять оттуда все, что пожелаю?» — деловито уточнил Трандуил тоже в нулевом поле. «Но только что-то одно, и да, можешь, мы же ДРУЗЬЯ» — Гор сделал акцент на последнее слово. «Еще хочу две сотни бочек этого вина в течение года, еще по пятьдесят в течение трех лет, и сильмариллы с дисконтом в 30 процентов», — отчаянно торговался Трандуил. «Сто пятьдесят в первый год за мой счет, и дальше ты будешь заказывать не менее пятидесяти в год, допустим, за полцены. С учетом того, что ты уже получил внеочередную и, замечу, совершенно бесплатную партию сильмариллов, а еще у тебя две новые башни, я не буду спрашивать зачем тебе камни отдельно, но дисконт будет не более 15 процентов! И это мое последнее слово, даже такой ушлый грабитель, как ты, должен уметь останавливаться и не злоупотреблять гостеприимством…» — В голосе Гора горным рокотом послышалась скрытая угроза, и Трандуил (который вовсе не рассчитывал на такой щедрый процент, а торговался потому, что был азартен и просто любил спорить) счел за лучшее согласиться. На том и порешили. Осмотрев погреб еще раз (и дважды по несколько раз попробовав новые сорта вин), Трандуил за три с половиной часа осмотра успел покататься на карусели «выпил-протрезвел», наконец выбрал те бочки, которые посчитал для себя наиболее интересными, и потребовал у Кхамула, чтобы тот проводил его в отведенные покои. А сам всю дорогу украдкой смотрел, как бы попасть обратно, потому что в погребе с вином была ТАЙНА, и она манила гораздо больше сокровищницы или вина. Тем временем, помимо визита Трандуила, двадцать девятого числа в Минас Моргул развивался ещё один трагикомический эпизод, стартом которому послужили неосторожные слова Эовин. Она по-прежнему занималась со всеми назгулами, пусть и проводила большую часть времени с Айгеном и незаметно стала совмещать функции ученицы, оруженосца, адъютанта и гонца. Лишнего после брожений по Лихолесью Айген себе не позволял, а мечтал ли он зажимать темными ночами оруженоску в тренировочном зале — о том только Гору было ведомо. Зато Минардил и Вардамир стали позволять себе лишнее. Не подумайте дурного, они навсегда вычеркнули Эовин из объектов мужского внимания, но с радикализмом молодости устремились в другую крайность — стали вести себя с ней как с сыном полка назгульского и шутить весьма солёные шутки. Например, про то, что Телимат такой мелкий и худой, потому что все силы после стазисов тратил на перепроверку всех шестьсот шестидесяти шести поз для уестествления: вдруг что изменилось? Эовин весьма неосторожно в ответ ляпнула: мол, а что, поз больше четырёх? Минардил и Вардамир переглянулись и прислали ей вечером через орка Камасутру, то есть подробное руководство из Кханда для плотской любви с инструкциями и картинками. Не чуя подставы, Эовин обрадовалась новой книжке. Взяла конфет, забралась с ногами в постель и открыла… Уроки остались не сделанными, конфеты — не съеденными. Принцесса не спала всю ночь и не успокоилась, пока книгу не дочитала и не досмотрела. На её счастье, Айген задержался с утра с отчётом Владыке и написал ей на браслет — попросил побегать и размяться самостоятельно, а потом идти в тренировочный зал и там уже они встретятся. Никуда Эовин с утра не пошла, даже на завтрак. Просто сидела и смотрела в стену, пока в голове полыхали образы один ярче другого. Наконец будильник прозвенел, напоминая о фехтовании. И она пошла, растрепанная, на встречу с Айгеном. Айген повернулся на звук открывающейся двери, улыбнулся, собираясь поприветствовать свою принцессу, но замер, не донеся ладони до сердца. Она была совсем бледной, с кругами под глазами и, кажется, нетвердо стояла на ногах. Знал бы он, что в этот миг она как раз вспоминала, как на той картинке на странице двадцать три мужчина женщину поднял и прямо на весу её… а на странице тридцать один женщина встала на четвереньках, подняла одну ногу и… а на пятьдесят четвёртой женщина вообще обвязавшись канатом прыгала, а мужчина… — Эовин, с тобой все в порядке? — Айген приблизился и коснулся её запястья, собравшись померить ей пульс и температуру. — Нет! — Эовин села на пол и разрыдалась Пока Айген срочно набирал по смарт-назг Настадрену, Эовин вскочила и бросилась вон из