***
Случай, позволивший Малфою вновь встретить Молли, представился лишь спустя четыре месяца после поступления в Хогвартс. Правда, ситуация та была настолько двоякой, что Люциус, во всём своём великолепии — с разбитой губой, подбитым глазом и ссадиной на щеке, — предстал перед нимфой, как ему казалось, в негативном свете. Всё началось с того, что факультет воспринял поступление Гидеона к ним в штыки. Отчего-то змейкам казалось, что солнечному мальчику — где это видано, что бы Пруэтты, веками обитавшие вдали от серебряно-зелёных, вдруг решили нарушить их покой? — делать в холодных подземельях нечего, посему усиленно пытались выгнать его к брату на Гриффиндор. И вовсе не замечали, насколько у одного из близнецов Пруэттов слизеринский склад ума! Какая хитрость скрывалась за всеми его обольстительными улыбками и сладкими речами; какой интриган на самом деле попал к ним, будто бы имел кровь самого Салазара Слизерина в своих голубых венах. И даже драка с однокурсниками была спланирована им. Просчитана до мельчайших подробностей и отыграна, как пьеса в «Дру́ри-Лейн». То, что пешкой в его плане стал и сам Люциус, Малфою было известно давно. И хоть избежать этого можно было, он, вопреки тому, как его воспитывали, решил довериться хоть раз кому-то кроме своих родственников. Не прогадал. Гидеон, разыгравший драку с Симонсом и Муном, вышел победителем, попутно заработав очки уважения в глазах сокурсников и некоторых ребят постарше. Казалось бы, какой варварской способ — набить друг другу лица как пара пьяных к Мордреду магглов! — но такой действенный. И именно эта оказия позволила встретить Люциусу Молли Пруэтт вновь, пусть бы и в порыве драки, когда он, контуженный, прислонился к стене. Карие глаза девушки метали молнии, а волосы, казалось, пылали в лучах холодного закатного солнца. Люциус завороженно смотрел на прекрасную нимфу, что даже в ярости была очаровательна. — Ступефай тоталис! — крикнула Молли, вырисовывая резкое движение палочкой. И драка останавливается, замирает, как в чёрно-белом кино, так любимым отцом Люциуса — Абракасом. Мальчишки обездвижены, а Молли, выдохнув, подходит к брату и, применив невербальное фините, тянет его за ухо. — Бессовестный! Пятнадцать баллов со Слизерина за драку в коридоре! — Прости, сестрица, — тянет Гидеон, улыбаясь от уха до уха. Кажется, Пруэтт тошнит от его гримасы, поэтому она резко отпускает хулигана. Тот шлёпается на копчик, тихо ойкая, а Молли тем временем ледяным тоном произносит: — Неделя отработок у профессора Кеттелберна в стойлах гиппогрифов, понял меня? И я напишу отцу о твоей плебейской выходке, Гидеон. Что, твой слизеринский мозг в этот раз дал отбой, раз уж ты умышленно допустил драку? Гидеон промолчал, насупившись и вместе с тем не решаясь спорить со взбешённой сестрой. Молли же, осмотрев участников драки, зацепилась взглядом за Люциуса, который, кажется, был совсем плох. Сидя у стены, он вызывал в Пруэтт лишь жалость, сравнимую с той, которую она испытывает к собственным братьям, когда те поранятся или получат выговор от отца. Успокоившись и покачав головой, хаффлпаффка сняла с Люциуса заклинание и протянула платок с вышивкой. — Встать можешь? — получив утвердительный кивок, Молли помогла Малфою подняться. И, отряхнув, виновато улыбнулась, извиняясь за брата, втянувшего его в эту сомнительную авантюру. — Гидеон! Перестань стоять столбом и помоги своему другу дойти до лазарета. Остальных я сама доведу. И в тишине малая процессия двинулась во владения мисс Лоуренс. Люциус, прижимая охлаждённый чарами платок к глазу, думал лишь о том, что у него появилась отличная возможность написать прекрасной нимфе по имени Молли Пруэтт.***
Дорогая леди Пруэтт! Премного благодарен за Ваш чудесный платок, избавивший меня от ужасного отёка и сильных болей. К несчастью, отстирать его мне не удалось — не обессудьте. Но если Вы позволите, я бы хотел загладить свою вину перед вами. Согласитесь ли Вы на иной платок? С вышивкой лилий?С уважением, Л.А. Малфой
Письмо, пронизанное бусинами изумрудных чернил, содержит в себе лишь пару коротких строк, давшихся Люциусу с большим трудом. Оно было надёжно привязано к лапке сыча по имени Пьер — фамильяра, купленного ещё задолго до поступления в Хогвартс. Прижавшись к нему лбом и поделившись воспоминанием о том, кому именно надо отнести послание, Люциус пробормотал: «Вручи ей аккуратно, не смей кидать». И ответ не заставил себя долго ждать… Наследник Малфой! Этот поступок крайне мил, но, право слово, не стоило так беспокоиться. Платок тот был моей неудачной работой, которую в пух и прах раскритиковала шаперон, оставшись крайне недовольной моими навыками. Ne vous inquiétez pas, наследник Малфой, подобная мелочь не должна трогать ваших дум. P. S. Но если вам станет легче от подобного жеста, я буду рада принять ваш платок. P.P.S. Что, сиятельный наследник Малфой, денег нет совсем, раз Вы пишите зелёнкой?С уважением, М. М. Пруэтт
Люциус не обращает внимание на непонятную ему шпильку в самом конце. Он лишь видит как Молли почти смешно наблюдать за ним с места. И не может не улыбнуться в ответ, тщетно пытаясь унять дрожь в пальцах или охладить пылающие щёки. Это выше его сил. Конверт пах её духами — лёгкими, манящими, дразнящими нос свежестью цитрусов. Кажется, это были мандарины. Жадно потянув носом аромат, Малфой был готов задохнуться, лишь бы столь чудесный запах остался в лёгких навсегда. Но, взяв себя в руки, он лишь вежливо склонил голову, а после вновь пробежался глазами по письму. Вчитываясь, Люциус не переставал удивляться тому, насколько почерк у Пруэтт плавный, несомненно подходящий своей хозяйке. Пузатые крупные буквы с завитушками, вопреки своей объёмности, словно танцевали на тонких линиях расчерченной — неужели Молли сама додумалась до подобного удобства? — гербовой бумаги. И каждое слово настоящий пируэт — выверенный, отточеный и от того настолько завораживающий, что Люциус невольно задерживает дыхание, стараясь хоть как-то успокоить безумный стук сердца. Если пару дней назад он думал о том, что papà не обрадуется тому, что его сын водит дружбу с нейтралом по типу Гидеона Пруэтта, то сейчас все сомнения растаяли, стоило только Молли мило улыбнуться ему и помахать рукой… Если уж Гидеон поражает широтой познаний и рассказывает вещи, в курсе которых не был даже сам Малфой, то насколько же интересным собеседником должна быть его старшая сестра? Улыбнувшись, Люциус любовно сложил письмо и убрал в карман рубашки, надеясь, что он пропахнет ароматом её духов. Интересно, согласится ли Молли на дружескую переписку?***
Chère lady Pruett! Пишу вновь Вам так понравившимися зелёными чернилами. Но пишу к Вам не по праздному вопросу. Не хочется отвлекать от насущного, но мне решительно нужен совет. Никак не могу решить, что стоит прочитать перед ритуалистикой? Она чуть меньше чем через месяц, а я совершенно не готов к этому предмету! Посему смиренно прошу Вас помочь мне с данным вопросом и, на правах старшей в нашей дружбе, посоветовать что-то стоящее. Я знаю, что Ваш младший брат читает «Основы ритуалистики» за авторством Фроуда Аадланда, но, к своему великому сожалению, en norvégien, je comprends un peu plus que rien. P.S. Не думал, что у Пруэттов, как и у Краучей, так популярна идея полиглотства! P.P.S. Полагаю, Ваша семья сведущая в языках из-за матушки, если я правильно помню, она урожденная Крауч?С уважением, Л.А. Малфой.
Chére milady Pruett! Я вновь беспокою Вас по пустяку, но надеюсь на Вашу благосклонность. Искренне верю, что своего протеже Вы не оставите в безвыходной ситуации! Стыдно признаться, но я столкнулся с проблемой, которую не могу решить самостоятельно: что стоит подарить Вашему брату? Гидеон важен мне как друг, равно как и Вы, дорогая леди. И мне жизненно необходимо узнать, что нравится ему, поскольку я боюсь сделать ошибку. Легко представить, насколько это смешно читать — сиятельный наследник Малфой сознаётся, что боится оплошать! Три раза «Ха» в мою сторону. Но Вы не смейтесь, дорогая леди! Я верю, что Вы не обидите меня подобным поступком. Я искренен с Вами, mon ami, как не был искренен ни с кем до этого, разве что с матушкой. Поэтому, не бросайте протеже, когда он так сильно в Вас нуждается, укажите услугу. И тогда я вечно буду Вам обязан.С наилучшими пожеланиями, Л.А. Малфой.
Belle milady Pruett! Безмерно благодарен за книгу, что Вы прислали. Она чудесна! Как прелестно здесь расписана история возникновения тёмных искусств и мер защиты от них, а какие интересные заклинания! Право слово, я не мог мечтать о чём-то более прекрасном, чем это. Вот только, по моему скромному разумению, данная книга несколько не для моего возраста, не так ли? Во всяком случае, я чрезвычайно рад столь щедрому подарку. Благодарю от всего сердца. P.S. Мне показалось, или она написана самопишущим пером? Неужели Вы переписали её из семейных архивов? Ежели так, то я должен беречь её как зеницу ока! P.P.S. Позволите ли Вы мне называть Вас просто Молли, миледи?Низко кланяюсь, ваш Л.А. Малфой.
