Танец паука и ирисового клинка

Масамунэ гулял с супругой по саду перед очередным торжественным событием в их жизни. Будучи пожилыми, они уже имели большую семью, нажитое, преумноженное внушительное имущество предков. Их сын, Мокити, радовал не только своей преданностью родителям и жене, но и своими успехами как в бою, так и в дипломатии. Во втором ему не было равных, поскольку сын императора был обучен с детства решать проблемы в первую очередь словами, а не мечом. Таким образом наследник Ириса не заставлял своих родных и свой народ переживать за будущее империи Нойрё. Гордость страны и достойный наследник – вот каким вырос потомок кланов Араи и Хаттори. Слуги пришли за ними – пора. Проследовав вместе с семьёй и сопровождением в залу, они стали ожидать. После традиционного приветствия крови Ириса, последовала знакомая Мэй процессия, полная тёплых воспоминаний. День восхождения нового императора на престол родители и их отцы наблюдали с гордостью и слезами на глазах. Итимару, жена Наомасы, никак не могла поверить, что, будучи в роскошных праздничных, расписанных золотом, одеждах она видела, как сын её сына становился великим и мудрым не по годам правителем. Империя Ириса в тот день была вся в синеве, пурпуре и золоте. Не только потому, что таковыми были цвета символа правящей династии, но и потому, что такие цвета в одежде обычно предпочитал внук великого императора Кина. - Оглянуться не успела, как наш мальчик стал таким большим и сильным юношей, - по слегка состарившейся коже бывшей императрицы скатилась скупая слеза. - Казалось, ещё вчера он всё никак не мог взять катану в руки, а сегодня он уже уверенно машет ею на тренировках самостоятельно, без моей поддержки, - Араи чуть сильнее обнял жену, любуясь распустившимися ирисами; поток времени задел и его, одарив благородной сединой в волосах. – Вырос, словно цветок, расцвёл. Наша гордость. Наш дорогой ирис. - Отец тоже им доволен, гордится, - стоило ей улыбнуться и без всякого стеснения прислониться к груди супруга лицом, как из рукава кимоно что-то с лёгким стуком упало на дощатый пол. Это был веер с узором в виде лепестков сакуры на фоне ясного неба с перистыми облаками. Подарок из юности словно бы нарочно выпал, навевая воспоминания о молодости: о первой встрече, первых совместных трудностях, спаррингах, обучении навыкам боя, первых совместных опытах… Даже золотой стержень, каждая златая деталь блестела на солнце, чистая, как много лет назад. Мужчина поднял его, довольный тем, что любимая всё ещё дорожила его подарками и ухаживала за ними, будь то старый зонтик или иная какая-то мелочь. Для неё каждый его жест был дорог даже спустя столько лет. Сие не могло его не поражать. От осознания, что столь, хрупкий, округлый, необычный дар хранился три десятилетия, по груди бывшего императора разлилось тепло. Да, он уже не был столь прекрасен, как в день, когда был подарен, но и сам господин был уже в достойных, преклонных летах. Тем более мелкие трещинки по краям, напоминавшим формой небольшие холмики, были не сильно заметны. Тоже самое можно было сказать и о Масамунэ Араи. Каждое мгновение, проведённое с возлюбленной, он берёг в памяти, прокручивал, вспоминал порой вслух, вгоняя их обоих в краску. Ностальгия была не единственной вещью, что он мог ей дать. Он всё ещё дарил ей подарки, делал интересные сюрпризы, гулял с ней по красивым местам, вдыхая душистость растений. Его спокойствие и душевное равновесие передавалось и ей, делая уверенной в себе в абсолютно любой ситуации. На каждом этапе жизни Мокити они не теряли друг друга и были рядом, вместе. Они были одной семьёй: вместе играли, пили чай, обучались чему-то новому, посещали театры, фестивали… Их сын рос не только в строгости, но и в большой любви своих родителей. Каждая неудача изничтожала холодность отца, делая его чуть добрее и уступая место тёплым чувствам. Даже отец отца мальчика бы такого не потерпел, но бывший самурай дал себе слово ещё при рождении первенца, что не будет излишне давить на него. Умные речи отца и заботливые ласки матери воспитали