Король-техночародей и его убийца

Ранним утром 20 февраля 3019 Третьей Эпохи Айген, как обычно, просматривал новости. Перед глазами быстро текли стандартные сводки, сообщавшие о хаотичном передвижении армии вышедших из-под контроля Сарумана машин- биороботов, стычках с рохирримами у борщевика, странном шевелении войск у Минас Тирит, словно наместник Гондора вновь собирал армию и готовился к наступлению. Валинор, объятый революцией, бурлил, но смена власти так и не принесла облегчения Мордору. Айген знал, что Майар, эльфы и некоторые из примкнувших к ним Валар (кто посчитал службу на благо революции предпочтительнее смерти или ссылки) никак не могли прийти к общему пониманию, как и куда следует двигаться дальше. Началась борьба за власть. Создавались новые союзы и коалиции, а старые рушились, так и не достигнув намеченных целей. Заговоры и подпольные группы сменялись как наряды у шопоголички со стажем, дорвавшейся до зимней распродажи, и тогда вчерашние друзья, к утру ставшие непримиримыми врагами, не моргнув и глазом предавали друг друга, стремясь получить больше политического веса и уничтожить противника. Гортхаур, глядя на все это, сделал неутешительный вывод: революция есть, а легче от этого точно не стало. В какой-то момент часть Валар, внезапно осознавшая себя великими революционерами, завела старую песню, что Мордор всенепременно и обязательно должен быть снова разрушен, так как несет всем угрозу. Привычный и до икоты знакомый враг в лице Саурона пришелся очень вовремя — часть Майар и эльфов поддержали Валар и добились того, что операция по уничтожению, пусть и в усеченном масштабе, все равно была санкционирована. И плевать, что Гортхаур фактически всю революцию на себе вывез — революционеры его не забудут, наградят и признают. Посмертно. Но Гортхаур был одним из самых сильных Майар, к тому же отлично владел знаниями по терверу и матстатистике, поэтому еще когда назгулы собрались в Дорого/Богато в Хараде, план «Б» у него был готов, оставались детали. И двойной агент Галадриэль в обмен на согласие Гортхаура сохранить в тайне ее недвусмысленное положение и помогать в дальнейшем поделилась секретной информацией — на него действительно строили планы. Причем все планы заканчивались его героической и безвременной кончиной, в идеале — еще и мучительной. Оттого и был тогда задумчив Владыка, понимая, что выпущенный им черный лось хоть и мчит на всех парах в сторону Валинора, но до полной победы еще далеко. И мозг Гора работал не переставая. Вот тогда он и решил, что пришло время начать все сначала. Великая Восточная долина стала привлекательным местом за тысячелетия, значит, стоило срочно отправить туда любителей архитектуры и городского туризма, чтобы привести все в порядок. Ну а Гору и остальным следовало основательно подготовиться и сыграть свою роль, а потом красиво и очень эффектно исчезнуть. Появиться они всегда успеют, тем более что Валар ближайшие несколько сотен лет будут очень - преочень заняты и разбираться, что там случилось в Мордоре, особенно сильно не станут. Этот план был хорошо известен Айгену, который лично участвовал в его исполнении. Был на встрече с Арагорном и смог убедить его занять их сторону, держал постоянный контакт с Трандуилом, следил за террористической группировкой «Братство кольца». В общем, был занят самым серьёзным образом. Но не только заботами о выживании Мордора заполнялись его дни. Целых шесть месяцев Айген прожил в качестве наставника Эовин. Это были не только самые счастливые полгода в его жизни, но и самые сложные. Даже перерождение и последующее обучение у Владыки, которые дались ему ох как нелегко, или стазисы, после которых ему приходилось едва ли не заново проходить этот путь, не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытал за последние шесть месяцев. А теперь время вышло. Айген еще раз прочитал краткое сообщение от шпионов из Рохана с пометкой «молния»: «Теоден совсем плох тчк Гендальфа вызвали в замок тчк Эомер отправился в Лихолесье искать пропавшую сестру тчк». Он вздохнул. Эомер раньше отправлял к эльфам гонцов, и те, конечно, возвращались ни с чем — ни о какой рыжеволосой девушке, еще и принцессе, они не знали. Трандуил как-то сам спрашивал у него, откуда такой слух, но Айген молчал и только лишь пожимал плечами. Однако теперь, похоже, Эовин придется вернуться домой, хотя бы на время. Айген нахмурился: мысль, что она останется там навсегда и он больше ее не увидит, ритуальным кинжалом из черного камня воткнулась между лопаток, заставив его вздрогнуть. «Что ж, настало время рассказать все Владыке и спросить у него совета», — Айген встал и отправился привычной дорогой, пытаясь продумать свой разговор. Но все вышло вовсе не так, как он себе это вообразил. В новых покоях Гора не оказалось, только урук Захаррр, прикрыв глаза и прислонившись затылком к стене, тихонько посапывал во сне. Айген окликнул его и спросил, где найти Владыку. Урук приоткрыл один глаз и ответил внезапно голосом Гортхаура: — Немедленно вызови Кириона и оба ко мне. Айген насторожился: что за срочность такая, ведь, кроме печальной вести о Теодене, других значимых донесений не было. «Гадать дело неблагодарное, будь что будет», — подумал он и на ходу вызвал второго назгула. Весь путь до башни он был погружен в раздумья, поэтому пробежал мимо Кириона, даже не обратив внимания, и очнулся только когда тот ухватил его за рукав куртки, потому что не смог докричаться. — Эй, полегче! — Кирион рассмеялся. — Что за спешка такая? Вроде не на пожар. Айген наконец остановился и поздоровался. Хлопнул товарища по плечу, извиняясь, и дальше путь они проделали вместе. Но и в башне Око Владыки не оказалось. Их встретила темная комната, совершенно пустая и от того, казавшаяся зловещей. Айген вошел первым и уже хотел вызвать Владыку через смарт-назг, как палантир на столике у окна ожил и показал полноразмерное изображение Гортхаура, стоявшего посреди кузни. Просторное помещение был застлано дымом: он нависал белым облаком над чаном с водой в левом углу, зловеще змеился над полом, тонкими струйками поднимался от капель воды, упавших на кузнечный стол, и даже инструменты, казалось, были окутаны