Charmante Molly! Всей семьёй мы отправились во Францию к родственникам. Прелестное всё-таки место — Прованс. Там всё хорошо, начиная природой, заканчивая людьми. Нет такой закоренелости во многих правилах и ужасной чопорности. Впрочем, возможно именно поэтому моему отцу так не нравится Франция и образ жизни, который выбрала моя тётя — леди Эстрелла де Лакруа. Она очень милая женщина: весёлая, жизнерадостная и любящая посмеяться. Уверен, Вы бы с ней подружились. Когда-нибудь я Вас обязательно познакомлю! Однако было и то, что огорчило меня — отсутствие Вас и Гидеона рядом. Право слово, ужасно скучаю без Вас. Надеюсь, мы вновь скоро встретимся.С приветом из цветущего Прованса — Люциус.
Chérie Molly, Безумно был рад встретить Вас на Косой аллее. Мы не виделись всего лишь два месяца, но они показались для меня вечностью! Вы несомненно похорошели за время нашей разлуки, мой дорогой друг, право слово, я ничуть не преувеличиваю. Но больше я удивился тому, как молодо выглядит Ваша матушка, не поймите превратно, просто я принял её за вашу дальнюю сестру! Да, без преувеличений, леди Ария выглядит великолепно в свои годы, словно юная дева. P.S. Полагаю, своей красотой Вы пошли именно в мать, мой дорогой друг. P.P.S. Теперь я не могу называть Вас иначе, кроме как нимфой!Ваш вечный поклонник, Л.А. Малфой
Chérie nymphe, Je Vous En Supplie, миледи, перестаньте кормить Пьера! Совсем скоро он перестанет влезать в свою клетку. И, предупреждая Ваши несомненно остроумные шутки о благосостоянии моей семьи, скажу одно: Пьер — домовый сыч, он не должен быть размером с целого филина, а посему клетка его должна, по крайней мере не перевешивать меня вперёд!С надеждой на Ваше понимание и благоразумие, Votre ami — Lucius.
Admirable Molly, Давайте face à la vérité, тыквенный сок ужасен! Он на вкус совершенно abominable. Я искренне не понимаю, как это может нравится Вам, и зачем вообще его добавили в меню. Ни в коем случае не осуждаю Вас за предпочтение, но недоумеваю. Конечно, как говорится «Que femme veut — Dieu le veut», но если Господу угоден тыквенный сок, то я явно что-то не понимаю в этой жизни!Искренне удивлённый, Ваш Л. Малфой.
Cher ami! Гидеон сказал, что Вы приболели. Печально слышать это, особенно в преддверие Вашего Дня Рождения. Надеюсь мой скромный подарок скрасит Ваши будни и поднимет настроение! P.S. Этот аромат мы придумали сами с матушкой, основная нота — запах мандарина, который отныне и навсегда у меня ассоциируется с вами, миледи. P.P.S. Je vous souhaite un prompt rétablissement.С наилучшими пожеланиями, Ваш друг Люциус.
Ma chérie nymphe, Спасибо за гостеприимство, был несказанно рад посетить поместье Пруэтт. Чары, что наложил Ваш отец на потолок, были поистине прекрасны, я не могу подобрать слов, чтобы описать его мастерство. Возможно, будь он нашим преподавателем, я бы любил чары куда больше. А также я искренне кланяюсь Вашей матушке в ноги за то, что она смогла повлиять на моих родителей, и отец позволил посетить поместье Пруэттов на Новый Год. Закуски тоже пришлись мне по вкусу. Стыдно признаваться в этом сейчас, но, полагаю, моя леди, вы и сами всё поняли, именно мы с Гидеоном и Фабианом съели всё шоколадное печенье. Но это того стоило! Посему, можете меня отругать, но я не пожалею о содеянном… Время, которое я провел с Вами и Вашими братьями было поистине прекрасным. Вы позволили мне отдохнуть от помпезности Блэков, которых мы посещали с отцом накануне. Право слово, ещё нигде я не видел столько позолоты! Потолок, рамы картин, плафоны и краска на стульях. Малфои, конечно, ничуть не беднее Блэков, но даже для нас такое слишком вычурно. Уверен, Вы подобное назвали бы вульгарностью, mon ami. Одно лишь плохо, сия вульгарность не более чем ширма. Да, так и есть! Лишь с Вами, mon ami, я могу быть честен до конца: род Блэк пусть бы и стар, но до ужаса пафосен, je suppose qu'ils sont comme ça jeter poudre aux yeux. Ведь на политической арене они давно не у дел, особенно глава семьи — лорд Арктурус Блэк. Он хороший маг и прекрасный дуэлянт, герой, учавствовавший в битве против Грин-де-Вальда. Однако лорд Арктурус не силён в политике и её хитросплетениях, уж больно он прямолинеен. Впрочем, возможно именно по этой причине он так нравится papà. И, что немаловажно, именно это могло послужить причиной того, что Блэки решили посвататься к нам, Малфоям. Без скоромности заявляю, что мы отличные политики, и Блэкам есть чему поучиться у нас. Правда, только между нами, Нарцисса, с которой меня хотят обручить, сидит извечно с таким видом, словно учуяла зловонья, и, кажется, только делает вид, что понимает хоть что бы то ни было в наших разговорах. Не спорю, она прелестна и крайне образованна в определённых сферах — un exemple à suivre pour le reste de la noble dame, — да и на фоне своих сестёр выглядит выигрышно, простите уж мне мой цинизм; страшно представить, кого должна обойти десятой дорогой удача, чтобы ему посватали леди Беллатрикс, или вечно отстранённую леди Андромеду. Но я не могу быть с ней милым, как с Вами. Нарцисса Блэк закостенелая, отчего с ней непросто строить отношения. Боюсь, женись я на ней, нам бы пришлось крайне долго привыкать друг к другу, чтобы завести наследника. И наверняка единственного. Отчего-то от такой перспективы мне ужасно тоскливо. Впрочем, не буду о грустном. Ещё раз прошу принять мои искренние восхищения приёмом в доме Пруэтт. Вечер был прекрасен, je le garderai en mémoire pour toujours.Искренне, Ваш Люциус.
Mon brave Molly, Мне ужасно скучно! Да, представьте, мой дорогой друг, бывает такое, что и сиятельный наследник Малфоев умирает от скуки. Особенно сейчас, когда непривычно горячее майское солнце норовит сжечь мою кожу до вульгарного розового цвета. Уверен, когда обгоревшая кожа начала бы слазить, Вы бы пошутили про принадлежность к факультету. Но, предупреждая Ваши остроумные шуточки, без зазрения совести напомню, что Гидеон и Фабиан обгорают в два раза быстрее меня, следовательно, и слезет с них кожа намного раньше. И тогда я нашучусь вдоволь. Впрочем, не будем об этом. Я пишу Вам с целью того, чтобы пригласить в эти выходные на пикник у Чёрного озера. В такую жару прохлада воды будет особенно хороша. P.S. Мой друг, Джозеф Гринграсс, старшекурсник, по моей просьбе прикупил холодного чая из кафе madame Tevois, а этот напиток стоит того, чтобы точно прийти на встречу.С надеждой на положительный ответ, ваш Люциус.
Irrésistible milady, Прошу, не отказывайтесь от букета, что принёс Пьер. Это моя благодарность Вам. За что — не могу сказать, уж позвольте мне подобную слабость. Тем не менее, я хочу, чтобы Вы приняли столь тривиальный подарок. Эти розы мы вырастили вместе с Гидеоном и Фабианом, они сказали, что Вы любите чёрный, поэтому, немного поколдовав, мы придали белоснежным розам прекрасный бархатистый цвет ночи. Искренне надеюсь, что Вам понравится.С чистейшими намерениями, ваш друг — Люциус.
Gracieuse nymphe, Не хочется быть обузой для Вас и Ваших братьев, но позвольте узнать, не против ли Вы взять в компанию ещё одного слизеринца, который ужасно сильно хочет посетить кинотеатр? Ваш брат, мой милый друг, предложил мне эту авантюру и даже стребовал разрешение с моего отца. Посему, я не имею права ему отказать и не желаю, и пишу к Вам лишь с просьбой не обидеть своего друга и разрешить ему пойти с Вами. P.S. Полагаю, Гидеон своим красноречием всё же больше в Вашу матушку, не так ли? Не зря же он на Слизерине, как и леди Ария в былые годы.С надеждой на лучшее, Ваш Люциус.
Cher ami! Позвольте пригласить Вас, Гидеона и Фабиана на празднование Литы в наше поместье. Я буду счастлив лицезреть Вас спустя почти месяц разлуки. Вы скрасите мой вечер, и он наверняка перестанет быть томным. Почту за честь принять в нашем особняке благородное семейство Пруэттов!С уважением, Ваш верный друг — Люциус.
Мой дорогой друг! Мне хочется узнать, что так Вас испугало? Вы были так бледны! Что могло Вас настолько поразить, что Вы покинули столь спешно празднество? Уж не лорд ли Гонт стал причиной Вашего страха? Я заметил, как странно Вы на него косились, моя нежная леди. Какую же боль успел лорд Гонт причинить Вам, позвольте узнать? Я слышал от отца, что он вернулся в Великобританию совсем недавно, поэтому ума не приложу, когда вы успели пересечься! Но ежели он действительно стал причиной Вашего испуга, мне искренне жаль. P.S. Обязательно напишите мне, как только Вам станет легче, иначе я умру от беспокойства!Ваш покорный друг Люциус.
