Может быть, в следующий раз?

«Сегодня Джин полдня бездельничал. Кажется, он сильно устаёт в последнее время. Они с Лоттой уже не выглядят такими подавленными, как после похорон, но всё ещё не могут войти в колею. В итоге я позвонил Джину и спросил, не занят ли он. Сослался на то, что заскучал дома. Джин сказал, что ему тоже совершенно нечем заняться. Мы договорились, что я зайду к ним. Продолжаю писать почти ночью. Засиделись допоздна, и мне пришлось идти домой пешком. Вечер прошёл отлично. Лотта каждый раз так сильно радуется, когда я прихожу, что мне даже неловко. Она ставит на стол всё, что находит, и пытается угостить меня всем одновременно. Она очень добрая и заботливая, как будто взяла весь запас нежности обоих родителей и сложила в себе. Я спросил, бывают ли у них другие гости. Лотта ответила, что часто общается с соседями, но никого из них ей не хочется видеть дома. Я странно себя чувствую в такие моменты. Они точно не знают, кто я такой? Шучу. Лотта недавно купила настольную игру и сказала, что мы должны сыграть все втроём. Игра показалась мне слишком лёгкой: нужно было просто кидать кубик и двигать свою фишку, иногда выполняя задания. Но Лотта переживала за каждый бросок кубика, и я втянулся. Джин... Он казался уставшим.» Нино отложил ручку и помассировал виски. Отец обожал писать длинные и красочные рассказы о прошедших днях, и если бы все они не были совершенно секретны, то могли бы стать отличной книгой. Нино научился писать истории более-менее прилично, но отец нередко попросту пересказывал их, переписывая в своём стиле. Либо по крайней мере обрамлял пышным вступлением и заключением от своего лица. Нино никогда не думал о том, что однажды будет писать отчёты сам. Невозможно было даже представить, что отец исчезнет так внезапно, и от него останется только фотоаппарат с последними снимками принцессы. Покровитель сказал ему, что не стоит сильно стараться, если тяжело, ведь они будут рады любым новостям. Но это не помогло — Нино знал, что может писать лучше. Точно знал. Нужно было только это нащупать. Нино глубоко вздохнул и продолжил: «Я не знал, как с ним заговорить. К тому же, не хотел расстраивать Лотту грустными разговорами. Так что большую часть вечера я говорил только с ней, надеясь, что наше щебетание развеселит Джина. Кажется, Лотта тоже считает, что это может помочь её брату. Когда она ушла спать, я, наконец, спросил у Джина: — Ты в порядке? Выглядишь так себе. Джин откинулся на спинку дивана и уставился в потолок. — Не знаю, — сказал он. — Я, наконец, перебрал все вещи родителей. Не знаю, что с ними делать. И что думать. — Что-то выбросить, что-то забрать, что-то раздать, — я пожал плечами. — Это просто вещи, лучше не терзать себя сомнениями и отнестись к ним из соображений пользы. Джин посмотрел на меня с интересом. — Ты сделал именно так? — Ага. — И тебе не было тяжело? Я неопределённо пожал плечами. — Не очень. — А ты находил что-нибудь, что тебя удивило? Чего ты не знал об отце? Я честно задумался. Поскольку мы с ним, в некотором смысле, были напарниками, мы ничего не скрывали друг от друга. Но мне показалось, что будет лучше, если я что-нибудь расскажу. Чтобы Джину легче было довериться мне и рассказать своё. — Я нашёл несколько альбомов с его старыми фотографиями, - на самом деле, отец сам мне их показывал и рассказывал, как делал эти снимки. - Там было много людей, которых я никогда не видел. Была целая серия фото с одной очень красивой женщиной. По снимкам видно, что она очень нравилась отцу. — Это можно понять? — Джин заинтересованно приподнялся и посмотрел на меня. — Конечно, — я уверенно кивнул. — Когда ты фотографируешь того, кого любишь, ты пытаешься показать самые маленькие детали, которые дороги твоему сердцу. — Есть кто-то, кого ты любишь? Я растерялся от вопроса и лишь неопределённо пожал плечами. — Интересное