зала. — Постой, ты куда? — Айген устремился за ней и даже поймал за локоть. — Отпусти и не трогай, я в медотсек, — Эовин прятала взгляд. — Прости, мастер… Айген отпустил, конечно. Потом долго гипнотизировал взглядом захлопнувшуюся дверь. Представить безобидную причину, по которой Эовин могла бы его избегать, у него не вышло. Но докопаться до правды Айген был обязан. Поэтому через полчаса он пошёл в медотсек сам. Настадрен встретил его на пороге с всегдашней улыбкой уверенного в себе и своём мастерстве профессионала. — С ней все в порядке, — сразу начал с главного. — Сейчас получила успокоительный укольчик и спит. Нервное перенапряжение. Совсем ты её загонял. — Она… — Айген остановился, не зная, как сообщить, что сегодня Эовин его впервые отталкивала. — Ты бы дал ей от себя выходной, — Настадрен был безжалостен. — И я настаиваю на полноценных новогодних каникулах. А теперь иди, к вечеру проснётся и поговорите. Айген молча пошёл обратно, пытаясь вспомнить, что у него сегодня из дел, но мысль ходила по кругу. «Ты так громко страдаешь, что я не могу сосредоточиться и уделять внимание дорогому другу, почтившему меня своим «внезапным» визитом, — хмыкнул Гор в нулевом поле. — Ладно, вот тебе подсказка: проверь её комнату». Айген поднялся на их жилой этаж и открыл с кольца комнату Эовин. Отметил, что беспорядок там милый и уютный, и сразу нашёл причину странного поведения Эовин. Раскрытая книга о способах уестествления небрежно валялась на полу, что совсем не было похоже на Эовин с её трепетным отношением к книгам. В библиотеке такой дряни не водилось (Айген лично убрал в секретное хранилище всякой дряни много лет назад). Поскольку книга была откровенно лживой и местами фантастической. Сканер отпечатков пальцев ничего не дал, но уши авторов затеи торчали аж за километр. Айген настолько разозлился, что умудрился не заморозить ненавистный объект, как обычно, а поджечь. И, видимо, тряхануло все нулевое поле, потому что в чат назгулов посыпались недоуменные вопросы «Неразлучники подсунули ей камасутру. Владыка, что мне делать? — написал Айген Гору в личку. — Дай мне командировочное задание на несколько дней, пусть Эовин остынет». «Вот ещё, — немедленно ответил Гор. — Ты мне нужен здесь, тем более в канун Нового года! Возьми её завтра в поход на целый день, чем изнурительнее, тем лучше. И погода как раз морозная ожидается. Оба охладитесь и поговорите. А с «неразлучниками» я разберусь сам!» Айген доверился Владыке и не стал устаивать невероятный разнос Минардилу и Вардамиру. Гор умел преподать урок: Ангмарец свой первый и последний раз вспоминал с содроганием. Поэтому он действительно отправился по делам, а к Эовин заглянул вечером в присутствии Настадрена. Принес цветы из оранжереи, был ласков и, старательно не обращая внимания на пятна стыда, которыми Эовин покрылась, наверное, вся, анонсировал на завтра выездное занятие. Затем откланялся (буквально) и ушёл: ему еще нужно было всех озадачить на завтрашние сутки своего отсутствия. Эовин сегодня должна была плести ему косы, но, к сожалению, не вышло. Айген вспомнил свою всегдашнюю тихую радость от этого их маленького тайного ритуала и послал «неразлучникам» лучи поноса. Разумеется, метафорически, хотя мог бы и буквально, все же закрыться от его прямой атаки через нулевое поле младшее поколение бы не смогло. Но даже эти дебилы были ему названными братьями, поэтому Айген привёл себя в чувство, причесался сам, как мог, и собрал небольшой рюкзак для Эовин и здоровенный для себя, а потом лёг спать. и Эовин ему снилась, конечно, полуголая, но без немедленного уестествления — просто шла по цветущему весеннему лугу, одному из многих на склонах Чёрных гор. Эовин чувствовала себя ужасно. Нет, она выспалась, плотно позавтракала и была отвратительно бодрой, но на душе скребли не то что кошки, а целые анунахи, поскольку в своей комнате она не обнаружила той самой проклятой книги, а значит, Айген все знает. Нет, даже так: ВСЕ ЗНАЕТ! И наверняка снова плохо думает о ней как о женщине! И как об ученице тоже! Мысли о том, как каяться Айгену, прервал сам Айген: зашёл в её комнату в странной одежде, штанах, сшитых с курткой (Эовин знала, что это называется комбинезон) и