Цветок

      Максима сразу повело, когда он увидел этого придурковатого. Хотелось снять с него эту шапочку дебильную и зарыться носом в волосы, да стоять так, покачиваясь в стороны. Да только не обращал он на Максима внимания и про девушку свою вечно трындел. Шустов пытался заговорить с новеньким, да тот все про связь расспрашивал, чтобы дочке Соколова позвонить. И с каждым разом надежды сгорали, как чертов лес, в котором они находились. — Эй, молодой! — Макс убирает ветки, которые лезут в лицо. — Да Роман я. Ильин уже задолбался слышать повсюду это «молодой» от Максима. Разница в возрасте ведь не так велика. То, что он только впервые в жизни оказался в самом пекле, ничего не значило. Но Максиму так нравилось обращать на себя внимание новенького, что каждый раз звал по любому пустяку, а потом хлопал по плечу с улыбкой до ушей. — Шапка твоя однотонная достала уже. Шустов подходит к Роману вплотную и пихает ему за ухо цветок какой-то. А тот никакого сопротивления не делает, только внимательно смотрит в блестящие глаза, полные счастье в этот миг. Максим отходит на шаг и любуется этим творением. Он бы даже венок ему сплел. Было бы только время. А в мыслях пробегает шальная мысль: сделать ему венок, когда вернутся, а потом таскать ему букеты цветов каждый день под окна. — Так лучше. — Сыграй мне на гитаре, — звучит так неожиданно, что Шустов замирает на мгновение. Но гитару в руки берет. Он усаживается напротив Ромы и легко начинает перебирать пальцами струны, меняя аккорды раз за разом. Он играет первую вспомнившуюся песню и в глаза напротив боится смотреть. Держит взгляд на своих пальцах, словно действительно боится запутаться в них. Но струны Макс давно приручил к себе и играет лучше всех в их округе. А Рома взгляд не отводит. Слушает звонкий голос, мелодию, смотрит на пальцы, в глаза и задерживается на кудрях. Он готов так просидеть вечность, но время проходит слишком быстро и им уже пора. Огонь не будет их ждать.       Максим так боится за новенького и тревожно оборачивается, пытаясь найти его взглядом. И находит. Рома ему улыбается. Этого хватает, хотя тревожность не уходит. Шустов мысленно просит о сохраненности парня, который так засел в его голове. Он садится в машину и делает все, как ему сказали. Нет времени больше играть в гляделки. Взлетать было страшно, а еще страшно было за детей, по которым попадали ветки. Но еще страшнее было за Рому. Они ведь все могли не выбраться. Максим впервые так сильно желал, чтобы весь этот кошмар закончился. Но он только начинался. Трос оборвался, вертолет не взлетал. Все, что нагружало машину было выкинуто в пекло, но все равно это не помогало. Максим не знал, поможет ли его жертва взлететь, но другого варианта не было. Покинуть это место сейчас без замедлений было необходимо. Огонь доберётся до топлива и тогда никто не выберется. И он прыгает. Смотрит с улыбкой, как улетают все его мечты. Понимает, что другого выхода нет. А он так и не сплел Роме венок. В голове возникает его образ и огонь уже не так пугает. Быть может это лучше разбитого сердца, которое бы ныло, не переставая. А огонь забирает сразу, не церемонясь. Он почти не делает больно, но уносит за собой мимолетное счастье, которое появилось у Максима при виде новенького.       Роман смотрит на фотографию Шустова. Все уже давно разошлись. Даже Катя ушла, оставив его одного со своими мыслями. Он ожидал что угодно, но только не смерти Максима. Внутри что-то сильно царапало грудь и убивало надежду. Рома все еще ждал, что Шустов прибежит. Что он просто пытался найти выход и огонь его не тронул. Но правда резала глаза. Максим не выжил. Появился, осветил всех и вся вокруг, подарил всем свое свечение, а сам потух. Оставил после себя только воспоминания. И цветок, который Рома держал в руке и смотрел сквозь пелену слез. Он обязательно сохранит его. Сделает хоть дурацкий кулон, но сохранит. И на шапке вышьет такой же, потому что слишком она однотонная.