(Дис)гармония

Максимиллиан смотрел на Артемиса и думал, что видно он совсем с ума сошел. Вот уже пару минут, вместо того чтобы разводить шпаклевку, он смотрит на то как Уайт играет на расстроенном фортепьяно. Пианист морщился и тихонько матерился себе под нос, когда инструмент странно брякал или проглатывал звук, уродуя мелодию до неузнаваемости. Артемиса это бесило. Но он продолжал играть потому, что это нужно было Максу, чтобы «прочувствовать инструмент». Он закрыл глаза, надеясь, что так переносить происходящее будет легче. Ему стоило взять пару беруш, потому что уши уже болели, а к горлу подкатывала тошнота от этой сатанинской музыки. В отличие от Артемиса, Максимиллиан не обладал острым слухом. И хотя ему тоже не нравились извергаемые старым фортепьяно звуки, это не мешало ему концентрироваться на прекрасной картине, разворачивающейся прямо перед ним. Скорее эта уродливая мелодия даже помогала ему окончательно не потонуть в экстазе от лицезрения человека со столь идеальным лицом и фигурой за работой. Весь образ Артемиса в этот момент казался ему невероятно притягательным. Наблюдая за ним со спины, Макс отметил про себя, что пианист сидит словно статуя, и лишь плечи слегка подрагивали, когда длинные пальцы касались старинных клавиш, заставляя их податливо прогибаться, издавая корявый звук. Все это выглядело нереально и волшебно. Максимиллиан не сдержался и достал из сумки свой блокнот для эскизов. Ему срочно, во что бы то ни стало, требовалось запечатлеть образ, который он видел. Карандаш послушно выписывал на белой бумаге идеально прямую спину. Мышцы плеч напряженно проступали через футболку. Тонкие длинные пальцы замерли, едва касаясь клавиш. Лицо с закрытыми глазами, будто принадлежало ангелу. Светлые длинные ресницы почти касались щек. - Все! – Артемис поднял руки вверх, как будто ему приказали остановиться и обещали выстрелить, если он не исполнит приказ, - если хочешь, можешь съесть мой мозг своими нравоучениями, но я больше не могу сам себя насиловать. У меня скоро кровь из ушей польется. Возможно, я уже разучился играть по-человечески и теперь могу создавать только такую музыку. Выдернутый из своих творческих фантазий Максимиллиан не сразу понял, что все еще смотрит на Артемиса, словно завороженный, при этом держа в руках блокнот и карандаш. - Да? А да… Ладно! Все! На сегодня больше и не надо! - парень резко захлопнул скетч-бук и спрятал его в лежавший рядом рюкзак. - Что ты там делал в своем блокнотике с таким-то лицом? - Артемис нажал на пару особенно уродливо звучащих клавиш, не спуская глаз с Макса. - Ничего! Записывал кое-что для работы, - опустившись на колени, он начал размешивать деревянной палочкой шпаклевку, стараясь придать своему голосу максимально нейтральную окраску, а внешнему виду отстранённость, - спасибо, я услышал, как оно звучит. Надеюсь, что своими действиями мы не сделаем звучание еще хуже. - Мне кажется, что тут, даже если топором действовать, хуже уже не сделаешь, только лучше. Так что не переживай. Этого старичка будет сложно испортить, делали же на века. Так что делай и не бойся, звук плохим не будет. Если, что я постараюсь настроить так, чтобы не было лишних шумов и эха, - это не были пустые слова поддержки, Артемис правда так считал, да и был уверен в своих навыках. Вот в чем в чем, а в музыке и пианино он разбирается отлично. - Так или иначе, все нужно делать на совесть, - пробубнил себе под нос Максимиллиан и поправил упавшие на нос очки, - на сегодня твоя работа закончена, так что можешь идти. С этими словами парень встал и подошел к инструменту. Ноги немного онемели от долгого сидения без движения, поэтому походка его была нетвердой. Поморщившись от ноющей боли в коленях, Макс присел и стал аккуратно водить маленькой кисточкой по корпусу фортепьяно, замазывая мелкие дырочки и царапины. Артемис посмотрел на напряженную позу парня, и ему стало его, даже немного жаль. От этого старого барахла у всех все болело: у него уши, а у Дворняжки спина. И ведь от него не требовалось играть каждый день по часу, а вот Макс вместе с девушками должны были корячиться еще следующие недели три, чтобы оживить «монстра». Однако сейчас парень работал совершенно один. - А сегодня что, никто больше не придет? – Артемис осмотрелся по сторонам, продолжая, крутиться на стуле. - Как видишь, - Максимиллиан указал на новую ножку фортепьяно, которую раньше заменяла табуретка с книгами, - они были тут утром. Приклеивали все, что можно приклеить. На курсе Керри много парней, они вызвались помочь. Поэтому мы разделили рабочий день: девочки утром, а я один вечером. Хотя Аби очень переживала, что не сможет остаться и увидеть тебя, - последние