в итоге чудесного императора. Наконец, новый владыка дошёл до своего трона. - Слава императору! Слава Ирису! Честь императору! – звучало отовсюду, все чествовали нового правителя. Как и ожидалось, Мокити Араи приняли как аристократы, так и простой народ. Все граждане видели в нём символ продолжения благополучия, ещё большего света надежды, подаренной его родителями. Новый владыка вышел к своему народу на балкон. Не просто покрасоваться, а показать всем, что теперь он будет вместо своих родных обеспечивать процветание и защиту. Будучи дзинко, самцом кицунэ, он осознавал, что придётся ему нелегко. Но, благодаря учениям матери, наставлениям её учителей и рассказам деда со стороны матушки, он был готов ко всему. Обученный лисёнок вырос в благородного и взрослого мужчину, имевшему к моменту коронации уже три хвоста. Превзойдя в магии собственную мать, а отца в военном деле, Мокити ничуть не сомневался, что справится со столь тяжким бременем. Тем более у его природной особенности было больше превосходств, чем недостатков. Благодаря своим силам, он смог наладить контакт с ёкаями, помогал им освоиться в обществе. Многих из тех, кто хотел переселиться в места пошумнее, он принял во дворец. Не без строгих запретов, но новоиспечённая прислуга схватывала всё налету. Однако у него навряд ли бы что-то вышло без его возлюбленной. Так уж вышло, что его суженой стала давняя подруга родителей, ничуть не состарившейся за все те годы, что он рос. Долго её добивался, но всё же, доказав ей, что его любовь – не просто юношеская влюблённость, пленил её, завладел её сердцем. Даже лицезрев её истинное обличье, он не отвернулся от «Нанами». Та стала считать его чудным, но всё же они успели ещё до коронации наплодить «хвостатых и пушистых паучков». Сино-Одори было тяжело свыкнуться с мыслями о прошлом. Она не желала, чтобы мужчина снова причинял ей боль. Тем более она сама приглядывала порой за Мокити, а он, сколько ни взрослел, никак не хотел смотреть на других дев. Его сердце и душа целиком и полностью были добровольно отданы его дорогой няне. Бессмертной, милой, столь родной. Лишь с ней он мог шутить и проказничать в любом возрасте, лишь она понимала его шутки. А он понимал её как никто другой. Даже когда его младший брат хотел завладеть троном, она была рядом – защитила, спасла, помирила братьев и, усмирив гордыню обоих, сдержала слово и ничего не сказала остальным. Таким образом младший брат Мокити, Сейджи, преодолел злобу, которая уступила место любви к семье. Для всех он просто резко изменил приоритеты, характер, уехал в горы, а для брата его отъезд был своеобразным покаянием, обещанием, что впредь он не посмеет поднять клинка на родную кровь и будет помогать издалека. Для Мокити разлука с ним была тяжким бременем. Темноволосый и ясноглазый братец неосознанно наказывал так не только самого себя, но и его. Но то было в прошлом. Теперь, будучи императором, Мокити должен был идти вперёд и нести тяжкую ношу ответственности. Рядом была его озорная и непоседливая императрица, не любившая скучных речей и собраний, но обожавшая вкушать яства на празднествах и веселиться от души. Время текло неумолимо, со временем представители прошлых поколений ушли в храм и нашли там благородную смерть от старости. Строгий на вид император понимал, что однажды и его ждёт тот же путь, а маленькие, крохотные и быстрые ножки вырастут и займут место его стоп. Лишь его любимую не заденет время. Ни он, ни его дорогая «Нанами» не желали думать об этом. Однако однажды сей день всё же наступил. Когда Мокити не стало, а в замке её удерживали лишь дети, Сино-Одори ушла в семейный храм, где проводила своего любимого в последний путь. И она, не желая более встречать кого-то, кто мог бы заменить ей её дорогого Моки-куна, стала послушницей, а затем и жрицей в храме Лисы и Тануки. Лишь изредка она навещала своих детей и внуков, но после, с восхождением на императорский трон правнука, которого она совсем не знала, перестала вовсе посещать дворец. Она чувствовала себя лишней, чужой в кругу тех, кого мало знала. Время