Вниз по садовой тропинке

— Уверен, ты не хочешь, чтобы я разразился демонстрацией своего личного речевого запаса, необходимого в определенного толка делах, то бишь касающихся милых дам. Что в иного рода обстоятельствах выглядело бы как приглашение соблазниться, скажем, — Регис нарочито задумчиво потер подбородок, ведьмак скрипнул зубами, — на бокал Эст-Эста. Они по своему обыкновению прохаживались по княжеским садам. Солнце уже давно клонилось к закату, ярким багрянцем окропляя золотую листву деревьев и декоративно выстриженных кустарников. Прогулка шла согласно привычному маршруту: излюбленной ими и наименее популярной среди других посетителей парка тропинке. За исключением того, что охотник на чудовищ от негодования оставлял на щебенке более глубокие следы, нежели обычно. Княгиня Анна-Генриетта, славившаяся на весь Туссент любовью к пышным и не очень празднествам, и в тот вечер не изменила себе, устроив в чертогах княжеского замка очередной прием, со счета которым белоголовый уже, к слову, сбился. Однако ж с недавних пор, после геральтова охлаждения отношений с почетной гостьей чародейкой, центр внимания придворных плавно вернулся на круги своя. Он втихаря покосился на спутника, припоминая предлог для вечернего променада, заместо которого они не наслаждались внутри обширной коллекцией вин: небольшая стайка изрядно напомаженных и блиставших обеспеченностью женщин облепила Эмиеля Региса — его вампира — под страхом смерти не выпуская из своего весьма оживленно что-то обсуждавшего кружка. Стоит добавить, что геральтовы опасения выросли не на пустом месте, в глубокой уверенности чему он продолжил пребывать затем опустив взгляд на новые одеяния соратника. Испещренный заплатками пыльный кафтан по прибытии ко двору сменился элегантным бархатным костюмом на манер туссентской моды. В сих обстоятельствах его цирюльнические познания также дали о себе знать — избегание зеркал нисколько не мешало представать на увеселениях в виде, близком безупречному. В довершение, привычно сопровождавший его шлейф трав и корений, подчас легко круживший седую ведьмачью голову, сменился нотками изысканной туалетной воды. Одним словом, от «тощего сборщика податей», не так давно шарахавшегося по древним кладбищам, не осталось и следа: Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой нынче выглядел так, как и подобает истинному вампиру — ни дать ни взять словно с картинки сошел. Определенно, не только у придворного убийцы чудовищ эта перемена в который раз вызывала бурный отклик. — Например? — скорее уж буркнул он в ответ, таки не сумев побороть долю — о ужас! — ревности. Цирюльник оторвался от разглядывания высившегося поодаль бюстика героя местного фольклора. В искреннем удивлении приподнял бровь, очевидно, памятуя о некогда высказанном отношении к своей манере заводить «бесконечно» долгие монологи: — Любопытно, с чего это ты вдруг загорелся послушать слащавых банальностей, которых на придворных пиршествах тебе за всю неделю, помнится, «вот так хватило»? — Регис один в один повторил продемонстированный им ранее жест, отрывисто махнув когтистой пятерней у самого лба. Мечник сохранял истинно каменное лицо даже тогда, когда тот тяжко вздохнул его упрямству. — Ну что ж, изволь... Хотел услышать, что твои очи столь же трепетно ясны, сколь закатное солнце? Или что твои уста одним только видом опьяняют пуще туссентского лета, жаркого подобно офирским пескам? Или даже, может быть, что нет на свете ни яства, ни чего иного лика твоего желанней- — Я понял. А теперь напомни мне, на котором веку из твоих четырех «благочинный обмен любезностями» обратился в невесть какие бредни, щедро приправленные враньем? — На последнем слове Геральт пнул встретившийся на их устланном галькой пути более крупный, нежели остальные его собратья, камушек. Исключительно ради спасения туфелек какой-нибудь, несомненно, милой дамы, что, возможно, когда-нибудь вознамерится устроить здесь прогулку. — Уж явно ни на одном из тех, — он с недюжинным интересом проследил полет бывшего препятствия, — что я вхож в подобное общество. Друг мой, думается мне, своеобразные правила приличия знати, которые так тебе не любы, зародились некогда вместе с того же толка мероприятиями. И нам, как вряд ли способным что-либо изменить, остается лишь поддаться их стихии. Потому не «вранье», Геральт, как бы ты, увы, ни был прав, а лесть. Лесть под личиной вежливости, что любым собранием аристократов воспринимается едва ли как нечто большее, нежели признак хорошего тона, а- — А особенно, язви ее, сворой упитых баб. Не иначе как видом собственных уст, — огрызнулся белоголовый. Мало кого приводила в восторг регисова привычка при любом удобном случае приправлять свои изречения угадывавшимся по менторскому тону поучающим смыслом. А тогда тот и вовсе, похоже, издевался