слова Максимиллан произнес почти шепотом. Артемис все равно его услышал, но решил проигнорировать. - А тебе тут одному не скучно? - Да не знаю даже, - замялся Макс, не ожидая подобных вопросов, - не очень. Знаешь, когда работаешь, как-то не очень скучаешь. Артемису было знакомо это чувство. Он отдавался музыке без остатка. Поэтому его охватило невероятное восхищение к Максу. Будто сейчас он увидел в нем родственную душу. Ведь вечер субботы парень первокурсник проводил с кисточкой в руке, стоя раком перед едва ли живым инструментом. Мало кто из знакомых Артемиса потратил бы вечер заслуженного выходного, отдаваясь работе. Разве только он сам, если надо было репетировать или он писал новую песню, то он вполне мог забыть не только про сон, но и про еду. Тем временем работа могла встать, так и не начавшись. Длинные черные пряди Макса, то и дело норовили залезть в баночку или же приклеится и оставить следы на только что покрытой шпаклёвкой поверхности. Он очередной раз устало убирал их рукой за ухо, но непослушные волосы вновь падали. После пятой попытки, Максимиллиан отложил шпатель в сторону и стал искать что-то в карманах тёмно-синих джинсов. Не обнаружив там то, что он ищет, он стал искать в рюкзаке, но судя по выражению его лица, там необходимого он не нашел. - Да где же она?!.. – пробурчал он себе под нос, и голос его был полон отчаянья. Эти странные поиски не ушли от внимательного глаза Артемиса и он, сложив два и два, быстро догадался, что так нервно ищет Макс. Он стянул со своих волос простую черную резинку, позволяя своим белоснежным волосам коснуться своего лица, и протянул ее растерянному парню: - Вот держи! Мне все равно на сегодня уже она не нужна, так что могу походить и лохматым, а тебе еще работать. Максимиллиан смотрел на него изучающе, во взгляде читалась благодарность и удивление. Он не ожидал, что Уайт не просто предложит ему помощь, а еще и будет достаточно наблюдательным, чтобы понять в какой именно помощи он нуждается. И хотя Абигейл в рассказе о Принце Маунт А описывала его как «благородного и прекрасного», Максу тогда он не казался человеком, кто будет по-настоящему внимателен к окружающим его людям. Он понимал, почему Артемис ведет себя обходительно и приветливо с девушками. В конце концов, все женщины были готовы тут же рухнуть в его объятья. Не удивительно, что он проявлял участие и внимание. Но к парню? Ваше Высочество, Вы поистине достойны своего трона, Вы заботитесь о каждом своем подданном агнце. Щеки сами собой слегка покраснели, когда Максимиллиан забрал резинку с протянутой ладони. - Спасибо большое! Совсем не понимаю, куда она могла деться, - завязывая непослушные черные волосы на макушке в подобие пучка, проговорил Макс, - хотя понимаю! Сырник, зараза, все ворует и прячет. - И часто у тебя еда вещи ворует? - Сырник - это хорек… - Ты назвал хорька Сырник? - Ну, да. И хотя диалог казался Артемису смешным в своей абсурдности, но почему-то после него повисло неловкое молчание. Максимиллиан вновь погрузился в работу, и казалось совсем перестал замечать крутившегося на стуле парня, которому совсем не хотелось уходить, но и причин оставаться не было, помочь он все равно ничем уже не мог. - Хочешь, я тебе сыграю? – Артемис, наконец, поднялся со стула. Ему не требовался ответ, он и так его знал. Он заметил, как Макс смотрел на него. Чувствовал, как жар карих глаз обжигает его спину. Он видел подобное восхищение уже тысячи раз в сотнях глаз. Однако почему-то Артемису показалось, что эти черные глаза, спрятанные за огромными очками, тогда смотрели, будто в самую его душу. Он играл отвратительную уродливую мелодию, звуки, которой никак не могли поразить случайного слушателя. Почему же Максимиллиан смотрел на него лицом полным восхищения? Уайту очень хотелось взглянуть на лицо парня, когда тот услышит на что действительно способны эти руки и голос. - Мне все равно надо порепетировать, - небрежно бросил Артемис, но улыбнувшись, добавил, - да и ты так смотрел на меня, когда я играл, что я решил побаловать тебя своей настоящей игрой! А заодно поощрить за то, что ты такой старательный малыш, который работает в свой выходной совсем один. От произнесенных слов Максимиллиана накрыла очередная волна смущения. Он отвернулся, пряча лицо. Сердце на секунду забилось предательски быстро. Однако ему удалось сохранить холодок в своем голосе и бросить: - Играй если тебе это надо! Меня не надо поощрять. - Хм, - Артемис улыбнулся, полностью игнорируя ровный тон, и достал из под наваленных декораций синтезатор. Его когда-то давно распорядился принести сюда Профессор Лютер, который надеялся, что Уайт будет репетировать тут свое выступление для