То, что (не) мертво, ожить (не) может

      Стоило шагнуть в темноту дома, как Поттер почувствовал еле уловимый запах кофе, слабо доносящийся из кухни, отчего-то придавший немного сил. Скинув куртку с озябших плеч на спинку близстоящего кресла, мужчина побрел мыть руки, несколько вяло поднимаясь на второй этаж. Чуть настороженно прислушавшись к тишине, он даже засомневался на мгновение: точно ли вампир не ушел, перед этим заварив горячий напиток?       «Ну да, ушел без ответов, конечно. Надейся.»       Хмыкнув пробежавшей мысли, Гарри мельком удостоверился, не спали ли маскирующие чары со лба и тыльной стороны левой руки, по-быстрому умылся, перевязал хвост и спустился назад, мимоходом забирая из рюкзака таблетки с собой, понимая, что те могут ему в скором времени пригодиться. Превышать дозу не хотелось, но уже на собственной шкуре удостоверившись в том, что разговоры с Эдвардом просто так и без последствий для него не проходят, он решил поостеречься, лишь бы не впадать в истерику или Мерлин знает что еще, пока не останется в одиночестве.       Молча пройдя на кухню и сев на свое привычное место, Поттер едва заметно поморщился от яркого света с непривычки, промаргиваясь и переводя взгляд на задумчивого вампира, что сидел напротив и гладил кончиками пальцев сову по груди, отчего та довольно щурилась и подсаживалась все ближе, вот-вот намереваясь ненавязчиво перебраться на чужое плечо, но заметив хозяина, отчего-то стушевалась и отвернулась. Придвинув дожидающуюся на середине стола кружку кофе поближе к себе, мужчина медленно отпил маленький глоток бодрящей горечи, прежде чем наконец прервать повисшее молчание:        — Ты же хотел что-то со мной обсудить, не так ли? Иначе не дожидался меня здесь и не делал бы кофе. Так давай, начинай, спрашивай. Или ты настолько послушный?       «Спокойнее, Поттер. Что за тон? Не дави.»       Незаметно сжав ладони в кулаки, но тут же расслабив их, он вновь склонился над кружкой, дуя на горячую жидкость.        — Возможно и хотел. Но я не думаю, что это будет уместно в данный момент, ты все равно не поймешь. Да и не должен я вмешиваться в твою дружбу, пусть и с тем, кто неприятен моей семье.       Вампир опустил голову, хмурясь. Он вновь отчего-то прятал взгляд, отказываясь смотреть в ответ, лишь периодически удостаивал вниманием птицу, что так и не отошла от него ни на миллиметр.        — Если это все, что ты так хотел со мной обсудить, то что ж... Наверное тебе стоит уйти. Я не совсем в том состоянии, чтобы долго сидеть здесь, поддерживая ничего не значащую тишину. Прости, конечно, но на сегодня я исчерпал тот допустимый лимит своих сил, чтобы это никак не сказалось на моем здоровье в дальнейшем.        Эдвард вдруг как-то излишне резко вперился взглядом в лицо мужчины, будто выискивая признаки ухудшения состояния, на что получил многословное закатывание глаз. Гарри молчаливо открыл таблетницу, выбирая седативное из десятка разных таблеток и глотая его, не морщась запивая кофеином.        — Ответь, пожалуйста, на один вопрос и я уйду. Меня сильно беспокоит твое здоровье, знаешь... Все эти таблетки и вечно трясущиеся руки, частая бессонница, если судить по вечным синякам под глазами, не совсем здоровая комплекция... Что с тобой происходило все эти годы, помимо войны после моей так называемой смерти и травли в школе в том году, когда мы начали общаться?       Усмехнувшись и откинувшись на спинку стула, мужчина мельком посмотрел на свою левую ладонь, находящуюся сейчас под слабенькими чарами маскировки, где гласило заветное: «Я не должен лгать», побарабанил пальцами по столу, чувствуя себя на сеансе очередного психолога, которых было не мало за прошедшие года, когда только появлялись признаки его тараканов в голове, вздохнул и, не обращая внимания на едва заметно подкашивающиеся ноги от усталости, вновь пошел на второй этаж за бутылкой виски. Быстро ее найдя, он вернулся на свой стул на кухне, наливая алкоголь в кофе под непонимающий и несколько осуждающий взгляд Каллена.        — Это надолго, а без этого, — Поттер легко потряс бутылкой в воздухе, — я разговаривать на такие темы с людьми, которые покинули мою жизнь очень давно, пока что не совсем готов.       