над ним, медленно, но верно терявшим всякое терпение. Цирюльник следом, подтвердив догадки, плутовато усмехнулся: — Ну, полноте, Геральт. Твои столь бурные вспышки ревности, конечно, щекочут мое тщеславие, но, вижу, пора заканчивать этот маскарад. Милые дамы подходили спрашивать о тебе, виконте Юлиане и ваших доблестных подвигах. — Тот едва сдержал удивление. Однако же всеведующему четырехсотлетнему вампиру его ухищрения по сохранению лица были до свечки. — Ужель ты позабыл, какого масштаба персоной являешься? После мэтра Лютика, конечно же. Видишь ли, один наш общий знакомый, без устали в свободную от ее светлости минуту прославляет себя и свой героизм, не забывая и тебе выделить роль в будущих балладах. Но девушкам его панегириков, как водится, не достает, а они хотят узнать побольше о, как знать, возможном партнере на еще какой-нибудь местный сезонный праздник. Настала очередь Геральта «картинно заламывать руки», ибо собеседник, без сомнений, отсылал к событиям, когда волею судьбы ему пришлось стать, как выразился камергер ле Гофф, «рыцарем почтенной госпожи Фрингильи». На эту тему он, однако, решил красноречиво... отмолчаться. Похвальба трубадура, хоть и по существу не была чем-то удивительным, на порядок сильнее прельщала его внимание. — Интересное выходит дело... Послушать бы, чего там наш знакомый мэтр набрехал всему двору. Ты, случаем, не знаешь подробностей? — Доселе не имел удовольствия. И, верь мне, озадачен был сперва не многим меньше, хотя быстро догадался, что к чему. Ну, а далее ты и сам все видел: манеры не позволили выставить товарища в дурном свете. И все же нужно на досуге уделить внимание этому его занятию, ведь... Чего ты там гогочешь, Геральт? Когда поэта запишут на следующий рыцарский турнир, уверен, он не будет в таком же восторге. Ведьмак, все еще мелко сотрясаясь в беззвучном хохоте, махнул на замечание рукой: — Ну, может, тогда до него, фанфарона, наконец дойдет, что нужно хоть иногда держать язык за зубами. Регис принялся укоризненно качать головой. Весь эффект, однако, пошел прахом, когда он позволил себе ироничную улыбку. Геральт подпихнул его локтем. — Разрешаю на досуге спустить с цепи весь твой поучающий речевой запас. Глядишь, он таки охолонет со своими россказнями… ежели только не предпочтет быть заговоренным вусмерть. Тот в долгу не остался, ткнув не успевшего увернуться оратора в бок. — Но-но-но! Не распускайте руки, граф, где Ваши манеры? Тема за сим оказалась закрытой приглушенным мужским смехом. — Ну что... гм... — вслед за недолгим молчанием откашлялся охотник на чудовищ, чуть потоптавшись на месте. — Вернемся? — Я бы хотел еще, так сказать, подышать свежим воздухом. Дворец полон гостей... — усмехнулся медик, прерванный очередным раскатом людских возгласов, — полагаю, им не над чем скучать, а потому в такую на редкость приятную погоду парк преимущественно пуст. Жаль упускать возможность полюбоваться детищем придворных садовников. Однако же, если ты ищешь столь заинтересованного в тебе общества, настаивать не буду. — Нет уж. Здесь, я так посмотрю, собралось общество не менее заинтересованное. — Твоя правда. И прогулка продолжилась в куда более размеренной атмосфере. Регис принялся рассказывать о своих посещениях княжеской библиотеки и найденных там старинных трудах всевозможных ученых и философов: от эльфских чародеев до давно почивших профессоров Оксенфуртского университета. Геральт прикинул, что, судя по отзывам насквозь пропахшего ванилью камергера, занять его читальня должна была надолго. И оказался прав: впечатлений от увиденного оказалось предостаточно. Он внимал, дополняя диалог собственными ремарками, ибо многие из упомянутых книг, в особенности о естествознании, все таки были ему знакомы не понаслышке. С парочкой и вовсе пожелал бы позже ознакомиться, чем не преминул поделиться: — А ты, стало быть, материализуешься прямо промеж полок? Слыхал, там вовсю идет какой-то ремонт, не думал, что она открыта для посещений. — Инвентаризация и каталогизирование, верно. Твоя новая знакомая, однако, навела там свои порядки в жгучем желании помочь теперь уж нашему общему делу. Отчего дворцовая обитель знаний вновь оказалась в свободном для гостей доступе. — Я, может, как-нибудь загляну в обитель-то. — Может, — кивнул вампир. — Если твой поток заказчиков когда-нибудь остановится. — Не бубни. Смеркалось. Из-за фигурно выстриженных кустиков буксуса тихо запели сверчки, хотя и трели их едва различимо звучали в доносившихся со стороны дворца выкриках дам, тонувших в море восклицаний и клятв странствующих рыцарей. А они уже порядком забрались вглубь парка. Наемник молча махнул рукой в сторону небольшой, увитой узелками роз, арки на пути к склонам, что вели к декоративному прудику. Подошли. Травник остановился у подспорья, с выразительным взглядом