шло, её пески не задевали нежную фарфоровую кожу и шёлковые тёмные волосы «паучихи». Все, кого она когда-либо любила, уже были мертвы. Лишь двое её с Мокити детей смогли унаследовать её дар бессмертия. И она ненавидела себя за это так же, как и они её. Сколь бы ни посещали странники заброшенный храм, сколь бы ни приставали местные ёкаи к ней, сердце её всё так же принадлежало лишь темнобровому императору с точёными чертами лика. Его бледная, как мрамор, кожа навсегда запечатлелась в её памяти. Сколь бы она ни проматывала в своей голове воспоминания, лучше ей не становилось. От осознания потери любимых становилось лишь хуже. А не думать о них не получалось. Душою старая, как величавые здания древних эпох, и природой своей совершенно чужая для людей, она не могла найти себе места среди новых людей. С каждым последующим поколением разговаривать, находить общий язык со случайными путниками становилось всё труднее. И лишь однажды вспомнила о ней родная кровь. Долго не рождались в королевской семье не похожие на других. Сжалившись над отчаявшимся пожилым далёким потомком, прошедшим долгий путь ради встречи с ней, Сино всё же решилась переселиться в Токио, дабы помочь наследникам императора совладать с новообретёнными силами. Дальнюю родственницу встретили тепло. Хоть замок она не посещала давно, в нём была та же аура, что и много лет назад. Несмотря на ремонт, проводившийся множество раз за время её отсутствия, атмосфера была почти та же. Только вот без тех же людей было уже не то. Несмотря на теплоту и дружелюбие, всё ещё было холодно и одиноко. Давно не рождались в императорской семье детёныши с магией, но ещё с детства всем членам семьи рассказывали, как их множество раз прабабушка ушла в горы после гибели любимого мужа. Так и сохранилась в памяти человеческих родственников Сино-Одори. Конечно же, не всему могла их обучить так быстро полюбившаяся пра-пра, но всё же повезло, что и у старых знакомых остались потомки. Клан ниндзя, под личиной общины монахов-медиумов, оставался на том же месте и занимался всё тем же. Наёмники остались наёмниками. Однако чего не ожидала темноволосая вечно молодая дзёругумо, так это того, что точная копия старого знакомого, Такао, в которого влюбится её правнучка, внезапно влюбится в неё, старую паучиху. Отказы за отказами сыпались из неё больным градом и вострыми стрелами, но ей, похоже, везло на настойчивых любовников. И когда же он рассказал ей, что раскрыл секрет вечной жизни, коей и стал обладать, со временем всё же смог заинтересовать и покорить её. Мегу, что была ничем не хуже своей родственницы-ёкая, была очень расстроена, но всё же проглотила обиду, словно крупный горький персик. Остальные потомки Сино-Одори были рады, что та смогла обрести счастье со старым знакомым. Темноволосая красавица Мегуми, что была точной копией своей пра-пра-пра-пра-прабабушки, горевала недолго. Вскоре она нашла своё счастье в лице молодого и ловкого озорника, покончившего ради неё с регулярной наёмной работой на мафию. Император Сато, являвшийся символом двадцатого века, помог и будущему зятю завязать с криминальным прошлым, и своей дорогой бабушке, что была всегда молода, с переселением и документами. Хоть Сино и оставалась всегда желанной гостьей в кругу столичной родни, но навещала она их крайне редко, если дело не касалось чего-то опасного и срочного, важного. Она и Такао жили вместе в любви и понимании. Хоть они и не могли иметь детей, но были счастливы вдвоём. И он относился с пониманием каждый раз, когда его возлюбленная пропадала на какое-то время раз в год. Он знал, что она навещала опустевшую гробницу, которую оберегали тануки после её ухода. Прошлое невозможно отпустить. Даже если она очень сильно старалась, уже почти мирилась с потерей, забывала, танцующий с вострым клинком самурай с необычайно глубокими глазами настигал её во снах, кружил в объятиях тонких тканей и плясал, словно и не разделяли их эти несколько сотен лет. И потом, по возвращению в явь, она осознавала горючую боль в глазах, из-за которой и пробуждалась ото сна.