Однако ответ на это письмо Малфой получил лишь в сентябре. Чувство тревоги за подругу грызло его, но сколько бы он не писал Пруэттам, всё было бестолку. Даже Гидеон ограничился тогда простым коротким «Прости» на клочке бумаги. И всё это вызывало в Люциусе странные чувства, противоречивые, несущие за собой лишь хандру с тоской — шутка ли, написать Молли и Гидеону почти две сотни писем за два года? — и целый комок испорченных нервов. В личных визитах ему отказывали с особой осторожностью, но, тем не менее, крайне настойчиво. Посему у Люциуса не оставалось никаких вариантов, кроме как ждать разрешения ситуации. Его волнение особенно усилилось, стянувшись внутри тугим узлом где-то внутри, когда в сентябре, на перроне, он нос к носу столкнулся с мрачной Молли. Та, оглянувшись по сторонам, в два шага оказалась около сильно вытянувшего за лето Люциуса и быстро вручила короткую записку, спешно покинув общество ничего не понимающего друга. Лишь погодя, сидя в вагоне, Люциус, заперевшись в одиночестве, позволил себе прочитать послание. Мой милый друг, Умоляю, не доверяй Лорду никогда и ни за что. Хочешь узнать почему — почитай внимательно подшивки газет. Да послушай рассказы остальных на факультете. Если ты будешь готов обсудить это со мной — пришли Пьера с зелёной ленточкой, ежели нет — не присылай ничего и просто игнорируй и меня, и Гидеона.Искренне, Ваша М.М. Пруэтт.
***
Люциус честно пытался понять, почему Молли настолько против лорда Гонта. Искал информацию, расспрашивал знакомых, заводя неторопливые беседы за чашкой хорошего чая в гостиной Слизерина, читал газеты и смотрел комментарии журналистов по поводу активной компании от консервативной фракции, где возвышался Марволо Гонт, последний представитель древнейшего семейства, ведущего свой род от самого Салазара Слизерина. Его слова всегда были точны, били метко в цель, были подкреплены как личным опытом, так и исследованиями. Он свято верил, что грязнокровки уничтожат в конце концов магический мир, что им здесь не место. И снискал поддержку многих аристократов, но… Но было что-то ещё, что-то, что крылось за вязью предложений пропаганды. То, что просил всегда читать меж строк отец. Бесполезный геноцид. А всё потому, что Лорд каждой клеточкой тела ненавидел магглорождённых и презирал магов, что спутались с магглами и грязнокровками. Возможно, отчасти, он ненавидел и самого себя — всё же Люциус помнил оговорки отца насчёт происхождения лорда Гонта. А может дело было в каких-то комплексах? Страхах? Или, что куда вероятнее, в психопатии. Люциус знал о данном заболевании совсем мало, почти что ничего. И, тем не менее, углубившись в чтение соответствующие литературы, убедился в своей догадке. Лорд не сострадал никому, не любил никого и не желал ни с кем создавать уз. Все маги вокруг него — инструменты, позволяющие достичь эгоистичной цели. И даже Абракас и Вальбурга, которые были якобы его близкими друзьями, были не более чем королём и королевой на шахматной доске. Гонту не нужны были союзники, ему нужны были приспешники, беспрекословно выполняющие команды. Малфой не мог спать, когда осознал, в какую историю вляпался его отец, в мрачных тонах представляя, что ждёт семью. Понимал ли Абракас, чьи интересы отстаивает и перед кем склоняет голову? Хотелось верить, что «да»… …отпустив к Молли Пьера, Люциус чувствовал лишь опустошение. Кажется, поддержка лорда Гонта ничем хорошим не обернётся.***
Ожидать Молли около теплиц было невыносимо, и дело вовсе не в жгучем декабрьском морозце, что охотно щипал тонкую кожу носа. О нет, всё дело было в том, что чем ближе был назначенный час, там беспокойнее становился Малфой. В конце концов, к общению с Молли он сильно привязался. Молли Мэрелин Пруэтт была особенной. То, как она писала, то, как излагала мысли во время самых обычных бесед, было совершенно не свойственно леди её положения, и это не могло не восхитить. Молли Пруэтт была свободной птицей, что ставила собственное счастье выше надуманных истин аристократического мира. И для Люциуса она стала глотком свежего воздуха, что тонкой струёй проникал в душную комнату без окон и дверей. Она была ему нужнее кислорода. Поэтому, завидев знакомую фигурку, Люциус облегчённо выдохнул, приветливо помахав рукой — Молли запоздало ответила, неохотно достав из карманов руки без рукавичек. Она предстала перед ним в пальто цвета морской зелени и объёмной пушистой белой шапке с ушами и завязками. Всё та же прекрасная нимфа, какой он её помнил летом. Только улыбка, шаловливая, от уха до уха, пропала, сменившись смурным выражением. Всё лицо будто похудело, из-за чего черты сильно обострились, делая Молли болезненной. Посеревшая кожа, впалые щёки, поблекшие веснушки, что до этого яркой россыпью звёзд покрывали бархатную кожу, и глаза с лёгкими тенями синяков. — Мой друг, что с Вами приключилось? — обеспокоенно спросил Люциус, делая шаг к Молли. Она на это лишь вздыхает, трансфигурирует снег в скамейку, и приглашает присесть, похлопывая рядом с собой. Малфой покорно соглашается, не зная, чего ожидать. — Разговор меж нами будет долгий, сразу хочу сказать, — сцепив руки в замок, произнесла осипшим голосом Молли, и Люциусу показалось, что сердце пропустило удар от жалости к прекрасной нимфе. — Готовы ли Вы к нему? — после утвердительного кивка она продолжила: — Это хорошо, тогда, хочу спросить, как Вы относитесь к Лорду? — Плохо, — чётко ответил Люциус, без капли сомнений. — Я могу понять, проанализировав ситуацию, какие бенефиции для нашего рода увидел отец в столь низком деле, как прислуживание бастарду дома Гонт. Но вместе с этим я абсолютно не понимаю самой позиции Лорда. Право слово, я прочёл его размышления до того, как он покинул Англию, и те, что он декларирует сейчас. Это будто два совершенно разных человека! И добиваться своей цели, устроив настоящий геноцид… Я не могу такого принять, это идёт в разрез с идеологией Малфоев: «Vaincre l'esprit». Мне чужды подобные мысли, особенно в свете того, насколько, на самом деле, сильно меняется маггловский мир. Они бегут вперёд, в отличие от нас, и я могу понять страх Лорда, но вместо того, чтобы сотрудничать, он предлагает их погубить. Насколько бы сильны ни были во мне убеждения о чистоте крови, даже для меня это звучит пугающе. И нет, не трусость во мне говорит, далеко не трусость! Всё дело в рационализме, который лорд Гонт, кажется, полностью растерял к нынешним годам. Поэтому, я не могу принять его позицию. И я ужасно зол на отца, что он, видя подобное, спускает всё на тормозах. В данной ситуации я полностью на Вашей стороне, миледи. Отдышавшись после речи на одном дыхании, Люциус выжидающе посмотрел на Молли. По её щекам побежали слёзы, кажется, облегчения. И растерявшийся Малфой не придумал ничего лучше, чем снять перчатки и приложить тёплые руки к её лицу, утирая влагу. Молли на секунду прикрыла глаза, сдерживая всхлип. Его прекрасная нимфа, всегда сильная и смелая, до ужаса жизнерадостная, сейчас как никогда нуждалась в поддержке. И Люциус не имел права ей этого не дать, успокаивающе оглаживая скулы пальцами. Она же неуверенно накрыла руками его ладони, а после сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но слёзы продолжали предательски течь — капли на подбородке срывал декабрьский ветер. С минуту они молчали — смущённый Люциус вытирал её щёки, а Молли тихо плакала. — Мои дядя и сестра недавно умерли, — дрогнувшим голосом произнесла девушка, крепче сжав ладони Люциуса. От вида страдающей Молли у него заныло сердце. — Это не для нежных ушей, но Вальпургиевы рыцари жестоко убили дядю Клеменса ещё летом, помните, когда мне стало плохо только от одного вида Лорда? Я не хотела идти, но братья уверяли, что подобное поможет нам немного развеяться и не так сильно утопать в скорби. Мы и представить не могли, что этот Мордредов выродок посетит Ваш приём!.. Чёрт. Понимаете, за пару дней до Литы, его подчинённые вынули дяде все кости кулинарным заклинанием! А после отправили его труп в коробке тётушке Мюриэль с издевательской запиской. Её хватил удар, она пролежала в Мунго почти месяц. Совсем недавно нас покинула сестра Патриция: её пытали круциатусом, пока она не сошла с ума, а после обесчестили, и, в конце концов, выкинули грязной куклой в маггловском мире. Она замёрзла насмерть. А знаете почему? Потому что дядя был в оппозиции Лорду. Патриция, поддерживая отца, стояла во главе аврората, имея силу духа, чтобы засадить в Азкабан сразу нескольких приспешников Лорда… Было видно, что слова давались ей через силу, как больно было рассказывать подобное. И Люциусу было невыносимо смотреть как Молли страдает. Хотелось обнять, прижать к себе крепко-крепко и никогда не отпускать; хотелось поцеловать каждую веснушку на её лице, лишь бы утешить; хотелось бросить к ногам всё что она пожелает, лишь бы та улыбнулась; хотелось проклясть всех её обидчиков так, чтобы больше никто не посмел к ней подойти. Но Люциус понимал, что они совершенно не в тех отношения, чтобы заниматься подобным. Потому что они не