ожидая дальнейших аргументов в пользу продления вынужденной стоянки при дворе. — Лютик, значит, свихнулся по ее остроносой милости и остается здесь, — начал его спутник, загибая пальцы. — У Кагыра волосня стараниями друидов таки приросла обратно к башке, и ладно. Но Мильва, кажется, еще плоха. Мы должны дождаться, пока она вконец оправится. Тогда будем думать, куда двигать дальше. — В таком случае, с твоего позволения, воспользуюсь оказией заняться твоим же многострадальным коленом. Может, и травы с компрессами сгодятся в деле, начатом магией. Державшаяся весь день посередь небосвода пена облаков с заходом солнца растаяла в его прощальных проблесках. Сквозь разводы пурпурного марева, первой загорелась самая яркая звезда Семи Коз, а за нею то тут, то там робко стали выглядывать и другие белые огоньки. С неспешно опускавшейся на княжество ночью подул ветер. Алые цветы над их головами, подхваченные его слабым порывом, зашелестели, в движении выпуская в вечерний воздух сладостный аромат. — Всего-навсего rosa multiflora*, а какой насыщенный цвет, — вдруг задумчиво протянул вампир, глядя вверх на нежное трепыхание чашеобразных маковок. Бутоны тем часом дрогнули заметнее. Горсть лепестков плавно слетела с вышины сводов арки, последовав за потоками осенней прохлады. Освобожденные от привычной повязки на время приема ведьмачьи волосы вслед за ними заметались в ее дуновении, и один, отделенный от остальных, кроваво красный лепесток невольно увяз в их беспорядке. — Вот уж действительно «преудивительнейший город»... — продолжил тот, казалось, сам себе, потянувшись к чужому виску, пока янтарный взгляд все пытался поймать его собственный. Когтистые пальцы аккуратно высвободили лепесток, откинули на сторону несколько нависших над лицом прядей. Не успел было цирюльник убрать руку, как охотник на чудовищ удержал его, взявшись за запястье, и притянул на шаг ближе. Блики звезд чарующе замелькали в его антрацитовых очах, бледные губы невольно приоткрылись под чужим внимательным взором. Геральт только и успел, что слегка наклонить голову, когда высший вдруг спешно выдернул ладонь и отпрянул. В следующее мгновение в нескольких метрах он услышал развеселый женский смех. Затем и шорохи шагов, отголоски разговора. Обернулся, чтобы увидеть, как разрумянившаяся дама выплывала из зарослей камелии, поправляя сползшие по плечам рукавчики буфами. — «...И любовных чар полный», — докончил Регис, с некоторым разочарованием глядя в ту же сторону. Девушка, то и дело оглядываясь, с, бесспорно, дворянской грацией спускалась другой тропинкой в сторону озерца. Красивое кремовое платье, оттороченное шелковыми вставками, открывало чудесный вид на декольте и тонкую талию. Вид, который мечник, деликатно говоря, тогда предпочел бы не наблюдать. — К слову, Геральт... — алхимик будто бы скромно усмехнулся, когда полный немого негодования кошачий взгляд вновь вернулся к нему, — те комплименты предназначались тебе. — Про пьяные уста? Ну и пошляк же ты, Регис. — Тот рассмеялся. — Тихо ты! Да не щерься так, еще заметит... кто. Он чувствовал, что заливистая баронессочка была не единственным подарком судьбы, припрятанным меж примыкавших к рядам камелии лавровых кустарников. И не ошибся: аккурат за этой мыслью оттуда же, поправляя испачканный помадой ворот камзола, вышел усатый господин, шаг в шаг последовав за опередившей его особой. Геральт тихо выругался. Недостаточно, однако, тихо для слуха высшего вампира — тот прыснул в кулак. — Кажется, не одного тебя посетила мысль уединиться, так сказать, на лоне природы. Право, какая досада. — Не понимаю о чем ты. — Охотник с кислой миной провожал взглядом второго нарушителя спокойствия. — Я все вспоминал, что ты там поутру болтал про свои шелковые простыни. — А я так и знал, что ты не слушал. Ну что ж, полагаю, лучше разок увидеть, чем сто раз услышать. — Всего разок? — Посмотрим. Может случиться так… что ты захочешь сравнить их качество с теми, коими располагаешь сам. — Все, кончай трепаться. Пошли, — зашипел ведьмак, резво удаляясь в сторону гостевого крыла. А довольный собой вампир вновь задорно рассмеялся.

***

— Холера, Регис... — ведьмак чуть отдышавшись, оценивающе взглянул сперва на свежие полосы на ткани, после на искаженное сладостной мýкой лицо своего высшего вампира и коротко поцеловал его в подбородок. — Такие простыни укокошил. — Так порадуемся же, что они не являются частью нашего нехитрого скарба, — смущенно усмехнулся тот в попытке отстраниться. Геральт, однако, завершить начатое ему не дал: извернулся и, придавив к постели, теперь навис сверху. — Хрен поспоришь… Я все ж таки захотел... порвать их в клочья, — между влажными поцелуями протянул он в изгиб бледной шеи. Ответом чему послужил раздавшийся у уха тихий рокот утробного рычачия. — Только перину пощади, будь добр.