призрачным туманом. Только фигура Гортхаура в огнеупорном фартуке из грубой кожи, надетом прямо на голый торс, ярким пятном выделялась на белом фоне, рыжие волосы, собранные на затылке в неаккуратный узел, горели настоящим огнем, создавая эффект гало. — А, наконец-то, — фыркнул Гортхаур и, от души размахнувшись, ударил молотом по наковальне. Раздался пронзительный звон, и Гортхаур рассмеялся. Звон от удара слился с рокочущим гулом его смеха и покатился горной лавиной, неудержимой и грозной, сквозь крепкие каменные стены кузни, сквозь разделявшее их расстояние, и оглушил, едва не сбив с ног. — О! — красная бровь изогнулась в притворном удивлении. — Вы что это, мальчики, испугались как будто? Пока Айген и Кирион собирались с мыслями, чтобы найти достойный ответ, Гор, пряча улыбку, отвернулся и бросил кому-то в сторону: «Хочешь иди, хочешь останься, но помни, черный лось уже ступил на дорогу.» Айген напрягся: посторонние были ему ни к чему, он хотел лично поговорить с Владыкой. Но пока он раздумывал, как поступить, Гор сам все за него решил: — Кирион, — Гор легко откинул молот, словно тяжелый инструмент размером с него и, может быть, даже больше него весом был детской игрушкой. За спиной Гора кто-то сдавленно охнул, и Владыка поморщился, а еще бросил короткий взгляд через плечо и злобно шикнул невидимому собеседнику. — Так, вот, Кирион, забери-ка у Айгена данные по истинному королю Гондора — Арагорну. И пусть тебя не смущает его позывной «Бомж». В этом парне больше стиля, чем во всех наместниках вместе взятых, ну и воспитан прилично, ничуть не уступит в своем, ум-м, утомительном рыцарстве тебе или Айгену. Твоя задача передать ему коды на доступ в законсервированное хранилище Дунхарроу, однако сделай так, чтобы он и сам постарался, это не должно стать легкой победой. И попроси Телимата помочь Арагорну с настройкой Армии Призраков, но и здесь пусть тоже сам поработает. Вначале он должен пройти испытания без чьей-либо помощи. Гор взмахнул рукой, предупреждая вопрос Кириона, и тот просто умолк, так и не успев издать даже звука: — Если не справится, призраки сами о нем позаботятся, там хоть и трехмерная реализация, но есть и физические модели, да и током они хорошо бьются. Вон, восстание машин, устроенное Педальфом, до сих пор эльфы вместе с Валар подавить не могут. Хотя, казалось бы, простые биороботы… Мы бы, конечно, им помогли, но нас ведь не просят, да? — Гор повернул голову и пристально посмотрел на Айгена, словно предупреждая. — Так что следим и не вмешиваемся. Пока. Гортхаур опять повернулся к кому-то за своей спиной и тихо ответил, Айген разобрал только короткое «да». — Кирион, ты можешь идти, а тебя, Айген, — улыбка Гортхаура стала лукавой, — я попрошу остаться… Палантир дрогнул, засверкал, и темный кабинет озарился всеми цветами радуги. Айген моргнул, ослепленный, а когда зрение восстановилось обнаружил себя посреди кузни. Перед ним стоял Гор, уже без передника, зато в рубашке, грязной и заляпанной красками. Владыка приветливо улыбнулся и, отступая на шаг, сделал приглашающий жест: — Проходи и рассказывай, что ты там натворил… Айген сухо сглотнул, от Владыки ничего нельзя было скрыть. — Эовин когда-то пришлось бы вернуться домой… — Это понятно, дальше! — Гор нетерпеливо пристукнул ногой. — Я… Айген растеряно замолчал, и Гор, скрипнув зубами, продолжил за него: — Ты придумал, как это сделать так, чтобы соответствовало снобским правилам, а гордость твоя не пострадала, дальше. — Но! Казалось, Гор окончательно потерял всякое терпение и, приблизившись к Айгену, навис над ним, шипя на черном наречии: — Хорошо, дальше ты скажешь про приличия, про девичью честь и про твой героический фарс во время встречи в борщевике с Эомером, мы это тоже опустим. — Глаза Владыки полыхнули, вся фигура на мгновение оказалась объята огнем. — К сути! — Я … Я люблю ее. — Айген решился и произнес это вслух. Замолчал, просто обдумывая, что он сейчас сказал, и только немного успокоившись, продолжил, — И хочу, чтобы у нее было будущее. Со мной или без меня. Но со мной мне нравится больше. Уголки губ Владыки дрогнули, словно Айген сказал что-то смешное, но пламя, окружавшее его, исчезло так же, внезапно, как появилось. Он по- отечески приобнял назгула, похлопал по плечу, глядя куда-то ему за спину, и, как только смог спрятать улыбку, отпустил со словами: — А вот с этого надо было начать! Ты уже говорил с Трандуилом? — Нет. Напротив, все отрицал, всякий раз как он меня спрашивал, откуда слухи, что он приютил девушку! И теперь мне очень нужна твоя помощь… Но при этом на балу, когда меня представляли, Трандуил сказал, уж не знаю, в шутку или серьезно, что собирается танцевать с ней, когда… Когда она будет представлена ко двору, и сделает это он сам лично! — Это забавно, — взгляд Гора окончательно потеплел. — Ты, верно, хочешь, чтобы я помог тебе? — Гор дождался кивка и тут же словно невзначай бросил: — Ум-м, и я даже позволю тебе вмешаться, когда это потребуется… — Не понял… а куда? — На всякий случай переспросил Айген, прикидывая, может ли это быть связано с взбесившимися полчищами орков и уруков, что наводили страх на Средиземье после того, что на пару устроили Пендальф и Саруман. — Но ты ведь сказал, что нас не просят… — Да-да, — отмахнулся Гортхаур, и потащил Айгена прочь из кузни, хотя дверь почему-то оставил открытой. — Однако, когда время наступит, и ты сам это поймешь, можешь смело вмешаться и даже взять, ум-м, в помощь кого-то. Только неразлучников и Феридира не отвлекай, у них сейчас финальная стадия приготовлений к великому, э-э, пусть будет сражению. — Владыка на миг остановился, и Айген, которого он практически волок за собой, чуть не влетел ему в спину. — Да, наверно, так и назовут этот день, — пробормотал Гор и, вновь улыбнувшись своим мыслям, снова потащил Айгена вперед. От его улыбки Айгену стало не по себе, он такое не раз уже видел. Как правило, после этого они или делали новые программы/кольца/орков/оружие (нужное подчеркнуть), от которых у Валар (или эльфов, тут смотря кому «повезет») непременно случался сердечный приступ, прободная язва и лихорадка (одномоментно), или вступали в схватку с превосходящим