возлюбленные. От осознания данного факта стало особенно горько. Глупо было отрицать свои чувства. Можно было врать кому угодно: знакомым и родным, даже Гидеону, в шутку называющим Малфоя своим зятем. Но самого себя не обманешь. Любовь к ней накрыла ещё тогда, на первом курсе, когда шлейф её духов въелся в память. Но чувство долго оформлялось, потребовалось время, чтобы осознать данность. Приходилось врать родителям, незатейливо уводить тему при разговоре с другими — чтобы в конце концов, под покровом ночи, мечтать о мягких руках, жаждя оказаться в объятиях прекрасной лесной нимфы. Тринадцатилетний Люциус был безнадёжно влюблён и ничего не мог с этим поделать. — Позвольте мне вольность, — пробормотал Малфой, прежде чем перебороть стыд и придвинуться к Молли ближе, заключив её в крепкие объятия. За эти три года он сильно вытянулся, существенно перегнав Пруэтт в росте, из-за чего голова с хорошенькими медными кудряшками оказалась у него на груди. К удивлению Люциуса, свободолюбивая Молли брыкаться не стала, обняв юношу в ответ, вцепившись в лацканы его пальто как в спасательный круг. — Прости меня, мой друг, за эту слабость, — просипела Молли. — Я хотела быть сильной перед лицом надвигающейся опасности, но смерть близких меня сломила. В особенности хочу принести извинения заранее, что… Я хочу Вас использовать, Люциус. — Не совсем понимаю, о чём Вы. — О том, что хочу использовать Вас в борьбе с Лордом. Достаточно жертв что с его стороны, что с нашей. Первоначально моя семья хотела поддержать «Орден Феникса», чтобы надавить на ещё не набравших достаточного влияния Вальпургиевых рыцарей и уничтожить их, выставив компромат на Лорда. Но с Вашей помощью, с влиянием и силой Вашей семьи мы можем это сделать бескровно, понимаете? Какие бы чувства я не питала к людям Лорда, у меня не выходит желать им смерти. В конце концов, многие из них мои родственники — мои бабушки из Лестрейнджей и Яксли, мой дядя женат на Блэк, женой Клеменса была сестра нынешнего лорда Розье, а Патриция примаком в семью ввела третьего сына из рода Нотт. Многие из моих близких — фанатики, но они не заслужили смерти, пока не перешли черту, их наказание нужно назвать в соответствие с законом. Знаете, мой друг, первоначальный план включал в себя ужасно много жертв и держался сугубо на Патриции. Сестра была сильной волшебницей… Но её больше нет, и все мои надежды рассыпались карточным домиком. Это ужасно нагло с моей стороны так говорить, но Вы — мой шанс, ведь если Малфои, основной источник дохода, уйдут из-под крыла Лорда, то получится завершить эту бессмысленную войну почти без потерь. Нет, не подумайте, я завела дружбу с Вами отнюдь не из корыстных побуждений. Просто так получилось. В самом начале я и не думала просить Вас ни о чём, мне лишь понравились Ваши изумрудные чернила и воздушные замки из слов — я была очарована этим. Вы были прелестным ребенком. Мне хотелось говорить с Вами письмами как можно чаще. Вряд ли мне бы удалось найти собеседника лучше, чем Вы, мой друг, правда! Просто сейчас всё так навалилось, что только уповать на Вас и осталось моим последним шансом на спокойную жизнь. От собственных мыслей мне самой неуютно, но… Помогите мне, молю! А после Молли замолчала, всхлипнув и утерев нос. Она перевела дыхание, но более не знала, как начать разговор, вместе с этим давая Люциусу время всё обдумать. Малфой же впервые в жизни чувствовал себя странно, душу совершенно не всколыхнуло то, что Молли хочет использовать его. Наоборот, он был обрадован тем фактом, что может хоть как-то облегчить её ношу. И те устои, что строго вбивали в него с трёх лет, посыпались прахом, стоило только увидеть слёзы возлюбленной. — Для Вас — что угодно, моя леди, — ласково произнёс Люциус, погладив девушку по спине. — Я никогда бы не бросил Вас в беде. Но прежде, чем я соглашусь на Ваш план, мне ужасно хочется узнать, откуда вы всё это знаете? Как Вам стало понятно, что Лорд плохой человек, и что его приспешники носят имя Вальпургиевых рыцарей? Об этом, насколько я знаю, известно только входящим в организацию. А в тот раз, когда я написал Вам про Блэков, Вы уговаривали меня, что Нарцисса — моя судьба! И отчего-то были в этом свято уверены. На Беллатрикс Блэк Вы и вовсе смотрите как на покойницу! Это то, что не даёт мне покоя уже несколько лет: Вы ведёте себя так, будто знаете будущее. Будьте честны со мной, моя нимфа, умоляю Вас! Молли в его объятиях сжалась, перестав плакать. Только звуки икоты раздавались с груди, заставив Малфоя на секунду улыбнуться. Люциус крепче сомкнул руки, не позволяя леди сбежать. Пруэтт, подумав несколько минут, тяжело вздохнула и нервным голосом, на грани истерики, спросила: — Люциус, ты веришь в реинкарнацию?***
Обдумать всё сказанное Молли было тяжело. Секрет, который она хранила эти годы, давил на плечи. Люциус боялся подвести Пруэтт, боялся сказать что-то не то или сделать что-то противное в её глазах. В конце концов, не каждый день твой друг и возлюбленная в одном лице, признаются, что переродилась в этом мире, памятуя прошлую жизнь! Молли говорила, что всё вокруг неё не более чем книга, где живые люди и сам Люциус — персонажи, состоящие из чернил. Слышать это было откровенно больно. Ведь принять за просто так тот факт, что все его воспоминания, чувства и сама жизнь что-то продиктованное писательницей, придумавшей волшебный мир, невозможно. Нет, нет и нет! Люциус отказывается соглашаться на подобную данность. Он же есть, он существует, он живой! У него есть чувства, есть мысли и сомнения, есть, в конце концов, его любовь к Молли, которой никогда, по её словам, и не должно было быть в каноне той дурацкой книги! Люциус выдохнул. Любовь слово чудесное, но… По словам Пруэтт, сиятельный лорд Малфой якобы любил свою жену Нарциссу Блэк и общего сына Драко, а также был сухопарым мужчиной с острым взглядом и иррациональной тягой искать выгоду там, где её просто не могло быть. Одним словом, идеальный образ того, кого ожидал увидеть во главе Абраксас, которого знает сам Люциус. Но он уже отличался от образа самого себя из некоего канона, как сказала Молли. Увлекался маггловскими вещами, интересовался их культурой вместе с Гидеоном, наслаждался операми и оркестровой музыкой. Дышал полной грудью и совершенно не собирался следовать излишне чопорным замашкам отца. Люциус был другим и это факт. Посему обиднее всего было слушать о какой-то там любви к Нарциссе. Мордред подери, но его чувства к Молли не игра больного разума и не амортенция, никакая не одномоментная прихоть, и не чьё-то божественное наставление. Это его выбор и только его. Вся нежность по отношению к Молли нечто более возвышенное, и с пеной у рта Малфой был готов отстаивать сей факт, лишь бы показать Пруэтт, самому себе и чёртову миру, что он живой, и всё вокруг него не плод чьей-то больной фантазии!.. Оперевшись на подоконник окна в галерее, соединяющей два крыла замка по первому этажу, Люциус напряжённо думал, выпивая из фляги глинтвейн. Припасённый для разговора с Молли напиток по итогу не понадобился — на него банально не хватило времени, пока они вдвоем обсуждали ситуацию и в спешке перебивали друг друга, пытаясь как можно больше вынести за один несчастный клочок вечера. И теперь, полностью погрузившись в себя, Люциус пил в гордом одиночестве согревающий глинтвейн, что принёс ему из Хогсмида Джозеф, постоянно подмигивая и подкалывая друга перед скорой встречей с возлюбленной. А оно вот как всё обернулось. Из патоки мыслей самостоятельно выбраться было тяжело. И Мерлин его знает, сколько бы ещё Люциус блуждал в потёмках разума, если бы не Гидеон, окликнувший друга. Он подбежал к Малфою, а после жестом показал дать ему возможность отдышаться. Только теперь Люциус приметил, что Пруэтт был весь красный, с испариной на лбу и грузным дыханием. Запыхавшийся Гидеон походил на меха, раздуваемые сильными руками кузнеца, из-за чего Малфой позволил себе улыбку. — Я его ищу битый час, а он тут стоит, улыбается! — возмущённо воскликнул Пруэтт, а после закашлялся. Люциус запоздало предложил смочить горло глинтвейном, Гидеон же, не отказываясь, фляжку принял с радостью. — Пока ты не появился, я не улыбался, честно. Стоял смурной и предавался ипохондрии. — Как приятно слышать, что именно мне выпала честь насмешить сиятельного наследника Малфой, — закатил глаза Гидеон, утирая рот тыльной стороной руки. — Наймёшь меня своим придворным шутом? — Боюсь, тогда путь в приличное общество мне будет заказан. — Типун тебе на язык, — цыкнул Гидеон, окончательно расслабляясь под весёлым взглядом Люциуса, что всего минуту назад изваянием стоял в галерее, едва ли дыша. Эта картина навевала тоску, впрочем… — Так-с, с любезностями предлагаю покончить. Есть вопрос и поважнее. Люциус, как друга тебя спрашиваю лишь один раз, всё ли тебе рассказала моя сестра? — Всё, — посерьёзнев, ответил Малфой, вновь вернувшись к созерцанию заснеженного внутреннего двора. Хлопья снега, что медленно оседали на землю, вводили в транс, даря умиротворение. А с ним приходило