вручил такой же ей, но меньшего размера. А ещё тёплые штаны с туникой и носки, и ботинки, и странную шапку-маску. — Доброе утро. Вот, одевайся, жду тебя на заднем дворе, полетим на анунафиге, — сказал, практически всучивая краснеющей (опять!) Эовин одежду. — Я… Я не хотела её читать! — выпалила Эовин невпопад. — Я знаю, — сказал Айген с каменным лицом. А потом вдруг подмигнул ей и ретировался. Пока Эовин собиралась, она чуточку успокоилась. Кажется, Айген не сердится, а его преувеличенная мягкость на этот раз вызвана опасениями за её здоровье. «Ну вот, — мрачно думала Эовин, затягивая многочисленные шнуровки на одежде, — посчитал, наверное, что от вида пиписек я совсем с ума сошла, позор какой! Никогда больше такую пакость читать не стану». Но она так отчаянно стеснялась, что во дворе даже не заговорила с Айгеном первая. Сама удивлялась — она ведь шутила с ним про «это самое» и сама лезла обниматься, а после каких-то дурацких картинок стесняется. Будь во дворе Гор, он бы объяснил Эовин, что у нее просто временный переизбыток информации, и получилось что-то вроде отравления, только в воображении. Но Гор был совсем занят и предоставил Айгену лечить подопечную самостоятельно. Айген поправил на Эовин комбинезон, показал, как правильно надевать зимнюю шерстяную шапку-маску, а в ухо себе и ей вставил что-то вроде круглого камешка, от которого отходила вниз к губам тонкая проволока. — Это гарнитура с микрофоном, чтоб мы могли переговариваться, не перекрикивая ветер, — пояснил, подсаживая её в седло, сам устроился впереди и поднял дракончика в воздух. На высоте, в холоде зимнего воздуха, Эовин отвлеклась. Сегодня было ясно, снег блистал на склонах гор. Айген вёл дракона низко, и тот иногда задевал пузом сугробы. От солнца Айген нацепил ей на глаза стекла в оправе, сказал, что это называется «солнечные очки». Его голос было отлично слышно в её ухе, хотя сам он смотрел вперед, чтоб анунах в скалу не влепился. — А куда мы летим? — наконец спросила Эовин. — Вон на то плато, — Айген вытянул длинную руку к виднеющейся на горизонте цепи гор. — Там оставим дракона и пешком поднимемся на старый сторожевой пост, где заночуем. Утром дракон нас оттуда заберёт. — Зано…чуем? — Эовин обалдела. — Что-то мало энтузиазма в твоём голосе, — хохотнул Айген. — Ты наконец оставила планы по моему уестествлению? — впрочем, он продолжал смотреть вперёд. — Я… что? — Эовин рассердилась и засмеялась одновременно, треснула Айгена по плечу. — Я смотрю, кто-то наконец научился шутить! — У меня был хороший учитель, — в голосе Айгена звенел смех. Они летели не более часа. Дракон действительно высадил их на плато — на пятачок, откуда ветер сдул почти весь снег, и каменно-ледяная крошка скрипела под подошвами. Эовин спрыгнула, радуясь возможности размять и согреть слегка озябшие конечности. Айген снял два здоровенных заплечных мешка (обозвал их «рюкзаки»), себе вообще нереальных размеров, но и для Эовин немаленький, радостного оранжевого цвета. Кратко рассказал, что делать, если в результате какой-то ужасной или нелепой случайности она останется одна. Во-первых, не паниковать. Во-вторых, оставаться на месте и ждать дежурных спасателей. И наконец, нажать на маячок и зажечь дымовой факел. А потом Айген отпустил дракона, поправил очки на Эовин и просто пошёл вперёд, сказав следовать за ним. Он почти не оборачивался, но точно знал, что Эовин за ним шагает. А чтобы ей не было скучно, начал рассказывать через гарнитуру, как они с Владыкой Гором обживали и застраивали Мордор. Еле заметная под снегом и ледяной крошкой тропа вела вверх, петляя, как будто её оставил хитрый заяц. Из-под снега торчали горные сосенки, кривые и цепкие. Там, где они шли, снега было уже больше — по щиколотку примерно, и высокие ботинки вполне справлялись, но один раз Эовин случайно шагнула вбок и едва не провалилась — там оказался провал, заполненный снегом. Впрочем, Айген успел её поймать. Солнце тысячами сильмариллов сияло на снегу, слепя, но совсем не грело. Эовин порадовалась, что тепло одета, но как только она останавливалась — начинала мёрзнуть. Да и рюкзак оттягивал плечи будь здоров. Так что уже через пару часов непристойные картинки поблекли