Спасительный кошмар

Откинувшись на кресле и сложив руки на груди, я спал. Точнее, просто дремал. В отделе стояла гробовая тишина, только на первом этаже работала ночная смена. В приказном тоне я отправил всех домой сорок минут назад. Уже месяц нет никаких результатов. Месяц мы не можем поймать одного маньяка, который держит в страхе весь город. И никакие меры предосторожности, СМИ и даже мой «информатор» не помогают. Пискнул на столе телефон. Я разблокировал его раньше, чем открыл глаза. Сообщение от Джеймса. Имя и преступление. Чертыхнувшись, я схватил лежащие под рукой ключи и побежал вниз. Зайдя к ночному дежурному, сообщил ему имя мелкого воришки, который неоднократно появлялся в этих стенах, а сам поехал к этому чудно́му. Мы познакомились с Джеймсом пятнадцать лет назад, когда я служил в секретной внутренней разведке. Этот трясущийся наркоман привлек внимание спецслужб благодаря своим странным способностям — во сне он видел преступление, но проснувшись, помнил только имя и само преступление. Его взяли тогда, когда он доложил полиции о теракте, произошедшем неделю до этого, сказав, что они не поймали главного преступника. И, какого-то черта, именно меня к нему приставили нянькой. В начале это жутко бесило — я не для этого рвал жопу на службе, но потом мне стало его жаль и хотелось защитить. Наркотиками он пытался заглушить свои сны, но сделал только хуже — они стали более красочными, более реалистичными. Начальство не смогло обойти этот факт стороной. Над бедным парнем ставили эксперименты, какие только возможно: влияние усталости, стресса, различных гормонов, температур, наркотиков и лекарств — вообще все, что хоть как-то могло уменьшить или улучшить точность его сновидений. За пять лет он стал нервным, дерганным, походил на жертву анорексии, а спать мог только тогда, когда находился рядом со мной. Наблюдая за всей этой жестью, я принял твердое решение уйти и забрать его с собой. Через пять лет ада мы смогли выйти из этого дерьма на условии, что продолжим держать с ними связь. Я устроился в полицию в небольшом городе, положив Джеймса в больницу. За два года он превратился в странного, все еще дерганного, но человека. Смертельная худоба стала просто худобой, на него хоть смотреть стало можно без сострадания. И жили мы спокойно, каждый своей жизнью, лично встречаясь раз в месяц. Он присылал мне короткие СМС с информацией о преступниках и нарушениях, когда он все-таки помнил свои сны — все были счастливы. Но полтора месяца назад объявился серийный маньяк, заявивший о себе появлением трех расчлененных трупов, и впервые на моей памяти Джеймс не знал, кто это. Заглушив мотор, я выпрыгнул из машины, доставая запасные ключи от его дома, взбежал на третий этаж и позвонил в дверь. Джеймс открыл мне, стоя в шортах и майке, промокших от пота, и дрожа как осиновый лист. — Прости, Уил, я ничем не помогаю, — прошептал он, смотря на свои ноги, пока закрывал за мной дверь. — Все нормально, — я включил свет и прошел внутрь. — Сходи в душ, согрейся и расслабься. Заторможено кивнув, он выполнил мою просьбу. Я расселся в кресле за рабочим столом, потирая глаза. Чувствую себя конченной мразью, заставляя его переживать кошмар за кошмаром и эксплуатируя. Но дело слишком запутанное. У меня нет никаких улик, только догадки и подозрения, только какие-то косвенные предположения и размытый профиль. После того, как я вытащил нас из-под опеки спецслужб, я пообещал себе, что не буду уподобляться им и использовать способности этого парня, но, черт возьми, сейчас он мой единственный выход. Нет никаких надежд на то, что ублюдок закончит с убийствами или попадется на штрафе, или совершит глупую ошибку — он слишком расчетлив и методичен. У него нет никакого предпочтения в жертвах, их ничего не связывает, следов агрессии или неконтролируемых действий в порыве эмоций нет, нет и следов сексуального насилия — только хирургическая точность, а наблюдать за всеми, кто получил медицинское образование — просто не хватит людей. Для небольшого города такой ужас просто немыслим, а мы ничего не можем сделать, чтобы прекратить это. От собственного бессилия хочется лезть на стену и рвать себе волосы. Джеймс почти выполз из душа. Сильно похудел, под глазами круги и нервная дрожь в руках. Снова ничего не ел и переживает не меньше, чем я. — Как я могу помочь? — я встал напротив него, смотря в глаза. — Притащи наркоту, — хмыкнул он, упираясь в стену спиной, — но и это не даст сто процентной гарантии. Я внутренне вздрогнул. Его руки украшены следами от игл, порезов и шрамов, он уже десять лет даже не дышал