осмысление слов Молли. И, кажется, только с приходом Гидеона, весь комок спутавшихся надежд и огорчений стал становиться проще, меньше. Удивительный человек, подумал меж тем Люциус, пришёл, молчит, но одним своим присутствием помогает расслабится не хуже медитации. — Всё. — Ясно, — кивнул Гидеон, не то Малфою, не то самому себе, поудобнее устраиваясь на перилах, горбясь не хуже домового эльфы. — И… Как ты к этому отнёсся? — Сложно сказать. Сперва было непонимание. Потом злость. Теперь принятие. В конце концов, не каждый день ты узнаешь, что персонаж какой-то вшивой книжонки, — фыркнул беззлобно Люциус, отпив из фляги. — И тем не менее, то, что Молли рассказала слишком реально, чтобы быть банальной фантазией. Да и нарочно такое не придумаешь. Правда, обрисованное ею будущее пугает. Я… Я стану верным приспешником Лорда? Позволю какому-то дрянному магу, додумавшемуся разделить свою душу на части, управлять собой? Подкину крестраж — самый опасный тёмный артефакт, — маленькой девочке? Пусть бы и Уизли. Позволю своему сыну вырасти надменным павлином? А в шестнадцать и вовсе разрешу принять метку?! Бред! Складывается ощущение, что через двадцать лет я стану клиническим идиотом, не иначе! — Люциус всплеснул руками, возмущённо глянув на Гидеона, словно прося подтвердить, что озвученное — нонсенс. — Это лучше, чем узнать, что ты умрёшь через пару лет, — как-то буднично отозвался Пруэтт, качнув ногами. Но в словах его была невыносимая тоска и смиренная горечь. Такая, какая бывает у тяжело больных людей, окончательно примирившихся с диагнозом и просто ожидающих конца. Малфой, насупившись, прищурил глаза и потянул Гидеона на себя за рукав пальто, чуть не столкнувшись с другом нос к носу. Посмотрел зло, почти гневно, словно тот высказал отвратительнейшую мысль, за которую и не грех было получить по голове. — Ты. Не. Умрёшь, — процедил Люциус, смотря Гидеону глаза-в-глаза. — Никто не умрёт. Хватит этих бессмысленных жертв. Я принял предложение твоей сестры, а значит не позволю тебе, моему единственному другу, умереть так глупо и скоро. Отбрось этот меланхоличный бред, Гидеон, иначе я точно всыплю тебе. — Ого, — ошеломлённо протянул Пруэтт, вжав голову в плечи, лишь бы хоть как-то отодвинутся от обозлившегося Малфоя. — Кто-то перебрал с глинтвейном, посмотрю. Люциус на этот комментарий только напряжённо выдохнул, а после отпустил Гидеона, позволяя тому по инерции упасть вниз на каменный пол галереи. Рыжий ойкнул, потирая колени, а Малфой вернулся к падающему снегу, игнорируя страдания Пруэтта. — Знаешь… спасибо, друг, — почти прошептал Гидеон, становясь рядом. — Пожалуйста, — протянув флягу, спокойно ответил Малфой, позволив себе более расслаблено усмехнутся. И, дождавшись, когда Пруэтт отопьёт, спросил: — Кстати, твоей сестре больше подойдёт обручальное кольцо с гранатом или янтарём? Гидеон, ожидаемо, подавился глинтвейном, вызвав приступ смеха у Люциуса.***
На плотном пергаменте ровной изумрудной вязью плёлся контракт. Слово за словом, строка за строкой. Из пункта в пункт перетекали права и обязанности, рисовалась картина дальнейшей взаимосвязи, которую нельзя было прервать ни ритуалами, ни обетами, ни желанием глав родов. Магический контракт. Нынче совершенно непопулярный и, более того, запрещённый прием для скрепления уз — подпись кровью, как бы варварски это не звучало, была необходима в подобных делах, — казался Люциусу самым что ни на есть лучшим вариантом решения проблемы. Соглашение делало его и Молли помолвленными с определёнными условиям и привилегиями, например, ментальная связь или защита от приворотов. Конечно быстрее и легче было бы организовать обычную помолвку, традиционную для Малфоев, однако было две беды: отец, который вряд ли бы дал на это разрешение, и тот факт, что пришлось бы постараться, чтобы её разорвать в будущем, если того попросит Молли, а Люциус не обнадёживал себя фантазиями о том, как она воспылает к нему страстью словно героиня дешёвых романов матушки. Посему контракт был проще и выгоднее, позволяя обеим сторонам участвовать в любом событии, касающемся друг друга… — Надеюсь на плодотворную работу, — счастливо улыбнулась Молли, протягивая холёную ручку для рукопожатия. Люциус, вместо ответа, лишь аккуратно взял её кисть, а после достал из нагрудного кармана жилетки белоснежное кольцо с гранатом, ловко надевая его на безымянный палец Пруэтт. Она замирает, забывая как дышать, когда теплые губы касаются тыльной стороны руки. Поцелуй от Люциуса невесомый, до одури нежный в своём проявлении, из-за чего сердце пропускает удар. Покрасневшие щёки Молли для Малфоя самая лучшая награда… …глупо мечтать о том, что прекрасная нимфа останется с ним после расторжения контракта, но попытаться стоит. Иначе какой из Люциуса Малфой?***
— Ш-ш-ш, колдомедик вшивый, понежнее нельзя? — ругается Люциус, когда Гидеон вымоченной в зелье ватой обрабатывает синяки и порезы на прекрасном лице Малфоя. Портить такое произведение искусства было против любых моральных принципов, но вряд ли старого лорда когда-нибудь это волновало. Какое ему дело до чужих воздыханий, если сын совсем отбился от рук. Гидеон насилия не одобрял — лорд Пруэтт даже никогда не повышал голос на собственных детей, в отличие от громкоголосой матушки, что, кажется, и вовсе не замечала за собой этого грешка, — однако отчасти понимал почему лорд Абракас так взъерепенился. Мордредов контракт на крови! Если бы мог, он бы и сам врезал другу пару раз за подобную выходку: вещь в условиях противостояния семей прекрасная, особенно с учётом того, что Люциус единственный наследник и прогнать его не выход, но крайне опасная и запрещённая департаментом по контролю тёмной магии. Гидеон даже думать не хотел, что случится с младшим Малфоем и обожаемой сестрой, если вскроется как свежий гнойник их секрет. — Какой есть. Ну, либо можешь ходить с опухшей щекой до самого Самайна, — фыркнул Пруэтт, накладывая охлаждающее заклинание на мазь, которую успел размазать тонким слоем по всем пострадавшим местам. Сложно сказать, какие именно цели преследовал лорд Абраксас, когда после хорошей драки с сыном отправил последнего без лечения в школу, но ясно было лишь одно — если фортель Люциуса и выгорит, то он поцелован самой Фортуной, не иначе. — Не спросишь, как прошёл мой разговор с отцом? — А зачем? Я прекрасно вижу его результат, — вздохнул Гидеон, убирая аптечку и подавая Люциусу зеркало. Его внешность — главное оружие и аргумент во многих спорах, как бы странно это ни звучало. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вместо посещения кабинета медведьмы мисс Лоуренс, обожаемой студентами мужского и женского пола в пубертате, он предпочёл вернуться в комнату окольными путями и попросить лечения у друга. Не хватало ещё ненужных слухов и глупых теорий о том, кто мог так разукрасить лицо Малфоя. А Гидеон не то чтобы против помочь скрыть следы драки. — Думаешь, всё получится? — Уверен в этом, — самодовольно улыбнулся Люциус. — Я слишком хорошо знаю своего отца: он не сможет променять меня на Лорда. — Поговаривают, что леди Вальбурга Блэк вот очень даже радостно променяла детей и племянниц на Лорда, — на озвученные Гидеоном слухи друг лишь закатил глаза совсем не по-аристократически, а после уверенно ответил: — У моего отца есть то, чего нет у леди Блэк к собственной родне — любви. — Опасные вещи ты говоришь, друг мой… — но закончить Гидеон не успел. Их разговор был прерван хогвартским эльфом, сообщившим наследнику Малфою о том, что его сова принесла письмо и надобно сходить в совятню. Люциус поправил мантию, совершенно не переживая об информации в злополучной посылке, пригладил волосы и шкодливо усмехнулся, махнув рукой Пруэтту, предлагая пойти с ним: — Чего и следовало ожидать. Запомни этот момент, Гидеон, ведь именно с этого дня начинается отсчёт до падения Лорда.***
Скрепя сердце, не скрывая обиды на сына, Абраксас Луцетий Малфой II со всем официозом разрешил Люциусу ухаживать за Молли. Чуть с меньшим пафосом и большей благосклонностью письмо с похожим содержанием также написал и Эдуард Пруэтт, предупреждая, правда, чтобы дальше поцелуев рук он не заходил. По-доброму улыбнувшись с таких наставлений, Люциус основательно подошёл к продумыванию своего образа на публике и стилю ухаживаний, с помощью которого собирался заполучить сердце возлюбленной. Несмотря на то, что их знакомство было недолгим, младший Малфой успел отметить про себя некоторые особенности в характере своей прекрасной нимфы, посему, завязывая волосы в косу лентой и открывая шкафчик письменного стола, он приготовился к полнейшей осаде Пруэтт своим красноречием. Зелёные чернила блеснули изумрудом в свете ламп, отражаясь в серо-голубых глаза Люциуса колдовскими всполохами. Прелестная нимфа! Один рыжий лис по имени Гидеон мне нашептал, что в маггловском театре нынче идёт ваша любимая пьеса. И так уж вышло, что у меня есть на неё билеты. Voulez-vous faire une promenade? Обещаю, что вам понравится, cher ami.С надеждой на положительный ответ, ваш Люциус.