в её воображении, захотелось пить и есть. Айген как будто почувствовал — прервал свой рассказ о том, как правильно искать с помощью драконов залежи драгоценных металлов, и распорядился: — Привал! Эовин сбросила тяжёлый рюкзак и уселась на него, а Айген отпил из большой фляги сам и протянул ей. Напиток был травяным сладким чаем — все ещё тёплым. Ну а бутерброды и вовсе вернули Эовин бодрость духа. — Красиво тут, — вздохнула, оглядывая зимний горный пейзаж. — Только безжизненно. А почему здесь никто не живёт? — Климат плохой и есть особо нечего, — пожал плечами Айген. — Хотя весной эти горные долины зацветают, и здесь ненадолго образуется одно из самых прекрасных мест на свете. А так дорог нет, и копи разрабатывать неудобно и опасно. Однако я надеюсь, что ещё лет через пятьсот край оживёт, особенно если удастся развернуть реки, чтобы текли в эту долину. Айген поднял свои очки на лоб, стянул маску к подбородку и, пока жевал свои бутерброды, с сияющими глазами рассказывал, как в Мордоре будут яблони цвести. Эовин, пока слушала его низкий голос, прямо видела новые красивые города, тонкими шпилями протыкающие облака, всякие поезда-змеи, снующие по высоким мостам, спокойных светловолосых людей и цветущие долины. И про всякие глупости уже почти не думалось. — Доела? — Айген аккуратно убрал бумажные обертки. — Тогда идём дальше вон до той скалы, которая похожа на сидящего Пушка. А по дороге расскажу, как впервые сражался с гномьим хирдом. И они все шли, шли, шли. Айген рассказывал — про гномов, про Ангмар, каким было его королевство, холодное и высоко расположенное, про то, что в древнеангмарском, ныне почти забытом языке есть сорок слов для льда и снега… Эовин иногда задавала вопросы, но в основном слушала молча. И по мере того, как уставало ее тело, разум заполнялся новым образами и фантазиями, взамен тех дурацких картинок с голыми людьми. — Я бы очень хотела увидеть твой Ангмар, — сказала застенчиво, но Айген только тепло улыбнулся. Они ещё несколько раз останавливались на привал, и каждый раз Айген поил ее бодрящим чаем и угощал чем-то вкусным, что не ожидаешь съесть высоко в предгорьях — то медовое пирожное предложит, то острое и солёное мясо с капустой в тонком тесте («Ваш Владыка свидетель, — с чувством сказала Эовин, — впервые я доела что-то с капустой до конца!). Один раз Эовин понадобилось «в кустики», точнее, за скалы, но Айген совершенно спокойно напомнил, что комбез расстегивается не только спереди, но и сзади, и отошёл достаточно далеко, чтобы не было слышно, что там Эовин делает, но достаточно близко, чтоб успеть спасти, если кто-то решит испробовать девичий филей. Когда Эовин поняла, что больше не может идти и сейчас просто ляжет в снег, тропа вывела их на небольшую площадку, укрытую скальным карнизом от ветра, снега и дождя. — Присаживайся и отдохни, — Айген сбросил свой рюкзак. — Я поставлю палатку. — А как же обучение в полевых условиях? — из духа противоречия поворчала Эовин, которая на самом деле была ужасно рада, что сегодня она не оруженоска, а дама, о которой заботится рыцарь. — Настадрен требовал дать тебе отдых. Ужасно был недоволен, что я не даю тебе нормально спать. Хотя я вроде бы не настолько по назгульим меркам стар, не страдаю склерозом и точно помню, что отпускал тебя на ужин ровно в восемь, даже взял на себя заботы по вечернему выгулу Пушка, — Айген остро на нее глянул, и Эовин покраснела опять. — Не хочешь сказать, чем еще занимаешься ночами? — Книжки читаю, — она сглотнула, вспомнив последнюю «книжку». Но Айген, к счастью, не стал дальше ее допрашивать. Вместо этого, занимаясь обустройством ярко-алой палатки, начал рассказывать, что безопасно разбивать лагерь для ночлега в горах на гребне горного хребта, но площадка для палатки должна находиться ниже верхней точки и защищать от ветра и снега хотя бы с двух сторон. На самом краю палатку не ставят, особенно если скала сложена из осадочных пород. Сегодня ветер с востока, он будет задевать палатку краем, поэтому ставить ее надо к ветру узкой стороной, но не входом. — И помни, вверху теплее, чем в низине или ущелье, — Айген улыбнулся, доставая небольшую лопату из своего огромного рюкзака. Он сколол лопатой