противником, или совершали ещё что-то очень внезапное, очень масштабное и не менее «очень» самоубийственное, при этом всегда оставаясь живыми и (чаще всего) в выигрыше. Едва шаги Гортхаура и Айгена стихли, дверь в кузню опять приоткрылась, и оттуда, крадучись и оглядываясь по сторонам, выскользнула Эовин. Пугливой белкой она проскакала по коридору, повернула пару раз, сама не понимая куда идет, лишь бы подальше от места, где был Айген, попетляла еще по длинным неосвещенным коридорам и, когда решила, что окончательно заблудилась, просто села у стенки, выдыхая и восстанавливая дыхание. А потом ойкнула и провалилась в дыру, которой сзади секунду назад не было, и, пролетев черным тоннелем, выпала в собственной комнате прямо на кровать. Еще пару часов назад ничего не предвещало беды, хотя непонятное «спокойствие» прошедших дней не на шутку ее настораживало. Мало того, что поменялись назгулы — стали собраннее, строже, так еще и Телимат с Вардамиром впали в какую-то угрюмую задумчивость и даже ссориться перестали, только смотрели невидящим взглядом каждый раз, как стоило им остаться одним или присесть куда-то, отдыхая. Минардил тоже грустил, можно сказать, даже был в каком-то отчаянии, потому что и его веселье поутихло, уступив место хмурому выражению всегда улыбчивого лица. Утром, когда они, как водится, собрались на завтрак, все непривычно молчали, и тут в этой оглушительной тишине всем одновременно пришла рабочая почта. Назгулам — на смарт-назг, а Эовин — на браслет, который ей подарил Айген. Первыми ушли неразлучники. Следом — побледневший и вмиг осунувшийся Телимат. Эовин осталась одна и еще раз перечитала послание: «Время пришло. Следуй за белым кроликом». Отправитель был неизвестен, но Эовин готова была поспорить, что это — проделки Владыки Гортхаура. Эовин усмехнулась и огляделась вокруг, кроликов не было. Несколько разрозненных кучек техников обедали у дальней стены. Рядом за длинными столами ели и негромко беседовали воины, которых в последнее время стало больше — все готовились к чему-то масштабному, вот только Эовин в подробности не посвящали. Орка методично раскладывала еду на раздаче. Нет, кроликов точно не было. Эовин пожала плечами и хотела хлебнуть остывший кофе, как по плечу кто-то постучал. Она повернулась и подавилась. Над ней нависал Захаррр, личный урук Владыки. Вот только в этот раз он был не в привычном камзоле, накинутом поверх косоворотки, а в белом костюме, и на голове у него красовались большие кроличьи уши. Одно ухо было озорно согнуто и вздрагивало каждый раз следуя движениям хозяина, а второе бойко торчало вверх, всем видом показывая, кто тут у нас белый кролик. Эовин аккуратно вытерла подбородок, закрываясь салфеткой и беззвучно смеясь, а когда смогла немного успокоиться, обратилась к Захаррру: — Мне надо следовать за тобой, да? Он, не обращая внимания на ее смех, кивнул, и с совершенно серьезным и даже торжественным видом сделал приглашающий жест, учтиво отодвинув стул, когда она встала. Молча Эовин проследовала за ним. Все также молча (иногда, правда, принцесса посмеивалась себе в кулачок, уж больно костюм кролика сидел на огромном уруке нелепо, в особенности ее веселили покачивающиеся в разные стороны уши) они спустились куда-то глубоко вниз, а потом долго-долго шли по темному коридору. Эовин не было страшно, даже тревожно не было, напротив, все воспринималось как новое приключение. Наконец, они вышли на свет, и впереди в узком коридоре замаячило что-то красное и как будто живое — всполохи призрачного огня видно было за несколько сот метров, а еще стало жарко. И чем ближе они подходили к открытой двери, ведущей куда-то с видом на огонь, тем жарче становилось. — Барад Дур, — торжественно провозгласил Захаррр и пропустил Эовин вперед. — Дальше одна, да? — спросила она и смело пошла, даже не оглянувшись на остановившегося урука. Узкий проем открытой двери выглядел как проход в иной мир: на сколько хватало глаз раскинулось море огня. Огонь, казалось, пребывал везде. Внизу, там, где оранжево-красной рекой текла лава, он был жидким. В воздухе он стоял едва переносимым маревом, искажая предметы, делая все вокруг зыбким и призрачным, словно укрытым белесым туманом. Эовин, повинуясь какому-то внутреннему чутью, будто ее кто за руку потянул, послушно повернула голову направо и вдоль стены увидела узкий проход, ведущий прямо над пропастью огня куда-то внутрь горы. «Не бойся», — в голове прозвучал глубокий голос Владыки, и она бесстрашно сделала первый шаг, следуя по тропинке, петлявшей вдоль стен, и не было видно конца пути. Эовин аккуратно шагала, держась за шершавый черный камень скалы, пока ее рука вдруг не провалилась внутрь. Эовин, глухо вскрикнув провалилась следом и полетела вниз, в глубокую нору. Было так темно, что она даже зажмурилась, смотреть и не видеть было по-настоящему страшно. Только теперь, падая в неизвестность, она по-настоящему испугалась. Но в голове вновь прозвучало: «Я просил уже. И не привык повторять дважды» — и Эовин, не смея ослушаться Гортхаура, открыла глаза и оказалась в настоящей кузнице. Она огляделась, пытаясь понять, как вообще могла оказаться в помещении, ведь буквально пару секунд назад она падала куда-то и боялась, что попадет в лаву и сгорит там заживо. Но вот она стояла на каменном полу, вокруг нее были каменные стены все из того же черного камня Барад Дура. Напротив входной двери, у дальней стены, находился горн, сейчас в нем пылал огонь, отбрасывая вокруг причудливые тени. Рядом с ним наковальня. Чуть левее от нее большой металлический бак с водой. Эовин тут же подошла к ней и осторожно опустила пальцы. От жара наверху хотелось пить. Набранная в ладонь вода была ледяной и кристально чистой, и Эовин пригубила ее, пробуя солоноватую прохладную воду на вкус. Эовин еще раз оглянулась: в кузнице, явно готовой для работы, никого не было. «Ну и где же кузнец?» — подумала она, а сзади неожиданно прогрохотало: «А сегодня у нас ты будешь кузнецом». Эовин честно думала, что она уже видела Гортхаура во всех возможных обличьях, но в этот раз, казалось, он превзошел сам себя. Чуть вытянутое красивое лицо будто сияло изнутри. При взгляде на