над веществами, простуду лечит буквально бабушкиными средствами и крепче чая ничего не пьет. Ему самому страшно от бессилия, раз он предлагает последнее, что хотел бы повторить в своей жизни. — Ну уж нет. Я не дам тебе и сотой грамма этого дерьма, — я подошел к нему вплотную, поднимая за подбородок и ловя бегающий взгляд. — Даже если ты моя последняя надежда, я не прекращу это расследование. Сдохну, но этого гада либо заберу с собой, либо посажу за решетку. — Но я ничем не могу помочь, — он пытался отвернуться, чтобы я не заметил заблестевшие от слез глаза, — меня это так бесит. — Я не за этим забрал тебя из того бункера, чтобы снова эксплуатировать, — почти рыкнул, ударив кулаком в стену. — Знаю. Знаю я. Но это меньшее, что я могу сделать для тебя. Отступив назад, я запрокинул голову. Во-первых, его надо переключить с мыслей об этом гаде, иначе мы точно не добьемся ничего и никуда не сдвинемся с мертвой точки, а во-вторых, мне совсем не к месту вспомнились наши потрахушки. Ни я, ни он никогда не говорили о наших отношениях, просто трахались и выпускали пар. Вспомнив это, я хмыкнул. А почему бы и нет. Потом, когда поймаем уебка, поговорим и об этом. Ничего непонимающий Джеймс стоял, вжимаясь в стену и нервно перебирал пальцами. Что ж, выебу его, пока не отключится, а там как пойдет. Опершись на согнутую руку над его головой, приподнял снова за подбородок, сразу же целуя. От удивления он даже не стал сопротивляться, и я спокойно протолкнул язык внутрь, грязно и мокро вылизывая его рот. Вздрогнув в моих руках, он беспомощно вцепился в рубашку, запрокидывая голову и стукаясь затылком о стену, неуверенно, но как-то отчаянно стал мне отвечать. Шагнув вперед, я всем своим телом впечатал его в стену, коленом раздвинув его ноги, потираясь о вставший член. Без понятия, каким образом вся та наркота и эксперименты не угробили его чувствительность, но я рад. Продолжая с пошлыми хлюпаньями иметь его рот так, как хотел бы отыметь задницу, я потянул майку вверх, оглаживая худые бока, ребра, чуть надавливая на спину, сжимая его. С тихим стоном, он сам подался вперед, вытаскивая заправленную рубашку из джинс, потираясь о мою ногу, прижимаясь всем телом, казалось бы, куда ближе. Подхватив его под задницу, заставляя обнять меня ногами, не разрывая поцелуй, понес в сторону кровати. Упав вместе с ним на постель, я сам рванул с себя рубашку, желая как можно быстрее соприкоснуться с его кожей. Оторвавшись от его губ, спустился на шею, не стыдясь оставлять на ней багровые засосы, а потом с чувством вылизывать их. Чертова майка бесила, закрывая большую часть тела, поэтому улетела на пол к рубашке. Спускаясь ниже по худой груди и впалому животу, оставляя следы, вылизывал и целовал каждый сантиметр бледной кожи, заставляя мужчину подо мной ерзать и стонать. Стянув с Джеймса шорты вместе с бельем, перевернул его на живот, ставя в коленно-локтевую позу. Поцеловав его в макушку, касаясь грудью его спины, потерся о нежную кожу бедра грубой джинсой, чтобы показать свое возбуждение. Касаясь языком каждого выступающего позвонка, оставив на оттопыренной заднице засос, я сполз на пол, руками раздвигая половинки, самым кончиком языка касаясь сжатого колечка мышц. — Что ты… нет, — тут же просипел Джеймс, пытаясь отстранить мою голову. Тихий стон, последовавший за прикосновением к его члену, и все сопротивление сошло на нет. Я неспешно надрачивал ему, проталкивая язык глубже, заставляя мужчину беспомощно стонать и цепляться за простыни. Первый палец вошел с небольшим трудом под тихое шипение, но торопиться нам некуда, ночь только началась, поэтому я продолжил вылизывать его, аккуратно проникая внутрь, не забывая про член. Когда он весь сжался, кончая, и тут же расслабился, я добавил второй палец, все еще помня и сразу касаясь простаты отработанным движением. Джеймс издал какой-то булькающий звук, стараясь удержаться на разъезжающихся ногах, падая грудью на кровать, давая мне еще больше доступа к его чудной заднице. Тихо рыкнув, я сжал свободной рукой собственный член, чтобы не кончить как подросток в трусы. Его проход постепенно становился более податливым, чем я и воспользовался, добавив третий палец. К тому моменту, когда он снова возбудился, мои нервы были на пределе, а анус хорошо растянут. Вытащив пальцы, я нашел в заднем кармане презерватив, поспешно расстегнул джинсы и оказался на кровати, накрывая мокрую и подрагивающую спину своим телом. Заставив Джеймса повернуть голову, я поцеловал его, тут же входя. Стон отозвался в моем теле мурашками. Сжав сильнее его бедра, я постарался двигаться