намерзший в одном месте площадки лед, смахнул снег, который намело прошлым ураганом с краю, и выровнял площадку, убрав несколько крупных камней. Затем подготовил основание, уложив странный пружинящий материал. Над ним растянул палатку, причем закрепил веревки на кольях с металлическими наконечниками, которые голыми руками вгонял в камень (пока Эовин тайком млела от очередного доказательства его невероятной физической силы). Затем показал Эовин, что палатка двухслойная — верхний тент защищал от ветра, влаги и снега, а внутренний — согревал. Затем, тоже одной только лопатой, выдолбил яму в камне площадки поодаль, где две скалы образовывали укромное место, и, не глядя на Эовин, очень спокойно сообщил, что это — место девического уединения. Эовин покраснела сильнее, чем если б Айген при ней заявил, что это сортир. Потом забрался внутрь и некоторое время чем-то шуршал и гремел, пока из «окошка» в палатке не высунулась и не задымилась труба. — Присоединяйся, — Айген вылез, уже в нижнем тонком комбинезоне. — Здесь, в «предбаннике», оставляешь верх и обувь, забираешься внутрь и выбираешь себе плед. Печка греет, чайник сейчас вскипит. Что хочешь на ужин? — А… какие варианты? — Эовин сильно удивилась. — Я не слишком хорош в готовке, до Феридира мне как до Валар вплавь, — Айген с некоторым стеснением поскреб в затылке. — Но могу запечь мясо с овощами на углях или обжарить. А на десерт — жареный зефир с какао. — Ничего не поняла, но давай запекать, — засмеялась Эовин, забираясь в палатку, где немедленно прихватила себе чернющий мрачный плед, потому что он напоминал ей Айгена, а ему оставила веселенький красный, с плящущими дракончиками. Айген на такое самоуправство лишь привычно вскинул брови, но промолчал. Пока он готовил, причем намного более умело, чем об этом говорил, Эовин, завернувшись в плед, краснела. Потому что в маленькой палатке они постоянно соприкасались плечами и бедрами, и она боялась и жаждала узнать настоящую причину, зачем Айген позвал ее в этот странный и прекрасный поход. Неужели?.. И в то же время Эовин охватила удивительная робость. Легко приставать к Айгену в крепости, когда там куча народу (и наверняка все подглядывают, гады!). Но вот сейчас они одни на краю мира, а она волнуется, как будто той книги не читала, хотя лучше бы и правда не читала. Даже чуть какао не разлила, но Айген поймал чашку, спасибо его назгульской реакции. Когда с ужином было покончено, Айген даже не поленился почистить посуду снегом, не сказав ни слова про «женские обязанности», хотя вообще-то был не только главный назгул и ее мастер, но и целый король. Эовин вся напряглась, чувствуя, что сердце вот-вот из груди выскочит, и гадая, понравится ли ему, если он прямо сейчас… — Я хотел с тобой поговорить, — вернувшийся Айген пристально на нее уставился, словно она снова была подозрительным засланцем. Эовин слабо кивнула, глядя на него, как кролик на дракона. — Скажи мне, — по губам Айгена скользнула странная улыбка, — твои попытки меня атаковать и… завалить уже во всех смыслах… Зачем они? Я думал, мы договорились, и даже срок обозначили. Эовин залилась краской, только на этот раз от стыда и гнева, поскольку он говорил о весьма неприличных вещах. Как будто упрекал. Как будто сам того же не хотел! — А тебе что? — зашипела, вцепившись в плед. — Владыка велел лекцию прочесть о моем поведении, да? Да?! Рука Айгена дернулась ко лбу, но он сумел остановиться. — Я просто пытаюсь понять, — начал Айген. — Понять что? — Эовин старалась сама себя разозлить, но выходили только горечь и грусть, что вот опять сейчас лекция о поведении испортит такое чудесное вспоминание. — Понять, так же ты мучаешься от страсти, как и я, или сильнее, — пояснил Айген. — Мучаешься? — это Эовин обескуражило. — А как же тогда… А почему ты не сказал? — Я говорил, — Айген снова устало улыбнулся. — Может быть другими словами, но смысл тот же. Я невыносимо страдаю от собственного запрета касаться тебя как женщины, но слову своему не изменю… — Потому что гордец! — Эовин сердито взмахнула рукой и попала случайно Айгену по носу, но он только шире улыбнулся. — А у меня… у меня… столько времени нет! Чтоб все по приличиям! — Времени? — Айген очень