Безотцовщина

      Как оказалось, Лолита уже достаточно долгое время жила без отца. Мне, человеку, который вырос только на мужском воспитании, вернее, почти без полного его отсутствия, и без маминой ласки и любви, было сложно не понять её. Если так подумать, то мы даже в какой-то степени дополняем друг друга. Она, маленькая и беззащитная девочка, так и не познавшая искреннюю любовь от папы, и я, взрослый мужчина, с недостатком женского внимания и отсутствием родной матери.       У нас одна лодка на двоих, в которой мы смотрим друг на друга с разных сторон.       Мне её безусловно, чисто по-человечески жаль, хотя она, как казалось, не заморачивалась на этот счёт. По её весёлому, светлому лицу и хитрым смеющимся глазам можно было понять, что она вряд-ли будет думать о чём-то плохом всё время. Она — ребёнок. В её голове одни развлечения, чтение захватывающих комиксов и пёстрых журналов, активные игры и небольшие сплетни между подругами на заднем дворе дома.       И я успокаивал себя той мыслью, что так оно возможно и есть. Но в один из летних, тёплых дней, мои догадки разрушились вдребезги, на сотни, нет, тысячи осколков, безумно раня моё сердце и душу.       Дабы пройти в свой кабинет, я всегда проходил мимо комнаты Ло, ибо другой возможности не предоставлялось (и слава богу!). Каждый раз поднимаясь наверх к себе, я с любопытством мельком заглядывал в открытую настежь дверь. Там Лолита прослушивала одни и те же кассеты по нескольку раз на дню, танцуя невпопад, рисовала, как она любила говорить — «произведения искусства». Либо она могла отсутствовать в комнате и путём не хитрых соображений, можно было сделать вывод о том, что скорее всего она где-то в саду, либо занята делами по дому.       В этот раз, Шарлотта уехала куда-то за покупками, оставив меня присматривать за этой «мерзкой, невоспитанной чертовкой».       Ах, моя Лолита не достойна такого оскорбления!       На это я лишь сквозь зубы процедил «Хорошо» и закрыл дверь за хозяйкой дома.       Коротал я время за чтением свежих газет, которые попали ко мне на руки только к трём часам дня. Я осторожно потягивал из кружки горячий кофе, вникая в новости о политике, медицине и бандитизма на улицах.       Я никогда не любил читать газеты, но когда вся привезённая мной литература была прочитана вдоль и поперёк, а на полках госпожи Гейз ничего интересного или хотя бы информативного не нашлось, пришлось пристраститься к газетам.       Когда последняя страница свежей прессы была дочитана, я, оставив газету на кухонной столешнице, отправился в свой кабинет. К моему удивлению, дверь в комнату Лолы была закрыта. Она очень редко закрывалась у себя в комнате, я бы даже сказал, она так почти никогда не делала. Даже ссорясь с матерью, она забегала в комнату и в порыве злости не хлопала дверью, как стоило ожидать от подростков. Она обычно могла рухнуть на кровать и недовольно сверлить потолок глазам, будто бы обвиняя его в чём-то и вынося приговор.       Открыть дверь я пока что не рискнул, а лишь прислушался, прислонив ухо к двери. Были слышны всхлипы, которые сменялись тяжёлыми вздохами и какими-то невнятными словами. Сердце моё застучало быстрее, я стал перебирать все возможные причины её слёз. Не выдерживая минуты более, я постучал по деревянной поверхности и обеспокоенно спросил:       — Лолита, у тебя всё хорошо?       Всхлыипы прекратились. Раздался приглушённый, дрожащий голос.       — Д-да, всё в порядке...       — Я могу войти?       Ответа не последовало, тем не менее я всё же нажал на глянцевую, гладкую ручку, открыл дверь с характерным скрипом и переступил порог её комнаты.       Ло сидела на полу, обнимая себя за колени и пряча в них лицо.       — У тебя что-то болит? Ты упала? Тебя ударили, обидели? Что произошло?       Я сел рядом с девочкой на колени и аккуратно дотронулся до ее худого дрожащего плечика, продолжая донимать её вопросами. Сердце моё обливалось кровью, волнение поднялось до самого горла и начало душить меня, не давая спокойно вздохнуть.       В паре шагов от Ло лежало порванное, скомканное и смятое самым изощрённым способом письмо. Я взял изуродованные клочки бумаги, стараясь что-то прочесть с них.       «Привет, моя дорога Лолита! Это я, твой папочка.       Надеюсь, вы с мамой хорошо живёте и не нуждаетесь совершенно ни в чём. Твоя мама — женщина очень видная и скорее всего она нашла тебе нового папу... Даже если и так, я не виню ни тебя ни её ни в чём.»       Всё что удалось разобрать, было на самом крупном и более менее целом кусочке. Остальное не подлежало ни какому-либо прочтению, которое переходило уже в расшифровку.       Я тяжело вздохнул.       Почему-то стало как-то более менее спокойнее от осознания того, что я знаю причину её истерики и, узнав ситуацию более детально, могу её успокоить, крепко прижать к себе и поддержать тёплыми словами. Она бы уткнулась мне в плечо своим мокрым носиком и тонкими пальчиками цеплялась о мою рубашку, задевая кожу сквозь ткань еле отросшими, тоненькими ногтями.       — Лолита, — начал я, осторожно подбирать слова, зная её экспрессивную, холерическую натуру. — Ты расстроилась из-за того, что тебе отец написал?       Моя девочка на это активно закивала, продолжая дрожать и всхлипывать от нового прилива слёз.       — А что он хочет, он в письме написал?       — Денег! — резко вскрикнула Лола, от чего я невольно вздрогнул. — Ему нужны только деньги! Всегда нужны только деньги!       Ло пуще прежнего залилась слезами, всхлипами, переходящие на хрип.       Я не нашёл наиболее верного варианта, как обнять Лолиту, прижать её худенькое, детское тельце к себе и поцеловать в висок, приговаривая самые тёплые и нежные слова, которые я только знал. Заменив ей отца, я бы всегда смог находится рядом, едва запускать руки ей под кофточку, чуть оголяя её тело. Мог бы целовать её нежные, мягкие щёки и худые запястья с прозрачной кожей. Мог бы гладить приятную, пробитую лёгким пушком кожу. Мог бы касаться её совершенно беспрепятственно и когда мне только вздумается.       И звучит это всё в моей голове, как недостижимая мечта. Как совершенный идеал, который должен только сниться, доставляя сладкие, томные муки.       И это убивает.