Не буди монстров

Когда он убирает с лица мокрые волосы и мрачно смотрит на своё отражение в речке, на плечи опускаются две ладони. Слева — нежная и прохладная, справа — горячая, как угли. — Алатус, а не хочешь ли ты отомстить? — жарко и соблазнительно шепчет на ухо Индариас. — Нет, — отрезает он, выпутываясь из рук. Точнее, пытаясь. Обманчиво-хрупкие ладошки девушек держат крепче, чем тиски. — А ведь он ждёт, что ты как-нибудь ему ответишь. Надеется на это, — голос Бонанас журчит, как ручеёк, который вот-вот обернётся неудержимым водопадом и утащит тебя за собой. — Перебьётся, — не поддаётся Алатус, раздумывая, насколько этично будет использовать элементальные силы, чтобы ускользнуть от собственных товарищей. По всему выходит, что не очень. — Вам же просто нужен повод его разыграть? — Да, — хором отвечают девушки. — И может, ты хоть повернёшься? — добавляет Индариас. — Может, у нас есть убедительные аргументы… Ой. — Ничего себе, — соглашается Бонанас и отступает на шаг, удивлённо склоняя голову. На лице Алатуса — покрасневшем от холодной воды и трения — по-прежнему красуется нарисованный синяк. — Чем он тебя разукрасил таким? Я в прошлый раз уголь за пару минут смыла, а ты пропал на полчаса. — Мне тоже интересно, — он складывает руки на груди и разворачивается, собираясь продолжить очевидно бесполезное занятие, но Индариас не даёт ему это сделать — перехватывает руку и тащит к ближайшему камню. — Ну-ка присядь. Бонанас, водички не подашь? Подруга согласно кивает и вытягивает в ладони Индариас тонкую струйку. Та подогревает её прямо в руке и садится у камня на коленки. — Глаза закрой! Да не хмурься так, не ошпарю! Уф, надо ещё что-то добавить… Силой горячей воды, ругани в сторону изобретательного командира и ядерной смеси трёх элементальных сил злополучную краску всё-таки удаётся оттереть. — Ну же, давай ему отомстим! Мы просто не можем пройти мимо несчастной жертвы розыгрыша! «Несчастная жертва розыгрыша» недовольно морщится. — Не втягивайте меня в это, пожалуйста. Девушки переглядываются. Индариас склоняет голову и печально смотрит исподлобья, Бонанас строит очень грустные глаза и прижимает руки к сердцу. — Нам правда очень нужна твоя помощь… Алатус выдерживает психологическую атаку две минуты и сдаётся. Девушки радостно ударяют по рукам. — Я понимаю, на кого вы на самом деле нацелились, но пожалуйста, в следующий раз аккуратнее выбирайте места ваших розыгрышей, — Меногиас по обыкновению спокойный, и спокойствия его не умаляет ни вода, ручьем льющаяся с волос, ни разводы краски, неизвестно как попавшей к нему на лицо. К счастью, она не имеет ничего общего с тем адским пигментом, доставшимся Алатусу, и с легкостью стирается одной рукой, но остальной проблемы это не решает. Бонанас помогает Меногиасу стянуть насквозь промокшую одежду, пока Индариас тянет Алатуса за собой устраивать импровизированную сушилку. — Нам надо извиниться, — шипит девушка, попутно пытаясь отрегулировать тепло так, чтоб и грело, и не спалило. — То есть мне тоже? — Алатус даже не пытается понизить голос. Смысла в этом хоть какого-то нет, Меногиас сидит буквально в двух шагах и в любом случае всё слышит, но Индариас всё равно смотрит укоризненно. — Да. Ты ведь нам помогал! — Я буквально стоял рядом и говорил, что это плохая идея. Несмотря на печальную ситуацию с одеждой, Меногиас за спиной смеётся. — Можете не извиняться. Я видел, с чего всё начиналось. К тому же я тоже не против поучаствовать. — Ты?! — в один голос восклицают Индариас и Бонанас. Алатус только поворачивается и чуть приподнимает брови — максимум удивления, которое он собирается себе позволить. — Если вам удалось привлечь даже Алатуса, то это слишком хорошая возможность, которую я, как хороший тактик, никак не могу упустить. Его ведь обычно ничем не заманишь. У всего терпения есть границы, получается? Чувствуя на себе сразу три пары очень заинтересованных глаз, Алатус напрягается и пятится. Он, конечно, согласился… Но во-первых, сильно сомневался, что что-нибудь получится, во-вторых, надеялся, что активно впрягать его не будут, и в-третьих, вообще ожидал, что идея забудется. Теперь же расклад был четверо на одного — и это сулило неприятности для Босациуса и практически исключало возможность, что хоть кто-то здесь откажется от идеи отомстить. Меногиас хмыкает и излагает план. — Итак, предлагаю вот что… — Очень смешно. Просто невероятно. Это максимум, что вы смогли придумать? — Босациус выбирает из волос голубиные перья сразу двумя парами рук и ворчит, но видно, что он ничуть не