удивился. — Да! Ты еще сто тыщ лет проживешь, а я нет, и… — тут он обхватил лицо Эовин ладонями, и она потеряла дар речи. — Послушай меня, пожалуйста, — попросил. — Всего минуточку. — Дождался ее кивка. — Ты проживешь все отмеренные тебе годы. Если помнишь, в легендах люди доживали до трехсот лет и долго оставались молодыми. И по моей просьбе Настадрен взял образец твоей ДНК и разработал препарат, который восстанавливал проблемные участки генома, их немного было. Помнишь витаминные уколы? Там были не только витамины. Клянусь, у тебя в запасе долгая жизнь и крепкое здоровье, с кем бы ты ни выбрала пройти свой путь… — А тебе, конечно, ничего не надо, ты весь из себя такой рыцарь… — Эовин снова начала толкаться, чувствуя странную смесь благодарности, вины и желания побольнее уязвить. — А я не возьму себе другой женщины никогда, — проговорил Айген, все еще удерживая ее, и слова отозвались рокотом где-то в горах; Эовин вспомнила, что с таким странным эхом Владыка Гор и назгулы дают важные клятвы. А мысли ее заскакали жирными зайцами: не будет с другой? Никакого приучения к женщинам поштучно?! — Никого, кроме тебя, — Айген заметил, что у нее глаза забегали, и развил успех. — Но о твоих желаниях я спрошу тебя только после того, как ты закончишь обучение. И помни, я ужасный человек! — Что? — Эовин, которую наконец выпустили, немедленно пожалела о тепле его ладоней на своей коже. — А кто тут недавно расписывал, что будет хорошим мужем, а? Передумал? — Нет, предупреждаю о последствиях, — Айген засмеялся. — Каждый хочет представить себя в наилучшем виде, но наши недостатки — это продолжение наших достоинств. Так вот, я как раз хотел тебе сказать, и для этого позвал на прогулку, что я ужасный гордец и ревнивец, что буду требовать от избранницы верности и честности, что я ненавижу светские пустые развлечения… — Он снова стал ужасно серьезным. — Продолжать? — Да, уж продолжи, пожалуйста, — Эовин вцепилась в плед. — Я готов терпеть и играть по твоим правила, готов молча быть рядом, готов поддерживать тебя в самых немыслимых авантюрах, быть твоей точкой опоры. Но и взамен я потребую всего. Я хочу тебя целиком. Без остатка. Ты будешь только моей, — серьезно и медленно проговорил Айген. — И это не просто на всю жизнь, а на целую вечность, ведь я не захочу тебя отпускать. Мы проживем очень долго. Возможно, дольше чем князья эльфов. И поэтому я хочу, чтобы ты подумала, действительно подумала и спросила свое сердце, готова ли ты к такому старомодному зануде с тяжелым характером и тысячелетней привычкой грязно сквернословить. — Это что, — Эовин прижала руку к упомянутому сердцу, в котором полагалось искать ответ и которое рвалось из груди посмотреть, что происходит, — предложение сейчас было? — Декларация о намерениях, — Айген наконец улыбнулся, и его серьезное строгое лицо совершенно преобразилось. — А теперь давай спать. — Вместе? — поддела его Эовин. — Да, лежать рядом в одежде, закрыв глаза, и мерно дышать, — этот зануда, конечно, не повелся на двусмысленность. — Или я пошел ночевать в сугроб. Надо? — Нет, — Эовин вспыхнула. — И ты дашь обещание, что моя честь не пострадает? — вкрадчиво произнес Айген, глаза которого искрились от смеха. — Обещаю. Только не надо ничего морозить на улице, — сказала Эовин, не глядя на него, и получила в ответ задорный, почти мальчишеский смех, который так любила. Айген вынул из ножен кинжал. — Это еще зачем? — подозрительно спросила она, укладываясь и заворачиваясь в плед. — Ну, надо же соблюсти традиции, — Айген положил кинжал между ними и тоже лег. — Извини, меч тут не влезет. И боюсь, с твоим везением ты об меч порежешься. Вместо ответа Эовин протянула руку и сжала его запястье крепко-крепко. Айген погасил лампу, и через несколько минут услышал тихое сопение. Тогда он осторожно подтянул ладонь Эовин к губам и поцеловал. Кажется, поход удался. А завтра их заберет прямо отсюда дракон. *** Следующий день, 30 декабря, снова прошел для Трандуила в осмотре крепости. Он меланхолично побродил по открытым залам, с большим интересом осмотрел оружейную и даже наведался в драконятню, но больше всего оживился в сокровищнице. Однако даже там он все равно изнывал от нетерпения, потому