стая волков

они побитые жизнью дети. они не верят в сладкую вату, в солнце на небе и в свет. они давно похоронены в могилах за городом, о которых никто не знает. их существование никчемно и быстротечно, не несущее ничего счастливого и приторно сладкого. таких, как они, называют отбросами общества, щенками, ничего о мире не знающие. они лишь на это смеются, скалятся, оголяя белоснежные, кровоточащие зубы. они одиноки, прогнившие в душе, где-то под кожей, но одновременно и нет. зимой они собираются в стаи, держатся вместе, пытаясь не распасться, как разбитое на тысячу осколков стекло. таких, как они, боятся и обходят стороной. никто не знает, что на уме у бешеных волков. из разбитого сарая, собранного из прогнивших досок, доносятся крики и вой, звуки битых об пол дешёвых банок из-под энергетиков. у входа, на порванном ковре, валяется обувь, тряпка, пропитанная снегом, стеклянные бутылки из-под дешёвого алкоголя.  потолок спрятан в никотине, заклеен пластырями и скотчем - протекает. красный диван, давно выцветевший и  давно потерявший кроваво-алый оттенок, пропитан белой шерстью. кошка она принадлежит минхо. тот сидит на полу, спиной облакотившись о софу. в зубах поблескивает мятая сигарета, обнаруженная под одной из подушек. рядом, на ковру, полумертвым телом, валяется чонин, из его яблок вытекают кровавые ручьи; разбросаны на полу таблетки и потрескавшаяся банка с выцараппанной этикеткой. хенджин трясётся у плиты, от её остатка; она погорела вместе со сковородкой и желаннными блинами. - какая по счету? - спрашивает енбок, вися на спинке дивана; руками гладит белую кошку - ласку; та скалится, царапается, но парнишке плевать, его руки и так в мясо - все в шрамах, кровавых царапинах. - бан чан меня убьёт. - мы тебя похороним. сынмин. его поддержка, как тысячу иголок в тело, острая и ни чем не помогающая. но таких, как он, называют мозгом. не он бы, то от их стаи, кроме сгнивших костей ничего бы не осталось. дубовые доски хрустят под ногами, как фантики от конфет в карманах. скрипучая дверь воет, завывает, дёргается, как в припадке. чанбин с обуви стекает снег, он её сбрасывает, кидая в оставшуюся кучу. - что с чонином? - спрашивает, сверля взглядом парня с голубыми волосами; он спит, но зрачки выходят за веко. наступает на банку и горстку таблеток. - накачался, - вываливает минхо, открывая веки; сигарета тушится о съевшийся временем оранжевый ковёр - если не проснётся, нужно будет его вернуть. вернуть в ад, в котором они постепенно разлагаются. - не переживай, он оклимается, - успокаивает минхо. на это только и приходится рассчитывать. но хоронить им не впервой. но не впервой друзей. - почему пахнет  гарью? - снова вопрос; снова чанбин. - хенджин хотел сделать блины для чана, но получился только прожаренный потолок, - слова ликса, все ещё висящего вниз головой. - пиздец. других слов просто нет. только если на тот свет. - мы можем сжечь. - хенджина? - сарай - тогда со всеми нами. дверь снова воет, на этот раз на пороге появляется джисон, белка. в его руках пестреют аэрозоли, а на руках разъедаются браслеты, с металлическими бабочками. помещение трясет от напряжения, которое  поедает стены. но все мигом освобождается, когда на периферии сознания видется белка. странное чувство, едкое, кусающее. - можно пока побрызгать ими, чтобы избавиться от гари, - произносит хан, роняя аэрозоли на ковёр, рядом с чонином. минхо дотягивается, перемотанной бинтом, рукой до флакона с надписью "морская свежость" и давит, выпуская море в сарай. - теперь мы на юге, - смеётся лино, откидывая голову и треся ногами. - значит гирлянды и ёлка ненужны? - удивляется ликс, падая на диван; его кислотно-зеленые носки разъедают глаза. минхо лишь пожимает плечами. хенджин подходит к детям, присаживаясь на ковёр. - что с плитой будем делать? - грызёт фаланги пальцев. ёнбок ручьём, как кобра, стекает с дивана, обосновываясь на коленях блондина. в волосах хенджина поблескивают, мерцают, как