него, однако, невозможно было бы определить возраст — так мог выглядеть и совсем юный мальчик, и мужчина, проживший достаточно, и дело тут было не в морщинах или тенях, залегающих в складках губ или уголках глаз, а в самих глазах, смотревших на мир открыто и с искренним интересом, но в то же время на самом дне этих золотисто-рыжих глаз, перечеркнутых кошачьим зрачком, яркими всполохами маячил мятежный нрав, как отголосок занимающегося пожара, когда протест, нежелание подчиняться общим правилам становятся частью природы существа, его внутренней особенностью. Эовин непроизвольно прижала руки к груди: вот теперь ей стало по-настоящему не по себе. Она никогда не задумывалась, КАКОЙ Гортхаур на самом деле. Человеческий разум привыкает к любым обстоятельствам, так и она, прожив с назгулами и их хозяином бок о бок без малого полгода, просто перестала осознавать, с КАКОЙ силой она имеет дело. И теперь, когда Гортхаур показался ей в своей истинной сути, его вид не просто напугал ее — она впервые осознала, что рядом с ней находится сила, природу которой она не понимает и вряд ли сможет постичь, сколько бы ни старалась. Слишком другой был Владыка, и в нем совсем не было ничего понятного, человеческого. Именно это напугало ее, заставило вскинуть руки к груди и отступить назад вглубь кузни. «Третий раз говорю. НЕ БОЙСЯ». Гортхаур не произнес ни слова, но она слышала его раскатистый низкий голос, невыносимым гулом заполнивший помещение. Температура резко повысилась, стало жарко, почти так же, как было там, где текла огненная река. Эовин усилием воли заставила себя опустить руки и шагнула навстречу Гортхауру с гордо поднятой головой, хоть и не имела даже десятой доли своей показной храбрости. Гортхаур вздохнул и совершенно неожиданно, даже с какой-то печалью в голосе, произнес: — Неужели настолько страшный? Эовин сморгнула, и одно наваждение сменилось другим. Она вдруг почувствовала, что рядом с ней оказалась мама. Это было странное ощущение теплого прикосновения руки, тень ободряющей улыбки, что-то очень далекое из самого детства, забытое, но такое родное. Она уже знала это ощущение, вот сейчас она опять почувствует, что бояться не надо, а все, что сейчас кажется пугающим и запутанным, непременно и как-то само разрешится, все будет правильно, ровно так, как должно быть. — Это вы каждый раз так делаете, да? — спросила Эовин, слабо улыбаясь. — Ну, как будто мама меня обняла? Как такое возможно? Страшный-ужасный Саурон вдруг улыбнулся совершенно беззаботной улыбкой и посмотрел на нее искоса, хитрые глаза сверкнули всполохом настоящего огня: — А сама как думаешь, ум-м? — Я не знаю, — честно призналась Эовин и смотрела во все глаза, потому что кожей чувствовала: вот сейчас будет что-то особенное, по-настоящему волшебное, Гортхаур менялся просто на глазах, лицо стало мягче, резкие черты куда-то ушли. — Мне вообще плохо понятно кто вы такой на самом деле… Гортхаур усмехнулся и взмахнул рукой, и перед ним прямо в воздухе замерли три камня: желтый — как рог молодой луны что взойдет на небе июньской ночью накануне ее дня рождения, белый — как наряд ангмарской королевы (Эовин видела в книге и удивилась, что свадебное платье было вовсе не красным, как положено было по традициям Рохана, а белоснежным. «Будто траурный», — с удивлением думала она, разглядывая иллюстрацию к какому-то историческому роману, основанному «на реальных событиях»), красный — как кровь, первой обагрившая землю в великой битве, где в последней схватке сойдутся две самые страшные силы, чтобы решить наконец, кто в Средиземье хозяин. — Что ты знаешь про Майа? — спросил он, лукаво улыбаясь и глядя не на Эовин, а на камни, повисшие в воздухе. — Ничего, — побледневшими губами прошептала Эовин. Кажется, сердце пропустило удар, она была не уверена. И, не придумав ничего лучше, сначала воззвала к Единому, а потом собралась подумать об Айгене и о том, как сильно она его любит и совсем не хочет умирать, но если нужно, чтоб Айген жил и другие тоже, то она непременно это сделает и позволит принести себя в жертву во имя победы. Ей вдруг вспомнились слова Гортхаура о всеобщем благе и воображение сразу же нарисовало картину как ее прямо сейчас скинут в жерло Барад Дура, она даже почувствовала на себе жар огня и зажмурилась. — Я вообще не это имел ввиду, но если ты очень настаиваешь, можно и кровавую жертву, — над головой Эовин раздался насмешливый голос. — Правда, это скорее во имя Моргота, я такие штуки не практикую, считаю напрасной тратой человеческого ресурса — нет чтобы работать! — сокрушался Гортхаур и загремел чем-то тяжелым за спиной Эовин. Она на всякий случай решила открыть один глаз. Судя по всему, прямо сейчас в жертву ее приносить не будут. Она обернулась и увидела, что камни теперь висят рядом с горном, а Гортхаур, стянул с себя рубашку и уже напялил большой фартук из грубой кожи, и такой же протягивает ей. — В общем, отвечая на твой первый вопрос, нет, рубашку тебе снимать не нужно, я снял, потому что иначе просто сожгу ее, а устраивать пожар, который приведет к твоей гибели, в мои планы не входит. На твой второй вопрос отвечу так — у духов, как бы сказать, нет пола, но когда мы приходим в материальный мир, у нас есть возможность принять определенную форму в зависимости от того, какая энергия — мужская или женская — преобладает. Ты, когда паникуешь, делаешь это так громко, что засоряешь эфир и мешаешь сосредоточиться. Однако я заметил, что на тебя успокаивающе действует воспоминания о раннем детстве. Что касается твоего вопроса: «Зачем ты здесь?» — ответ еще проще. Мне надоело смотреть, как ты мучаешь моего старшего «сына», к тому же, ум-м, кое-что вот-вот произойдет, причем несколько раньше, чем я рассчитывал. Значит, пришло время тебе сдержать слово и помочь мне в одном деле. Надевай фартук, сейчас ковать будешь. — Ковать? — Эовин механически натянула на себя фартук, переваривая услышанное. Она ничего не понимала и только растеряно хлопала глазами. — Это когда ударами… Гортхаур с нечитаемым лицом легко поднял огромный молот и, подкинув его поймал, даже не поморщившись. Он исчез и вдруг появился за спиной Эовин и, поймав ее безвольно опущенную руку вложил в