что его манил винный погреб. Уйти незаметно пока возможности не было — Кхамул хоть и не показывался на глаза, но Трандуил все равно постоянно ощущал его пристальный взгляд на себе. К обеду Трандуил, вроде как предоставленный сам себе, почувствовал, что Кхамул расслабился. И в какой-то момент смог использовать свои тайные знания — обманул соглядатая и затаился так, что даже Кхамул не смог его найти. Убедившись, что назгул ему больше не помешает, Трандуил хищно повел носом, прикрыл глаза, и ориентируясь только на запах и свою память, поспешил обратно к заветной двери. Он держался ближе к стенам, скрывался в нишах и выбирал дорогу так, чтобы не попасться на глаза камерам. Король даже сумел войти (потому что запомнил, куда и сколько раз стучал и нажимал Гор, чтобы открыть дверь). Трандуил остановился посреди погреба, всем нутром чуя, что внизу спрятано что-то ценное. Используя нулевое поле, он сначала отключил все электронные приборы, а потом нашел вход, ведущий вниз и, воздействуя на электронику, сумел открыть этот вход в святая святых самого Саурона! Наконец Трандуил ощутил себя победителем и мстительно улыбался. Он смог найти ТАЙНУ, да такую, что была ничуть не хуже его собственной. Той, что Гортхаур случайно (или не очень?) узнал в Темнолесье и которая принадлежала только Трандуилу, и делиться ей, даже со своим так называемым другом, король не желал, полагая, что Гор использует ее во вред не только самому Трандуилу, но и его сыну. Мысль, что кто-то, узнав эту тайну, будет иметь над ним власть, бесконечно злила Трандуила, и он с ноябрьского назгульского необъявленного визита в леса скрежетал зубами от бессильной злобы. Поэтому для себя решил, что ему тоже нужна чужая тайна, этакий козырь в рукаве, паритет, который позволил бы ему вновь чувствовать себя на равных. За ужином в малой зале в торжественной обстановке собрались хитро сверкавший глазами Гор, который на самом деле был рад гостям, заметно повеселевший Трандуил и Альоша. Назгулы и прочие оруженоски где-то шлялись — решали свои личные проблемы, срочно доставали подарки или бегали по заданиям Владыки. Воздав должное ужину и, конечно, же вину (а Альоша мху, грибам и свеженарезанным веткам, на которых даже были листья, несмотря на самый конец декабря), наши друзья перебрались к камину и удобно расселись по креслам, а Альоша так и вовсе вытянулся во всю длину прямо перед огнем и смотрел на пламя немигающим взглядом. Он думал о превратностях судьбы (то есть о черных лосях) и о том, как хорошо, что его новый хозяин куда лучше прежнего. А еще тихо про себя радовался, что теперь, благодаря проделкам Сарумана, обладает сознанием и даже может вести беседы. Вот беседы ему нравились больше всего. Прежний хозяин Альошы тоже любил золото (про него даже зло шутили, не сын ли он гнома внебрачный), и вино любил, и прекрасных женщин. Вот только от золота он становился жадным, а от вина рассудок его мутнел, и он, иной раз крепко выпив, не мог связать даже пары слов. Да и женщины все были какие-то глупые и очень капризные, а еще бывший хозяин совсем не читал и почти не разговаривал с остальными, и уж тем более не вел бесед с лосем, считая это ниже своего королевского достоинства. Новый хозяин имел вид прежнего и даже обладал теми же чертами характера, но… Он собирал сокровища и любовался ими просто потому, что ему нравилось обладать красивой вещью, не более. От вина не пьянел, но с удовольствием пил и умел оценить вкус, и даже распорядился поставить собственную винодельню — хотел сам участвовать в процессе. Альоше иной раз казалось, что не вино вовсе нравится его хозяину, так же как и не золото или драгоценные камни, а сам процесс создания вина или поиска редких сокровищ, вот что так нравилось Трандуилу (ну или тому, кто теперь скрывался за прекрасным лицом короля Темнолесья). Что касается женщин, то и тут вкусы хозяина поменялись. Вместо глупых красавиц, не понимавших шуток и только красиво певших что-то там на квенья или на синдарине, рядом с Трандуилом все чаще появлялись удивительные женщины. Может, и не такие красивые, как прежние, но точно умевшие поддержать беседу, интересные и умевшие постоять за себя, а еще (что Альоше нравилось