Опрокинув почти половину того, что теперь находилось в его кружке, он тут же почувствовал слабость во всем теле, но не придал ей особого значения. Все же мешать лекарства со спиртным ему не впервой, но Поттер знал — такое состояние всегда приводит к плачевному. Но честно сказать, скрывать сейчас что-либо, в этой обстановке, глядя на искреннее беспокойство пополам с некой озабоченностью, что так и плескались в чужих глазах, расхотелось. Очередной риск, очередной шаг в пропасть. Но падать уже привычно.       «Да и к черту. Хотел откровений, пусть видит. Я слишком устал за все это время. Психологи ни черта не помогают, когда в них не видишь смысла. А психиатры... В ту же топку.»        — Со мной много чего было за такую короткую жизнь... Все началось, пожалуй, с героической гибели родителей, в частности смерти матери, защитившей меня, годовалого, от одного психопата, что мечтал поработить всю Британию и о бессмертии... Он пришел за мной тридцать первого октября, тысяча девятьсот восемьдесят первого, услышав некое пророчество, в котором говорилось о том, что я могу его победить. Годовалый младенец, несущий ему погибель... Тогда он лишился своего тела, скитаясь по миру в форме бесплотного духа в течении тринадцати лет, вынашивая план мести, а меня нарекли героем, той же ночью подкидывая в корзинке на порог к родственникам матери...       Казалось, уже в тысячный раз льющиеся из его уст слова, что не трогали его почти на протяжении всей жизни, наконец стали неприятным грузом оседать где-то в районе груди, перемещаясь к горлу и усиливая ощущаемую горечь на языке.       «Все дело в слушателе, Поттер. Это ты должен понимать.»        — ... Так началось мое детство. Я был лишним в их семье, позором и бесплатной рабочей силой, живя в чулане под лестницей до одиннадцати лет, питаясь объедками с их стола. Тогда моими друзьями были разве что пауки... Но потом мне начали приходить письма из Хогвартса, что изменило мою жизнь. Не знаю, в лучшую или в худшую сторону. Да, у меня появились хорошие знакомые и даже настоящие друзья, которые были гораздо лучше пауков из чулана, я узнал, что являюсь волшебником, но на каждом шагу, каждый год меня поджидали всякие... испытания, на которых я легко мог лишиться жизни. К тому же, каждое лето я возвращался домой к тем самым родственникам, вплоть до того момента, пока не началась война.       Поттер тяжело вздохнул, отводя взгляд в сторону. Снова немного отпив, он продолжил, пытаясь смотреть в одну точку где-то посередине стола:        — Самое непонятное для меня до сих пор остается одно: каждый из волшебников знал как я выгляжу, узнавая по фамильным чертам и ужасным очкам, многие, я уверен, также были осведомлены, где именно я живу, но никто из них не пытался не то чтобы усыновить меня, нет, просто проведать, хотя бы мельком. Когда я начал задаваться этим вопросом, то получил в ответ лишь: «Статут о секретности не позволяет» или «На дом твоих родственников наложена защита, которую поставила твоя мать, тебя нельзя было забирать, а в Хогвартсе безопасно и без этого». Только получалось, что наоборот. Я не знаю, кто именно в этом виноват, директора школы тоже не хочется во всем обвинять, но зная его необычный характер... Возможно он и хотел как лучше, я не спорю, но по факту — он меня сломал. И не только он, много что на меня повлияло в не самом лучшем ключе, в том числе и я сам... Доламывал себя на протяжении нескольких лет после всего случившегося.        — Просто представь, — мужчина усмехнулся несколько нервно, не прекращая говорить, — На тебе ответственность за всю чертову страну и никто, никто из взрослых не хотел бороться без тебя. Каждый встречный волшебник тыкает в тебя пальцем, желая познакомиться, пообсуждать, поахать над твоей тяжелой судьбой, рассказывая своим детям с младенчества сказку о мальчике-который-выжил, Национальном герое, относясь ко всему, что выпало на твои плечи, как к должному. Но стоит тебе хоть где-то оступиться, сделать малейшее движение, показать слабость — от тебя тут же отвернутся и начнут поливать помоями. Не самая радужная перспектива, не находишь?       