нее рукоять молота, сжал крепко, почти до боли, ее пальцы своей рукой. –… придают форму чему-то… Камни закружились прямо перед ними с неимоверной скоростью и в итоге превратились в смазанную разноцветную воронку. Гортхаур что-то прошипел, и все вокруг замерло. Эовин с удивлением скосила глаза и поняла, что огонь в горне застыл на месте, и камни, кружившие перед ними, тоже остановились. Гортхаур цыкнул и взмахнул рукой вместе с Эовин, а потом просто взял и убрал руку. — …при помощи наковальни… В этот момент что-то в камнях звонко и очень весело хрустнуло, стены отозвались таким же хрустальным звоном, и осколки посыпались прямо на наковальню –… и молота… Рука Эовин вместе с молотом полетела вниз с нечеловеческой силой, и когда Эовин уже приготовилась к удару, мысленно попрощавшись с правой рукой, которая, пожалуй, сломалась бы от такого фокуса, Гортхаур вновь ухватил ее пальцы и прорычал: «Прочь, дитя!» И Эовин оказалась в бочке, погрузившись в ледяную воду с головой. Над ней вспыхнул огонь и даже сквозь лед воды она почувствовала его нестерпимый жар. Эовин сидела в бочке, высунув только нос и боясь шелохнуться, а огонь все никак не хотел униматься. Когда легкие скрутило нестерпимой болью, Гортхаур велел: — Теперь можешь подниматься. И она вынырнула, судорожно вдыхая раскаленный воздух. — А теперь быстро прячься в самый темный угол, — как-бы невзначай сообщил Гортхаур и, от души размахнувшись, ударил молотом по наковальне. Раздался пронзительный звон, и Гортхаур рассмеялся. Звон от удара слился с рокочущим гулом его смеха и покатился горной лавиной, неудержимой и грозной, сквозь крепкие каменные стены кузни, сквозь разделявшее их расстояние и оглушил, едва не сбив с ног. — О! Вы что это, мальчики, испугались как будто? — сказал Гортхаур, и Эовин, притаившаяся в углу за горном, куда свет не попадал, непроизвольно сжалась, стараясь и вовсе превратиться во что-то очень маленькое и незаметное. Гор же, ухмыляясь, посмотрел в ее сторону и произнес: «Хочешь иди, хочешь останься, но помни, черный лось уже ступил на дорогу.» Эовин решила, что никуда она не пойдет, потому что, во-первых, ей было страсть как любопытно, что же она там такое выковала, а во-вторых, судя по голосам, Гортхаур беседовал с… — Кирион, ты можешь идти, а тебя, Айген, я попрошу остаться… — сказал Гортхаур, и Эовин превратилась в одно большое любопытное ухо. Эовин прикрыла глаза, взмолившись про себя и Единому, и даже Владыке, чтобы он ее не выдал, а когда открыла, обнаружила, что Гортхаур стоял посреди кузницы уже без передника, зато в рубашке, грязной и заляпанной красками, подозрительно похожей на ту, в которой она впервые его увидела в пыточной номер восемь. Он приветливо улыбнулся и, отступая на шаг, сделал кому-то приглашающий жест: — Проходи и рассказывай, что ты там натворил… В кузницу вошел Айген, и сердце Эовин забилось быстрее. Лицо с правильными чертами было сосредоточено и выглядело бледнее обычного, ярко выделяясь в сумраке помещения. Эовин смотрела на него и не могла налюбоваться, он был так красив… «Потише», — шикнул в голове голос Гортхаура, но Айгену, кажется, было все равно, что происходит вокруг. Эовин видела, как белые брови нахмурились, кадык дернулся. Мастер, очевидно, нервничал, когда произнес: — Эовин когда-то пришлось бы вернуться домой… «НЕТ», — с ужасом подумала Эовин и получила ощутимый ментальный подзатыльник, за которым последовало рассерженное: «Еще раз так сделаешь и отправлю в Барад Дур гулять по карнизу». Эовин зажала рот руками и постаралась дышать ровнее, получилось не очень. Она попробовала сделать еще пару вздохов и пропустила часть беседы, а когда прислушалась снова, то услышала как Гортхаур, не то злясь, не то таким образом провоцируя Айгена на ответную реакцию (с ним вот всегда так) навис над назгулом и страшно прошипел на черном наречии: — Хорошо, дальше ты скажешь про приличия, про девичью честь и про твой героический фарс во время встречи в борщевике с Эомером, мы это тоже опустим. — Глаза Владыки полыхнули, вся фигура на мгновение оказалась объята огнем. — К сути! — Я … Я люблю ее. — Сказал Айген, и Эовин укусила себя за руку, чтобы не вскрикнуть, а второй рукой еще сверху прижала рот. Что было дальше она уже не понимала, потому что в голове оглушительным набатом гудело: «ОН. МЕНЯ. ЛЮБИТ». Она не видела, как Гортхаур вышел, уводя за собой Айгена, а когда очнулась, чувствуя только головокружение и бешено колотящее в груди сердце, прислушалась к шагам из коридора и дождавшись, когда они стихнут выбралась из кузни и побежала куда глядят глаза, но как можно дальше от Айгена, иначе она просто бы его удушила в объятиях. И так она оказалась в своей собственной спальне и даже ни разу не искупалась в лаве. *** Вот что узнал о смерти Глорфиндел — не существует никаких чертогов Мандоса, где ты встретишь своих родных и близких, ушедших вперед тебя. Главное обещание Валар оказалось ложью — впереди только пустота, тьма и свет, бесконечно сжимающийся в точку. Однако благодаря тому, что нулевое поле было эльфу всегда чуть ли не вторым домом, дух Глорфиндела задержался в израненном после падения Гондолина и истерзанном Балрогом теле, и орел принес его в Валинор. А Йаванна, увлекавшаяся генетикой, вернула ему жизнь. Как — Глорфиндел не соизволил поинтересоваться. Ходили сплетни, что она пользовалась научными наработками самого Саурона, наплевав на то, сколько людей и эльфов Черный уморил для достижения результата. Были и удивительные побочные эффекты — тело Глорфиндела стало куда сильнее, а дух — ярче, крепче. Но он должен был Валар свою жизнь. Его официально простили за тот давний исход из Валинора и отправили в Средиземье с наказом помогать Митрандиру. И когда истари сочтет, что Глорфиндел выплатил долг жизни, то освободит эльфа. Можно было поступить как Черный. Поиграть со словами и смыслами, увернуться от выполнения клятвы. Но честь Глорфинделу была дороже жизни, к тому же Средиземье действительно нуждалось в помощи. Поэтому Возрожденный эльф сражался с Сауроном и его прислужниками и даже сумел проклясть главного назгула, используя собственное нулевое поле. А еще помогал всем несчастным, когда мог, и