больше всего) всегда с удовольствием угощавшие его чем-то вкусным. Да и сам хозяин из молчуна и ворчуна, который снисходил до безмолвного лося, только чтоб пожаловаться на своих поданных или несправедливость мира, превратился в прекрасного ироничного собеседника, готового обсуждать что угодно, начиная от камней под ногами и заканчивая небом над головой, тонко шутить и подмечать вещи, которые раньше не занимали его вовсе. А еще очень полюбил спорить, и ему не было равных в этом до тех пор, пока на Темнолесье не напали пауки и Мордорский Властелин Гортхаур не пришел эльфам на помощь. Первую сотню лет Гортхаур и Трандуил зло подкалывали друг друга или яростно спорили по любому поводу, проверяя соперника на прочность (несколько раз у них даже дошло до драки, но, к удивлению обоих, силы оказались равны, и наши герои, будучи умными существами, оставили это дуракаваляние, вновь перейдя в безопасную гавань разумного разговора и даже не на повышенных тонах). Однако со временем шутки становились все более ироничными, беседы эволюционировали в спокойную, можно даже сказать меланхоличную, плоскость и не были уже такими яростными. У страшного Саурона и жадного Трандуила (эти клички дали в Валиноре) даже установилось что-то похожее на дружбу. Ровно до того дня, когда Гортхаур отправил своих назгулов в Темнолесье под предлогом поисков черного ящика, а назгулы нашли еще кое-что… Гортхаур, чувствуя приподнятое настроение своего гостя, осторожно спросил (сам же про себя улыбался, поскольку давно уже понял, что там нашел Трандуил, и ни капельки не жалел об этом): — Вижу, что твои поиски оказались успешными и ты считаешь себя отомщенным, ум-м, можно ли считать, что ты доволен этой местью? Вместо ответа Трандуил протянул руку к резному столику, богато инкрустированному камнями, неторопливо взял кубок, рассматривая его, пригубил вина и прикрыл глаза. Гортхаур прикрыл рот рукой, пряча улыбку, но его выдавали глаза, в которых плясал настоящий огонь, и Трандуил, видя это, не удержался и рассмеялся первым. — Да, Валар тебя подери, я доволен! — отсмеявшись, сказал он и в этот раз сделал большой глоток. — Опьянеть не боишься? — усмехнулся Гор и тоже взял свой бокал, но не пил, только задумчиво смотрел поверх него и отстукивал по ножке рваный ритм черным когтем. — Нет, конечно, — улыбаясь, отвечал Трандуил, — ты же сам знаешь, таких, как мы, это не берет, даже эльфов почти не берет, — и многозначительно посмотрел на Гортхаура. — У меня приготовлено для тебя нечто более интересное и хмельное, — Гор выдержал его взгляд, хотя лицо стало еще более хитрым и уголок губ поехал вверх. Но он не позволял себе рассмеяться в голос, хотя его очень забавляла самоуверенность Трандуила. — Однако это для Новогодней ночи, тем более, что нам будет что отметить… — Да? Что же? — оживился Трандуил. — Новогоднюю ночь, конечно, — отвечал Гор с совершено серьезным лицом, но глаза его смеялись. — И наш с тобой стратегический союз, приближающий победу мировой революции тоже… Но ты ведь хотел спросить меня, что ты нашел, верно? — Хотел, — не стал скрывать Транудил. — Так что я нашел? — Что-то, очень ценное. Ты же всегда находишь САМОЕ ЦЕННОЕ, это твой дар… — Да, это так, — в голосе Трандуила звучала неподдельная гордость. — Но все-таки, что такое я нашел? — Стазисный комплекс, — просто произнес Гор и, опережая следующий вопрос, пояснил, — что-то вроде магической капсулы, в которой пока спишь — исцеляешься. — И наверняка запрещено Валар? — теперь в голосе Трандуила сквозили победные нотки. Гор же впал в задумчивость, продолжая отстукивать когтем ритм по бокалу, и рассеяно ответил: — Вне всяких сомнений. Теперь ты точно должен быть доволен. Настоящий гнев Валар куда страшнее, чем мифический гнев эльфов… — Ну как сказать, как сказать… Но ты прав, я доволен, паритет соблюдён, — согласился Трандуил и наклонился вперед, чтобы чокнуться с Гортхауром, а когда бокалы со звоном встретились и Гор словно очнулся, сказал: — Я тоже умею хранить чужие тайны, но мне нравится делать это на равных. Гор кивнул, и оба замолчали, при этом улыбаясь. Альоша, глядя на огонь уснул. За окном усилилась метель. В Минас Моргул шли последние приготовления к Новому Году.