***
— Ты не идёшь спать? — сладко зевнув, спросил Гидеон, бесшумно подойдя к Люциусу со спины и кладя тому руку на плечо. Малфой дёрнулся, чуть было не ударив друга наотмашь, но, вовремя собравшись, просто развернулся к нему, устало улыбнувшись, что в свете ночной лампы в руках Пруэтта выглядело зловеще. — Нужно ещё многое решить с отцом, — уклончиво ответил Малфой. Гидеон вытянул шею, пытаясь понять, чем же таким был занят в полночь Люциус, и заметил в слабом свете свечи дневник с протеевыми чарами, где ровной строкой бежал каллиграфический почерк Абраксаса — не узнать бисер мелких чернильных букв было сложно просто по той причине, что едва ли не каждые полмесяца Пруэтту приходилось получать весточки от отца друга с просьбой не позволять наследнику Малфоев уходить слишком сильно в отрыв. Он явно наставлял сына уже не один час. Гидеон недовольно цокнул, закатив глаза. С момента начала ухаживаний Люциуса за Молли прошло уже добрых четыре месяца, неумолимо приближающих всех участников представления к кульминации. Победа над лордом Гонтом была ощутима кончиками пальцев, сжимающих палочку, её даже можно было распробовать на вкус, но нельзя было насладиться — пока не время расслабляться и пускать всё на самотёк. Именно поэтому, чем ближе подбиралась дата последнего акта столь дурацкой пьесы, тем напряжённее становились актёры. Один неверный шаг, одно неосторожное слово или косой взгляд, и всё то, что с таким трудом далось заговорщикам, осыплется пеплом над их могилами. Лорд не пощадит никого: либо пан, либо пропал. Возможно Люциус лучше всех понимал цену поражения, которую им придётся заплатить, если хоть кто-то узнает о контракте с Молли — Малфоям грозит увеселительная прогулка до Азкабана всем семейством, Пруэтты, если смогут оправдаться, отделаются приличным штрафом. А Англию ждёт террор и гражданская война. Отгоняя плохие мысли и присаживаясь рядом с Люциусом, Гидеон только вздохнул, вчитываясь в разговор отца и сына. Друг закрываться не стал, равно как и убирать дневник, позволяя Пруэтту быть в курсе событий — за столь безоговорочное доверие своим рыжий его и любил как брата и приятеля. — Твой День Рождения? — удивился Гидеон, подперев рукой щёку. Люциус, пишущий ответ отцу, не отрывается от работы, лишь вопросительно мычит, словно говоря «А что не так?». — Он же десятого мая, а перед ним Белтейн. Разве не лучше было бы устроить западню первого числа? Когда точно будут все чистокровные праздновать и не станут отсиживаться в поместьях? — Не лучше, — покачал головой Малфой. — Они на Белтейн были как рождественские ёлки усыпаны защитными амулетами и разодеты в зачарованные мантии. Ко всему прочему, если вдруг что-то пойдёт не так, то лучше не давать Лорду и шанса для использования праздника в качестве усилителя в его чёрных ритуалах. Не хватало ещё быть принесённым в жертву. Дополнительно к этому — все наследники Малфоев дают знать о помолвке на свой день рождения, что-то вроде традиции. Многие сторонники Лорда почуют подвох, если я сделаю Молли своей невестой во время празднования Белтейна. А ещё… Вот мордред, нашёл к чему придраться! Отец порой бывает невыносим! — Люциус ставит точку в предложении и закрывает дневник. Прощаний со своим стариком он не выносил, равно как и официоза, который приходилось при этом соблюдать, поэтому всегда раздражался, не сдерживаясь в резких движениях и недовольном ворчании. — А ещё, мой дорогой друг, в этом году выборы на пост министра магии будут сразу после Белтейна — третьего мая. Не хочу знать, что может выкинуть в преддверии этого дня Лорд. Лучше отсидеться и дать ему остыть, чтобы за неделю он сам довёл себя до белого каления. В таком перевозбуждённом состоянии после взрыва эмоций наш враг наверняка совершит ошибку. — А если нет? — А если нет, то надеюсь, что встретимся в Раю. — Типун тебе на язык, — сплюнул Гидеон, махая рукой на Малфоя. — Пойдём лучше спать. Иначе вместо флирта с моей сестрой завтра ты будешь вынужден выслушивать её беспокойство и ворчание. — Беспокойство твоей сестры это тоже своего рода флирт, — расслабленно улыбнулся Люциус. Гидеон только закатил глаза, проворчав нечто нечленораздельное о влюблённых идиотах и цыкнул.***
Запах гари забивается в нос плотной ватой, щекоча рецепторы до болезненных чихов. Визуальный шум от искр заклинаний и мельтешений людей вызывает перегрузку организма из-за чего тошнотворный комок собирается прямо под диафрагмой, норовя вырваться наружу уродливой кислой лужей на обломки паркета. Люциусу плохо — он ничего не видит из-за пыли и дыма, горло дерёт от боли, а в ушах мерзопакостный звон, полностью дезориентирующий в пространстве. Мир вокруг вертится и двоится, расплывается пятнами, словно предвещая скорое забытие. И Малфой с трудом фокусирует взгляд на собственных окровавленных пальцах — на лежащий рядом труп незадачливого нападавшего, который умер далеко не от хорошего заклинания, а загнанной в глазницу палочки, он и вовсе не смотрит… Бал в честь помолвки оказался настоящей катастрофой. Несмотря на то, что оппозиция готовилась к финальному акту, обновляя защиту на доме и обучая товарищей по оружию максимально эффективным защитным заклинаниям, а беззащитных гостей снабжали экстренными портключами, предугадать всё же всех трюков, припасённых в руках «Пожирателей смерти», было невозможно. Их заклинания были резкими и смертоносными — непривычные дуэльные связки выбивали из колеи, из-за чего многие сторонники Малфоев и Пруэттов растерялись по первой, теряя драгоценное время. Стиль боя напоминал рёв разъярённого животного — такой был популярен в восточной Европе, в том числе и у русских — по всей видимости, один из сторонников Лорда, по фамилии Долохов, в порядке нон-стопа обучил всю армию террористов новым движениям. Однако тренировки были наверняка проведены в спешке, так как многие сбивались с темпа, неосознанно переходя к привычным пасам палочкой, забывая об агрессивном стиле Долохова. Неумелость и невнимательность их и сгубила — когда шоковое состояние прошло, оппозиция начала уверенно брать верх над жалкой группой поддержки Лорда. И всё же «Пожиратели» были сильны. Один Том Реддл, именующий себя Марволо Гонтом, стоил десятерых: взмахи палочкой у него были уверенные, резкие и смертоносные. Последнее, что слышали перед тем, как отправится за грань, противники, были свист гибкого тиса, рассекающего спёртый воздух и абсолютно лишённый чувств голос, произносящий третье непростительное. Сглатывая кровь, Люциус надрывно кашляет, пытаясь выплюнуть собственные лёгкие. В столь беззащитном состоянии он не оставляет попыток проморгаться и отыскать Молли. Их разделило взрывом, и Малфой не уверен, в порядке ли она, поэтому молится всем, кого вспомнит, лишь бы прелестная нимфа была цела и невредима. Прокручивая ободок помолвочного кольца, Люциус одними губами шепчет поисковое заклинание, нервничая с каждой секундой всё сильнее. К его счастью Молли находится целой и невредимой, однако, в середине битвы против старшей из сестёр Блэк. Беллатрикс настоящий демон в человеческом обличии, выжимающий максимум из своей палочки. Словно кошка она гоняет свою добычу, не позволяя перевести дух — Молли дышит тяжело, задыхается, но уклоняется исправно, хоть и постепенно замедляется. Люциус хочет вмешаться, но его перехватывает Долохов. Безумный взгляд «Пожирателя смерти» пугает юного Малфоя до нервной икоты, как и зелёный луч заклинания, пролетевший над головой. Хорошо, что удаётся вырваться из захвата за грудки — уроки Гидеона и Фабиана не прошли даром. Сбивая Долохова с ног путём наваливания всем телом, Люциус бьёт наотмашь, целясь куда-то выше живота. Со всей силы, не жалея костяшек, борясь за жизнь. Совсем не по-аристократически Малфой кусает врага за бок, не забывая о том, чтобы пытаться задеть по голове поваленного мужчину. Тот в долгу не остаётся, ударяя Люциуса прямо в висок. Шум в ушах усиливается, но останавливаться нельзя, равно как и позволять Долохову пользоваться палочкой. От того, кто успеет первым выпустить Аваду, зависит многое. Именно поэтому, отчаянно борясь за жизнь, Люциус локтем бьёт в солнечное сплетение несколько раз, в надежде на то, что это даст ему фору хотя бы в несколько секунд. Однако Долохова не берут атаки Малфоя-младшего, ему удаётся выбраться из захвата, и повалить того навзничь. Зажимая руки Люциуса, он медлит, явно выискивая глазами кого-то ещё. У Люциуса замирает сердце, когда приходит осознание, что чёрное древко палочки целится прямо в Молли, опрокинувшую Беллатрикс на спину и победно держащую ту на мушке. Кровь в жилах стынет от страха за возлюбленную, из-за чего Малфой до крови кусает руку Долохова, пинает в живот и сжимает его горло, ударяя пару раз в лицо, разбивая тому нос. — Авада кедавра! — последнее, что слышит лучший боец Лорда, проигравший какому-то сопляку.***