держался подальше от женщин. Он несвободен, да и былая безмятежная юность не вернется. Незачем объединять с кем-то души и обрекать несчастную избранницу на бесконечное ожидание его из походов. Обязанность помогать не приравнивалась к рабству, хоть Митрандир и думал иначе. Когда старик, встрепанный и помятый, явился в Ривенделл, где Глор служил военачальником при Элронде, Глорфиндел избегал его дня три, пребывая на границе. Ему нужно было подумать — поскольку все «просьбы» проклятого Митрандира вели только к большим страданиям, преумножая скорбь и печаль. Стоит ли честь того зла, что приносят в мир Валар, уподобляясь в этом Морготу и Саурону? Наконец Элронд, которого волшебник допек до печенок, послал за Глорфинделом, и пришлось ехать. Задание Митрандира на первый взгляд казалось безобидным — найти девушку, попавшую в беду. Волшебник болтал долго, но Глорфиндел слушал его вполуха, разглядывая зеленую даже зимой долину Ривенделла. Эльф никогда не спрашивал Элронда, с которым давно подружился, откуда у него неучтенные генераторы и дешевая энергия. Пока слово не произнесено — можно делать вид, что не покупаешь у врага технологии. Но людей и эльфов надо кормить и греть, а Ривенделл был не каким-то еще одним закрытым и спрятанным эльфийским городом. Элронд превратил свое княжество в убежище для всех. Именно поэтому Глор остался тут, а не в Лориэне или, не приведи Единый, Темнолесье. — Так ты найдешь девушку, о сиятельный князь Дома Золотого Цветка? — Митрандир, потеряв терпение, повысил голос. — Зачем она тебе? — Глор перевел на истари холодный взгляд синих, как грозовое небо над Гондолином, глаз, и подкрепил вопрос эхом нулевого поля. Минтрандир раздраженно вздохнул, возвел очи горе, как бы жалуясь на непонятливость эльфа, и решился ответить правду (о чем любезно сообщило Глору нулевое поле): — Девушка эта предназначена, чтоб повергнуть короля Ангмара! Как ты и предсказывал, о Возрожденный! Если Митрандир надеялся, что Глор загорится праведным гневом, вспоминая давнего врага, то просчитался. Эльф в этот момент подумал о девушке, которую наверняка не спросили, хочет ли она подвигов вместо семейного счастья. Может, она и завалит Ангмарца, как предсказано. Но проклятый назгул вполне успеет отхватить ей руку, ногу или раздробить грудную клетку своим знаменитым моргенштерном. — Хорошо, я найду ее, — кивнул Глорфиндел, и отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Он не обещал, что вернет ее Митрандиру, и тот, похоже, догадался о тайных мыслях эльфа. — Если привезешь ее домой, то твой долг Валар будет искуплен, а долгая служба окончена. Мое слово! Сможешь вернуться в Валинор… — выложил Минтрандир на стол последний козырь. — Зачем мне в Валинор, если могилы моих друзей в Средиземье? — насмешливо спросил эльф и, не пожелав выслушать ответ волшебника, сразу вышел. Для начала следовало запросить фотографии со спутников Валар — у эльфа было такое право. Его допуск был лишь ступенью ниже, чем у самого Митрандира, и то потому что Глорфиндел не желал заменять его и становиться новым разжигателем «справедливых» войн за добро, слабых и золото дракона. Эовин, принцесса Роханская, исчезла из дворца вечером, в конце лета, и спутники, разумеется, ничего не могли увидеть. Но просмотренные дневные фотографии на две недели вперед в обозначенном квадрате между Эдорасом и ближайшей рекой показали, что несколько блуждающих группировок орков были на чужом берегу и все вернулись в Черную крепость Минас Моргул, не вступая в столкновение с рохиррим. Конь, пропавший одновременно с девушкой, появился через несколько дней в табуне, живой и невредимый. Итак, либо ее тело уже растащили степные звери, если, например, Эовин попала под шальную стрелу, либо ее забрали с собой орки. Черный давно перенастроил их, чтоб не жрали пленников живьем, а стаскивали в Минас Моргул. Глорфиндел знал, что это не из проснувшейся доброты, а для пополнения обменного фонда и экспериментов. Он вывел на экран фото Эовин из личных архивов Митрандира. Красивая. А главное — такая не затеряется среди пленных, если жива. Глор запросил сведения у шпионов, есть ли в поселениях пленных рабов на море Нурнен рыжие девушки человеческого происхождения, попавшие туда с лета. А пока он ждет ответа, можно и прокатиться к Минас Моргул в одиночестве. Глорфиндел пришел к непривычно хмурому в последнее время Элронду и попросил отпуск. — Я надеялся, что ты будешь меня сопровождать, — Полуэльф устало потер переносицу. — Но если у тебя личные дела, то едь, конечно. Удачи. Нулевое поле всколыхнулось и задрожало. Глорфиндел насторожился — именно его тонкое чутье на изменения в нулевом поле обеспечило ему славу прорицателя и способность проклинать врагов в удачно выбранный момент. — А куда ты едешь, друг мой? — спросил он мягко. — К болотам Дагорлада. У меня там… Тоже личное дело, — Элронд скупо улыбнулся. — Поедем вместе, мне в ту же сторону! — Глор лучезарно улыбнулся, напоминая этим, за что его считали едва ли не самым красивым из ныне живущих эльфов. — Это определенно знак судьбы! Глорфиндел переплел косы по-походному, переоделся и удаленно перенастроил спутники. Теперь их неживые глаза будут бдить за Минас Моргул днем и ночью, мышь не проскочит. Он так и не спросил, зачем Элронду на болота, где они в свое время положили страшное количество людей и эльфов. Причем людей — с обеих сторон. Если полуэльф решил договориться с Черным (договоры с которым не стоят даже пергамента, на котором написаны) — это его право. Глорфиндел ему друг, а не назойливый смотрящий от Валар, и учить управлению государством не будет. Хотел бы — давно основал бы свое собственное княжество. Но зачем? Если «Все начатое ими во имя добра, завершится лихом», как предрек уходящим эльфам Мандос, при том что Валар сами эльфов и изгнали. И что Глорфиндела персонально простили, ничего не меняет для остальных. Дорога заняла довольно много времени, при том что Элронд воспользовался правом вызова орлов и отправился к Лихолесью, а оттуда уже по реке на лодках. Они отправились вообще вдвоем, ибо таково было желание князя Ривенделла, а Глор только рад был разделить путь с другом и больше ни с кем. Когда они