сердится — губы дрожат от сдерживаемой улыбки. — Конечно нет! — Поэтому тебе стоит опасаться, — деликатно улыбается Бонанас, так что Босациус на секунду прерывается и отступает на шаг. — Ну правда, я ожидал чего-то более оригинального, если уж вы собрались все вместе. Неужели не смогли придумать ничего лучше? — А твои розыгрыши разве оригинальные? — невинно переспрашивает Индариас. — Ты меня лицом в торт окунул. — Я один, а вас много. На что вы их прицепили вообще? — перья отрываются сложно, будто приклеенные. Бонанас довольно шевелит в воздухе пальцами, и становится ясно, кого благодарить за такой подарок. — Ладно, от вас ожидаемо. Но Меногиас, а ты почему в этом участвуешь? — Я два часа вычёсывал из волос колючки. Думаешь, после этого я отказался бы от подобного предложения? — Действительно, — Босациус демонстративно вздыхает и временно перестаёт бороться с перьями. — Ну хоть один доброжелательный человек здесь есть! Командир хлопает по плечу Алатуса, как единственное незаинтересованное лицо, но тот выворачивается и хмурится, выражая всё своё отношение к «доброжелательности». — Ты не волнуйся, однажды мы и его уговорим… Босациус машет рукой и пропускает эти слова мимо ушей. Уговорить Алатуса участвовать? Бросьте, невозможно. — Тебя искал Воробей, — мимоходом сообщает Босациусу Алатус на следующее утро. В лагере остаются только они двое, остальные уже разбежались по заданиями, о которых договаривались с вечера. Командир кивает, прихватывает сумку с поручением и уходит на встречу. Воробья на месте нет, но доклад лежит там, где и должен — видимо, не было времени оставаться и ждать поручений на обмен, заберёт позже, обычная практика. Босациус открывает сумку, но свитка на месте не находит, хотя вчера он точно был внутри. Возможно, всё-таки забыл положить… однако в лагере его тоже не оказывается. — Алатус, не видел свиток с поручением для Воробья? — Какой свиток? — спрашивает тот, не отрываясь от обтачивания какой-то деревяшки. — Я вчера записывал. Возможно, оставил где-то… — Ты вчера записывал поручение? — на этот раз деревяшку он отставляет и смотрит на командира, как будто сомневается в его умственном здоровье. — Если ты это делал, то определенно где-то не здесь. Странно. Он точно помнит, что писал рядом с палат- стоп, где палатка? — А куда делась палатка? Взгляд Алатуса становится ещё более подозрительным, и Босациусу настойчиво кажется, что что-то он всё-таки забыл. — Неделю назад убрали, после того, как от тебя куча перьев осталась. Ну, этого уже точно быть не может. Проблем с памятью у него вроде бы нет, так что… — Я точно помню, что утром выходил из палатки, поэтому… — Босациус, опять твои шуточки? — Алатус тяжело вздыхает и возвращается к своей деревяшке… Странно. Вроде бы там был колышек, а не фигурка? — Если ты хочешь убедить меня, что утром тут была палатка и я её проморгал, у тебя не выйдет. — Нет, я не собирался… — Если ты хочешь сделать вид, что кто-то успел сложить её за те пару минут, что тебя не было, у тебя тоже не выйдет. — Вовсе не… Стой, какие пару минут? Я минимум на час отходил. У Босациуса начинает кружиться голова. Что-то здесь очень неправильно. Алатус аккуратно откладывает свою фигурку и, не отрывая от командира внимательного взгляда, медленно поворачивается. — Ты всего на две минуты отошёл к ручью, чтобы набрать воды. Там точно нечего делать целый час. Босациус оглядывается на котелок с водой — почему-то полный, хотя он был уверен, что воды в нём не был, но старается не придавать этому внимания. — Нет, я уходил к Воробью, чтобы передать свиток… — Разве? Он же прямо за тобой лежит. Босациус поворачивается и видит свиток. Всё верно — там его же рукой написано ровно то, что он оставлял сегодня в условном месте… Или не оставлял? Но он же действительно ходил туда? — Ты же сам недавно говорил, что не видел свитка… Алатус молчит. Когда он наконец заговаривает, голос его звучит мягче, чем обычно: — Босациус… Не уверен, как спросить… Тебя в последнее время точно по голове не били? Ты ещё вчера говорил, что она болит… Босациус откладывает свиток. — Пойду умоюсь. Холодная вода несколько проясняет мысли. Босациус стоит у берега несколько минут, вдыхая свежий воздух, возвращается и застывает на краю лагеря. Палатка стоит на месте. Свитка на оставленном месте нет. Алатус обтачивает из камня фигурку заметно больше той, что он помнит. Что за чертовщина здесь происходит? — Ну как, видел Воробья? Что он ответил? — невозмутимо бросает Алатус, и Босациус спотыкается на ровном месте. — Воробья? — Ты же ходил отдать