переживание, наверное, — Джин снова расслабился и перевёл взгляд на потолок. — Влюбиться? — переспросил я. — Всматриваться в того, кого любишь, — ответил Джин. — Наверное, — почти согласился я и постарался сменить тему: — А ты нашёл что-то необычное? — Ага, — кивнул Джин. — Оказывается, мой отец курил. — Ого, — присвистнул я. — Это же очень дорого. — Так и семья у нас небедная. — Твоя правда. — Я с детства был уверен, что дело не в деньгах, а в том, что это очень плохое занятие, — продолжил Джин. — Не знаю, как понимать то, что я нашёл. — Может, это какие-то старые запасы? — Нет. Пачки совсем новые. И одна початая. — Он скрывал это от тебя? — Выходит, что да. Я с искренним сочувствием смотрел на него. Хотя, разумеется, давным-давно знал, что его отец — завзятый курильщик. А его матери это даже нравилось — и уже не спросить, почему именно. Я видел, как он бросил, когда родился Джин, и как начал курить снова, когда Лотта подросла. — Теперь мне страшно хочется самому попробовать, — задумчиво сказал Джин. — Что? — удивился я. — Курить сигареты, — ответил Джин. — Я понял, но удивился твоему желанию. Ты серьёзно? — Что не так? — Джин перевёл взгляд на меня. — Отцу это чем-то нравилось. Хочу понять его. Хотя бы сейчас. Я хотел было возразить, но всё же остановил себя — не мне указывать Джину, что не стоит повторять дурные привычки родителей. — Не уверен, что это адекватный аргумент, но решать тебе, — сказал я. Джин кивнул и резко встал с дивана: — Пойдём? — Куда? — На крышу. Джин стянул плед с дивана и накинул себе на плечи. После чего пошарился в одном из ящиков шкафа и достал оттуда початую пачку сигарет. И, не оборачиваясь, направился к выходу на крышу. Наверное, мне тоже следовало что-нибудь накинуть, но я понадеялся на свою стойкость. Но почти сразу в ней усомнился — к ночи заметно похолодало, и ветер, который днём приятно освежал, сейчас начал пробирать до костей. Особенно здесь, на крыше высотки, где негде было укрыться. Впрочем, я и виду не подал. Я и куда большие неудобства и страдания мог терпеть. Что мне какая-то ночная прохлада? Джин тем временем пытался зажечь сигарету, но спички, которыми он пытался её поджечь, одна за другой гасли на ветру. Я подошёл ближе и прикрыл руками спички. Джин благодарно кивнул, чиркнул — мягкий оранжевый свет на секунду осветил его лицо — и, наконец, поджёг сигарету. Медленно несмело затянулся и выдохнул дым. — Последние недели я много смотрел старые фильмы, — сказал Джин. — Там постоянно курят. Иногда целую сцену посвящают тому, как герой выкуривает сигарету, пока куда-то идёт или размышляет. Они все так изящно это делают. Как-то так, — и Джин попытался изобразить медленный изящный жест, глубоко затянулся и закашлялся. — Вроде ты хотел понять отца, а не старые фильмы, — заметил я. — Я думаю, это связано, — Джин ещё раз кашлянул, но снова поднёс сигарету к губам. — Ему всегда нравилось ретро. Хотя странно, что он курил сигареты, а не трубку. — Мне кажется, с трубкой должен быть такой представительный пожилой джентльмен. Совсем не похожий на твоего отца. — Аргумент, — согласился Джин. Некоторое время мы стояли молча. Джин докурил сигарету и некоторое время смотрел на окурок, как будто он был чем-то необычным. — Пойдём назад? — спросил я, потому что уже заметно замёрз. — Рано ещё, — ответил Джин и достал ещё одну сигарету. После чего перевёл взгляд на меня и сказал: — Если тебе холодно, то иди внутрь. — Нет уж, кто-то же должен стоять тут и осуждать тебя за курение, — едко ответил я. — Тогда возьми, — Джин вскинул руку, махнув в мою сторону пледом. — Он большой. Тебе тоже хватит.» Нино опять отложил ручку и опустил голову на стол. Там, на крыше, было легко, но сейчас сердце сдавило тисками. Нино ненавидел себя, свою жизнь, свои чувства и своё одиночество. Он не мог ничего рассказать Джину. Ни слова о себе настоящем. Ему оставалось только