Ствол в рот — хедшот

— У тебя все нормально? Я поворачиваю голову на Суен: прозрачные глаза и густая тень, обнявшая половину её блестящей под сиянием щеки. Она не позволяет себе обернуться ко мне лицом, она убегает от меня в сторону окна — губы кривятся. Я вижу этот знакомый, целованный мною пару месяцев назад незаметный бугорок скулы. Честно, я и сейчас хочу поцеловать Суен: жадно, лишить её дыхания. — Да. — твердо сказала она. С того момента как она села в машину на меня никакого внимания. Я смотрю на неё бесчисленно, такой цифры и не придумать. Я взглядом контролирую каждое её действие: когда она умело поправляет волосы, кладет свои аккуратные ладони на колени, когда... — Почему ты спрашиваешь? Я вжимаю ладонь в руль. — Плохо выглядишь. — Ясно. Её голос словно шуршал, бередил мне раны, я хотела ещё его чуточку послушать, хотела, чтобы рана разорвалась и на кожу плеснула алая краска от этого тона. Желать её вот так ведь не в порядке вещей, правда? Рисовать, как целую её лопатки, как обкусываю её худое бедро и тону в её ключице. Вы уже бывшие, не настоящие — говорю я себе. Прошло два месяца. Сериями скакали, она другая, чужая. — Прости. — За что? — я хмурюсь. — Я снова пьяная, без копейки на счету, уставшая. И снова рядом ты, я в твоей машине, везешь меня в тайне от всех и, скажем, спасаешь. Прости и спасибо. Я ничего не ответила. Лава забурлила в её глазах-мигалках, когда она повернулась ко мне. — Ты молчишь, когда я распинаюсь, всегда молчишь. Замечает она и оценивает мои руки, мой профиль и выражение лица. Я всё это — ощущаю на себе, пронизывающе и горько. — Нечего сказать. — коротко отвечаю. — Нечего, значит. — Почему ты звонишь мне, а не своему парню? «Ягуар» остановился. Её темные брови съехали вниз, губы скрепились в полосу. — А ты не рада? Мое сердце пропускает пару ударов и теряет само себя, взрывая толчками ребра. Я соприкасаюсь с ней локтями, прямо тут, между сиденьями, на подлокотнике. Я молчу, слышу как её чулки трутся друг об друга, слышу, как кожа на руле сминается под моей ладонью и как ресницы Суен ходят — вниз-вверх. Я вся ною, вся ломаюсь, мои губы будто делают мириады попыток примагнититься к Суен. — Я должна быть рада? Суен затихла и отвернулась. Я прищурилась, мои веки впитали свет от пятна, ясно появившегося в дорожном мраке. Машина двинулась мимо, вспышка иссякла. Мое зрение сфокусировалось как и прежде. Это была вспышка, внезапная, всепоглощающая, наша кожа соприкоснулась. Медленно, монотонно, из одного цвета в другой простой нежностью. Её пальцы двигали кольца на моих, она звенела ими и наблюдала за плясом блика. — Мне бы так хотелось. — утвердила она. — Ты пьяна. — я сопротивлялась. Сопротивлялась. Но язык тела говорил о другом. — Пьяна, — она повторила мои слова, — ты права, конечно права. Я сую язык за щеку, во мне нарастает это чувство, не впервые, знакомое, родное. Волна накапливается и разбивается, накапливается — разбивается. — Положи сюда, — она взяла мою руку, накрыла ею собственное бедро, — я бы все отдала, чтобы постоянно видеть твои голодные глаза. Глоток — я проталкиваю в горло связку ключей. Змеиные волосы скатились по вздымающейся груди. Её лицо было столь спокойно, что я и не могла понять, почему?.. у меня летают истребители, крушатся города и падает луна с неба, льется ядовитый дождь на землю, а у нее — пляж, солнце, море. Мои глаза дрожат, боятся столкновения. Её — спокойные, на лице сияющая улыбка под темной завесой. Включать свет станет плохим решением. Меня тянет, тянет в этот водоворот, безвозвратно затягивает. Губы Суен прикасаются к моему подбородку. Я теряюсь, быстро, по спирали времени. Наши языки сливаются, тела — горят, не слушаются. Она хватает воротник моего худи руками — тянет на себя и становится ещё ближе, торопливее и сильнее. Моя рука дергает рычаг регулировки, сидение — ниже, она — на мне. И все так элементарно и одновременно так чуждо до неузнаваемости. Я целую