ему поручение? Либо его разыгрывают, либо он всё-таки сходит с ума. Но кто может стоять за розыгрышем? Алатус? Он ни за что на это не пойдёт. И что происходит с палаткой? К тому же… Из-за деревьев раздаётся оживленная болтовня, и в лагерь скопом вваливаются трое оставшихся из пятёрки якш. — Вы бы знали, как я устала! — Привет тем, кто оставался. — Как вы вообще достали эту штуку? — С помощью жутких мучений… Кто вообще придумал закинуть её на верхушку дерева? — Никогда так не жалела, что Алатуса нет с нами, — Индариас плюхается прямо на землю и тянет руки к указанному, но тот уворачивается, как кот, который не хочет, чтобы его гладили. — А обычно не жалеешь? — Бонанас разливает из котелка чай… почему-то чай, а не воду… и Меногиас раздаёт чашки присутствующим. — Обычно жалею чуть меньше, — Индариас всё-таки дотягивается до цели и довольно треплет Алатуса по волосам. Тот хмурится, но всё-таки не уходит. — Быстро вы вернулись, — наконец находит в себе силы сказать Босациус. — Сутки на такую мелочь теперь быстро?! — Командир совсем совсем нас видеть не рад… — Сутки?.. Но вы же… Только утром уходили… — медленно произносит окончательно сбитый с толку Босациус. Веселая болтовня тут замолкает как по щелчку, и команда с легкой тревогой смотрит на своего командира. — С тобой всё в порядке? — мягко интересуется Бонанас, забирая у него из рук кружку, которая уже готова выскользнуть из пальцев. — Да… то есть нет… то есть… — Командир, может, тебе стоит взять отдых? — Меногиас взволнованно хмурится. — Возможно, — вздыхает Босациус и трёт лоб рукой. — Голова кругом. Команда встревоженно переглядывается. Наконец сзади раздаётся голос: — Хватит с него. Что-то громко хлопает, и на командира падает целый ворох разноцветной и блестящей бумаги, длинные спиральки цепляются за волосы и свисают, блестящая пыль покрывает руки. Босациус оборачивается и видит Алатуса с хлопушкой в руках. Ещё три хлопка — и количество цветастого мусора на голове у командира резко увеличивается, а любимая команда из встревоженной превращается в самодовольную. — Не могли больше смотреть на твои страдания. — Чтоб ты понимал, мы не собирались это использовать! — Но к сожалению, ты назвал нас неоригинальными… Босациус задумчиво снимает с уха длинную закрученную бумажку. — То есть всё это был розыгрыш. Команда ждёт — чуть взволнованно, чуть напряжённо. — Ну что ж, видимо, я разбудил монстров. Босациус начинает смеяться первым — ничуть не слабее, чем над собственными розыгрышами. Меногиас присоединяется — и вверх летит ещё одна хлопушка, накрывая блестками и серпантином уже всех, кто есть в лагере. Индариас заливисто хохочет — громко, так что с куста вспархивают испуганные птицы, и открыто, запрокидывая голову и прижимая руку к животу. Бонанас мелодично хихикает и аккуратно прикрывает ладошкой лицо: ладошки хватило бы закрыть его полностью, но она выверенно прячет только часть губ, чтоб никто не усомнился, что она улыбается. Лагерь кажется уютным и домашним — даже более, чем обычно. Алатус прикрывает глаза, не сгоняя с лица непрошенную улыбку, и беззвучно смеётся со всеми. — Тише ты, летающая фиалковая дыня, анчан ещё спит! — Да кто бы говорил, от тебя шума больше всех! — Лидер, от вас правда больше всего шума. — Быть не может! Я тише хорька-барахольщика! Сяо открывает глаза, но этого, кажется, никто не замечает. Трое с одной стороны слишком увлечены спором, планка шума которого постепенно поднимается, потом кто-то шикает, компания переходит на шёпот и цикл начинается сначала. Двое с другой стороны негромко обсуждают особенности ситуации — их слова сливаются в монотонный белый шум. Это не лагерь, разбитый где-то в лесу посреди затяжной войны. Это совсем не те люди — пусть даже и напоминают чем-то неуловимо тех, других, с которыми встретиться больше не выйдет. Ему не стоило бы так беспечно оставаться среди них и подвергать опасности. Однако… Однако уходить совсем не хочется. В пещере пахнет жареной фиалковой дыней, воздух ощущается свежим, а голоса, даже громкие, кажутся дружелюбными и успокаивающими. Этих ребят он вытащит, чего бы то ни стоило. — Отдохни ещё. Мы никуда не торопимся, а они всё равно ещё не наговорились. Тихий ласковый голос рядом сейчас обращается только к нему, остальные его даже не услышат. Сяо встречается взглядом с мягкими медовыми глазами и послушно закрывает свои глаза. Звуки отходят на второй план, но ощущение уюта остаётся. Совсем немного — краешками губ — он позволяет себе улыбнуться. Даже не видя этого, он знает, что Табибито улыбается в ответ.