звезды, разноцветные заколки. розовые - любимые ликса. хван запутывает руки в его волосах, играясь с прядями. сынмин сидит на потрескавшемся  подоконнике, у единственного окна -  выход наружу, где кишит монстрами. ким не здесь, в чертогах темноты; взгляд пустой, мутный  - можем выкинуть, - предлагает, - но она нам все равно нужна - чан заметит. хенджин цыкает. дверь завывает, теперь громче прежнего - хозяин места явился обратно, домой. щенки все сжались, жмутся к друг другу, боятся, скулят, поджимая хвосты. чан останавливается, бегает взглядом, вместо плиты видит чёрное мессиво, а вместо детей кучу трясущихся щенков. только ласка мяукает, спрыгивая с дивана, исчезая. - что произошло? - сталь. - блины, - осторожно отвечает хван. - блины? - я хотел приготовить к столу блины, но только получилось это, - разводит руками. чан мотает головой в разные стороны, касаясь рукой переносицы. он подходит к ребятам ближе, кидая пакет, набитый продуктами и гирляндой. - всё же праздник, - пожимает плечами, - новый год. ребята кивают, в душе радуясь, что ураган миновал. на часах 22:40. у них в запасе несколько часов. - нужно приготовить еды и повесить гирлянду,  - дает указания. все расходятся, разбегаясь по углам. чанбин, хенджин и ликс - на кухне сынмин, минхо и джисон - гирлянда. чан подходит к чонину, чьи яблоки заплыли кровавыми ручьями; тот трясет его за плечо, по щекам бьёт, пальцы к шее - звуки мышцы под названием "сердце" издаёт слабые стоны. чан поднимает его на руки, несёт в одну из комнат ( их всего две, не считая гостиную, где расположилась и кухня) постель с мягким дешёвым матрасом скулит, когда лёгкая тушка приземляется. этот новый год чонин будет встречать в объятиях темноты. по помещению плутают запахи мяса, крови, еды. на часах 23:50. - выглядит достаточно аппетитно, - говорит хван - главное, что плита цела, точнее её полуживая часть, - произносит в ответ сынмин. минхо и джисон выдвигают старый, скрипучий стол, оставляя его напротив дивана. феликс и сынмин раскладывают блюда, пока чанбин и хеджин оттирают посуду. чан выходит из комнаты. на стене горит гирлянда. на столе живут тарелки с едой. а за окном машет луна. - чонин? - интересуется сынмин. - он сегодня будет не с нами, - отвечает чан. ребята лишь кивают. бродячие дети стаей выбегают на улицу,  ожидая начало конца. хенджин останавливается у крыльца, ликс мелькает рядом, окольцовывая его талию. так можно согреться, не обжигаясь холодом.  чан, чанбин и сынмин отошли в сторону. минхо, держа одной рукой ласку, а другой пальцы джисона стоят рядом. их взгляды направлены в небо, в котором кишат миллионы звёзд, они то блекнут, то возраждаются, они то живут, то умирают. ликс посильнее вцепившись в пуховик хенджина, завороженный своими, как космос, глазами смотрит на небо, начиная отсчёт: - один, - шепчет. - два, - шепчет. - три, - шепчет. и на небе бьются огни, разбивая тёмное небо на тысячи осколков. салюты друг за другом разрушают тишину их маленького городка, приглашая в новый год, в новую жизнь, которая снова будет учить, как уворачиваться от быстрых ударов и как же от них быстро оклиматься. феликс тянется к шее хвана, притягивая того, вцепляется в него мертовой хваткой, соприкасая губы. свои - ириски и конфеты его - сахарная пудра время на часах 0:00 они вернулись домой, поглащая приготовленную еду; банки от энергетиков бьются друг об друга; гирлянда душит своим мерцанием, а из уст произносится :" с новой жизнью!" таких, как они, называют отбросами общества, щенками, ничего о мире не знающие. они одиноки, прогнившие в душе, где-то под кожей, но одновременно и нет. зимой они собираются в стаи, держатся вместе, пытаясь не распасться, как разбитое на тысячу осколков стекло. таких, как они, боятся и обходят стороной. но те, кому нужна помощь, они всегда готовы протянуть руку и помочь. они, каждый со своими проблемами, здесь нашли свое место, нашли свой дом, когда весь мир давно принял их за мертвых.