приблизились к землям Врага, Глор выпустил мини-палантиры, которые про себя называл на одном из северных диалектов «дронами». Они должны были помочь в наблюдении за окружающими землями. Каждый вечер Глор прилежно анализировал на персональном коммуникаторе снимки со спутников. И наконец заметил, что изменилось. Помимо привычных отрядов орков и уруков, а также драконов и прочей гадкой живности в Минас Моргул появились варги. Точнее — один, белый, будто снег. И выгуливали этого варга, будто простого пса, всегда двое — тот, что повыше, и тот, что пониже. Спутник не мог дать лиц, но рыжий цвет волос выдал принцессу с головой. Итак, Эовин Роханская в Минас Моргул, и ее приставили выгуливать морготовых тварей. Хорошо, когда есть определенность. Спасти девушку из лап назгулов будет сложно, но нет ничего невозможного, пока Глор жив. *** Ехать ко двору короля Лихолесья Эовин не хотела. Ей еще в прошлый раз там не понравилось — слишком много горящих страстью и любопытством взглядов следили за ее Айгеном и слишком странно холодный красавец Трандуил смотрел на нее саму в роли оруженосца. Но… «Владыка Гор по два раза не повторяет». Поэтому Эовин развлекалась тем, что требовала от Айгена доказательств, что он не возьмет себе женщину, не возьмет оруженосца, будет выгуливать Пушка и прямо сейчас ее поцелует («прямо сейчас» теперь наступало на каждой тренировке, и на прогулке, и перед сном, так что Айген держался из последних сил; он иногда просто прижимал сердитую Эовин к себе, чувствуя, как часто-часто бьется ее сердце, но не видя, что она улыбается). Кончились эти страдания тем, что одним февральским днем Гор буквально вытряхнул Эовин из постели в пять утра и заявил, что отъезд прямо сейчас, потому что долгие проводы — лишние слезы. Пришлось собираться, причем только самое необходимое, что поместилось бы в один небольшой вещмешок. — Не бойся, — хмыкнул Гор, — комната за тобой останется, и никто твоих вещей не тронет. Айгена увидишь уже внизу, ехать вам на конях, а то что-то орлов разлеталось… К дождю — метеоритному! Однако Эовин все равно рыдала. И когда влезала в костюм оруженосца, и когда напяливала облегченный доспех, и когда вышла со шлемом во двор. Айген, уже в полном облачении, церемонно ей поклонился и подвел коня. — Надень шлем, пожалуйста! — попросил. — Не хочу! — отмахнулась Эовин, которой надо было еще с Пушком раз десять облобызаться на дорожку, а еще попрощаться с бывшим конем Айгена, который тоже оставался в крепости, потому что все знают — на черных жеребцах катаются только злодеи. Айген запросил данные у Телимата, безопасна ли дорога. Помимо усиленной слежки, никого опасного вокруг цитадели датчики не находили. Никаких скоплений войск. Ничего такого, с чем Айген не мог бы справиться сам, защищенный своим опытом, назгульими рефлексами и, самое главное, проклятием, которое теперь хранило Ангмарца лучше всякой брони. Они выехали с Айгеном вдвоем под охраной отряда элитных уруков. Эовин еще плакала, да и у самого Айгена было неспокойно на сердце. Он не понимал, зачем Владыка в последний момент изменил их планы. Отъезд планировался только через три дня, когда официально закончится срок обучения Эовин, да и братья не успели устроить небольшой праздник для «Эдвина». Айген криво ухмыльнулся, думая, скольких шуток про пидоров и уестествление он избежал. Они спустились от подножия цитадели к дороге и сразу свернули в кривой лесок, намереваясь ехать до ближайшей тайной стоянки анунахов не торными дорогами, а тайными тропами. Первая тропа была аккуратно расчищена, старый лес сплел ветви, защищая путников от мокрого февральского снега. Поэтому Айген ехал чуть впереди и старался не думать, что они могут больше не увидеться до поля боя. Впереди вдруг чуть ли не из воздуха соткалась высокая фигура в сером плаще. Айген не успел выхватить меч — незнакомец бросил что-то им под ноги. Грохнуло, и эфир забился шипением помех. Кто бы ни был враг, он только что взорвал гранату с электромагнитными помехами, отчего системы доспехов ушли на перезагрузку, а уруков просто повырубило ненадолго. Оружие, дарованное Валар! На несколько секунд ослепший Айген выхватил меч, но почувствовал, что конь под ним падает, только и успел, что прыгнуть, выставив руку, и перекатиться через голову, чтобы лошадиная туша не придавила его. Враг, ощущавшийся в нулевом поле так знакомо, прыгнул с места, перелетая через Айгена, и оказался на коне Эовин, позади нее. Девушка, так и не надевшая шлема, растерянно озиралась. — Отпусти ее, Глорфиндел! — рыкнул Айген, вскакивая. — Твой замысел потерпел неудачу! — крикнул ему Глорфиндел, уронивший с головы капюшон маскировочного эльфийского плаща, созданного с использованием нанотехнологий. Он перехватил пытающуюся спрыгнуть Эовин за талию, подстегнул коня, и животное, повинуясь особому эльфийскому дару общения с животными, понеслось во весь опор. Айген бросился вдогонку, но вдруг из-за деревьев выскользнула еще одна фигура, заступая ему дорогу. — Кто бы ты ни был, как бы ни назвался, прости, незнакомец, но пропустить тебя не могу, — проговорил Элронд Полуэльф, неведомо как оказавшийся здесь. Рука Элронда легла на рукоять меча. Айген видел, как правая нога полуэльфа совершенно механическим, выверенным движением выдвинулась вперед, а колени чуть согнулись: он приготовился к атаке. Вот только Айген совсем не хотел сражаться, и тем более насмерть, с Элрондом. Как и Арагорн, полуэльф не вызывал неприязни, напротив, исключительно молчаливое уважение, особенно после того как Айген имел честь (и это был не красивый, ничего не значащий оборот речи) лично сражаться с первым на поле Дагорлада, а со вторым познакомиться ближе, пока выполнял поручение Владыки. — Прошу, просто отойди. Вокодер изменил голос, но интонация все равно получилась просящей. Короткая острая бровь Элронда чуть дернулась, он словно узнал голос и, хмурясь, пристально уставился в матовое стекло визора. Айгену даже не по себе стало: не хватало еще так некстати раскрыться. Тогда точно придется что-то делать с Элрондом, если он поймет, КТО скрывается за маской. «Нет. Не может быть, чтобы узнал», — попробовал успокоиться Айген, но разговаривать все же