— Ваш отец смотрится просто замечательно в мантии главного аврора. Словно эти оттенки алого вводили ради него одного, — замечает Люциус, разворачивая газету так, чтобы Молли могла во все глаза рассмотреть колдографию Эдуарда Грегори Пруэтта, которого, в зале почёта, награждал орденом Мерлина первой степени новый министр магии Абраксас Луцетий Малфой. Помимо главы рода Пруэтт, наград удостоились и иные представители высшего сословия — все, кто в роковой вечер помогал обезвредить и связать членов преступной организации «Пожиратели смерти». Молли, рассматривая отца, улыбнулась. К детям и людям без меток были применены более мягкие штрафы и наказания, кто-то даже получил оправдательный приговор — Блэкам и Лестрейнджам спасение отпрысков влетело в копеечку, кажется, следующие поколения окажутся лишь с парой галеонов в кармане и громким именем, — те же, у кого нашли метку Лорда, были осуждены на пожизненное заключение в Азкабане без шанса на помилование. Самого Тома Марволо Реддла приговорили за нападение на нового министра магии и его сына с невесткой к поцелую дементора. Но перед этим, по анонимной наводке, отделу тайн пришлось разбираться с крестражами в кратчайшие сроки — кажется, уничтожение четырёх проклятых артефактов менее чем за полтора дня теперь их новый рекорд. Смерть террориста прошла тихо, скромно и настолько убого, что, поговаривают, Реддл даже расплакался. От жалости к себе или от страха — сложно теперь судить. — Да, папе очень идёт. Маме, кажется, тоже понравился новый деловой костюм отца. Настолько, что у них начался новый медовый месяц. — Почему бы и нет? Какие их годы, моя нимфа? — Ваша правда, мой друг, — улыбается Молли, запуская пальцы в длинные волосы Люциуса, расчёсывая их, а после слегка массируя кожу головы. Малфой блаженно прикрывает глаза, поудобнее устраиваясь на коленях возлюбленной. Сердце громко стучит в грудной клетке, своим бешенным ритмом отдаваясь даже в глотку. И, не в силах унять его, Люциус просто наслаждается моментом, надеясь, что Молли слышит насколько сильно он влюблён. — Ко всему прочему, расскажите, каково это стать сыном министра? — Утомительно, — вздыхает Люциус. — Требований прибавилось, свободное время наоборот утекает сквозь пальцы. Только с вами, Молли, я могу отдохнуть и телом и душой, — но последние слова даются ему с трудом. Он сглатывает горькую слюну и с сожалением произносит: — Буду ужасно скучать по вам, когда вы уедете учиться. Мне будет искренне не хватать нашего совместного времяпрепровождения, как друзья и… Молли зажимает Люциусу рот рукой и качает головой, а после поджимает губы, молча умоляя, чтобы он не продолжал. — Я… Для меня это всё слишком обременительно, Люциус. Прости. — Я знаю, — раздосадовано вздыхает Малфой, поднимаясь с коленей Пруэтт, а после нежно беря её руку и целуя пальцы. — Вы и не обязаны принимать мои чувства. Не стоит испытывать вину или сожаление. Вы не виноваты, что я в Вас влюбился. Но, позвольте заметить, что не влюбиться в Вас было невозможно, Вы слишком хороши собою, чтобы пройти мимо. Уверен, не я первый стал пленником Вашего прекрасного образа, не я последний. — Это всё слишком сложно. Я правда не могу понять, испытываю ли что-либо по отношению к Вам, Люциус, кроме обычной симпатии. Не хочу давать ложных надежд и обещаний. Мы должны прекратить всё здесь и сейчас, — голос Молли дрожит, но уверенность, с которой она это произносит, не оставляет Малфою и шанса на победу, лишь болезненно ударяет под дых и хлопает дверью. Он тяжело вздыхает, снимая кольцо с пальца своей прелестной нимфы, а после шепчет заклинание, что разрывает контракт на крови. Алые нити вокруг запястий лопаются, словно натянутые струны, оставляя заместо себя пугающую пустоту. — Я не имею права вас задерживать, моя любимая нимфа. Но, позвольте узнать, хотя бы письмами, как в старые времена, мы можем обмениваться? Могу ли я надеяться на любезность с Вашей стороны? Позвольте остаться Вашим другом, Молли. — Я подумаю, Люциус, — вместо ответа шепчет Пруэтт, вскакивая со скамейки. И сбегает в поместье, к своему отцу, что пришёл навестить Абракаса. Люциус же, покрутив помолвочное кольцо меж пальцев, громко шмыгает носом, позволяя себе расплакаться.***
Дорогой лорд Малфой! Поздравляю вас, мой друг, с официальной сменой статуса. Ну и какова власть над родом на вкус? Приятно, полагаю, до ужаса. Не знаю о чём писать вам, можете вообразить? Кусаю кончик ручки, но мысли не хотят формироваться в стройный поток, посему я зазря измарала несколько листов. Впрочем, пускай, пущу на розжиг для камина. Если вам интересно, как у меня дела, то спешу ответить: неплохо. Мастер Эрне, возможно вспомните его, ведь несколько раз до отъезда я упоминала о нём, давний друг моего отца, что согласился обучить меня тонком мастерству написания живых портретов. Удивительное ремесло, право слово! Это вам не бросить краски на холст и дунуть пыльцой фей в надежде на то, что картина оживёт. Тут нужен тонкий подход, многогранный. Вот знали ли Вы, что когда-то живые портреты хотели приравнять к крестражам в XIII веке, когда какой-то недалёкого ума человек решил повторить эксперименты Герпия Злостного? Я тоже была в недоумении, услышав это в первый раз. Впрочем, если почитать самые базовые учебники по тёмным искусствам и основам некромантии — всё ещё считаю ужасным упущением отсутствие у нас данной дисциплины хотя бы в формате теоретического курса, — станет понятно, что для создания портретов используют слепок разума мага, не души. Портреты не имеют собственного магического фона, в отличие от тех же крестражей. А еще для того, чтобы «вдохнуть жизнь» в такую картину, нужно заранее договариваться с мастером о создании артефакта, что будет с магом до конца его жизни. Именно это позволит записать всё происходящее, отсортировать, а после использовать для создания подобия разума у портрета… Различий уйма, если не растекаться мыслью по дереву. Полагаю со своей теорией я Вам изрядно поднадоела, мой друг. Поэтому закончу на этом.С наилучшими пожеланиями из сокрытого от глаз магического Лихтенштейна, ваша М. М. Пруэтт.
Мой милый друг! Прощу прощения, что давно Вам не писала, очень стыжусь подобного поступка, честное слово. Скучали ли Вы по мне? Надеюсь что да, поскольку сегодня я пришла к Вам с восторженным отзывом о магической академии Ильверморни. Полагаю Вы помните, что в прошлом году мне довелось учиться у лорда Эрне? Недавно его пригласили в Ильверморни в качестве преподавателя артефакторики для старших курсов. И мне, как личной ученице, позволили посещать занятия академии без отбора на факультет. Свободное посещение заинтересовавших лекций и пар это то, чего мне не хватало будучи студенткой Хогвартса. Удивительная школа! Я покривлю душой, если скажу, что Хогвартс лучше. С ним связано много воспоминаний, бесспорно, но подход в образовании у американцев мне нравится больше. О чём можно говорить, если у них есть в виде лекций те дисциплины, которые у нас нынче запрещены? Я в восторге. Отдельно стоит упомянуть кабинет мастера Эрне, где мне приходится часами оттачивать своё мастерство в написании картин. Но никаких жалоб, всё это важный этап обучения. Впрочем, всё уместить в одном письме не выйдет — если не забуду, то обязательно пришлю Вам фотографии в следующий раз. P.S. Я надеюсь, Вы хорошо заботитесь о себе, мой друг? Не заставляйте меня переживать, умоляю Вас. И если вдруг что не то — сразу пишите, постараюсь отвечать на срочные письма не позднее чем через час.С искренним восторгом из США, Ваш вечный друг Молли.
Дорогой Люциус! Как Ваше здоровье, друг мой? Гидеон писал, что когда видел Вас в последний раз, Вы выглядели совсем не важно. Право слово, Люциус, побойтесь Бога и меня, потому что Вы не захотите видеть праведный гнев представительницы рода Пруэтт. Вы же знаете, что у Вас слабое горло и Вам нельзя переохлаждаться! Не мудрено, что с деловой поездкой в Норвегию Вы простыли. Бессовестный человек Вы, друг мой, заставляете переживать о Вашем благополучии. И не вздумайте умиляться с подобного, я могу наверняка сказать, что, читая данные строки, Вы смеете думать о какой-то совершенной глупости, наверняка желая заболеть ещё раз, лишь бы Вас отчитала верная подруга, не так ли? Так вот знайте, посмеете вновь быть настолько неосторожным со своим здоровьем, я разрешу Гидеону смеяться над Вами целый год, будет Вам уроком! P.S. Вместо рассказов о чудесной гильдии художников Канады я вынуждена отчитывать Вас, кошмар! P.P.S. Вместе с письмом отсылаю Вам собственноручно связанный шарф, на нём согревающие чары, привязанные на руны, что вплетены в орнамент. Надеюсь теперь Вы перестанете простывать так просто.Желающая Вам скорейшего выздоровления, Ваша Молли.
Мой друг! Поздравляю Вас с двадцатилетием. Надеюсь подарок, который придёт вместе с этим письмом, Вы оцените по достоинству. Мне не хватает мастерства, но Ваш портрет должен был получится неплохим, по крайней мере хочется в это верить. Если Вам интересно, как у меня дела, то могу ответить: куда лучше, чем ожидалось. Я защитила мастерство по артефакторике в Исландии у знакомых лорда Эрне, это не маги, это звери, право слово! Гоняли и в хвост, и в гриву, разве что без кнута. Об их походах к гейзерам ради ритуалов и материалов я даже вспоминать не хочу: красиво, но боязно. Впрочем, всё стоит того, чтобы стать профессиональным портретистом. Поттерам и Яксли теперь придётся подвинуться на английском рынке артефактов! Шучу, не воспринимайте все мои мысли на бумаге всерьёз. Желания заниматься этим на продажу нет никакого. В следующем году буду официально сдавать экзамен для вступления в мировую гильдию художников в Италии. Надеюсь на Вашу поддержку добрым словом. P.S. К слову, самолёты такая прекрасная вещь, Вы не представляете! В разы лучше камина с летучим порохом или зачарованных карет. Особенно хорош бизнес-класс, благо средства позволяют им пользоваться. Надеюсь когда-нибудь и мы вдвоём слетаем на самолёте куда-нибудь. Как Вам идея посетить Прованс и навестить Вашу тётушку?С пожеланием всех благ из невероятной Исландии, Ваша М.