каждую недоступную родинку, ещё тогда они были моими, нашими, родинками на двоих. Я хочу её сейчас, хочу её шею, бедра, грудь, ребра, талию. Я хочу следов на её теле. Руки двигаются вдоль, по шелку короткого, растянутого платья, пошедшего складками. По талии и к спине — расстегиваю молнию — расстегиваю бюстгалтер. На секунду теряюсь от неё — обнаженной и моей, плотно сидящей в моих руках, пахнущей, как снег. Она оставляет винную слюну на моих губах, двигает бедрами и упирается ладонью о стекло. Я ныряю в её грудь. Вот то, чего я жаждала. То, что морило меня, то, что заточало меня. Суён — изящная, похотливая и своенравная. По мне распространялось пламя, буйное и съедающее сосновый бор, хвойные леса и в общем всех зверей, попадающих в его неукротимую пасть. Меня лихорадил её вес на мне, ощущение возвращенного пошло странным трепетом, её родные мне руки, оголяющие меня буквально взахлеб, задержка дыхания и пьяная гримаса, ехидная. Чертовка. Она задала темп, плотно держала меня на коротком поводке. Я налегла языком на кожу вокруг соска, обвела его и припала губами, пососала и прикусила. Суен держалась за изголовье сидения, выглядела как мученица в моих бесконечных ласках, её эмоции, я уверена, сейчас очаровательны. По плечам её пошли мурашки, я ощупала кожу пальцами — поцеловала шею, затем скулу, блуждала по подбородку и моя рука спустилась ниже. Я притормозила. Её тело сковало как только я прикоснулась к нижнему белью. Я лишь прикоснулась к ткани — мои пальцы поразила влага, и казалось, вся ладонь стала мокрой. Я массировала её теплую плоть, она дышала мне на ухо, голос Суен содрогнулся, она простонала, захватила мочку моего уха зубами и сжала. Пока она утомлялась, я занялась её шеей, умелой рукой проникла под ткань и надавила. Она затихла на время — разревелись бураны её голоска. Потная щека Суен прижалась к моей, она вся вспотела, всецело была мокрой от контакта. Она терлась об меня, уложила голову на изголовье так, чтобы я смогла ощупывать языком её твердые соски. Мои пальцы гладили её, Суен горела, двигала бедрами и едва держалась. Не хватало места и воздуха, нас уединил пар, поцелуи, возбуждение и ненасытность. Тяжело. Уязвимо. Мне так хотелось проникновенно шепнуть ей, как люблю, как хочу её, как хочу её к себе, но я выпустила руку, скользила по голым бокам Суен и думала, как люблю. Помогала ей двигаться на мне, целовала ключицы и вдыхала снежный аромат. Аромат твердой ледяной бури, трехлетней зимы, мороза. Пахла она именно так, ощущалась в моих руках именно так! Я растапливала её холод пламенем, я понимала, что мы сейчас — одно целое. Напряженные бедра... Миниатюрные плечи... Острые ключицы... Аномальная талия... Всё в ней красиво и сексуально. Её ускоренный темп затмевал всякую боль в коленях, я видела, я знала, насколько ей тесно, и видела и знала, как она теряет голову когда я оттягиваю её сосок, закручиваю — отпускаю. Я поцеловала её распаленные губы, я жадничала ею, целовала с нелепой агрессией, и если бы она могла, она бы точно рассмеялась с меня, как делала это раньше. Я представила задорный смех Суен, поцеловала еще грубее, пошло, непременно непристойно. Забравшись руками за спину — провела ногтями прямые, пунцовые ветви на её светлой коже. Суен налегла на мои скулы ладонями, я расценивала это так, будто она меня ни за что не отпустит. Она выдохлась, остановилась и расслабилась на моих коленях. Всё это очарование закончилось, доиграл The Weeknd. Осталось безмолвие и оглушающие вздохи. Когда она привела себя в беспорядочный «порядок» мы молчали всю дорогу с того самого места, где я припарковалась. Остановка. Конец. Это многоквартирное, здоровенное здание, её телефон с двадцатью пропущенными и моя пульсация. — Друзья, ведь так? — строго, звучно, в надежде на мой благой ответ. — Так. Без всяких затруднений. Я не заметила её испуга на лице, удивления. Я почувствовала, как её сердце взбили в блендере в эту минуту.