решил поменьше. А раз убедить противника не получится (врагом Элронда как-то язык не поворачивался назвать), значит, ему придется убрать полуэльфа с пути силой. Между ними было около трех метров, и Айген, больше не думая, бросился на Элронда, используя свои назгульи возможности. Три коротких шага и один длинный, затяжной. Поднятый наполовину меч с размаха стремительной серебряной молнией полетел прямо в предплечье Элронда, но вместо мягкой податливой плоти, с визгом высекая искры, столкнулся с искрящейся голубоватым светом сталью. Айген, пользуясь тем, что у него два меча и он отлично владеет обеими руками, тут же нанес второй удар, рассчитывая как можно скорее закончить поединок. Он прекрасно помнил, что в прошлый раз, хоть силы их и не были равны, Элронд измотал его яростными ударами, которые сыпались со всех сторон. В этот раз у него просто не было времени: чем дольше он провозится здесь, тем дальше окончательно поехавший крышей Глорфиндел увезет Эовин. Но его план опять провалился. Элронд, вопреки какой-либо логике, вместо того чтобы уйти от удара и подставить незащищенный бок, сделал выпад вперед, подныривая под его руку. Айген едва войдя в ритм, сбился и развернулся следом за противником. Теперь они поменялись местами — Элронд стоял спиной к толстому дереву и контролировал пространство, а вот Айген был вынужден крутить головой с утроенной силой. Тем более, что он не знал, один ли прибыл Глорфиндел в Мордор или в компании таких же «просветленных» рыцарей, как он сам. Одна брошенная им фраза: «Я нашел тебя, несчастное дитя, и вырву из лап омерзительных чудовищ!» — говорила больше тысячи слов и объясняла, что без Пендальфа тут точно не обошлось. Однако откуда тут взялся Элронд (который в последнее время держал нейтралитет и даже посмел пару раз высказаться в защиту Гортхаура), и был ли с ними кто-то еще, для Айгена все равно оставалось загадкой. Все эти мысли пролетели в голове Айгена с неимоверной скоростью. Тело же, подчиняясь назгульей природе, окончательно перешло в режим боя, и доспехи послушно последовали воле хозяина: на внутреннем дисплее замелькали показатели датчиков, включились внешние камеры, выводя информацию в углу экрана. Айген отступил на два шага назад и взял оба меча наизготовку. Элронд тоже теперь был с двумя мечами. «Да откуда же ты второй только взял», — со злостью подумал Айген и тихонько зарычал, но вокодер передал это настоящим звериным рыком. — Так и знал, что никакой ты не прапраправнучатый племянник короля-чародея, — сообщил Элронд, рукой указывая на стилизованный ангмарский доспех, в который был закован его противник, и удивление на лице полуэльфа сменилось торжеством. — Вот и встретились два одиночества, — недобро хмыкнул он и, перехватив короткий меч, пригрозил рукоятью, будто собирался по шее Айгену съездить: — Ты мне, между прочим, руку сломал в прошлый раз, я потом двести лет маялся, никак кости срастись не могли нормально, вот единый Свидетель, лучше б просто проклял! — Я не хотел! — взвился Айген и действительно едва не получил тяжелой рукоятью по шлему, так как Элронд двигался очень быстро. — И потом, меня вообще чуть не прикончили твои бешеные эльфы, — бурчал он, уворачиваясь от фирменных коротких ударов полуэльфа, — вы же как стая на меня кинулись, едва отбился! — Да ты их просто всех перебил! — вскричал Элронд, вспоминая старую обиду за своих лучников, которых Айген действительно на полном ходу, даже не особо задержавшись, раскидал по всему полю, просто пробиваясь к Гил-Галаду, где был остановлен, собственно, Элрондом. Айген промолчал. — Впрочем, пустое, — сурово отрезал Элронд, — каждый все равно останется при своем. И, сделав обманный выпад левой рукой, ринулся в атаку, кружа и делая широкие сильные удары. Он метил в сочленения доспеха Айгена, но при этом постоянно держался спиной к стволам деревьев. «Вот балрог хитровы… стиранный какой, а!» — Айген не мог не признать, что Элронд с последней их встречи весьма продвинулся и в мастерстве, и в тактике, видимо, тоже не стоял на месте. Причем, судя по тому как полуэльф развернулся на месте, перенося вес на левую ногу, вот прямо сейчас он планировал ударить с другой стороны, поменяв направление и угол атаки. И Айген даже знал, где Элронд набрался этих нововведений, потому что сам не далее как с полгода назад тоже посетил такие же курсы повышения квалификации, кто бы мог подумать… Элронд, видя, что противник разгадал его маневр и уже планирует контратаку, не завершил поворот до конца, а пользуясь инерцией, ушел в сторону и попытался достать Айгена длинным мечом. Напрасно: встроенная в шлем назгула нейросеть просчитала варианты и уже выдавала готовые решения, но Айгену они были не нужны, он и так видел рисунок боя. А еще хорошо понимал, что Элронд и его тоже читает, как открытую книгу. А минуты уходили, таяли, как снежинки на горячей ладони. — Ладно. — Скрещенные мечи Айгена со звоном встретились с длинным мечом Элронда, и, пока тот не успел всадить Айгену в бок короткий меч, Айген прошипел: — Бесполезно, время только теряем! — и опустил руки. А потом Айген выпустил из левой руки моргульский клинок и просто ударил Элронда кулаком в грудь, вложив всю свою силу, помноженную на нулевое поле, так что откинул его назад. С глухим стоном полуэльф влетел в дерево, расколов несчастный вековой дуб надвое, и поднял затуманенный взгляд на Айгена. На груди, закованной в золотистый доспех, там, где ударил Айген, была вмятина, уходившая глубоко внутрь. Элронд удивлено сморгнул, разглядывая ее, а когда поднял опять взгляд на Айгена и хотел что-то сказать, то не смог. Закашлялся, сплюнул кровь на землю и едва не осел вниз. Черная тень метнулась к нему, Айген поймал его за плечи и с искренним сожалением произнес: — Видит Единый, я правда не хотел, но ты бы не стал слушать. Просто потерпи немного, тебя сейчас заберет кто-то из наших. Ну а остальное потом сам спросишь. — он грустно усмехнулся, — если захочешь, конечно, услышать. Айген, удерживая полуэльфа за плечо одной рукой, вторую поднял на уровень шлема и зашипел туда что-то торопливо и прерывисто. Это последнее, что успел увидеть Элронд, прежде чем тьма поглотила его взор.