Мой прелестный друг! Вы не представляете кто сделал заказ на портрет в моём исполнении. Один очень уважаемый человек из Такуарембо — это город в Уругвае, там проживает одна из старейших магических общин Южной Америки. Уверяю Вас, они также имеют отношение и к племенам Майя, о которых наверняка Вы подумали, друг мой. Этот многоуважаемый человек захотел обновить портреты своей семьи, посему я перебираюсь к нему на время работы. А это почти на полгода! И надеюсь что ни днём больше. Не поймите неправильно, никаких неприязней к Уругваю я не испытываю — чудесная страна, особенно маггловские экскурсии, на которых довелось побывать — между нами: не пойму, почему бы и магам не развить туристический бизнес — но сама община в Такуарембо… Что же, как и любая малая община, она излишне консервативна. Наши шотландские кланы от них не далеко ушли. А от их традиционных нарядов у меня всё чешется, даже чары не спасают. Хочется вернуться к привычным костюмам, а не к этим странным платьям и чулкам с панталонами, что смотрятся особенно колоритно на фоне маггловской моды. Местное не-магическое население, кажется, не совсем понимает, почему магическая община носит такие странные наряды. Они ведь и с историей самой страны перекликаются мало! Может это что-то церемониальное? Или отсылает нас к язычеству? Тяжело… Не уверена, что я вообще когда-либо смогу разобраться во всём этом.Воздушный поцелуй из солнечного Уругвая от Вашей Молли.
Люциус! Мой дорогой Люциус! Вы не представляете, где мне довелось побывать! О, я надеюсь передать эту историю детям. Сложно описать всё на бумаге, когда нахожусь под таким впечатлением, но и молчать выше моих сил. Вы когда-нибудь были при дворе? Не важно, английской или иной монаршей семьи? Я — никогда, видела королеву лишь по телевизору, надеюсь объяснять, что это за маггловское чудо техники не нужно? Но эти воспоминания меркнут по сравнению с тем, что мне довелось пережить. Портретист при испанском монаршем дворе — сквиб и давний знакомый лорда Эрне, кажется, у них был один маггловский учитель, но я не уверена какая на самом деле история их связывает. Впрочем, не важно. Важно лишь то, что мне довелось воочию увидеть монархов, краешком глаза, через щёлочку, как бы смешно это не звучало. И всё же я в восторге. Вот что значит врождённая грация, такое не воспитывают, с таким талантом надо родиться, и у Вас не получится меня разубедить, мой друг. После увиденного целую ночь провела за набросками, в попытке передать эти изящные движения, лишь к утру мне понравился эскиз. Интересно, отец испытывает такое же восхищение, когда посещает ежегодные королевские приёмы в Букингемском дворце? Даже жаль, что магические аристократические семьи не участвуют в бале дебютанток и прочих мероприятиях, что привычны маггловским знатным семьям — статут о секретности иногда бывает излишне жесток к таким романтичным натурам, как я. P.S. Я возвращаюсь в следующем месяце в Англию, встретите меня в аэропорту, Люциус?С любовью из красочной Испании.
***
Люциус, весь накрахмаленный и выглаженный, одетый в классический костюм и тёплое кашемировое пальто, смотрелся словно модель среди обычных граждан в зоне прибытия, сновавших по аэропорту Хитроу. Иногда на него оглядывались, тыкали пальцами и восхищённо вздыхали, кто-то даже просился сфотографироваться, но с вежливой улыбкой лорд Малфой отказал. С минуты на минуту могла появиться чудесная нимфа, с которой он виделся в течение этих девяти лет разве что по праздникам. К чему сейчас размениваться на такие глупости? Поэтому, поглядывая на наручные часы, Люциус молился, чтобы время пошло быстрее. Терпение, которое, как он думал, безгранично, таяло словно утренний туман, стоило только оказаться в аэропорту и наконец-то осознать, насколько близок момент встречи.С первой любовью.
С лучшим другом.
С той, которую он так и не смог забыть. С того момента, как Молли рассталась с ним и уехала получать мастерство, много воды утекло, но их дружба преодолела бесчисленное количество невзгод, взлётов и падений, и даже расстояние не стало помехой, как и то, что его прекрасная нимфа бывало пропадала месяцами, забывая послать весточку, что с ней всё хорошо. В такие моменты Люциус места себе не находил, дозваниваясь до Гидеона и Фабиана, которые, несмотря на занятость, всегда могли связаться с сестрой по родовым артефактам. И только после заверений, что всё хорошо, и Молли попросту пропадала в мастерской, Люциуса отпускал страх. Эти чувства, что не угасли к чудесной нимфе Пруэтт, продолжали терзать лорда Малфоя с того дня, как был расторгнут контракт, но избавиться от них было выше его сил. Он хотел любить её всю свою жизнь, даже если это принесёт лишь страдания… Поправив воротник рубашки и вновь посмотрев на время, Люциус поднял взгляд на толпу новоприбывших, а после забыл как дышать, чувствуя, как мучительно краснеет. Время, что прошло с их последней встречи, пошло Молли на пользу — она не вытянулась, нет, но определённо похорошела: копна медных волос отросла и нынче была завязана в высокий хвост, закреплённый зелёной лентой; брючный костюм из тонкой серой шерсти выгодно подчёркивал округлости тела, вместе с тем оставляя полёт фантазии; а ботиночки на небольшом каблучке не давали окончательно затеряться в толпе из-за маленького роста. Молли едва ли не плыла сквозь поток людей, и в каждом движении чувствовалась лёгкость, грация, некий внутренний покой, который выделял Пруэтт среди всех. Люциусу далеко не одиннадцать лет, но он очарован ею как в первый раз. Глупая и нежная улыбка сама трогает губы. Малфою стоит дорогого сдержать порыв броситься к Молли с места, едва ли не в припрыжку. Тем не менее широкими шагами он оказывается подле неё, протягивая небольшой букет черных роз, а после смотрит пронзительно, запоминая каждую чёрточку лица, в нелепой попытке сохранить их встречу в памяти навсегда. Возможно даже убрать в отдельный пузырёк, чтобы пересматривать в омуте памяти следующие несколько лет, пока не надоест. — Мой друг, Вы ещё прекраснее, чем два года назад на вечеринке по случаю рождения Оливера, — целуя холёную ручку, подмечая мозоли от работы, произносит Люциус, с трудом отпуская Молли. Та улыбается приветливо, широко, и хихикает с комплимента, словно ей скоро не тридцать лет, а лишь пятнадцать, и она с упоением зачитывается письмами своего маленького слизеринца, так любившего осыпать её французскими воздушными комплиментами и пылкими словами, разнящимися с образом, который предпочитал держать на публике Малфой. — А ты всё также галантен, Люциус. — Только с Вами, моя прелестная нимфа, — глаза у него смеются, искрятся от переполняющей нежности и теплоты, и Молли краснеет, отводя взгляд. — Всегда ты так говоришь, — бормочет Пруэтт, а после похлопывает себя по карманам, словно вспомнила что-то важное. И лезет в сумку, искать это «нечто». Малфой внимательно следит за каждым её действием, пока не осознаёт, что выуживает из сумки Молли. Письмо. — Это последнее, которое я должна была Вам отправить, перед возвращением на Родину, но решила отдать лично. Это мой ответ на Ваши девять лет ожидания, друг мой. И то, что расставит между нами все точки над «i». Прочтите здесь, прямо сейчас, — и смотрит до ужаса пронзительно, что у Люциуса нет и шанса отложить разговор или хотя бы сменить тему. Сердце ухает куда-то в пятки, оставляя голову гудеть от пустоты, появившейся столь неожиданно, что даже возникла пульсирующая боль в висках. Словно маленький ребёнок, Малфой боится открывать, покрываясь холодным потом. Дрожащими руками берёт белоснежный конверт, пропитанный парфюмом Молли, а после нервным движением вскрывает печать, доставая послание. За считанные секунды на его лице отображается такая палитра эмоций, которую Молли не видела доселе. И ей самой становится страшно, из-за чего она жмурится, делая небольшой шаг назад. Люциус же жадно вчитывается в строки, написанные его любимыми изумрудными чернилами, которыми, кажется, Молли никогда и не пользовалась до этого момента, а после роняет письмо, чтобы заключить Пруэтт в самые крепкие объятия на которые был способен. От неожиданности Пруэтт вскрикивает, а после сама цепляется за Люциуса, как за спасительный круг. Малфой целует её в висок и скулы, сдерживая слёзы, а после обхватывает столь родное лицо руками, горячо шепча: — Вы только что сделали меня самым счастливым человеком на свете, моя нимфа! — Значит Вы не сердитесь, что я заставила Вас так долго ждать? — в глазах собираются крупинки слёз, Молли с трудом верит в то, что всё происходит взаправду. — Я была ужасна, Люциус, прости меня. Эти девять лет разлуки заставили всё осознать, но… — Ни слова больше! Позвольте, моя прекрасная, любимая, самая родная нимфа. Моё счастье! Я никогда Вас не винил в своём ожидании. Напротив, оно было обременительным, я знаю это как никто другой. И наверняка, сбегая от меня тогда, Вы чувствовали, что это пойдёт нам на пользу: Вы избавитесь от горького чувства вины, а я забуду Вас и влюблюсь в другую. Только всё случилось иначе, и мне радостно от этого. Поверьте, если бы потребовалось, я бы ждал Вас всю жизнь, до смертного одра. Вы единственная, кого я люблю и буду любить, Молли. Именно из-за силы своих чувств я отказывал всем брачным предложениям, даже на Блэков нашёл управу. Если бы рядом со мной были ни Вы, то не был бы никто! Благодарю, что выбрали меня, моя прелестная нимфа… Но, позвольте узнать, что это за зелёнка вместо чернил? — всё же интересуется со смешком Люциус. И Молли требуется несколько секунд, чтобы понять шутку, а после, фыркая, она притягивает Малфоя к себе, самозабвенно целуя. Вот же тоже, нашёл время вспомнить!