Поттер почувствовал подбирающийся холод где-то на уровне пальцев рук, а дрожь начала сковывать суставы все больше, тихо, но порывисто втянул воздух в легкие, пытаясь справится с подступающей тошнотой и окутывающим страхом чего-то неясного, все еще не решаясь оторвать взгляда от гладкой поверхности отполированного дерева.        — Начиная с шестнадцати, многие подростки сражались не на жизнь, а на смерть, жертвуя собой и своими ближними, защищая школу от взрослого психопата с огромной толпой последователей, что были не лучше своего предводителя... Казалось бы, куда им тягаться? Знаний не хватает, опыта тоже, но они продолжали защищать страну, защищать свой второй дом, которым для них стал Хогвартс. И когда война закончилась... О них забыли. Поблагодарили конечно, медали вручили, некоторым предложили сразу пойти работать без экзаменов, но... на этом все. Было много судов, на которые меня постоянно приглашали, на одном из них судили семью, что пострадала не меньше нашего, хоть и находилась по другую сторону баррикад. Их оправдали, но для общества они предатели, бывшие Пожиратели Смерти, чертовы чистокровные, которые лишились всего. И имени, и гордости, и денег. Их поместье отстраивается до сих пор, а от всего богатого наследства, что копилось несколько тысячелетий, остались самые незначительные артефакты, которые даже не продашь за копейки... Именно у них сейчас живет мой сын. И за доверие, оказанное им бывшим героем, люди немного смилостивились. Немного, да.       Допив уже давно остывший кофе, перемешанный с виски, Гарри встал и подошел к плите, дергано подкуриваясь от конфорки, ловя чувство дежавю.        — Меня растили как свинью на убой, совершенно не задумываясь: А что будет, если мальчик выживет? И мальчик выжил, хоть по всем законам жизни не должен был. Я уже умирал и это не шутка, Эдвард, но в отличие от тебя не стал вампиром и память не потерял. И как прикажете жить дальше, когда просто не научили этому? Как не вспоминать войну, как не воевать, а просто... Радоваться жизни и заводить ту же семью? Просто ходить на самую обычную работу, где не нужно каждый день вновь подвергать себя опасности, не мучаться от кошмаров, что были уже с детства, только приняли теперь немного другой характер и окраску, не страдать из-за проблем со связками, которые надорвал, и если сорвешься на крик — не восстановишь уже никогда, из-за вечных нервов и гребаного ПТСР? Я отвечу — никак. Это нереально, когда ты просто не умеешь по-другому. А учиться... не с кем. Никому не нужен бывший вояка с проблемной психикой и плохим здоровьем, но с большим состоянием. Его деньги — да, пожалуй. Но без него в комплекте.       С силой затянувшись неспешно тлеющей сигаретой, прикусывая фильтр, Поттер вновь облокотился на столешницу поясницей, как в тот первый серьезный разговор, что состоялся на этой самой кухне, едва держась на дрожащих ногах. Но в этот раз все было иначе. Больше не было в нем той концентрации и выдержки, что всегда спасала в таких ситуациях. Больше не хотелось с вызовом смотреть, ничего не скрывая, впитывая в себя образ умершего человека, о котором даже вспоминать не хотелось.       «Это не тот Седрик, которого ты помнишь, Поттер. Не он. Хватит. Достаточно. Просто отлипни от Мордеровой столешницы и иди спать. Остановись.»       Но все же он поднял взгляд, тут же ловя ответный, больше не в силах противостоять горьким слезам, которые сдерживал с того самого момента, когда ему дали это задание. Сорвался. Он просто сорвался, позволив себе тонуть в который раз, выискивая все те черты, что когда-то были скрыты магией от посторонних глаз, но не от его. Едва заметно заостренные кончики ушей, что сейчас были прикрыты отросшими прядями волос, непропорционально длинная шея, что могла бы показаться уродством, но не казалась, лишь наоборот подчеркивающая нереальную красоту этого создания. Ястребиные глаза, яркие и отчасти пугающие, что по-прежнему цепко и внимательно оглядывали мир, бледная и гладкая кожа, так контрастирующая с его собственной... И острые клыки, почти никогда не видные из-за привычки их скрывать. Один раз Седрик показал ему то, что обычно оставалось в тайне, неуверенный в том, какую вызовет реакцию и боясь оттолкнуть. И вот он сидит здесь, как ни в чем не бывало, светит тем, что всегда прятал, не видя в этом ничего необычного, такой далекий и как никогда близкий, наверняка читающий все его мысли и реакции, как с открытой книги, сверлит взглядом и не знает, что делать.        — Я ответил на твой вопрос, даже более развернуто, чем хотел. Оставь меня одного. С меня хватит на сегодня. Я не могу себя контролировать, приступ уже почти начался. Уйди, если не хочешь видеть последствий.       Вся хваленная выдержка полетела в тартарары, стоило вампиру быстро подняться и подойти ближе. Каллен обхватил его треморную и холодную ладонь своей, осторожно сцепленные руки поднося к груди, заставляя чувствовать, как бешено бьется его неживое сердце. Склонившись ближе, он еле слышно выдохнул в самую макушку:        — Я оживаю с каждой секундой все больше. Меня нет в могиле, я не призрак прошлого и не хочу им быть. Да, возможно я не тот, кого ты знал раньше, но послушай мое сердце, оно не может лгать. И если ты позволишь, я хочу тебе помочь. Не знаю как, но сделаю все, что смогу и даже больше. Но для этого, ты должен мне открыться. Постепенно, маленькими шагами. Не хочу вечно лезть в твою голову, чтобы рыться в мыслях... Так не правильно поступать, не так ли?        — И что же планируешь делать? Всю ночь проторчишь здесь, у моей постели, карауля?       Слезы только усиливались, а в голове вертелось на повторе: «Уйди. Пожалуйста, уйди. Не делай того, о чем потом пожалеешь». Было невыносимо стоять так, не поддаваться моменту, не совершать глупостей, не называть тем именем, что засело глубоко внутри, высеченным на подкорке, словно личная молитва, обращенная ко всем богам, что только существуют. Перед глазами вставали образы погибших людей, преследующие его, казалось, всю жизнь и не дающие спокойно существовать. Чуть повернув голову в бок, Поттер с усмешкой посмотрел в глаза мертвого Сириуса, что стоял рядом, как живой, знакомо и криво улыбающегося. Прошептав одними губами: «Тебя здесь нет», мужчина увидел, как ему ответили:       «Тебя тоже нет здесь, Гарри».        — Пошел к черту, Блэк. Тебя не существует.       « — Я — это ты, так кого же именно ты посылаешь, крестник?»        — Себя я давно уже послал куда подальше, крестный. А теперь отправляйся туда и ты.        Эдвард попытался привлечь внимание к себе, обхватывая руками за голову, осторожно разворачивая обратно, безрезультатно ловя взгляд. Перед глазами стоял не Каллен, а тот улыбающийся добрый Седрик, что чужим ртом говорил:       « — Помнишь, как мы раньше стояли также, если хотели друг друга поддержать? Мне не хватает тех моментов, Гарри...»        — Ты вообще заткнись, недотруп. Ты уже давно в прошлом, оплаканный всеми, кто тогда тебя знал. Я не тороплюсь к тебе, ты же знаешь.        — Поттер, посмотри на меня. Ну же! Говори, кого ты видишь, говори со мной. Не слушай их.        — У вас один голос на двоих, я не могу... Просто уйди уже.       Голова нещадно раскалывалась, а перед глазами темнело. С каждой секундой бреда, подкидываемого воспаленным мозгом, становилось все труднее цепляться за реальность, а чужие руки, что удерживали его на месте все это время, становились все менее ощутимыми, такими же призрачными и нереальными, но мгла, что постепенно окутывала все его естество, казалась спасением. И Поттер поддался ей, успев сказав на последок:        — Все-таки не надо было мешать таблетки и алкоголь...       Почувствовав, как его подхватывают и куда-то уносят, мужчина полностью расслабился, теряя сознание.       Эдвард же, уложив отрубившегося Поттера на его постель, просидел до самого рассвета рядом, обдумывая случившееся. В нем кипели эмоции, но пока они не вырывались из-под контроля, оставаясь запертыми за железной дверью. Весь прошедший день казался полным бредом, но запах дорогого виски, что витал в воздухе, заставлял убедиться в обратном. Когда на небе стали появляться первые лучи солнца, вампир тихо вышел из чужого дома, быстро набирая скорость. А в голове у него набатом звенело:       «Он любит не тебя, Каллен. Не. Тебя.»