как можно медленнее, покрывая его плечи поцелуями, касаясь немного упавшего от дискомфорта члена. — Готов? — шепнул я ему на ухо, чуть прикусив мочку. Дождавшись кивка, я выпрямился и жестко толкнулся внутрь. Мужчина подо мной уже даже не пытался глушить стоны, прогибался, подстраивался под глубокие и быстрые толчки, а я сам пытался думать о чем угодно, но не об его почти что сорванном голосе, закатившихся глазах и потрясающе узкой заднице. Мне хотелось вытрахать из него все напряжение, все мысли, все переживания. Наклонившись, я куснул его за загривок, и он, блять, кончил, дрожа всем телом и растекаясь подо мной. Чертыхнувшись, я перевернул его на спину, закидывая ноги к себе на плечи, продолжая грубо насаживать на свой член, каждый раз задевая простату и ловя губами вибрирующие стоны. По плечам пробежала судорога, и я кончил, да так, что все вокруг потемнело, уши заложило. Толкнувшись в горячую тесноту последний раз, я упал прямо на дрожащего мужчину, стараясь разогнать звезды перед глазами. Придя в себя, я вышел из него, выкинул защиту, поправил штаны и накрыл одеялом уже вырубившегося Джеймса. Улыбнувшись уголком губ, я обнял его, прижимая к себе вплотную. Это выглядит так, словно я использовал секс в свою пользу. Отчасти так и есть, но только отчасти. Я гладил его по мокрым волосам, смотрел на безмятежное лицо. Он сейчас ни разу не выглядел на свои сорок лет, только седые волосы и морщинки в уголках глаз говорили о том, что ему уже не двадцать пять. На самом деле, я никогда не видел его молодым и беззаботным. Наверное, это круто меняет жизнь, когда твои сны являются отражением самой отвратительной стороны человеческой жизни. Неудивительно, что он быстро подсел на психотропные, не раз хотел покончить с собой — с таким жизненным багажом ни о какой беззаботности и речи быть не может. За анализом жизни сопящего рядом мужчины я и не заметил, как провалился в глубокий сон. Пробуждение было тяжелым, но кто-то очень настойчиво пытался меня привести в сознание. — Да-да, я проснулся, — потирая глаза и поднимая себя в сидячее положение, пробухтел сонным голосом. Передо мной сидел голый, взлохмаченный и очень счастливый Джеймс. Он действительно весь святился, от чего я вопросительно изогнул бровь. — Синтия Эванс, — выдал он. — Что? Кто это? — мой мозг очень туго соображал. — Твой маньяк. Синтия Эванс, — как для умственно отсталого повторил. — Женщина? — недоверие сквозило в моем тоне. — Ты уверен? — А я хоть раз ошибался?        С матами я вскочил с кровати, на ходу надевая рубашку и ища мобильник. Набрав своему технику, который по голосу был таким же сонным, я назвал имя, приказав срочно собирать всех и искать всю информацию на эту женщину. Кое-как умывшись, прополоскав рот, я чмокнул сидящего на кровати Джеймса и пошел в сторону прихожей, но мне показалось этого мало, поэтому вернулся, целуя его как следует, попросил сходить в душ и поесть. Только после этого обулся и поехал в участок. Потребовалось две недели, чтобы проверить жизнь этой женщины от и до: ее биография, алиби на все время убийств, работу, увлечения, все правонарушения, включая даже неуплату за газ, место жительства, добиться ордера на обыск, облазить весь ее дом и машину с лупой в зубах вдоль и поперек, прежде чем мы нашли железобетонные доказательства. Когда на выдвинутые обвинения ее адвокат весь побелел и еле пропищал, что отказывается выполнять свою работу; когда дело ушло в суд, а сама маньячка с больной ухмылкой оказалась в камере, весь отдел вздохнул с облегчением и посреди рабочего дня ушел в бар. Выпив вместе со всеми и сославшись на чудо, подарившее мне догадку про убийцу, я через час свалил к этому самому чуду, захватив с собой по пути его любимый салат и пиццу. С Джеймсом мы встретились впервые за эти две недели. Он выглядел не таким изможденным, но все-таки грустным и каким-то побитым. Закрыв дверь, я первым делом поцеловал его, да так, что пришлось ловить, когда у него подкосились ноги. Утащив несопротивляющегося мужчину на кухню, я усадил его за стол, ставя пакет перед ним, и поставил чайник. Я готовился к долгому разговору, но все решилось буквально за десять минут. Дольше мне пришлось его уговаривать на переезд ко мне, потому что я больше не хочу оставлять его одного. Хочу приходить и видеть его в своей квартире, откармливать, целовать и тискать, а потом хорошенько трахать и засыпать, прижимая к себе. О чем я и сообщил своему ненормальному, что стало последним аргументом — Джеймс отвел глаза, покраснел и согласился. Все это мы закрепили пиццей с чаем, а потом и хорошим сексом в душе.