одно — фантазировать. Первый раз он писал отчёт, не проводя различий между тем, что было на самом деле и чего он хотел бы в своём идеальном вымышленном мире. Так было легче писать, так слова сами лились на бумагу, так он становился ближе к тому уровню, который задал для него отец. Потом переписывал начисто, оставив только то, что было на самом деле. Нино приподнял голову и, почти лёжа на столе, продолжил нетвёрдым почерком: «Я невольно поймал край пледа, но не сразу понял, что имеет в виду Джин. Он поёжился и дёрнул плед на себя — мол, давай уже, иди ближе. Я подошёл и встал вплотную, касаясь плечом его плеча, и накинул на себя свободный край пледа. Джин достал спички и требовательно пихнул меня локтем в бок. Я покорно снова поднёс руки, но обнаружил, что не так уж удобно прикрывать сигарету от ветра, стоя сбоку. Джин тоже это понял и повернулся ко мне. Теперь мы снова стояли почти друг напротив друга, но гораздо ближе, так, что нас отделял только неверный огонёк спички. И даже когда огонёк погас, я всё равно достаточно хорошо видел лицо Джина — позволял то ли свет ночного города, то ли тлеющая сигарета, которую он держал рядом с лицом. Он снова затянулся — уже глубже, но не не кашляя, — и выдохнул дым прямо на меня. — Странный запах, — сказал я. — Тебе не нравится? — Не то чтобы... Он дурманит. — В смысле? — Хочется попробовать его на вкус. — Запах? — удивился Джин. — Да. Джин немного подумал, после чего повернул ко мне сигарету. — Хочешь затянуться? — Нет. Я наклонился к его губам. Джин не отстранился, и я коснулся его губ. Горький вкус на самих губах. Странный привкус, если языком слегка разжать губы и проникнуть внутрь. А ещё очень тепло, даже жарко, если обнять Джина и прижать к себе. Даже если плед свалится с плеч. Я отстранился, отпустил Джина и сделал шаг назад. Он медленно затянулся и отвернулся, глядя на город. Кажется, он выглядел ошарашенно, но я уже не мог различить точно. Спохватившись, я поднял плед и накинул ему на плечи. Он глянул на меня через плечо и снова слегка махнул рукой, подкидывая край пледа. — Нет, — я отрицательно покачал головой. — Не надо. На меня этот плед плохо действует. — Вот ещё. Не обижай плед, он хороший, — Джин погладил край пледа. Но я всё равно остался слегка поодаль и молча ждал, пока Джин докурит. Он развернулся, задержал на мне взгляд и направился внутрь. — Уже поздно, — бросил он через плечо. — Не хочешь остаться здесь? — Разве у вас есть гостевое место? — У меня есть этот замечательный плед, под которым мы оба помещаемся.» Нино уронил ручку. Всё это было выдумкой. На деле он ушёл с крыши почти сразу. Поязвил насчёт дурных привычек и ушёл, едва почувствовав дурман от дыма и поймав себя на мыслях о том, как гипнотически красиво выглядит Джин с сигаретой. После этого они почти не разговаривали. Когда Джин вернулся с крыши, Нино сразу засобирался домой. Всю дорогу домой он думал, что, наверное, не стоит вообще писать покровителю об экспериментах Джина с курением. Это наверняка всего один раз, зачем об этом рассказывать? Они с отцом часто решали не рассказывать о каких-то мелочах. Только запоминали для себя. Впрочем, подумал Нино, было бы прекрасно ещё раз застать Джина с сигаретой. И сфотографировать. Все эти мелкие красивые детали, от которых невозможно отвести взгляд. Нино перевёл взгляд на бумагу. И решительно закончил: «— Может быть, в следующий раз? Джин кивнул. — Мы с пледом будем рады тебя видеть, — и он с серьёзным лицом обратился к пледу: — Только не рассказывай ничего Лотте. Это будет наша с тобой маленькая тайна. Почти сразу после этого я распрощался с ним и отправился домой. Пришлось идти пешком, но, наверное, это было к лучшему — холодный ветер помог мне хорошенько прочистить мозги. Впрочем, ветер не смог выветрить предвкушение от следующей встречи. Он ведь предложил полежать в обнимку под пледом, не так ли?»