концерта, в свободное от учебы время. Только до этого момента парень не был готов играть в этом маленькой, пыльной, заставленной коморке. - Кстати, у нас с ребятами есть своя группа. Если интересно, приходи как-нибудь послушать, я выбью тебе место, а то обычно набивается море фанаток и боюсь, они тебя просто не пропустят, - усмехнулся Артемис. - Я парень к слову, а не девица бессильная, пробиться при желании смогу. Хоть Максимиллиан так и ответил, на деле слова парня его не обидели. Даже наоборот, образ высокомерного зазнайки дал очередную трещину. Поэтому уже более дружелюбно он добавил: - Но спасибо! От билетика не откажусь, никогда не был на концертах. - Замётано. А сегодня тогда будет тебе первый концерт, не официальный и приватный, - Артемис уже успел поставить синтезатор на треногу и подключить к сети. Когда руки коснулись клавиш и после короткого проигрыша голос слился воедино с мелодией, Максимиллиан понял, что за последний год, что он жил, скрывая свои чувства и сердце за стеной, едва ли нашелся хотя бы один человек, кто смог бы вытащить из нее даже маленький камушек. Вот только сейчас его стена была на грани того, чтобы развалиться на сотни мелких осколков. Просто стать пылью, которую развеют по миру. Он стоял не в силах пошевелиться и оторвать свой взгляд от губ парня. При выдохе, слова приобретали немного хрипловатый оттенок и этот прекрасный, неподражаемый звук наполнил его без остатка. Максу казалось, что вся сущность Артемиса сейчас проходит через него и, затрагивая саму душу, резонирует с его легких, заставляя все внутри содрогаться в странном и страстном танце. Будто холодные тонкие пальцы музыканта скользили по коже, оставляя на месте прикосновения россыпь мурашек. Сердце билось, как дикая птица в тесной клетке, того и гляди, готовая сломать свои крылья лишь бы выбраться наружу. Ноги стали ватными. Максимиллиан оперся двумя руками на фортепьяно, как утопающий хватается за спасательный круг. И где-то среди спутанных мыслей и чувств, единственное, о чем он мог думать, находясь в этом полусознательном состоянии: «Не смей в него влюбиться! Не смей! Это просто магия музыки!» Усилием воли Макс заставил себя успокоиться. Закрыв глаза и медленно выравнивая дыхание, он представил, что он сейчас тут один и музыка – это лишь запись. Голова чуть прояснилась. Странное покалывание в пальцах и животе исчезло. Сердце, однако, не собиралось сбавлять темпы, от чего его удары отдавались в ушах. Шпатель в нетвердой руке сделал осторожный мазок. Еще один и более твердый, и еще. Работа не позволяла мыслям забивать голову. Теперь музыка лишь вдохновляла, заполняя Максимиллиана желанием творить, хоть и эту работу было сложно назвать творчеством. Теперь парень полностью смог сосредоточиться на выполнении задания, которое стояло перед ним. Артемис играл одну мелодию за другой. Там были и популярные песни, и что-то из классики. Все они менялись одна за другой, как разбитые стеклышки в калейдоскопе, без какой-либо логики, кроме странного желания музыканта. Уайт пел, иногда забывая слова, но все равно не останавливался. Максу хотелось подпеть. Некоторые песни он хорошо знал и очень любил, но стеснялся, поэтому пел про себя. Тихо погруженный в свою работу, он опасался любым неосторожным звуком нарушить это прекрасное выступление, где он был единственным зрителем. Больше всего на свете он не хотел, чтобы все это закончилось. Максимиллиан не знал, сколько прошло времени, но, когда он сделал последний мазок шпателем и наконец-то встал, он сам не помнил, как покрыл шпаклевкой все фортепьяно. Все дыры и царапины исчезли с корпуса старинного инструмента. - Закончил? – спросил Артемис и резко перестал играть, когда заметил, что Макс стал растирать затекшие колени и поясницу. - Да, - немного растерянно ответил он, - как-то даже не заметил, - и в подтверждение своих слов, стал обходить фортепьяно со всех сторон и искать упущенные элементы или куски, но их не было. По плану он должен был сделать только правый бок, но в итоге так увлекся, что сделал двухдневную работу. - Тогда можно наконец-то идти домой, - Артемис встал со стула и потянулся. Какой-то позвонок хрустнул, и он глухо выдохнул, - сколько мы тут проторчали? - Сейчас три часа ночи, - ответил Макс и, сняв очки, протер их краем футболки, - прости, ты засиделся из-за меня. На деле, он сам не верил, но он был очень рад компании музыканта. Скажи ему это кто-то еще пару дней назад, парень закатил бы глаза и рассмеялся. Быть друзьями с Принцем? Увольте. Однако один вечер поменял отношение Максимиллиана к этому человеку. - Не бери в голову, я сам не заметил, как время пролетело, - Артемис улыбнулся, - классно порепетировал.